Как Юра Музыченко цветы продавал

Это субботнее утро радовало редкими, но очень яркими и тёплыми солнечными лучами, которые старательно пробивались на свободу сквозь серые тучи упрямого петербургского неба. К концу мая синоптики обещали отличную погоду, но местные уже давно не воспринимали их слова всерьёз: не первый день они жили на этой земле. Первые летние деньки уже наступали весне на пятки, но солнечные дни по прежнему можно было сосчитать на пальцах одной руки. Именно поэтому Юра Музыченко оставил входную дверь цветочного магазина его матери открытой, пытаясь хоть немного насладиться тёплым ветерком и яркими бликами солнечных зайчиков, отражающихся от стёкол витрины. До открытия оставалось пятнадцать минут, и Юра в очередной раз хвалил себя за его организованность, потому что он, как обычно, пришёл на работу заранее и сделал все утренние дела, включая рассортировку ночной поставки, подкормку самых капризных цветов и подготовку размена в кассе. Все остальные дела нужно было сделать в течение дня, так что Музыченко решил порадовать себя чашечкой кофе, стоя прямо в дверях магазина и рассматривая относительно пустой проспект субботнего Петербурга. На самом деле, назвать это работой у Юры не поворачивался язык. Он любил цветы всем своим сердцем, точно так же, как его мама. Наверное, она и привила ему эту цветочную одержимость, за что Музыченко был безумно ей благодарен. По договорённости с мамой, он работал здесь каждую субботу и через одно воскресенье, разделяя воскресные смены с ещё одним студентом своего вуза. Учились они на одном потоке, особо не дружили, но подрабатывали вместе уже давно: Юра, по доброте душевной, подтянул товарища, которому всегда и позарез нужны были деньги. Такой любви к цветам товарищ не разделял, поэтому субботние смены Юра любил больше всего: никто не мешал, не вздыхал, не портил бедные, ни в чём не виноватые тюльпаны и не включал дурацкую музыку. Мама всегда шутила о том, что даже у Чудовища есть уголок души, лёд в котором сможет растопить хорошо собранный букет пионов. И это была чистая правда: в остальных сферах своей жизни Музыченко не славился тонкой душевной организацией, всегда брал то, что захочется, палец в рот не клади, всегда шёл напролом, не извиняясь. Вокруг него и люди собирались такие же: бешеные, но страстные и увлечённые. Так что, можно было сказать, что личностью Юра был довольно разносторонней. Утро получилось не особенно прибыльным: парочка туристов, несколько мужей, вернувшихся из командировок, влюблённый школьник и один отец, который был готов отчаянно скупить своей имениннице-дочке весь цветочный магазин и пару-тройку плюшевых игрушек. Отдельным удовольствием было наблюдать за людьми, которые заходили за цветами по абсолютно разным причинам и поводам, в праздники, годовщины, просто так. Все люди, как и поводы, которые приводили их сюда, были абсолютно разными, всех возрастов, многих народов и статусов. Юре всегда было интересно, о чём думает человек, пока рассматривает отдельно стоящие цветы или наблюдает за тем, как Юра увлечённо собирает букетик, проговаривая все трактовки цветов и озвучивая цены. К обеду от солнца остались одни лишь воспоминания, и в Петербург вернулся привычный моросящий дождик, который очень быстро перерос в самый настоящий ливень, сопровождающийся сильнейшим ветром и очень быстро бегущими людьми, фигуры которых мелькали за прозрачной дверью. Подумав о том, что сейчас за цветами уж точно никто не придёт, Юра решил подстричь розы и собрать несколько красивых букетов, чтобы выставить их на витрину. Дело, как всегда, оказалось очень затягивающим, так что, когда Музыченко услышал оглушительный грохот входной двери, он подпрыгнул, чуть не выронив из рук рулон подарочной упаковочной бумаги вместе с ножницами.

