Прихожанка

      На маленький город с тесными улочками и людьми, знающими о друг друге всё, напала невообразимая жара. От неё нельзя было спастись ни недавно вошедшими в моду укороченными брюками, что едва оголяли мужские ноги, ни изящными веерами, что так прекрасно смотрелись в аккуратных дамских ручках, страдающих от массивных перстней.       Одному фермеру, тому, что больше всех роптал на солнце, которое так и силиться превратить лежавшую внизу землю в настоящую гиену, довелось взболтнуть в пьяной компании, будто бы невыносимую духоту принёс с собой дьявол, решивший наведаться к ним в гости. Эта выдумка так полюбилась суеверному народу, что её обсуждение присутствовало в любом разговоре, когда-либо звучавшем в данном городе. А появление неизвестной девушки только подкрепило веру горожан.       Девушка прибывала в город утром. Она добиралась на телеге, которую отлавливала по пути и обещала за подвоз монету. Об этом было известно благодаря говорливости подвозчиков, любивших хвастаться заработанной деньгой. Но ничего большего они сказать не могли. Даже имени её не смели спросить. Всё им боязно было. Ведь какой-то не такой казалась им их пассажирка. Точно чужой людям.       Тем не менее кое-что о ней разнюхать удалось. А именно стали ясны её намерения. Впрочем, невелико открытие. По одному одеянию было понятно, что девушка исправно посещает церковь.

***

      Сегодняшнее утро ничем не отличалось от предыдущих. Всё тот же горячий ветер, обжигающий щёки, раскалённый воздух, коим невозможно было дышать и быстрые, вместе с тем лёгкие шаги, чей стук разлетался по улицам, оповещая о прибытии девушки. Мысль о ней будоражила наивные умы, искренне, почти по-детски, верящих в небылицы, будто бы это приезжая принесла в их город жару.       Самой же виновнице переполоха были безразличны сплетни. Девушка, делая вид, будто не замечает испуганных лиц, стремительно направлялась в ту самую церковь, ради которой она терпела долгие и абсолютно немые, а потому скучные, часы поездки. При этом на её лице можно было увидеть странную эмоцию, сочетавшую беспокойство и некую твёрдость. Однако всем обычно была видна лишь её покрытая голова, мелькающая у заборов близ домов. Но и одной её головы было достаточно, чтобы вызвать всплеск противного гвалта, быстро сменяющегося взволнованным шёпотом.       Девушка, не уделяя ни капли внимания возникшему оживлению, продолжала идти, не сбавляя темпа. И только у куста сирени, лениво облокотившегося на кованный забор, что замкнул церковь в квадрат, она останавливалась и позволяла себе насладиться запахом, который так любила.       Затем незаметной тенью девушка проскальзывала в церковь, где, расплатившись за свечу на входе, опускала взгляд и следовала к иконам, пред которыми она неустанно молилась.       Девушка, которую теперь стоит называть прихожанкой, всегда кротко смотрела вниз, поскольку не желала столкнуться взглядами со здешним священником. По этой причине она никогда его не видела, не знала, как он выглядит. Но при этом она ощущала его присутствие. И это заставляло её нервничать, запинаться, забывать слова молитвы. А руки сильно трястись, отчего казалось, будто они вот-вот уронят свечу, что, прокатившись немного, подпалит подол юбки прихожанки и произойдёт настоящая катастрофа.       Но этого никогда не случалось.       Прихожанке каждый раз удавалось унять свою дрожь, после чего она в мимолётном спокойствии дочитывала молитву и затем спешила уйти прочь, при этом не забывая поворчать из-за волос, вечно выскальзывающих из-под платка.       Такая сцена разворачивалась каждое утро.       Но это стало исключением.       — Сегодня особенно жарко, не думаете? — Приятный мужской голос пробежался по спине прихожанки, уже собравшейся покинуть церковь.       