Я — Учиха Итачи

Я пошатнулась от неожиданного возвращения в реальный мир и, чтобы не упасть, ухватилась за раковину, с трудом удерживаясь на ослабевших конечностях. — Вот же… — выдохнула еле слышно, сжимая губы в тонкую линию и глядя на свое отражение совсем по-другому. Итачи вызывала одновременно и уважение, и жалость. Мне было до безумия жаль эту девочку, рано повзрослевшую, не знающую толком, как правильно вести себя, а потому прячущую свои настоящие чувства глубоко внутри из-за взращенной отцом неуверенности и почти неосознанной неприязни к своему телу. Итачи никогда серьезно не размышляла о возникшей путанице и своем неправильном воспитании, но я ощущала то же, что и она, и чувствовала ее еле уловимую неприязнь к себе, отвращение к своим женским слабостям и стеснение тела, которое она всегда прятала под мешковатой закрытой одеждой. Фугаку не просто не обращал внимания на то, что она девочка, он воспитывал ее как сына и не прятал свое разочарование тем, что у него родилась дочь. Я видела, что он действительно не понимал, что тем самым ломает ей психику, заставляет Итачи проникнуться к себе тем же разочарованием и неприязнью. И только после рождения Саске, по мере его взросления и невольного сравнения своих детей, до него начало доходить то, что он сделал и как испортил жизнь своей дочери. Извинялся Фугаку перед ней за это и то, что ей придется сделать. Однако это не отменяло его вины, и я с ужасом представляла, что было бы, если Итачи застала начало своего полового созревания. В свои тринадцать лет у нее все еще не было месячных, даже грудь только начинала расти, что доводило ее уже почти до истерики, что уж говорить о другом. Тем не менее, невзирая на эти проблемы, я понимала, что она была крайне сильна духовно и психологически превосходила не просто ребят чуть постарше, но и некоторых взрослых. Если бы Итачи не захотела уйти самостоятельно, если бы состоялось наше полное слияние, то она, безусловно, полностью поглотила бы мое сознание. И сейчас здесь стояла бы не я с чужими воспоминаниями, а она. Боги, да это даже смешно — сравнивать настоящую куноичи, тем более уровня Итачи, со мной, тем еще тепличным цветочком! Я тяжело вздохнула и устало прислонилась горящим лбом к холодному зеркалу. Несмотря на то, что сейчас я смотрела только самые значимые моменты, потеряв остальное в закромах своей памяти, голова гудела еще так. Скривив чуть дрожащие губы, издала горький смешок, а после засмеялась тихим ломким смехом. Это было тяжело признавать, но я понимала Итачи, как саму себя, даже несмотря на увиденные воспоминания. Просто потому что я была такой же. Я смотрела на ее жизнь, но видела свою, чувствовала ее эмоции и узнавала в них свои. Мы словно были кривыми отражениями друг друга — что-то общее точно есть, но оно искажено почти до неузнаваемости. У нас обеих отец хотел сына. Только если мой вскоре смирился с дочерью и полюбил меня такой (пусть и не упускал случая подарить вместо куклы машинку или затащить в гараж покопаться внутри машины), то ее решил воспитать как сына, самостоятельно. Мы обе имели проблемы с общением с другими людьми в силу того, что были изолированы от других детей в детстве, и слегка терялись в таких случаях. Итачи при общении изображала безукоризненную вежливость и сохраняла свою неприступность, не давая никому приблизиться к себе вплотную, я же держала холодную мину и крайне долго привыкала к другим людям, после чего уже могла общаться с ними более нормально. Обе были довольно ленивы и действительно умны. Только если в моем относительно безопасном мире я могла себе это позволить, уверенная, что выкручусь из любой передряги, благодаря интеллекту и хорошо подвешенному языку, то в мире Итачи от ее навыков и знаний зависели другие, так что расслабляться она себе просто не позволяла, зная, что лишняя безумная тренировка может спасти жизни её близких. А ещё совершенно терпеть не могли никаких прикосновений к себе. Боги, да мы даже чисто внешне были похожи — тёмные волосы, тёмные глаза, мягкие черты