Inked

Был холодный пятничный день в конце ноября, по-настоящему холодный – тот холод, который пробирается под любое количество одежды и оседает в костях. Поставив последний ящик на заднее сиденье фургона Фрэнка, Ремус потер руки, пытаясь вернуть пальцам чувствительность. Рядом с ним Фрэнк захлопнул задние дверцы и достал ключи из кармана пальто, их дыхание вырывалось белыми облачками. — Это все, да? — спросил он, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Ремуса, его щеки и кончик носа были красными от пронизывающего ветра. Ремус кивнул и, поняв, что растирание совсем не помогает, засунул руки поглубже в карманы своей зимней куртки. За день он уже десяток раз пожалел, что утром не взял с собой перчатки. — Спасибо, Фрэнк. После этого ты домой? Фрэнк открыл дверь со стороны водителя и, повернув ключ, включил печку, как только двигатель заурчал.  — Ага. Готовим ужин, смотрим "Моану" в сотый раз, все как обычно, — он улыбался так ярко, как будто не было ничего другого, чем бы он хотел заняться. Это заставило Ремуса тоже улыбнуться, он представил себе, как Фрэнк и Алиса с нежностью наблюдают за Невиллом, их двухлетним сыном, уютно устроившись на диване перед телевизором. — А как насчет тебя? Есть планы? — Э-э, да, — сказал Ремус. — У меня вроде как свидание. — Не может быть, ты наконец-то пригласил Сириуса на свидание? — Фрэнк похлопал его по плечу, волнение озарило его лицо. — Молодец, приятель! Он устроил мне экскурсию по своему магазину, я уже говорил? Даже откопал оригинальные планы здания, чтобы я посмотрел. Классный парень, очень классный. — Нет, нет, — быстро сказал Ремус. Он очень старался весь день не представлять себе именно это. — Это не с... это свидание вслепую. Мэри свела меня с одним из своих коллег в маркетинговой фирме. На лице Фрэнка промелькнуло виноватое выражение, когда он понял свою ошибку. Он потер затылок и сказал:  — Ну что ж. Немного неловко получилось. Ремусу натужно рассмеялся. — Все в порядке. Во всяком случае, я должен пойти закрыть магазин. Увидимся позже. — До встречи, Ремус, — сказал Фрэнк и забрался в свой фургон, на мгновение прижимая руки к вентиляционным отверстиям по обе стороны руля, позволяя теплому воздуху обдать его замерзшие пальцы, прежде чем переключился с паркинга на драйв. Уже отъезжая, он высунул голову в окно и добавил, — удачи! По правде говоря, Ремус все еще пытался справиться с волнением по поводу этого свидания. Он до сих пор не знал, почему вообще согласился на предложение Мэри. На прошлой неделе они встретились за чашкой кофе, и, обсуждая тему своей работы, она распевала дифирамбы одному из молодых руководителей, сокрушаясь о том, что он, очевидно, гей. — Он такой красивый, — сказала она, размешивая сахар в кофе и тоскливо вздыхая. — Его улыбка просто ослепительна. И у него отличные волосы. И он автор книг и мотивационный спикер, я уже говорила об этом? Несколько месяцев назад он был на шоу Грэма Нортона.  В конце концов Ремус согласился встретиться с этим парнем за ужином, так как у него не было веских причин отказываться – он был очень даже свободен (несмотря на то, что провел последние два выходных с одним горячим татуировщиком и его замечательными шумными друзьями). Да и после этого свидания Мэри, вероятно, оставила бы тему его личной жизни в покое по крайней мере на пару месяцев. Это был всего лишь ужин. "Может, этот публикующийся автор даже предложит оплатить его", – язвительно подумал Ремус, закрывая магазин. Была только половина четвертого, так что, решив убить немного времени, прежде чем отправиться домой, а затем в ресторан, Ремус заглянул в студию Сириуса, и знакомое помещение немного успокоило его нервы. Андромеда меняла местами несколько фотографий в рамках на дальней стене, но остановилась, увидев Ремуса, и, положив рамку на диван, подошла поприветствовать его. — Привет, дорогой, — весело сказала она, отбрасывая длинные волосы с лица. — Прости, Сириус только что ушел. Пошел за покупками. Тебе что-нибудь нужно? Ремус покачал