Это так перепугало девушку, что её ладони мгновенно вспотели, поэтому она тут же стала тереть их об юбку.       — Да, пожалуй, — слабо ответила прихожанка, еле повернувшая на ногах, которые так неуклюже дрожали, что можно было подумать, будто она пританцовывает.       Девушка впервые осмелилась поднять взгляд на священника, который, в свою очередь, смотрел то на неё, то на свечи, чьё количество и не думало уменьшаться. Только и успевай убирать совсем догоревшие, превратившееся в сплошной воск.       — Вы здесь частая гостья, — заметил священник.       — Мне стоит больше не приходить? — Непонятное отчаяние отобразилось на лице девушки.       — Что вы! Нет! — Быстро спохватившись, возразил священник. — Просто вы всё время выглядите такой напуганной и печальной, что мне кажется, вам нужна помощь. Я могу предложить свою, если она вам и впрямь требуется. Если нет, ваше право.       Прихожанка в смятении отвернулась.       — Думаю, вы можете помочь, — смогла выдавить из себя девушка и по её нахмуренным бровям было видно, что она сомневается.       — Я слушаю, — мягко произнёс священник, тем самым стараясь расположить к себе собеседницу, до смерти чем-то перепуганную.       — Хорошо, — девушка приняла для себя решение. — Прошу вас ни в коем случае не гнать меня из церкви. Что бы ни случилось, что бы вы ни узнали, прошу, не выгоняйте меня.       — Я бы не посмел…       — Мне уже говорили это, — отмахнулась девушка и принялась поспешно утирать слёзы, что скопились в уголках глаз, но им так и не дали сбежать вниз. Прихожанка покачала головой. — Мне уже говорили это, но всё равно выгоняли. Поэтому прошу, дайте обещание самому Богу, что вы так не поступите.       — Обещаю, — без колебаний выполнил просьбу священник, который про себя задавался вопросом, чего такого страшного могла совершить стоящая перед ним девушка, совершенно безобидная на вид.       — Благодарю, — учтиво поклонилась прихожанка. — И до встречи.       — До встречи… — Осёкся священник, вспомнивший, что ему неизвестно имя девушки. Та же сразу поняла суть его заминки.       Девушка, растерявшись, забегала глазами по полу, словно думая отыскать на нём собственное имя, что внезапно вылетело из головы и не спешило туда возвращаться.       — Амалия, — наконец опомнилась прихожанка.       — В таком случае, до встречи, Амалия, — по-доброму улыбнулся священник и проводил девушку взглядом прямо до массивных дверей, за которыми вскоре исчез её хрупкий силуэт.

***

      Амалия распрощалась с проклинаемым всеми солнцем, что, скатившись вниз, уступило своё место густой и непроглядной тьме с россыпью звёзд, среди которых застыл хрупкий месяц, едва не ломающийся под натиском необъятной черноты. С приходом ночи длинные и битком набитые улицы стали стремительно беднеть. От этого опасения Амалии, касающиеся попутки, которую утомившаяся девушка пытается словить с самого утра, стали тревожить сильнее.       Люди и раньше обходили Амалию стороной и судорожно крестились, едва заметив знакомый тёмный платок, который имелся только у неё. Но это никогда не доставляло Амалии проблем. До этого дня.       Любой встречный чурался приезжей и ни за какую сумму не соглашался подбросить её.       Поэтому со временем Амалию охватили страшные мысли о том, что ей не удастся попасть домой и придётся просить ночлега здесь, в маленьком городе, где её никто близко и к порогу не подпустит. От этого девушка больше суетилась и, не зная, куда деть руки, она принялась комкать юбку и вместе с тем кусать губы.       Глазами же Амалия выискивала телегу, в которую ей позволят сесть. Но таких она не находила.       — Мы можем вас подвезти! — К счастью, подвозчик сам отыскал девушку, уже успевшую отчаяться.       