лица. И у обоих были младшие, причём забавно то, что у нас одинаковая разница — пять лет. У неё слегка высокомерный, но безумно любимый младший брат, а у меня вредная, но очень дорогая сестрёнка. И мы обе не умели выражать свои чувства к ним, внешне никак не показывая своей любви и считая, что больше говорят наши поступки. Итачи незаметно смягчалась рядом с Саске, помогала ему с тренировками и другими занятиями, ненавязчиво, может, даже слегка отстраненно заботилась, так, что если специально не искать, не увидишь: вовремя напомнив родителям о Саске, оставив ему бенто на столе, зайдя к нему ночью поправить одеяло… Я же постоянно ехидничала, подшучивала и просто спорила со своей сестренкой, выбешивая её до ярости, тем не менее, готовая всегда помочь и протянуть руку помощи, а также закатать в асфальт её обидчиков. Мы обе обожали своих мелких до безумия, и я могла прекрасно понять поступок Итачи, которая готова была стать изгоем ради его счастья, пожертвовать всем, что у неё было ради этого. Когда Итачи захотела умереть, ее чакра, абсолютно послушная своей хозяйке, послушалась её же желания-приказа-мольбы и запустила процесс остановки сердца. О том, что происходит, она поняла очень быстро и, даже зная, что может это остановить в любой момент, оставила все, как есть, искренне считая, что заслужила смерть. Вот только оставлять Саске без какого-либо присмотра было нельзя, кто знает, что придёт в голову Данзо и остальным? Так что, когда она ощутила что-то похожее на неё саму, быстро пролетающее мимо, то Итачи поддалась своему чутью и каким-то образом затянула меня к себе в тело, оставив в подарок свои воспоминания и кое-что ещё. Я снова издала ломкий смешок, прикрыв глаза и простонав что-то неразборчивое и крайне нецензурное. Честно, в Наруто я всегда терпеть не могла этого мудака и откровенно кривилась при его появлении, закатывая глаза на каждую вторую реплику и ядовито его передразнивая после просмотра. Осознание, что теперь этот засранец — мой младший нелюбимый брат, накатило как-то резко. — Да блять… — простонала я, отчаянно борясь с желанием постучаться головой об зеркало. — Ну какого дьявола? Чувства Итачи к брату и моя собственная любовь к сестре плотно сплелись друг с другом, полностью переложившись на Саске. Я могла орать, ругаться матом, избить самого Саске, но, блять, не в моих силах было что-то изменить — перестраховщица Итачи позаботилась о том, чтобы я любила её брата, как своего, заботилась о нем изо всех сил и не смогла его убить даже если очень, очень этого захочу. — Отличный подарочек, Итачи! — ядовито прошипела я, со злостью глядя на свое отражение. Оставалось только возносить благодарности всем богам за то, что Итачи заложила только любовь к брату, а не верность деревне или свои страдания за клан. Никогда не была фанатиком или патриоткой, готовой умирать за чужие идеалы. И, если сначала я всерьёз думала о том, чтобы взять и незатейливо свалить, забурившись в каком-нибудь богом забытом городишке, не обращая внимания на Саске, Данзо, Акацуки и прочее, то сейчас этот фокус не пройдёт. Всё внутри сжималось и противилось мысли о том, чтобы оставить Саске без каких-либо ответов и суровой сестринской заботы. — И что мне с ним делать? — пробормотала я, кусая нижнюю губу. Сама Итачи долго об этом размышляла, но нашла лишь один выход — оставить его в деревне. Она была твердо уверена, что как только попытается выйти из деревни, ее сразу атакуют, причем даже если не шиноби Данзо, так кого-нибудь другого из старейшин — свидетелей таких приказов нельзя оставлять в живых. Конечно, можно было бы забрать брата с собой, но с ним у нее нет шансов остаться в живых — после такой зачистки она не сможет долго сражаться и одновременно защищать Саске, а после с ним на спине быстро бежать из страны Огня. Даже если она выведет из строя отряд АНБУ, высланных за ними, верхушка не успокоится, пока последний носитель шарингана не вернется в деревню, так что за ними будет вестись постоянная охота, которая когда-нибудь закончится