головой, пытаясь скрыть разочарование. — Нет, просто зашел поздороваться, прежде чем пойти домой, — он взглянул на разбросанные вокруг фотографии в рамках и добавил, — помочь? Так Ремус оказался на стремянке в Black Dog Tattoos, развешивая на кирпичной стене магазина фотографии Сириуса – ну, на самом деле не его, а только его работ – пока Андромеда командовала, где должна быть каждая из них. — Ты герой, — воскликнула она, когда Ремус поправил самую верхнюю рамку, — я бы даже с лестницы не смогла бы дотянуться. Ты чертовски высокий! — Время от времени это даже пригождается, как сейчас, — со смехом сказал Ремус.  Андромеда начала подметать у входной двери, а Ремус стал поправлять нижние ряды фото. Он заметил, что, несмотря на то, что на стене появилось несколько новых работ, которые он видел в их Instagram, там не было ни одной фотографии татуировок каста Мстителей, хотя Сириус сделал их несколько месяцев назад. — Я предлагала, поверь мне, — со вздохом сказала Андромеда, когда Ремус спросил. — Эти работы привлекли к нам столько внимания. Но Сириус отказался. Сказал, что не хочет использовать их славу для собственной выгоды, или что-то в этом роде. Он может быть раздражающе благородным в самых странных вещах, — несмотря на ее жалобы, на ее губах играла улыбка. — По крайней мере, он позволил мне сделать репост нескольких фото, которые выложили сами актеры. Ремус почувствовал прилив нежности к Сириусу. Он был рад, что стоял спиной к Андромеде, бог знает, как при всех этих нахлынувших чувствах выглядело его лицо.  — Эх, наверное, он просто надеется на свидание с Капитаном Америкой, — пошутил он, чем вызвал смех Андромеды. — Должна признать, у него хороший вкус на мужчин. Он постоянно восхищается моим мужем, — ответила она. — Никогда не могу понять, шутит он или нет. Через несколько минут, закончив дела, они расположились на диване рядом друг с другом. — Как вы познакомились? — спросил Ремус. — Ты и Тед, я имею в виду. Андромеда мягко улыбнулась, посмотрев на свое обручальное кольцо.  — Я увидела его стоящим за моим окном, — она захихикала, когда Ремус поднял бровь. — Мне было шестнадцать, я вернулась из школы на летние каникулы – я тоже училась в Хогвартсе, как вся моя семья. Мои родители переделывали свой сад, и все лето, казалось, там бродили ландшафтные дизайнеры. Тед работал на них в то время, у него тоже были каникулы в школе. Ремус представил себе это: юная красивая Андромеда, скучающая в огромном поместье своей семьи, вдруг замечает одного из мальчиков, работающих под летним солнцем.  — Это довольно... судьбоносно, — сказал он. Он не был уверен, что верит в судьбу, не совсем, но их встреча была по крайней мере... маловероятной. Андромеда хмыкнула в знак согласия.  — Мы провели то лето, прячась от всех и стараясь, чтобы мои родители и обе сестры ничего не узнали. Я очень хорошо научилась влезать в окна и вылезать из них, — она покачала головой, ухмыляясь. — Средняя сестра из душной старой английской семьи, которая должна была выйти замуж по статусу, а не по любви, и красивый парень из рабочего класса, который украл ее сердце. Все это было очень в духе Джейн Остин. Ремус задался вопросом о ее сестрах – сошли ли и они с пути, который наметили для них родители, чтобы следовать за своим сердцем. Но Сириус сказал ему, что он, Андромеда и Альфард были единственными, кто отрекся от семьи Блэк, ведь так? Было только три черных овцы. Ему было интересно, как Андромеда перенесла последствия, которые принес ее выбор. Было ли это медленным отдалением от семьи, или они просто резко отреклись от нее и забыли о ней? Сестры втайне скучали по ней, как Регулус (как подозревал Ремус) скучал по Сириусу? Как бы там ни было, одно было ясно:  — Должно быть, он был не просто красавчиком, раз ты пошла на все это, — сказал Ремус с легкой улыбкой. — Ты прав, — согласилась она. — Он был... придурковатым, правда, вот каким. Но в хорошем смысле. Это было частью его обаяния. Не помешало и то, что он смотрел на меня так, будто я Венера, стоящая в морской раковине, — она сделала паузу, заправила за ухо темные оттененные серебряными прядями волосы и на мгновение поджала накрашенные красной помадой губы. Ее взгляд был ясным и уверенным, когда она добавила, — Тед стоил всех этих проблем. Каждой крупицы. Когда находишь кого-то, кто заставляет твое сердце петь так, это стоит всех проблем в мире.  