Амалия повернулась в ту сторону, откуда доносился голос и обнаружила скрипучую телегу, что везла печального вида рабочая лошадь, направляемая смуглым мальчишкой, справа от которого сидела, сгорбившись, какая-то девчонка, видно его сестра.       — Садитесь, — скомандовал мальчишка.       — Господи, какое счастье! — вздохнула с облегчением Амалия, которой не составило труда запрыгнуть в телегу. — Мне нужно…       — Знаем куда, — прервал мальчишка и стегнул лошадь, отчего та живо тронулась.       — Нечасто я детей за такой работой вижу, — Амалия рассматривала дома, что медленно сменяли друг друга.       — Отец захворал, денег на врача нет, поэтому его пытается лечить мать, да без толку. Так что ездить торговать в семье некому, кроме нас, — на середине своих объяснений мальчишка зевнул.       — И не боитесь? — Спросила Амалия, неожиданно осознавшая, насколько устали её ноги.       — Чего же? — Нахмурился мальчишка.       — Меня, — не сдержала улыбки Амалия.       — А стоит? — Недоверчиво покосился мальчишка.       — Нет, — пожала плечами девушка. — Но другие так не считают.       — Плевать на них. Они только и умеют, что языками чесать, — заговорила рядом сидящая девчушка с жидкой косой и в грязном платье. — Видите ли, жара их доконала, что они и не знают, на ком злобу выместить. А тут вы так кстати подвернулись… И им всё равно, что вы ходите в церковь! Так и называют дьяволом… Вот же дураки!       — Верно, — согласился с ней брат. Затем он решил представиться. — Я, кстати, Том.       — Я же Джил, — теперь уже известная, как Джил, простодушно протянула руку девушке, расположившейся позади неё.       — Амалия, — ответила она на рукопожатие.       — Амалия, значит, — Джил несколько раз прошептала названное имя, при этом вслушиваясь в его звучание, что поражало скудное воображение девочки, прежде не слышавшей подобных имён. — Мило.       — Зачем вы ездите в такую даль? Ваш город побольше будет и церквей там целых три, если не больше. Ну, я видел только три, — рассуждал Том, который раздражался писком комара, невидимо летавшем где-то у уха.       — В родном городе меня особо не любят, — горько усмехнулась Амалия.       — Неужели кидаются с палками? — Ужаснулась обернувшаяся Джил.       — Можно сказать и так, — неопределённо ответила Амалия, более не желавшая обсуждать это.       — Что ж, тогда в нашем городе вам бояться нечего. Тут любят поворчать, но не более, — Том в напряжении смотрел на дорогу, опасаясь пропустить нужный поворот.       — Да и тем более наш священник за вас заступается, — Джил стрельнула лукавым взглядом.       — Правда? — Заинтересовалась Амалия.       — Да-а-а, — растянул Том, почесавший затылок.       — Он пытается вбить в головы дураков, что у вас, вероятно, большое горе, а эти удумали измываться, — возмутилась Джил. Но быстро остыла.       — У вас и вправду всё так плохо? — Беспокойство слышалось в мальчишеском голосе.       — Да, — глухо ответила Амалия. — Так переживаете за меня, хотя толком не знаете. Вдруг я всё же плохой человек?       — Вы не плохая! — запротестовала Джил.       — И уж тем более не демон, — добавил Том.       — От чего же? — Амалия поджала колени.       — Почему вы задаёте такие вопросы? Будто хотите уверить в обратном, — растерялась Джил, что выглянула из-за плеча и негодующе уставилась на девушку, уже клевавшую носом.       — Просто интересно, что такого смогли разглядеть вы, чего не увидели другие, — ободрилась Амалия, приготовившаяся жадно вслушиваться в любое следующее слово.       — Ну, — Том не сразу придумал ответ. — Думаю, демон придумал что-нибудь поинтереснее похода в церковь.       — А ещё демон вряд ли был бы чем-то опечален? — Предположила Джил.       — Ясно, — лицо Амалии просияло странной улыбкой, понятной лишь её обладательнице. — Чем так пахнет?       — Выпечкой. Мы торгуем выпечкой, — объяснил Том.       — Мы из семьи пекарей, — дополнила Джил. — Вы голодны?       — Ещё как! — Амалия изрядно проголодалась. — Пожалуй, я куплю у вас одну…       Разговоры и не думали смолкать. Напротив, теперь они стали громче и веселее. А потому никто за ними и не заметил, как телега подъехала к нужному повороту.       — Другие рассказывали, что обычно вы высаживаетесь здесь, — Том вспомнил истории, рассказываемые выпившими торгашами, которым тоже доводилось подвозить приезжую девушку, то есть Амалию.       — Верно, — Амалия, подождав, пока остановится телега, встала и взяла руку Тома, которую крепко пожала и одновременно с этим вложила в неё щедрый свёрток купюр.       — Боже! — Глаза мальчишки округлились.       — Вы так великодушны! — Прошептала, задыхаясь, Джил. Она едва не плакала. — Теперь мы можем оплатить лечение отца!       — И купить новую телегу!..       Дети, потерявши голову от внезапного счастья, и не заметили, как их попутчица растворилась в ночи.

***

       — Вас ожидает трудный день? — Поинтересовалась Амалия, заметившая, в каком напряжении находился священник.       — Даже не представляете насколько, — священник наблюдал за девушкой, крутившейся у сирени.       — Что же делает его трудным? — Амалия укрылась за кустом, откуда наблюдала за взглядом священника, что пытался её отыскать.       — Похороны, — мрачно ответил священник. — Многие наши старики не выдерживают этой жары.       — Вы справитесь. По-другому и быть не может, — уверила его Амалия. А после непринуждённо и якобы случайно взболтнула, — слышала, вы пытаетесь оправдать меня перед народом.       — Не врут, — подтвердил священник.       — Осторожнее, а то и про вас начнут говорить, — строгий девичий взгляд мелькнул среди цветов.       — Не страшно, ведь правда на моей стороне, — был убеждён священник.       — Уверены? — Непривычное озорство блеснуло в девичьих глазах. Оказалось, в них есть место не только для страха.       — Успокойте мою душу, расскажите, какой вы хороший человек и я пойму, что не зря заступился, — попросил священник, прикрывший глаза, что устали от свирепого солнца.       — Если для вас это так важно, — согласилась Амалия. — Вы же слышали про нашего принца Филиппа?       — Конечно, — священник хотел было опереться рукой о забор, но в последний момент передумал, поскольку вспомнил о буйствующем солнце, которое точно раскалило металл.       — А слышали ли вы о том, что он до беспамятства влюблён? — Амалия ухватилась за упругую ветвь сирени и старалась надломить её, но та не поддалась.       — Нет, — признался священник.       — Он влюблён в прекрасную девушку. Конечно, королевской крови. Не без этого, — улыбалась Амалия, с головы которой упал платок, прямо на плечи, при этом обнажая растрепавшуюся косу. — И эта девушка без ума от цветов. Поэтому наш милый юный принц решил завалить её букетами. Эти букеты составляю я. Зарабатываю себе на жизнь таким занятием. Знаете, мой дом — сплошной сад…       Стоило Амалии прикрыть глаза, как перед ней начинали пестреть всевозможные цветы, выращенные её любящими руками.       — Люди часто признаются, что влюблены в мои букеты. Говорят, они могут заменить всякие слова, — Амалия перебирала в голове все комплименты, которые ей когда-то доводилось слышать от клиентов. Её лицо светилось нежностью. Жаль, недолго.       Амалию захлестнула грусть, а на языке скопилась горечь, которую она постаралась выплюнуть как можно быстрее:       — Но мой успех родной город воспринял в штыки.       — Это была зависть? — Вкрадчиво спросил священник, не желающий выдёргивать девушку из воспоминаний, которым она предалась.       — Да, наверное, это была зависть, — Амалия не смела утверждать. — Называли ведьмой. Гнали отовсюду… Но я терпела все их издевательства. Считала это расплатой за успех, испытанием, посланным богом. Пока…       Её голос дрогнул.       — Пока со мной не случилась беда, — выдохнула Амалия. — Страшная беда.       — Насколько? — Священник отчего-то говорил шёпотом.       — В опасности моя душа, — прежний страх забился в девичьих глазах. — И я пытаюсь спасти её уже вот много лет, но…но… с каждым разом всё только хуже и хуже.       Содрогаясь от рыданий, она была похожа на плачущего ангела.       — Кажется, я теряю веру, — собственные слова пугали её.       — Скажите, от чего спасти вашу душу и я вам помогу, — с готовностью и решимостью заявил священник.       — Я не могу вам сказать, — зажмурившись, она покачала головой, одними губами повторяя своё «не могу». — Боюсь, тогда вы не сможете выполнить данное обещание. И прогоните меня. Как другие.       — Обещаю…       — И другие обещали, — прервала его Амалия, показывая тем самым, что будучи наученной горьким опытом, не может так просто верить обещаниям.       — Тогда мне лишь остаётся молиться о спасении вашей души, — каждое его слово пропитано добротой и сочувствием.       — Вы очень добры, — Амалия подарила ему ласковый взгляд. — Даже слишком.       Она добавила это шёпотом. И при этом в выражении её лица читалась какая-то вселенская грусть.

***

      — Уже вся в работе? — Весело спросил священник у женщины, что таскалась с коробками у булочной.       — Ах! Доброе утро! — Перепугалась уморившаяся женщина. — Да, вот решила напечь всякого, чтобы хоть как-то отблагодарить Амалию.       — Чем же она так помогла? — Услышав имя прихожанки, священник заметно оживился.       — Она очень, очень щедро заплатила за подвоз! Мы смогли оплатить врача и теперь мой муж быстро идёт на поправку! Думаем купить новую телегу, а то наша если не сегодня, так завтра развалится. Да вообще много чего думаем! Теперь всё наладится, дела пойдут в гору… — Не могла нарадоваться женщина, утиравшая засаленным фартуком пот со лба. — Нам её точно Бог послал.       — Всё может быть, — улыбнулся священник.       — А эти балбесы! — Вдруг разозлилась женщина. — Не верят! Представляете? Упёртые какие… Таких и могила не исправит. Разговаривать с ними не хочу. Пусть только попробуют чего плохого про неё сказать, я им живо мозги скалкой вправлю!..       — Не сомневаюсь, — гневная тирада весьма позабавила священника.       — Да что же я? У меня дел невпроворот! Всё, всё! Хорошего вам дня, — засуетилась женщина, вновь принявшаяся за работу.       — Вам тоже, — распрощался священник и поспешил удалиться.       Он стремительно пересёк пару улиц, мозоливших глаза своей нарочитой роскошью, которой требовались внимание и уход, но ничего из этого она не получала. А потому богатства, какими гордились дома, быстро покрывались пылью, рушились и, в конце концов, приобретали печальный вид разрухи.       Когда улицы остались позади, перед глазами замаячила церковь, в которой священника ждала куча обязанностей, за чьим выполнением забывалось время.       Священник с головой погрузился в свои дела.       Но вот уютную тишину, которая, казалось, исходит от самих стен церкви, нарушил странный грохот, что перепугал священника, заставил его обернуться и уставиться на громоздкую дверь. Кто-то пытался открыть её, но, видимо за неимением сил, не мог этого сделать.       Священник, стремясь помочь, подорвался с места и кинулся к двери, которую незамедлительно распахнул. И ему в руки тут же упала Амалия, готовая в любой момент лишиться чувств.       — Амалия?! — Охваченный ужасом священник пробовал достучаться до девушки, но та слабо реагировала на его голос, будто вовсе его не слышит. — Нужно позвать врача…       — Не смейте! — Собравши остаток сил, Амалия отодвинулась от священника и более не разрешала ему себя коснуться.       — Не упрямьтесь, — уговаривал её растерянный священник.       Но в ответ девушка мотала головой и вплотную пододвигалась к стене, при этом путаясь в собственных ногах. Когда же спина наконец упёрлась в стену, Амалия в изнеможении сползла вниз, уселась прямо на пол и старалась подавить судорогу.       Мёртвой хваткой девушка вцепилась в своё левое плечо.       Она уверена, что там, под кожей, точно расплавленное железо, которое мучительно медленно стекает вниз, преодолевает ключицы и устремляется в то место, где, говорят, теплится душа. Но не достигает её, останавливается в паре сантиметров.       И немыслимая боль копьями ударяет в грудь, к чертям ломая кости.       Амалия свирепо смотрит в пол, что плывёт перед глазами из-за слёз, от которых все щёки липкие и солёные. Зубы стиснуты, от чего крик застревает в горле и превращается в зверское рычание. Лишь бы не забывать дышать!       Но внутри всё взрывается, резь прошибает лёгкие, выколачивает из них воздух…       Глубокий вдох.       И всё стихает. Будто ничего и не было.       Амалия замирает, задерживает дыхание, судорожно прислушивается к ощущениям, стуку сердца, но всё ровно. И тогда накатывает немыслимая лёгкость, словно с плеч и груди скинули нечто тяжёлое, вовсе неподъёмное. Девушка прикрывает глаза и больше не чувствует ни твёрдой стены, ни прохладного пола, только невесомость и капли пота, осевшие на висках.       Амалия запрокидывает голову. Ей с трудом удаётся разлепить глаза. Она поворачивается к священнику и в его белом, как стены церкви, лице с вытаращенными глазами и приоткрытым ртом читает невообразимый ужас, по вине которого дико дрожат мужские руки.       Амалия не находит, что сказать, поэтому вымученно улыбается.       Усилием воли она дотягивается до пуговиц рубахи, расстёгивает верх и оголяет плечо, давая рядом стоящему священнику рассмотреть, какое оно чёрное, будто озеро в безлунную ночь.       — Несколько лет назад мне явился демон, — глухой и хриплый голос прихожанки, отскакивая от стен, разлетелся по всей церкви. — Он схватил меня и поцеловал в шею. На месте поцелуя осталось чёрное пятно, которое со временем расползлось. И расползается до сих пор. Видно, хочет добраться до души. И скорее всего доберётся, ведь что бы я ни делала, сколько бы ни молилась, всё без толку!..       Амалия бессмысленно смотрела вверх, под купол церкви, и искренне не понимала, за что ей были посланы эти страдания.       — Когда другие священники узнавали об этом, они прогоняли меня, называли ведьмой, нечистой. Обвиняли в связи с демоном, в том что я продала ему душу… Но чёрт возьми! Я не виновата в этом! Я не звала демона, он пришёл сам. Сам! Только вот… только…всем плевать.       Амалия обняла себя руками, свесила голову и пыталась понять, во что выльется её отчаяние. В слёзы, коих у неё не осталось или в безудержный смех, пропитанный горечью?       Но ни того, ни другого не последовало. Ведь священник присел перед ней и, схватив её руку, крепко сжал её.       — Я помогу вам, — заявил он.       — Бросьте, — усмехнулась Амалия, не воспринимая слова священника всерьёз. Но, столкнувшись с его взглядом, полным решимости, её насмешливость сменилась удивлением.       — Уверяю вас, мы справимся с этим, — пообещал священник.       Амалия хотела было ответить ему что-нибудь, но голос пропал, будто его никогда и не было, будто она всю жизнь была немой. А потому ей оставалось только подарить нежный и полный благодарности взгляд.       Беззвучие ударило в уши и заполнило собой пространство вокруг. И так могла бы незаметно минуть вечность, если бы только не слова прихожанки, невзначай слетевшие с её губ:       — Вы мне определённо нравитесь.       Её прямота смутила священника.       — Взаимно.       Он потупил взгляд.

