О фикусах, родинке под глазом и трёх ложках сахара.

***

— Ты бы хоть птичку себе завёл. Канарейку, — первое, что говорит Иваизуми, когда проходит через порог квартиры.       Ойкава почти съеживается от ощутимой тяжести этих слов, но вместо этого просто оборачивается к другу и смеётся, так и не стащив с ноги кроссовку. Он переехал сюда не так давно. Если не изменяла память и пара коробок в углу прихожей, то даже месяца не прошло. Квартира была небольшой, светлой, но Иваизуми был прав — неуютной. Пара фоторамок со старыми фотографиями времён средней и старшей школ висели в комнате Тоору прямо над письменным столом. Грубо говоря, это можно было считать единственным напоминанием жизни кого-то тут во всей квартире. — Ты же знаешь, что канарейка помрёт у меня. Я забуду её покормить, воду поменять или вовремя расчесать. У меня тренировки и, — Ойкава сделал короткую паузу, катая на языке неприятное слово, — учёба. — Их не надо расчёсывать, — уклончиво ответил Хаджиме, отчаянно стараясь найти на новом диване максимально удобное положение, — иногда мне кажется, что ты ночуешь в спортзале после того, как сам тренируешься или возишься с теми детьми.       Ойкава протянул другу кружку с чаем и легко, звонко рассмеялся. Такие редкие посиделки заставляли тепло приятно распространяется по груди и ощутимо, но немного больно, надавливать на плечи. После окончания старшей школы всё будто бы резко пошло под откос: Ойкава получил ещё одну травму, нарывался на операцию, у Иваизуми появилась девчонка — не то чтобы Тоору завидовал или даже ревновал, но их совместное времяпровождение заметно сократилось. А сейчас выпал шанс провести пару дней вдвоём: с кучей фильмов, которые Ойкава хранил на дисках («Серьёзно, ты всё ещё остался балбесом. Можно просто покупать их прямо в интернете или даже не делать этого.») парой банок пива и крабовыми чипсами.       Иваизуми зарекомендовали эти три пачки как редкостную гадость. Ойкава даже не думал спорить. — Мама говорила, что сначала надо купить цветок, — начал Ойкава, выпячивая вверх указательный палец и принимая самый важный вид из своего богатого арсенала эмоций, — если он не завянет за месяц, можно завести животное. А если этот котик, собака, черепаха или кого там ещё заводят себе люди, будет жить больше года, то можно будет разделить жилище с человеком. — Человека тебе с такой квартирой точно можно не ждать… — возмущённое «Как грубо, Ива-чан!» разнеслось эхом по всей квартире, а потом от голых стен оттолкнулся и смех, мешаясь с начальной заставкой «Трон».       Когда на экране появился Брюс Бокслейтнер — первый и самый запоминающийся краш Ойкавы за огромный опыт просмотра фильмов и сериалов, вечер обещал стать в сто крат лучше. Потом добрый Ива-чан принёс с холодильника пару бутылок пива и сказал, что завтра они обязательно купят Ойкаве если не канарейку, то хотя бы цветок.       Тоору захохотал, откидываясь на большую подушку сзади, проводя вечер в полной уверенности насчёт того, что Иваизуми забудет об этом не то что утром, а через пару минут — как это произошло в случае с Ойкавой.

***

      Утром Ойкава открыл для себя неожиданный факт: Ива-чан не забыл. — У тебя холодильник пустой, — раздражённо выдохнул Хаджиме, — купи себе хотя бы лапши. И ходи в магазин, понял? Не бегать, как ты обычно делаешь, — Иваизуми косится на больное колено Ойкавы, закрытое хитрым сплетением нескольких бандажей — операция прошла несколько месяцев назад, но Тоору большой ребёнок, а ещё у него не язык, а метла. Взял и проболтался один раз, что колено после пары подач заболело. Хорошо, что хоть не дулся, когда пришлось вновь ходить по врачам и терпеть множество процедур.       Но в случае с Ойкавой может быть всё. Нужно было подготовиться к тому, что он расстроится, а не рассердится. Из-за резкого ухода Иваизуми, из-за уже надоевших упоминаний цветов или из-за травмы.       Но Ойкава улыбается. Подмигивает, желает удачи на личном фронте и когда Иваизуми уже сбегает вниз по лестнице, кричит другу в спину о важности контрацепции и о последствиях нежелательной беременности. Дверь со свистом захлопывается и смех Ойкавы тонет в воцарившейся тишине в квартире. Стало действительно пусто. Телевизор с эфиром новостей не спасал от гнетущей обстановки, но канарейку себе Тоору всё равно завести не позволит, а примитивный фикус — хорошее решение. И поболтать можно, и раздражать не будет.       Жаль, что в ответ ничего страшного не скажет. Иногда Ойкава ложится спать с мыслями, что ему не хватает привычного тепла. Выбрать из всех своих кофт наиболее хорошую олимпийку, натянуть джинсы и засунуть шнурки кроссовок вовнутрь не занимает больше двух минут. Ойкава вылетает в подъезд напряжённый, как натянутая тетива. Потому что Ива-чан вновь оказался прав: в этой пустой серой квартире, которая лишала абсолютно всех мечт и надежд, Тоору не желает оставаться лишние две минуты.

