Обручен — обречен

      Из-за двери Олежа выходит первым. Антон отрывает тяжелую голову от стены, смотрит на него, пытается сфокусировать взгляд. Олежа бледный, растерянный, но немного успокоившейся. Подходит, пожимает руку Виктору, немного смущаясь.       — Оля захотела побыть с ней еще немного, — тихо говорит он. Виктор кивает. Олежа переглядывается с Антоном, закусывает губу. — Можно Антон переночует у вас?       Виктор приподнимает уголки губ в слабом подобии улыбки.       — Мы уже договорились об этом. Конечно.       Олежа опять смотрит на Антона и внезапно хмурится.       — Нам надо купить сменную одежу, зубные щетки. Мы же среди ночи сорвались, ничего с собой не взяли.       Виктор кивает.       — Поезжайте. Мы с Олей скоро тоже поедем. Адрес помнишь?       Олежа кивает. Антон встает.       — До встречи тогда, — говорит Душнов неловко и идет в сторону лестницы. Антон оборачивается в самом конце длинного коридора, когда слышит тихий звук осторожно прикрываемой двери. Оля, вышедшая из дверей реанимации, бессильно утыкается лбом в плечо вставшего ей на встречу Виктора.

***

      Они покупают все необходимое в большом гипермаркете. Антона почти покачивает от усталости; он тяжело опирается на магазинную тележку. Олежа почти не глядя набирает вещи с полок. Зубные щетки, пасты, два геля для мытья три-в-одном, какие-то дешевые футболки, спортивки, носки, нижнее белье… Антону кажется, что если он закроет глаза дольше, чем на три секунды, то открыть он их уже не сможет. Олежа рядом с ним в таком же состоянии, но он как-то умудряется думать. Антон обещает себе восхититься этим чуть позже, после того они поспят и у него появятся хоть какие-то силы на эмоции.       Олежа даже не сопротивляется, когда Антон прикладывает свою карту к терминалу оплаты, просто покорно берет один из пакетов и несет его к машине. Тяжело садится на пассажирское сидение, бесконечно устало смотрит на Антона.       Антон повинуется внезапному порыву, кладет ладонь на Олежину щеку. Олежа ластится, как кот, прижимается ближе, закрывает глаза. Антон проводит большим пальцем по бархатной коже. Томительная нежность сжимает грудную клетку.       — Нам нужно ехать, — шепчет Олежа, открывая глаза. Антон кивает, с сожалением отрывает руку от Олежиной щеки и заводит машину. Смотрит на часы — почти десять утра.       — Я должен позвонить Полине, — говорит он. Олежа опускает глаза на свои руки, но кивает.       Полина берет трубку почти сразу. Ждала.       — Как доехали?       — Без приключений.       Полина молчит немного, потом громко вздыхает.       — Я перенесла фотографа. Пока на десять дней вперед. Ты вернешься к этому времени?       Антон вопросительно смотрит на Олежу. Тот пожимает плечами.       — Не могу пока сказать.       — Ладно, — Полинино молчание затягивается. Антон собирается уже класть трубку, как она говорит: — Слушай, я, наверное, должна спросить… — Антон слышит в ее голосе нервозность. — У Егора в квартире ремонт, он живет у своей семьи, и… нам не хочется снимать что-то или идти в отель… я могу позвать его в нашу квартиру на несколько дней?       Антон удивляется. Не содержанию вопроса, а тому, что он вообще задан. Олежа на пассажирском сидении приподнимает брови.       — Да, без проблем. Только, пожалуйста, поменяйте потом постельное белье. Я предупрежу заранее, перед тем как вернусь.       — Спасибо. Тогда, пока, наверное? Удачи вам там.       — Тебе тоже, — отвечает Антон и завершает звонок. Коротко смотрит на Олежу. Тот выглядит довольно удивленным; и он совершенно точно подбирает слова, чтобы что-то сказать. Антон его не торопит — по навигатору им ехать еще двадцать минут. Олежа вздыхает, и Антон понимает — сейчас. Олежа часто вздыхает перед тем, как сказать что-то важное. Почти всегда.       — Я… я не думал, что у вас все… все настолько вот так.       Антон устало кивает и пытается улыбнуться.       — Ты думал, я обманываю?       Олежа поспешно мотает головой.       — Нет, нет… просто… — опять вздыхает. — Просто я все равно немного сомневался. Где-то в глубине души, — Антон кивает. Он понимает. Он отлично понимает, как все это выглядит и всегда выглядело. Он бы наверняка тоже сомневался на Олежином месте. — Прости, я…       — Не извиняйся. Это больше моя вина, — Олежа мягко касается его руки самыми кончиками пальцев и чуть качает головой. Антон улыбается и перехватывает Олежину ладонь. Что ж, они это выяснили. Это хорошо. Антон не уверен только, что выяснили они все до конца. — Мы можем обсудить это попозже, после того как поспим, если хочешь, — смотрит на Олежу. — Если тут есть что обсуждать.       Олежа чуть улыбается, спокойно и открыто смотрит на Антона:       — Давай подумаем об этом потом. Не сейчас.       Антон кивает. Сейчас сил нет ни на что, даже на мысли. Они оба вымотаны.       Олежа звонит Виктору, когда они сворачивают на неприметную заасфальтированную дорожку. Автоматические высокие ворота отъезжают в сторону. Антон бы непременно присвистнул, если бы на это были силы. Дом назвать домом сложно — это самый настоящий особняк. Подъездная дорожка ведет в подземный гараж, но по обе стороны от ворот есть парковочные места. Антон недоуменно смотрит на простенький Фордик на одном из них — он совершенно не вписывается в окружающую роскошь.       — Это Ингина. Домработницы.       Антон встает рядом с ним. Олежа берет с заднего сидения их пакеты.       Участок большой и ухоженный — вдоль очищенной от снега дорожки из светлой плитки разбиты аккуратные клумбы. Розы накрыты колпаками от холода.       — А садом кто занимается?       Лица Олежи Антон не видит — он идет впереди. Но голос у Олежи надтреснутый и совсем тихий.       — Обычно мама. Ей это нравится, — Антон поджимает губы и жалеет, что спросил. Дверь не заперта. Всё в этом доме с самого порога кричит о богатстве и о стиле. Полине бы здесь понравилось. Две пары тапок явно приготовлены для них; Антон вешает пальто в большой стенной шкаф. Олежа жестом показывает идти за ним. Останавливается возле узкой двери.       — Здесь можно руки помыть, — говорит он и тут же скрывается возле точно такой же двери по соседству.       Кухня, когда они до нее доходят через просторный холл с большим диваном и огромным настенным телевизором, оказывается на удивление маленькой и уютной. Светлая, оформленная в теплых тонах, она кажется первой по-настоящему жилой комнатой в этом огромном доме. Наверняка ведь есть столовая с массивным столом, который накрывают, когда сюда приезжает толпа гостей. Антон почти уверен, что есть и тихий кабинет, где Виктор с бокалом очень дорогого и очень старого напитка ведет неофициальные переговоры — Олежа сказал, что он занимается бизнесом. А здесь — здесь завтракают перед работой и ужинают после тяжелого дня. Здесь пьют кофе и разговаривают. Здесь по-настоящему живут.       Стол накрыт на четверых, а омлет с овощами еще даже не успел остыть. Антон здоровается со всеми еще раз приличия ради, садится напротив Виктора и желает всем приятного аппетита.       Оля выглядит совсем тихой и очень потерянной. Олежа по правую руку усердно жует, не поднимая взгляда от тарелки. Он почти вздрагивает, когда Виктор обращается к нему.       — Ты все еще работаешь в цветочном? — Олежа как-то неуверенно кивает. — И как?       Олежа чуть пожимает плечами.       — Мне нравится. Спокойно очень, платят хорошо.       Виктор переводит взгляд с него на Антона.       — Антон… как вас по батюшке?       — Эдуардович, — быстро проглатывая кусок омлета отвечает Антон. Виктор чуть прищуривается, как будто изучает.       — Лицо у вас знакомое, Антон Эдуардович. Мы не могли встречаться раньше? — Антон чуть поджимает губы. Сейчас начнется. Он невесело улыбается.       — Нет. Я думаю, вы могли видеть моего отца. Он… довольно часто появляется в инфополе.       — И как вы с Олегсеем познакомились? — спрашивает Виктор. Антону кажется странной его непоследовательность в вопросах, но он почти сразу понимает — это прием. Он сбивает с толку, заставляет быстро перескочить с темы на тему, не дает задуматься над следующим ответом. Он было открывает рот, чтобы сказать, но Олежа почти выпаливает:       — Мы вместе учились в университете. На разных курсах, но на одном направлении, — Виктор кивает, всем своим видом показывая, как он заинтересован и как сильно хочет услышать продолжение. Олежа смущается. Антон понимает — он не хочет говорить, что они встретились на его работе. И ему самому очень не хочется выдавать их тихие теплые посиделки в подсобке, поэтому, как может приходит на помощь.       — Часто вместе занимались. Сами знаете, наверное, университетские друзья — они обычно на всю жизнь.       Антон не чувствует ни капли вины за эту бесстыдную ложь и почти неприкрытое подхалимство. Но не один Виктор здесь умеет вести переговоры — поставь своего собеседника в позицию, где он считает себя самым умным и знающим, позволь ему чувствовать себя так — и он будет относиться к тебе с симпатией.       Оля с особым усердием намазывает на хлеб масло, и это кажется Антону немного странным. Хотя, возможно, она знает значительно больше Виктора. Наверняка Олежа что-то говорил ей.       Виктор снова чуть прищуривается, склоняет голову, потом резко вскидывает брови. — Звездочкин. Вы, получается, у нас сын Эдуарда Звездочкина, — Антон вымученно улыбается и кивает. Виктор, чрезвычайно довольный собой, откидывается на спинку стула. — Высоко твои друзья сидят, Олежа, — Виктор хмыкает. — Такой завидный жених, и без кольца.       — Я обручен, — говорит Антон, тут же понимая, что прозвучало больше похоже на «обречен».       Виктор, с той же усмешкой, слегка качает головой.       — Бросил молодую невесту и сбежал в Питер?       — Она сама человек разъездной. Дизайном занимается, показы всякие, высокая мода.       Виктор кивает, сообщая что да, понял, все эти «женские штучки». Антон улыбается еще вымученнее. До знакомства с Полиной он тоже так думал — а потом уже понял, какой это на самом деле большой и тяжелый труд.       — А зовут как?       — Полина.       Виктор хмыкает, но на этот раз с горечью. Атмосфера меняется резко. Антон тут же вспоминает — мать Олежи зовут Аполлинария. Видимо, Виктор зовет ее не совсем по имени.       — Надо же, тоже Полина. Тоже с характером, небось.       Антон кивает, в этот раз слегка виновато.       — Куда без этого.       Оля поднимает голову, участливо кладет на локоть Виктору свою ладонь — Антон тут же узнает этот жест. Точно также Олежа пытался успокоить и его в их вторую — или третью, если считать тот случай в университете — встречу.       — Вить, она сильная. Выберется, я уверена. И врач же нам сказал, что надежда есть.       Виктор кивает и улыбается. Олежа опускает глаза в пустую тарелку, и Антон догадывается в чем тут дело — у Оли теплые отношения с отчимом. Возможно теплее, чем были с ее отцом. И уж точно теплее, чем эти самые отношения у Олежи с обоими. Антон понимает — у Оли есть семья. У Оли есть мать и отчим, которые, может, сами по себе люди не самые простые, но ее ценят и любят. А Олежа… Олежа так, есть и есть.       Нестерпимо хочется взять его за руку. Хочется сказать: «И черт с ними, у тебя есть я, пожалуйста, не расстраивайся из-за этого». Но нельзя. Не здесь.       Тяжелое молчание прерывает женщина. Ей на вид лет тридцать, каштановые волосы собраны с тугой пучок. Она одета в просторный и удобный костюм, какие носят медсестры. Антон понимает — это та самая домработница Инга. Глаза у нее красные и припухшие.       — Виктор Витальевич, я приготовила гостевые комнаты. Нужно сегодня еще что-нибудь?       Виктор отрицательно качает головой.       — Нет, на сегодня все. Спасибо за работу.       — Я тогда завтра в обычное время приеду, — ее голос становится взволнованным, в нем проступают нотки, какие бывают перед тем, как по щекам побегут слезы. — Если что-то изменится, пожалуйста, сообщите мне.       — Конечно, — отвечает Виктор и устало улыбается. Инга уходит быстро, на ходу развязывая пучок.       — Мы тоже пойдем, спать хочется просто ужасно, — говорит Олежа, отодвигая стул. Ножки проезжаются по полу с противным визгом. Антон тоже встает из-за стола, помогает Олеже собрать тарелки и поставить их в посудомоечную машину. Олежа чуть улыбается ему, забирая из руки Антона вилки.       Олежа забирает пакеты из прихожей, потом ведет его по широкой лестнице наверх, потом по коридору, открывает дверь, ничем не отличающуюся от других. На кровати сложенное вчетверо полотенце и две взбитые подушки. Комната больше похожа на гостиничный номер — никаких украшений, кроме абстрактной картины на стене, однотонные рельефные обои, две тумбочки по обе стороны кровати. Здесь останавливаются, но не живут. В самой комнате есть еще одна дверь — наверняка санузел. Антон не может не согласиться — санузел в каждой комнате — это очень удобно и даже практично, но все это… все это делает эту комнату еще более похожей на гостиничный номер.       Олежа выкладывает вещи Антона на ближайшую к двери тумбочку. Футболки, зубная щетка, паста — теперь Антон понимает, зачем Олежа взял две штуки, он же знал о разных ванных комнатах.       Олежа едва стоит на ногах.       — Вроде все, — говорит он, еще раз заглядывая в пакет. — Если что — я за стенкой. Спокойной ночи, ну, или дня.       Антон хочет сказать: «останься со мной», но не находит в себе на это сил. Он тоже еле-еле держится на ногах. Берет из оставленных вещей все, что нужно, чтобы сходить в душ и переодеться, открывает дверь — за ней и правда санузел с душевой кабиной. Антон хмыкает и снимает с себя одежу, пропитанную усталостью и тревогой.       За стенкой шумит вода.       Когда через десять минут Антон ложится в чистую постель, он думает, что уснет, как только его голова коснется подушки. Он с наслаждением закрывает глаза, и тут же открывает их. Он забыл зарядку. Конечно, в машине у него есть шнурок, а вот вилка… о ней он не подумал. Надо будет попросить у Олежи или у Оли. Наверняка здесь найдется лишняя. Или они с Олежей съездят в магазин вечером. Антон проводит рукой по мокрым волосам. Сон — вот что сейчас куда важнее зарядки. Он чертовски устал. Он снова закрывает глаза.       Сон не идет. Усталое тело требует сна и отдыха — мозг отказывается его принять. Антон рад, что в комнате нет часов — под непрерывное тик-так уснуть бы наверняка не вышло совсем. Антон лежит с закрытыми глазам, пытаясь уснуть.       Когда он почти готов начать считать до ста и обратно, в дверь тихо-тихо стучат. Даже не стучат, а постукивают ногтями. Антон отрывает голову от подушки. Олежа тихо и очень медленно открывает дверь, прячется за ней.       — Разбудил? — Антон качает головой и старается не улыбнуться. — Я… слушай, просто… мама и все вот это и я… — шумно выдыхает. Заходит наконец-то в комнату и прислоняется спиной к двери, соединяет указательные пальцы в привычном взволнованном жесте. — Я просто не могу находиться один. Сразу мысли и…       Антон откидывает край одеяла. Говорить у него нет сил. Олежа облегченно выдыхает и осторожно ложится рядом, поворачивается на бок и смотрит на Антона. Его волосы еще больше закудрявились из-за влажности, разметались по подушке. Антон улыбается.       Олежа фыркает, давя смешок.       — Что? — голос хриплый и тихий от долгого молчания.       — Прости, просто знаешь, это так по-гейски.       Теперь фыркает уже Антон.       — О нет, как мы это переживем?       Олежа близко, так близко рядом с ним. Он улыбается устало, но тепло и ласково. И он пришел к нему. Антон думает несколько секунд, потом решает, что если это слишком, Олежа отстранится — кровать широкая, она это позволит. И Антон сразу уберет руку.       Протягивает правую руку, кладет ее Олеже на талию. Осторожно, медленно, следя за реакцией. Олежа глубоко вздыхает и подвигается немного ближе. Лежит несколько секунд, потом своей рукой ведет по руке Антона, от запястья до самого локтя и оставляет свою теплую узкую ладонь там. Антон тоже глубоко вздыхает. Прикосновения Олежи отдаются в позвоночнике приятным покалыванием.       — Давай спать, — шепчет он. Олежа покорно закрывает глаза. Антон вторит ему, и тут же проваливается в сон.