***

      Женщина, та самая, с которой на днях болтал священник возле булочной, сейчас бежала к церкви настолько быстро, насколько позволяло её тучное и неповоротливое тело и правый бок, в котором от малейшего шустрого движения начинало так сильно колоть, что еле удавалось стерпеть.       Уткнувшись носом в дверь, женщина всем свои весом налегла на неё, благодаря чему открыла. Она ворвалась в церковь и начала суматошно оглядываться в поисках священника. Её остервенелый взгляд метался меж свечей и икон, пока не набрёл на мужскую фигуру и не остановился на ней.       Встревоженный вид женщины, выражавшийся в густых бровях, сведённых к носу, растрёпанных волосах и прерывистом дыхании, заставил священника почувствовать недоброе.       — Там… там… — Не могла отдышаться женщина, которая желала как можно быстрее рассказать о случившимся. — Амалия…       Воспоминание о припадке, свидетелем которого стал священник, живо пронеслось в его сознании и заставило перенять волнение, что принесла с собою женщина.       — Где она? — В пару размашистых шагов священник преодолел расстояние, отделявшее его от женщины, которую тут же схватил за плечо. Но та потянула священника назад, замотала головой.       — Умерла! — Она вцепилась ему в одежду.       Внутри священника что-то оборвалось, с тупым грохотом упало сердце, а голову прошибло неверие, что подчинило себе мысли, зациклив их лишь на вопросе о том, как такое могло произойти, ведь только утром в ушах звучал её тихий и задумчивый голос.       Тем временем женщина, принесшая дурную весть, накопила силы, чтобы доложить всё, как было:       — Один мужик, бледный, до смерти перепуганный, припёрся на площадь и стал рассказывать, как со своими рыбачил у реки. И увидел, как приезжая, Амалия, стала подниматься вверх по склону, собирала там какую-то траву, а потом, потом с ней что-то сделалось. Она схватилась за грудь, кажется, кричала, ей стало плохо и она стала пятиться назад, а там обрыв. Всё случилось так быстро! Никто и понять не смог, как она свалилась в воду, там дно коварное, да пропади оно! Полезли бы спасать, но течение сильное и! И… она не вынырнула…       Женщина продолжала тараторить дальше, но священник более её не слушал. Он, насквозь поражённый услышанным, опустил свой потерянный взгляд в пол, при этом чувствуя, как теряется ощущение реальности. Будто из тела выколотили жизнь, тем самым заставив осознать всю свою беспомощность. А всё его окружавшее превратилось в какую-то иллюзию, точно он пребывал во сне, оттого предметы казались сотканными из дыма. И, быть может, он бы так и поверил в то, что всё происходящее — не что иное, как кошмар, но всё та же женщина из булочной тряхнула его за руку, и этим она напомнила ему, что всё происходит наяву.       — Я обещал, что мы справимся, и не сдержал обещание, точно так же, как и другие до меня, — мысль, засевшая в голове священника, вылилась в сожаление и признание в том, что он оказался бессилен. И этого он не мог себе простить.       Священник поднял глаза на иконы, ища ответа на вопрос, почему испытания, посланные простой прихожанке, оказались такими тяжёлыми, отчего не была спасена её душа, когда её обладательница молилась, как заведённая? Но иконы по-прежнему были безмолвны. И тогда священник впервые посмотрел на иконы с сомнением и зарождающимся презрением.       Но если бы только у священника возникло бы непонятное желание, обязывающие его назревающей ночью, время, когда шум вокруг смерти приезжей превратится в неугомонный шёпот, пойти к реке, где и случилась страшная трагедия, и он бы пошёл на поводу этого желания, то сразу бы раскаялся бы в своём взгляде и понял, что порою слухи оказываются правдой.       