***

       — Это ведь не затянется на слишком долгий период времени, да? — Зависит от того, как ты будешь работать, Сато- — О, нет-нет-нет, — восклицает парень, высовываясь из зарослей плотных цветочных листьев, — Сугавара. Меня зовут Сугавара.        Его менеджер лениво оглядывает улыбающегося Коуши, делает заметку в толстом блокноте и кивает, пересматривая новую запись. Если память не изменяла, этот новенький — Сугавара, уже разок расколотил цветочных горшок и чуть не треснул лбом о стол, когда извинялся до такой степени, что стало подташнивать. — Поставь крассулу во-о-о-он туда. И не задень драцену! Нет, чуть левее. А вот теперь назад.       Сугавара тяжело вздыхает, мысленно закатывает глаза и думает, что ни один университет во всей Японии не стоит такой работы. От тяжёлой судьбы составителя крассулы спасает колокольчик на двери, дающий понять о новом клиенте.       Коуши пихает порядком надоевший цветок дальше, где ему примерно и было место, и несётся к новому покупателю, явно намереваясь своим энтузиазмом снять с себя подозрения менеджера. — Доброе утро, рады приветствовать вас в нашем магазине, — Сугавара мысленно даёт себе щелбан за то, что забыл название, — могу ли я помочь вам? Хотите купить букет, комнатное или садовое растение? — второй щелбан за то, что так резко накинулся на потенциального покупателя.       Новый посетитель оборачивается к Сугаваре, пару секунд копается в памяти, стараясь вытянуть из пыльных уголков образы и наконец-то радостно щёлкает пальцами — вспомнил! Коуши стоит, зажмурившись и наминая фартук от волнения. Пристальный взгляд менеджера он мог почувствовать вставшими дыбом волосами на затылке. — Яхо, Бодрячок-кун, — Ойкава улыбается шире и подмигивает, сложив пальцы в излюбленный жест «Виктория», — давно не виделись.       Суга наконец-то открывает глаза, смаргивает удивление и думает, что Ойкава Тоору будет лучше крассулы и вездесущего менеджера, который опять открыл свой блокнотик и щёлкнул ручкой.       