успехом. И да, Итачи могла просто уйти, оставив брата в неведении и не давая ему каких-либо установок, но… она знала Саске. Он никогда не поверит, что его любимая нее-сан могла поступить так, и будет искать правду, которая никому не нужна. К тому же, он слишком сильно любил свою семью и клан и мог просто погрузиться в полную апатию, наплевав на все, что происходит вокруг, и купаясь в своей боли от потери. Так что Итачи в любом случае должна была встретиться с ним, полностью убедить в своей вине и замотивировать стать сильнее, дав ему хоть какой-то якорь для дальнейшей жизни. А уж то, что он в процессе возненавидит ее и загорится желанием ее убить — пустяки. Итачи думала, что не заслуживала жить дальше, и всерьез намеревалась смыть своей кровью позор клана. Я не была Итачи. Черт возьми, я любила и хотела жить — перспектива самой дать в руки своего потенциального убийцы идею о моем убийстве откровенно не прельщала меня. Но теперь Саске — мой брат, и ненавидеть его как раньше не получалось. Я любила его, черт возьми, пусть никогда и не признала бы этого вслух. И я не могла оставить его так просто. Итачи была права, когда думала, что с ним вместе ее бы не оставили в покое, да и постарались бы сразу не выпустить их из деревни. Я считала так же. К тому же, Саске был бы откровенной обузой даже ей, что уж говорить обо мне, ни капли не уверенной в ее своих возможностях. О том, чтобы оставить все, как есть, и уйти, не дожидаясь его прихода, тоже не могло быть и речи. Саске — упертая личность, когда лично ему интересен результат, так что он не остановился бы, пока не выяснил всю правду об этой ночи. Да и его недоверие к официальной версии тоже аукнулось бы — за каждым его шагом следили бы анбушники или корешки и при подозрительных действиях сразу бы доложили кому не надо. А быть под таким плотным колпаком — мало приятного и счастливого. Сказать ему правду и оставить здесь? Ох, дешевле самой его тогда прибить и не мучиться. Ах, черт, я же не могу этого сделать! Вот засада. Саске весьма умен и талантлив, но ему восемь лет и скрыть свою ненависть и неприязнь к старейшинам и Хокаге за этот приказ он не смог бы, начал планировать глупую месть или еще что и глупо спалился бы на этом. А вот канонная версия Саске жила бы в деревне спокойно и относительно счастливо, как не противно это признавать. Месть за уничтожение своего клана — это такая благородная цель! И очень удобная для Хокаге и старейшин, самим за мной носиться не надо — младший братик убьет меня самостоятельно, рано или поздно. Так что его будут учить, давать подсказки и заботиться, пока он не убьет меня и не настрогает мне племянничков. Усмехнулась, глядя себе в глаза и пряча собственные эмоции за маской спокойствия Итачи. Всегда обожала трагедии и злодеев с несчастной судьбой — пора и самой побыть в их шкуре. Пока Саске не пришел, доверилась памяти и навыкам Итачи, прошерстила остальные комнаты, старательно огибая ту, где лежали тела родителей, проверила походную сумку на наличие самых важных вещей, с легким сожалением оставив небольшую семейную фотографию, хранящуюся за подкладкой сумки, в своей комнате. Если я права хоть немного в своих подозрениях о том, что сразу за стеной деревни меня караулит «Мадара», то лучше не демонстрировать и не оставлять на виду никаких слабостей в виде привязанности к семье и младшему брату. Кто знает, как он воспользуется этими знаниями? Лучше быть для нукенинов полностью отмороженной. Боги, честно, я всегда тащилась по выдуманным злодеям и откровенным отморозкам, но всегда различала реальность и ни за что не хотела бы попасть в их общество. А тут самостоятельно иду в логово голодных львов, совершенно не подготовленная и не уверенная в своих силах и возможностях. Я видела безумные тренировки Итачи, ее занятия с шаринганом, использование тай и сюрикенов, но не была уверена, что смогу использовать ее навыки без подготовки, лишь с помощью памяти и некоторых рефлексов тела. Конечно, я не была тупой как пробка и могла учиться в процессе, но просто