***

Уходя подальше от дома своей очередной неудавшейся пассии, Личадеев решительно понял, что останется одиноким на всю свою идиотскую, но очень забавную жизнь. Да, наверное, он был действительно очень сложным человеком с мерзким характером и завышенными требованиями, потому что ни один человек, с которым Паша проводил эти никчёмные романтические дни и ночи, не задерживался с ним дольше, чем на месяц. На этот раз Паша продержался целых три месяца, один из которых целиком и полностью был посвящён мольбам о том, чтобы Пашенька не уходил и обещаниям их совместного «долго и счастливо.» Звучало это всё, конечно, прекрасно, но ни одно красноречивое обещание не могло отгородить Пашу от бескрайней тупизны его очередного партнёра, с которым он познакомился на специфическом сайте знакомств. Каждый, с кем Паша решал завязать хоть какую-то романтическую связь, разочаровывал удивительно быстро, и причина всегда находилась новая, одна краше другой: этот громко сопит, этот страшно жуёт, этот просто отвратительно трахается, тот чересчур надоедливый и навязчивый. Один раз Паша ушёл даже без предупреждения, просто увидев процесс чистки зубов своего нового избранника. Жестоким человеком Паша себя не считал, но страдать рядом с тем, от кого воротит, даже из жалости, Личадеев не собирался. Слишком коротка и мимолётна жизнь, чтобы растрачиваться по пустякам. Невзирая на такую непостоянность, влюблялся Паша быстро, а его внимание легко привлекало симпатичное личико и красивое тело. Были и девушки, в основном из вуза, обиженный взгляд которых парень ловил на себе постоянно, были и парни, с которыми, благо, в вузе Паша знакомиться не решался, так что после расставания их было и не видно. Обычно парни отваливали легко, дай только понять, что всё кончено, прошла любовь, завяли помидоры, но этот Игорёк, от которого сейчас бежал Личадеев, был каким-то просто исключительным дураком. Такой навязчивости в своей жизни Паша ещё не встречал, и бесило это просто невероятно, удивительно даже. Засунув руки в карманы расстёгнутой толстовки с капюшоном, Паша шёл по проспекту, пока его телефон разрывался от истеричных сообщений. Что ещё должно случиться, чтобы окончательно испортить такой дурацкий день? Правильно, внезапный ливень, который моментально намочил волосы, толстовку, светлую футболку, джинсы и кроссовки вместе с носками. Гнусно выругавшись, Паша надел капюшон и побежал по проспекту в поисках какой-нибудь кофейни, как вдруг его внимание привлёк цветочный магазин. То, что доктор прописал. На всей скорости, которую мокрый и злой Личадеев успел набрать, он влетел в магазин буквально пулей, громко хлопнув стеклянной дверью так, что все витрины пугающе затрещали, словно угрожая тотчас разбиться. На другом конце помещения стоял парень, который такого пришествия явно не ожидал, от чего вздрогнул и машинально обернулся на звук, показывая Паше своё удивлённое и очень красивое лицо. Вау. Что ж.

***

Лёгкий испуг Музыченко быстро сменился нарастающей злостью, и, забывшись, Юра вполне был готов дать своему горе-посетителю парочку словесных, но грубых уроков о том, чего ни в коем случае нельзя делать со стеклянными дверьми, особенно рядом с цветами. Развернувшись, Юра быстро передумал: такому яркому явлению природы можно было простить даже парочку разбитых витрин. Около несчастной двери, с очень виноватым видом, стоял высокий парень, ноги которого привлекли внимание Юры прежде всего: широкие, плотные бёдра, которые плавно переходили в идеальные мячики коленок и изящные голени. Бедолага явно попал в самый ливень, так что его светлая футболка намокла почти до нитки и прилипла к рельефному торсу. Широкие плечи парня были скрыты под такой же мокрой толстовкой, и Юре очень захотелось снять хотя бы её часть, чтобы получше рассмотреть его руки. Массивная шея, немного квадратный подбородок, алые губы и притягательные, светлые глаза, а ещё по-фетишистски длинные русые волосы, которые были наспех заправлены за уши. Лицо парня было немного знакомо Юре, он, вроде бы, учился на курс или два младше в его же вузе и постоянно таскал с собой аккордеон, и теперь Юра понял, почему: таким длинным пальцам просто суждено играть на похожем инструменте. Да, день был определённо хорошим. После недолгого, взаимно-оценивающего взгляда, Юра улыбнулся как-то слишком наигранно, клиентоориентированно. — Какие-то определённые цветы, или соберём букет вместе? — Гулять, так гулять. С первой секунды их встречи Музыченко стал действовать решительно, репутация в вузе была хорошей, да и всем, в общем и целом, было насрать, когда дело касалось чужого грязного белья. Парень прошёл по помещению, как по подиуму, задумчиво рассматривая все цветы, которые встретит на своём пути. Красуемся, значит. — У меня нет определённых предпочтений, но есть точный повод. — Парень остановился прямо рядом с Юрой, который положил ножницы и сложил руки на груди, заинтересованно слушая. — Как на языке цветов сказать кому-то «пошёл нахуй»? О как. Юра, почему-то, очень обрадовался и, не обращая внимания на эксцентричную просьбу, вытер свои руки о фартук и начал работать. Разложив обёрточную бумагу на столе, Юра осмотрелся по залу, прикидывая, какие цветы ему понадобятся и в каком порядке он будет собирать их в букет. — Такс. Смотря, какого человека нужно послать. — На самом деле, это не имело значения. — Очень, очень надоедливого. — Это парень или девушка? — Если бы Юра был не собой, то давно бы уже покраснел. — Парень. Ага. — И что же такого, позвольте полюбопытствовать, сделал тот бедолага, что заслужил такой букет? — Юра повернулся к парню и посмотрел ему в глаза, выражая такое же наигранное, как улыбка, сожаление. — Не превзошёл моих ожиданий в некоторых сферах нашей с ним жизни. — Иметь завышенные требования к друзьям очень чревато. — Заметил Юра. — У меня нет завышенных требований к друзьям. — Эхом отозвался парень, улыбаясь, а Юре захотелось ему поаплодировать. — Хорошо, — сказал Музыченко и пошёл по залу, высматривая нужные цветы. — Тогда нам точно понадобится герань, которая говорит человеку, принявшему её, о его глупости… — Мне уже нравится. — То ли ещё будет, — гордо заявил Юра, — таволга, как символ бесполезности, немного жёлтых гвоздик, — Юра продолжал, обходя пару ведёрок других цветов, — которые расскажут нашему молодому человеку о разочаровании в нём. По очевидной для себя причине Юра получал огромное удовольствие, собирая букет тому настырному и опрокинутому парню, тупость которого помогла Музыченко встретить аккордеониста сегодня и рассмотреть его поближе. Отпускать его просто так он не собирался, поэтому, подстать ему, красовался тоже. Всё то время, что Юра собирал букет, парень следовал за ним почти по пятам, корчил задумчиво-заинтересованную гримасу на своём приятном личике и касался Музыченко руками, коленками и телом, делая вид, что происходит всё случайно. Очевидно, оба понимали, что это не так. — И, предпоследний цветок, который я предложил бы Вам взять, это оранжевые лилии. Букет получается такой, что даже не зная всех трактовок, посыл будет понятен. — Предлагай, предлагай, — сказал Паша, возвращаясь к столу, сразу после Юры. — Я на все согласен. Юра не повернулся, усмехнулся и прикусил губу, раскладывая по бумаге выбранные цветы. На «ты», значит. Завернув бумагой все цветы и перевязав их уродской ленточкой, Музыченко развернулся к покупателю и протянул букет ему. — Да? — Сказал он, передавая цветы, — ну, тогда, помимо лилий я посоветовал бы взять меня. Говоря эту фразу Юра уже заранее знал, что парень у него на крючке. Он понял это с самого начала, но видеть возбуждённо-восхищённую реакцию нового знакомого было до боли приятно. — Я думаю, с этим мы разобрались сразу, — самоуверенно признался покупатель, держа в руках этот унизительный букет. — Павел. — Юра, — сказал тот, прежде чем развернуться и пробить Павлу чек. — А знаешь, что? — Что? — Не ходи к тому парню. Если что, я сам объясню ему о твоих чувствах, в красках. — Такие заявления точно сражали наповал, даже если они были адресованы подобным самоуверенным и очень желанным Павлам. — Иди лучше домой, поставь букетик у себя, как необычное напоминание о самом привлекательном в твоей жизни продавце цветов. А вечером, часов в семь, возвращайся сюда, и я сделаю так, что мне ты будешь дарить только алые розы.