В их город и впрямь пожаловал хитрый дьявол в девичьем обличье.       И когда над рекой сгустилась ночь, в том месте, куда ранее упала приезжая, показалась её голова, всё также покрытая, а дальше и её глаза, которые были прежде светлыми, теперь же в них наливалась чернота, полностью окрасившая глаз. Чернота, скопившись в уголках, что ближе к вискам, вылилась за их пределы и причудливой сетью стала дальше расползаться по лицу, уродуя его. Но нельзя было видеть как, поскольку лицо скрыла вуаль, имевшая тот же цвет, что и сегодняшняя безлунная ночь. Будто тот, кому принадлежала вуаль, стыдился своего безобразия.       Если и так, и впрямь стыдился, то полностью спрятаться под одеждами ему не удалось, ведь вуаль с треском порвали рога, массивные у основания и больно тонкие, острые в верху. Рога, слегка погнутые, угрожающе растянулись по всей своей длине.       Тот, кто прежде представлялся Амалией, кого раньше называли приезжей, ныне являлся не кем иным, как самим демоном, что плавно вышел из воды и ступил на берег босыми ступнями, которых не было видно за подолом юбки.       Демон обернулся и посмотрел на шумную реку, где он лежал камнем, который сильное течение оказалось не способно сдвинуть, а потому утомлённый обязательствами нечистый спокойно проспал под водой весь жаркий день.       — Ты! — Справа донёсся голос, который преследует демона уже не одну вечность.       Демон повернулся в сторону, откуда летели слова и признал обладателя голоса, своего неизменного соперника — ангела.       — Мерзкий демон! — Красивое лицо было искаженно злостью, но демон не смотрел на него. Он смотрел на прекрасные крылья, белее которых, казалось, ничего нет.       — Хватит, — демон по-прежнему говорил девичьим голосом, что не раз звучал в стенах местной церкви. — Ты вновь опоздал.       — Да как тут придёшь вовремя?! — Ангел всплеснул руками.       — Ты должен был понять всё сразу, как только он стал молиться за несуществующую душу, — демон, привыкший к нападкам, оставался спокойным.       — Даже если так, то думаешь всё так просто? Такая искусная ложь, — искал себе оправдания ангел.       — Если бы ты обличил меня, показал моё настоящее лицо, то он бы не усомнился в Боге и в вас, — демон сбился со счёту, в который раз он всё это объясняет.       — Обличил бы тебя, пришёл бы другой демон. Вас много! — Ангел отвёл взгляд.       — Вас ни чуть не меньше, — возразил демон.       — И зачем вы только нужны, — произнёс в сердцах ангел, сжавший кулаки.       — Мы созданы для того, чтобы, искушая людей и отворачивая их от Бога, мы напоминали вам, ангелам, для чего вы предназначены. А предназначены вы для того, чтобы защищать смертных. Но пока мы лучше вас справляемся со своей задачей, — напомнил демон, проследивший за тем, как каждое его слово только сильнее сердило ангела.       — Демоном быть проще, — прошептал ангел, надеясь быть неуслышанным.       — Проще? — Но демон услышал и усмехнулся. — Тебя все любят в то время, как в меня плюют. Ругают.       Ангел, собиравшийся возмутиться, наверняка сказать ещё что-то колкое и обидное, не успел этого сделать, поскольку был опережён демоном, уставшим от разговора:       — Тебе не надоело каждый раз обвинять меня в своих проигрышах? Извини, но я ухожу. Дела ждут, хотя не думаю, что ты меня понимаешь, бездельник.       Прямота демона задела ангела и тот разразился пущей руганью, но нечистому до неё более не было дела. Он, отвернувшись, пошёл прочь, при этом забирая жару, что пришла вместе с ним.       И из-за вуали нельзя было видеть тоскливый взгляд, украдкой направленный в сторону церкви.       Тот священник и впрямь понравился демону.