так рисковать собственной жизнью и надеяться на загадочное «авось пронесет» меня совсем не радовало. Я ненавидела рисковать. Так что оставшееся время посвятила попыткам зажечь шаринган самостоятельно, введя противника, на крайний случай, в шок своими кривыми попытками в гендзюцу и попросту сбежав, пока он будет ржать. И, что вы думаете, у меня получилось? Ха! Три раза. Я знала благодаря памяти Итачи что и как делать, но уловить невидимое нечто внутри себя самостоятельно и послав его при этом в глаза, было одновременно сложно, считай нереально, и страшно. А что, если поймаю слишком много чакры и просто-напросто выжгу себе глаза, лишаясь зрения навсегда? Конечно, по памяти Итачи, это было невозможно и максимум, что мне грозило, так это дикая резь, но унять собственную фантазию и вспыхнувшую осторожность было трудно. А потом в дом влетел перепуганный до истерики Саске. И, честно, он был таким милым ребенком, даже сейчас, что сдержать растекшееся в груди умиление и желание его просто схватить и затискать было нереально сложно. Сдержало меня, наверное, лишь горькое и болезненное понимание того, что мне сейчас придется сделать — стать его личным монстром, кошмаром номер один, который нужно уничтожить. О том, что я также выписывала сейчас фактически свой собственный приговор, который этот милый ребенок приведет в исполнение через много лет, с моей-то неспособностью его убить, я старалась не думать. Саске не хотел мне верить, уже судорожно придумывая в голове объяснения моему поведению, старательно не смотрел на мертвых родителей и кровь, глядел только в мое бесстрастное лицо и отчаянно боялся, надеясь, что это просто его кошмар, а он спит и скоро проснется. Я видела это все в его глазах, и мне было точно так же больно, как и ему. Дурацкая деревня. Дебильная политика. Ненавижу, как же я их ненавижу за то, что делаю сейчас! Я всегда была хорошим манипулятором, но найти слова, которые заставят мне поверить и окончательно сломают и перевернут мир уже моего брата, было неимоверно трудно. Я заставляла себя говорить, чуть насмехалась над ним с равнодушным лицом, растаптывала и рвала на клочки ту невидимую связь между нами и отчаянно надеялась, что он не пойдет тем же путем, что и в каноне, и найдет для себя еще один якорь, помимо мести за уничтожение своего клана. Конечно, я обошлась с ним мягче, чем настоящий Итачи в каноне. Я не погружала его в иллюзию и не заставляла беспрерывно и беспомощно наблюдать за убийством его близких, может, это и оставит его чуть более живым и не сломает до конца. Хотя сомнительно, конечно, что сегодняшнее никак не повлияет на него. И не сказать, что я пожалела его или была слишком доброй, просто опасалась использовать на нем неотработанные навыки. Кто знает, что с ним произошло бы, если бы я где-нибудь напортачила? Но, да, с иллюзиями было бы гораздо легче заставить Саске поверить моим словам и возненавидеть меня же, хотя бы за эту ментально-психологическую пытку. А сейчас я совсем не уверена в том, что достигла своей цели, просто вырубив его под конец и оставив на пороге той комнаты. Тяжело вздохнула, выходя из своего-не своего дома, и направилась на выход из квартала, отчаянно надеясь, что смогла достаточно запудрить мозги Саске и обезопасить его хотя бы на ближайшие несколько лет. Уже возле ворот я почувствовала чужое присутствие и наткнулась на знакомого светловолосого паренька, что прятался за кустами и обеспокоенно косился на вход в квартал, видимо, раздумывая над тем, рискнуть и зайти или нет. Заметив меня совсем рядом с собой, он застыл, глядя на меня перепуганными синими глазами, в которых вспыхнула решимость. Я устало усмехнулась и, подумав, что поддержка Саске всяко не помешала бы, хотя бы на первое время, поддалась мимолетному желанию и потрепала того по волосам. — Позаботься о моем отото, — выдохнула еле слышно, так, чтобы меня услышал лишь он. А после, дождавшись неуверенного кивка, набралась уверенности и, доверившись телу, исчезла. И все же, попасть в Итачи — лучший кошмар на свете.