***

— Фикус? — переспрашивает Ойкава, тыкая пальцем в ещё маленькие листья, — этот цветок выглядит как то, что убьёт меня, если я забуду о поливе на несколько минут. — О, нет, к фикусу это никак не относится, — Сугавара ставит горшок на рабочую часть стола, роется среди полок и шкафчиков, — это довольно простое в уходе растение. Думаю, что даже Ноя или Танака бы справились. А вот Хината… — Ойкава рядом приглушённо хихикает в ладонь, — то есть! Ты точно справишься. В тебе ответственности больше, чем в тех оболтусах. — Согласен. Может быть, Ива-чан подобреет, а Киндачи-кун обзавёлся бы другом. У вас же тут есть алоэ или репка, верно?       Когда Сугавара, погруженный в приятную ностальгию воспоминаний, оборачивается к Ойкаве, он натыкается лишь на лукавый взгляд и хитрую улыбку. Прошло меньше семи месяцев с выпуска из старшей школы. Волейбола отчаянно не хватало. — Алоэ вроде бы стояло за стеллажами. Ну… Ты понял. Вот, держи, — Коуши ставит на стол пульверизатор, так как недавно выяснились подробности того, что Ойкава вообще не знал, что цветы нуждаются не только в поливе, но и в том, чтобы их обрызгивали. — Понял, — серьёзно кивает Ойкава, — знаешь, Ива-чан отправил меня сюда, потому что ему моя квартира показалась слишком убитой и «неживой». Вроде того. Думаю, ему понравится моя инициативность в озеленении холостятского жилища! — Если ты угробишь этот цветок, Иваизуми-сан тебя наверняка пришибёт в ответ. Будете гнить вместе.       Менеджер с другого угла магазина неодобрительно косится на Тоору и Коуши, которые своим смехом могли бы расколотить пару горшков на стеллажах. — Прицепи стикеры с напоминанием полить цветок на видное место, — рассуждает Суга, — ну или когда будешь идти на кухню поесть. Ты же не забываешь поесть?       Ойкава хихикает в ответ, неловко потирая затылок. Сугавара воспринимает это за своеобразное признание в том, что Тоору даже о себе заботиться забывает, а тут цветок.. — Пожалуйста, старайся не пропускать приёмы пищи, ладно? Для себя в первую очередь, — Сугавара давно не использовал тон, с которым говорил со своими первогодками (теперь уже второгодками – Суга готов был смачно выругаться прямо сейчас). Неизвестная лёгкость в общении с Ойкавой оттесняла тревогу из-за первого месяца стажировки тут. Коуши не был из тех, кто презирал Ойкаву и набивался на старых победах: у них больше общего, чем различного, да и сейчас духа соперничества не было вообще. Зато было легко и отчего-то тепло. — Я постараюсь, Бодрячок-кун, — Ойкава улыбается и достаёт бумажник, чтобы рассчитаться за фикус – не такое уж и дорогое удовольствие. Зато Иваизуми не треснет меня, когда ко мне в следующий раз прийдёт. Возможно. — Эй, не называй меня так. Мой менеджер три раза ошибся в моём имени, так что если он возьмёт это имя себе на вооружение… — О, — тянет Ойкава, коротко смеясь, — я понял. Называть тебя Бодрячком только тет-а-тет.       Когда Ойкава опять смеётся, все желание Сугавары протестовать тонет под огромной волной тепла и уюта. Они тратят ещё несколько минут на разговор о цветах, правильном уходе и тщательно выбирают место в квартире, где наличие света будет идеально подходить фикусу. Краем глаза Коуши видел, как в магазин зашли несколько покупателей и две ассистентки явно плоховато справлялись с потоком вопросов, даже если прошли стажировку. С Ойкавой можно было и закончить, но каждый раз он заваливал Сугавару вопросами и не давал даже с места сдвинуться. Фикус уже был куплен, все нужные вещи к цветку тоже, но Тоору упрямо спрашивал о поливе, других цветах, земле и даже о влиянии метеорологических условий на рост. По его блуждающему виду и пальцам, которые пробегались по листьям фикуса, столу, лежащему на стойке бейджику Сугавары можно было понять, что Ойкава нарочно тянет время. — Если ты так сомневаешься в своих силах, я могу приходит к тебе и проверять, как ты поживаешь вместе с цветком, — произносит Сугавара не задумываясь о словах и только когда Ойкава смотрит на него несколько секунд, совершенно не мигая, Коуши быстро доходит до состояния спелого помидора. — Ты серьёзно, Суга-чан? — Нет! Я пошутил! Не подумал и сказал. Прости, — машет руками Суга, почти сбивая горшок с землёй под рукой, но разочарованное хмыканье Ойкавы сбивает с толку ещё сильнее, — ну.. Только если ты сам не против, чтобы я заходил.       Ойкава смотрит так, что Сугавара хочет слиться со стеной или спрятаться под столешницу. Но этого не происходит. Коуши со всей смелостью и решительностью смотрит а глаза Тоору, когда тот переваливается через столешницу, почти толкая Сугавару плечом. Через пару томительных минут у Суги появляется в контактах номер Ойкавы и неловкость опять уходит. — Что насчёт субботы? Зайдёшь? Это завтра, если что. — Обязательно, — с улыбкой говорит Суга и подталкивает Ойкаву в плечо, — меня выпнут с работы, если я буду болтать с тобой ещё хоть минуту. — В таком случае мы можем поболтать ещё пятьдесят девять секунд, — кокетливо шепчет Ойкава, опираясь на стойку, но Коуши продолжает гнать его прочь, не поддаваясь на провокации.       Тоору с таким энтузиазмом спешит домой, что забывает фикус и возвращается обратно чтобы забрать его, находясь почти у выхода магазина. Сугавара со смехом желает ему хорошего вечера и несколько раз говорит полить цветок и приготовить как минимум рис.       Ускользнувшее счастье вновь вцепляется в плечи Ойкавы длинными когтями и не желает отпускать. Тоору всё равно, что он крутится вокруг своей оси, прижимает к груди ещё маленький фикус и смеётся на всю улицу, когда Суга пишет ему о том, что теперь менеджер кличет Коуши исключительно «Бодрячок-кун». Люди косятся на него, качают головами и прижимают своих детей ближе, чтобы не смотрели на слишком радостного, а поэтому и странного дядю.       Въевшееся чувство одиночества наконец-то пропадает. Как и боль в колене.