Writober-2022

Он признал поражение в тот момент, когда взглянул на нежное лицо своей королевы, на её прекрасные светлые локоны, но вспомнил другое лицо и другие волосы — густое расплавленное золото, небрежно собранное на затылке алой лентой. Джастин думал, что Катари, этот печальный ангел, станет его талисманом, отгоняющим тёмные мысли одним присутствием, но её добродетели оказалось недостаточно для двоих. Да и имел ли право он — после всего, что совершил, запятнанный тайными желаниями и грёзами, — имел ли он право даже надеяться на то, что он может избежать своей участи? Королева теребила в тонких пальцах кружевной платок, опускала длинные ресницы, касалась жемчужной капельки-серьги, Джастин рассеянно, по привычке, следил за её движениями и томился, не чувствуя прежнего трепета. Хотелось другого общества, за другими руками хотелось наблюдать — как небрежно они держат бокал со «Слезами», как обхватывают эфес, как распутывают шейный платок… Он был проклят. Или болен, и лекарства от этого недуга у целителей не отыскать. Особняк Рокэ встретил его тишиной. Хозяин отсутствовал. Джастин обрадовался этой тишине и одновременно почувствовал колючее разочарование. Рокэ его выслушает и даже не отмахнётся, а если будет в духе, то и совет даст — между бокалом вина и рвущей душу кэналлийской песней. Но этот совет будет из тех, что не помогают — решай сам, ветер не считается с чужим мнением. Джастин взбежал по лестнице, словно за ним гнались, и устремился в свои покои. Сорвал шляпу, перчатки, уронил на пол плащ, стянул перевязь и рухнул на кровать, лицом в стёганый атлас. Бессвязные обрывки фраз скользили в голове, складываясь в строки и тут же рассыпаясь мелким бисером: …любовь моя — недуг…ни в чём покоя не находит…мужчина светлокудрый…во взоре — мрак ночной… Джастин перевернулся на спину и уставился на балдахин — тёмно-синяя ткань с вышитыми серебристыми звёздами неподвижно висела над головой. Эта неподвижность и тишина вдруг показались невыносимыми, и лежать стало невозможно — Джастин вскочил, подошёл к окну, отдёрнул тяжёлую портьеру, распахнул створки, впуская солнце и ветер. И замер, потому что внизу, во дворе светлокудрый мужчина в красном колете спрыгнул со своего мориска, что-то сказал Хуану, засмеялся, вскидывая подбородок. Глаза его были цвета беззвёздной, страшной ночи. Джастин читал однажды о змеином яде, который сковывает члены параличом, оставляя рассудок ясным — и вот его собственное тело не могло, не смело шевельнуться, а глас рассудка твердил, что надо скрыться, спрятаться, бежать. Савиньяк зашёл в дом — Джастин представлял себе отчётливо, как тот привычным жестом снимает шляпу, как широким шагом подходит к лестнице. Он нашёл в себе силы наконец отойти от окна. Бросился к двери — и снова замер, не решаясь повернуть ключ и открыть дверь тоже не решаясь. Сердце стучало в груди. Остальное тело Джастин не чувствовал, словно не осталось больше ничего, кроме огромного пульсирующего комка, которому тесно было в груди. Дверь открылась сама — без предварительного стука, властно и резко. Все ощущения вернулись разом, обрушились лавиной. Джастин видел: золотое и алое, руки в перчатках, ряд пуговиц, перевязь, камень в эфесе, тёмные непроницаемые глаза, губы… Джастин слышал: насмешливо-тревожные слова проплывали мимо сознания. Лионель был слишком близко, его было слишком много — и всё же было мало и недостаточно. Моя душа больна томительной неутолимой жаждой… Джастин шагнул вперёд и положил руку на красный атлас — под его ладонью чужое сердце сбилось с ритма. Стоило принять решение — и страх отступил, уступая весёлому отчаянному азарту, словно он снова пустил коня вперёд под выстрелы.