***

Начало июня в этом году удивляло Петербург несколькими солнечными днями подряд, и это было такой редкостью, что Паша решил в коем-то веке выбраться в воскресенье из дома и прогуляться по полюбившемуся почти сразу после переезда городу. Музыка в наушниках радовала не меньше погоды, кофе, который пил Паша, грел вплоть до самой души, да и вообще, Личадеев на самом деле не помнил, когда в последний раз что-то злило или расстраивало его. Неся на подставке ещё один стакан кофе, Паша плечом толкнул стеклянную дверь цветочного магазина и зашёл вовнутрь, проходя сразу к концу зала. — Я нашёл наикрутейшую кофейню и решил, что после бессонной ночки хороший кофе тебе точно не помешает, — проговорил Паша, ставя напиток на стол. Музыченко стоял к парню спиной и раскладывал по вёдрам те цветы, которые уже успел подрезать. Не отвлекаясь от своего дела и не оборачиваясь, он издал короткий смешок и поблагодарил Личадеева за заботу. Паша любовался спиной парня, наблюдая за процессом его работы так же заинтересованно, как в первый раз. На это хотелось смотреть вечно, как на огонь или воду, и, ни разу за весь год, Личадеев не смог найти повода уйти из магазина, пока сам Музыченко не прогонял его к ним домой, чтобы тот не мешался. Когда Юра закончил, Паша уже по-хозяйски сидел на пластиковом стуле, завязывая ленточками незаконченные букеты. Как бы Юра ни припирался, бантики у Личадеева всегда получались что надо. — Опять ты мне мешать пришёл! Сессия на носу, брысь готовиться, — улыбаясь, проговорил Юра, подарив Паше приветствующий поцелуй в губы. — Ты меня вообще не ценишь, что-ли? — Обиженно пролепетал Паша, хотя точно знал, что это не так. — Ну и ладно. Не буду тебе больше кофе носить. — Сам же знаешь, что врёшь, — самодовольно сказал Юра, отбирая у Паши оставшиеся ленточки. — Приготовь лучше чего-нибудь эксклюзивного и вкусного, у нас с тобой что-то типа праздника. — Ага, год с тех пор, как я ввязался в самую странную авантюру в своей жизни. — И меня за собой потащил. Ну что за человек, — Юра засмеялся и потрепал Пашу по волосам. — Давай, Пашка, сейчас покупатели подтягиваться начнут. Закрыв за собой дверь, Личадеев улыбнулся сам себе и пошёл в сторону большого супермаркета. Кто бы мог подумать, что покупка цветов может привести к абсолютно другой жизни, в которую Паша окунётся с головой без малейшего желания вернуться назад? На запястье студента красовалась аккуратно набитая алая роза, стебель которой был обрамлён шипами.