Она сказала это очень легко, но ее слова ударили Ремуса прямо в грудь, и он на мгновение уставился на нее, приоткрыв рот и пытаясь придумать, что ответить на это. Он потратил годы на прямо противоположное – избегал всех возможных проблем везде, где только мог. Он делал это даже сейчас, сегодня, когда шел ужинать с незнакомцем вместо того, чтобы подождать Сириуса. Точно, ужин… Он проверил время на своем телефоне, вскочил на ноги и извиняющимся тоном сказал Андромеде:  — Черт, я опаздываю. Прости, Энди, мне нужно бежать. Она проводила его до двери, поцеловав на прощание в щеку, и он вышел в холодный вечерний воздух. У него было достаточно времени, чтобы заехать домой и переодеться в приличные джинсы, клетчатую рубашку, черный кардиган и пальто (и перчатки, о которых он не забыл на этот раз), а затем сесть на поезд до гастропаба, где он должен был встретиться со своим спутником. Это место было отвратительно модным, с завышенным ценами за еду и ультрасовременным декором, созданным специально для того, чтобы хорошо смотреться на фото в социальных сетях. Ремус никогда там не был и сомневался, что когда-нибудь вернется. Он как раз собирался написать Мэри и попросить фотографию человека, с которым у него было свидание, когда вдруг обнаружил, что на него пристально смотрит пара голубых глаз.  — Ремус Люпин, я полагаю? — спросил голубоглазый мужчина с идеально уложенными волосами идеального платинового оттенка, обнаживший в улыбке два ряда идеально ровных идеально белых зубов. — О, — сказал Ремус, немного удивленный внезапным вторжением в его личное пространство. — Да. Это я. А вы... Гилдерой, верно? — Гилдерой Локхарт, — сказал он, уверенно протянув руку. Его пальцы задержались на руке Ремуса слишком надолго, и Ремусу это не понравилось. — Но я уверен, что вы и так это знаете. Присядем? Не дожидаясь ответа, он направился к свободному столику. Ремус последовал за ним, разглядывая наряд Гилдероя: на мужчине был сливовый костюм, сшитый на заказ явно с целью продемонстрировать, насколько он подтянут. Его брюки были укорочены, демонстрируя лодыжки, и… желтые замшевые мокасины? Они сели друг напротив друга, и Ремус вежливо улыбнулся собеседнику. — Итак, — начал он. — Мэри говорила мне, что вы пишете книги и читаете лекции, когда не консультируете в фирме. Звучит так, будто вы очень занятой человек. Это, как он вскоре понял, было неправильным началом разговора. Гилдерой воспринял этот вопрос как открытое приглашение говорить о себе без единой паузы до тех пор, пока к ним не подошла официантка, чтобы принять заказ на напитки. Как успел узнать Ремус, он написал три книги, две из которых относились к жанру самопомощи и продавались очень хорошо (он несколько раз подчеркнул это), и автобиографию, которая в прошлом году попала в список бестселлеров и вызвала невероятное внимание прессы. Внимание, в котором Гилдерой, казалось, чувствовал себя как рыба в воде. — Как только я начал давать интервью о своих книгах, люди просто стали хотеть все больше и больше меня, — сказал Гилдерой с усмешкой и слегка покачал головой, что, по мнению Римуса, могло быть попыткой изобразить скромность. — Я был гостем на нескольких подкастах – я пришлю тебе ссылки – прежде чем понял, что это не мой любимый способ общения. Я хотел, чтобы люди видели меня, а не просто слушали бесплотный голос в своих телефонах. Так мое послание доходит гораздо яснее.  "Да, совершенно очевидно, что ты хочешь, чтобы люди видели тебя", – мысленно ответил Ремус. Но на деле сказал нечто гораздо менее язвительное, хотя и перешел на "ты". — То есть ты часто путешествуешь? Как спикер? — О, бываю то тут, то там, — ответил Гилдерой. — Мой агент продолжает настаивать на еще одной книге, затем на книжном туре, но фирма все дает мне проекты, от которых я просто не могу отказаться! Они развалятся без меня. Так что, боюсь, придется провести еще несколько месяцев в старом унылом Лондоне. Ремус почувствовал легкое раздражение от такой характеристики своего второго города.  — Не знаю, Лондон кажется мне довольно милым, — ответил он. — Да, сейчас холодно, но все равно… мило. Официантка вернулась с их напитками – сложным из нескольких видов газированной воды с добавлением трав для Гилдероя и обычной водой с долькой лимона для Ремуса.  — Вы готовы сделать заказ? — спросила девушка, открывая блокнот и щелкая ручкой. Никто из них не бросил в меню больше одного взгляда, поскольку Гилдерой не переставал говорить с тех пор, как они сели за стол. Однако светловолосому мужчине, как оказалось, оно и не требовалось, так как он, ни на секунду не замешкавшись, поднял глаза на официантку и сказал:  — Нам лапшу из ламинарии с жареными семенами подсолнуха, — он снова взглянул на Ремуса, — я не ел углеводов уже два года. Как говорится, камера прибавляет десять фунтов! Ремус, которого передернуло от мысли о том, что кто-то будет заказывать за него – особенно тот, кто ничего не знает о том, что ему нравится и не нравится, повернулся к все еще стоящей у их столика девушке. — Мне, пожалуйста, бургер, — отчеканил он, краем глаза заметив, как при его словах дрогнуло уверенное выражение лица Гилдероя.  Официантка записала их заказ, они снова остались наедине, и Ремус подумал о том, что ему как можно скорее нужно поговорить с Мэри о том, чтобы она больше не назначала ему свиданий вслепую. — Мужчина, который знает, что ему нравится, — сказал Гилдерой, снова одарив Ремуса обворожительной улыбкой, — мне такие нравятся, — раздражение в его глазах говорило об обратном. Он продолжил, — что привлекает тебя в Лондоне? Ремус сделал небольшую паузу, обдумывая вопрос.  — Здесь я всегда чувствовал себя как дома, с того самого дня, как переехал сюда. Прошло уже десять, нет, двенадцать лет? — это было правдой, ему нравилась анонимность оживленных улиц и дружелюбие его района, ему нравился шум и пульс жизни, который, казалось, в большом городе никогда не утихает, ему нравились и укромные уголки, и достопримечательности, и все, что между ними. Кроме, пожалуй, модных гастропабов. — Жить и работать в Мейда Вейл у канала, очень приятно. — Да, Мэри упоминала, что ты владелец бизнеса. Цветочный магазин, не так ли? — сказал Гилдерой. Ремус кивнул, но Гилдерой продолжил, прежде чем он успел вставить хоть слово. — Ну, я люблю букеты свежих роз. Они часто появляются в моих гримерках. Когда я выступал на шоу Грэма в январе... — Ремусу пришлось приложить огромные усилия, чтобы не закатить глаза из-за того, какой акцент на этом имени сделал Локхарт, — мои поклонники прислали несколько дюжин за кулисы. Я оставил несколько для съемочной группы, что совершенно точно сделало их день.  Если Ремус и получал мелочное удовольствие от того, что впивался зубами в свой вкуснейший бургер, пока Гилдерой делал вид, что наслаждается миской ламинарии, он не собирался корить себя за это. Этот человек был невыносим. Ремус мог бы вообще встать и уйти, и к черту вежливость, если бы Гилдерой не был коллегой Мэри. Он не хотел, чтобы его подруга чувствовала хоть малейшую неловкость в офисе даже при том, что она свела его с человеком-павлином. — Скажи мне, Ремус, ты часто ходишь на свидания? — сказал Гилдерой в середине трапезы. В ответ на поднятые брови Ремуса он добавил, — Мэри упоминала, что у тебя напряженный график, и мне вот, например, при моей загруженности чертовски трудно найти в своей жизни время для кого-то особенного. — Ну, я управляю своим магазином, каким бы скромным он ни был, — сухо ответил Ремус. — Как правило, это занимает очень много времени, и на остальное его остается совсем мало. Гилдерой торжественно кивнул, будто бы поняв, что именно Ремус имел в виду.  — Да, конечно. Я знаю, каково это, когда люди требуют так много твоего времени. Это... — Заставляет тебя мечтать о том, чтобы клонировать себя, чтобы напиваться на Ибице, пока клон делает за тебя твою работу? — сказал Ремус, перефразируя слова Сириуса, сказанные несколько месяцев назад. Это вызвало короткий смешок у Гилдероя, но после этого он посмотрел на Ремуса с забавным выражением, в котором явно читалось смятение. — Хм, Ибица. Хорошее место, чтобы увидеть Роналду в крошечных плавках, но я сам предпочитаю Миконос. Ремус сразу же пожалел о том, что сказал это, потому что цитирование Сириуса привело к мыслям о Сириусе, что привело к размышлениям о том, каково было бы сидеть здесь с Сириусом на свидании в окружении влиятельных людей и тостов с авокадо за 20 фунтов. Он бы тоже возненавидел это место, подумал Ремус. Он предложил бы им уйти отсюда еще до заказа напитков и отвез бы их в какую-нибудь китайскую забегаловку с двумя складными столиками и облупившейся краской внутри. Или они заказали бы пиццу и съели бы ее, прогуливаясь вдоль канала, Сириус бы громко и не в такт пел Боуи, а Ремус в шутку угрожал бы вытереть испачканные пепперони пальцы о его кожаную куртку. Моргнув, Ремус понял, что Гилдерой замолчал и уже выжидающе смотрит на него через стол.  — О, э, — пролепетал он. — Извини. Что ты говорил про Миконос? Но Локхарт только усмехнулся и, слегка наклонившись, с нежностью посмотрел на Ремуса.  — Не нужно извиняться, Ремус, — сказал он с понимающей улыбкой. Глаза Ремуса расширились, он пытался понять, знает ли Гилдерой – и как он вообще может знать – о том, что Ремус думал о ком-то другом. — Я не раз видел этот отрешенный взгляд. Я польщен. О. Конечно. Ремусу почти хотелось смеяться, потому что, конечно же, Гилдерой думал, что он засмотрелся на него. — Ты и сам довольно красив, — добавил Гилдерой к легкому удивлению Ремуса. Но Ремус не успел сказать "спасибо", как Гилдерой продолжил, — ты привлек бы мое внимание в любой толпе, даже со шрамами. В тебе более чем достаточно того, что компенсирует их. Желудок Ремуса упал вниз. Уже очень давно никто не упоминал его шрамы, да еще с такой бесчувственностью, так что эти слова вывели его из равновесия, и он долгое время оцепенело смотрел на Гилдероя. Помимо длинного тонкого шрама, пересекавшего нос и левую щеку Ремуса, Локхарту были видны или частично видны еще несколько: три коротких толстых шрама под челюстью возле уха и еще один, спускавшийся под воротник рубашки, на шее. — Откуда они у тебя? — спросил Гилдерой, не обращая внимания на молчание Ремуса. — Драка в баре, — соврал Ремус, просто чтобы шокировать его. В его глазах был гнев, хотя он и улыбался. — Ты должен увидеть другого парня. Правда, тебе придется навестить его в тюрьме, но я уверен, что он тебе все покажет. Неудивительно, что после этого свидание закончилось довольно быстро. Гилдерой, по крайней мере, полностью оплатил чек. Они расстались под навесом ресторана, обменявшись лишь рукопожатием, и Ремус отправился на станцию метро, чтобы сесть на последнее свободное место в поезде домой. К тому времени, как он добрался до своей квартиры, он метался между тем, чтобы позволить себе расстроиться, и тем, чтобы отругать себя за то, что позволил неудачному свиданию испортить ему день. "Ты взрослый человек", – укоризненно подумал он, медленно снимая одежду в тусклом свете своей спальни. – "Ты не позволишь такому придурку, как Гилдерой Локхарт, морочить тебе голову". Натянув свою самую старую и удобную толстовку и спортивные штаны, Ремус прошел в гостиную и устроился на диване с чашкой ромашкового чая и книгой, которую читал уже дюжину раз. Он пролистал слегка пожелтевшие страницы и вздохнул, чувствуя себя не в своей тарелке. Гилдерой Локхарт был самовлюбленным болваном, да, но он надавил на несколько больных точек. Шрамы у Ремуса были уже почти десять лет, но он все еще переживал из-за них. Но еще хуже, чем то, что Гилдерой сказал по этому поводу, был намек на то, что он будет встречаться с Ремусом, несмотря на его шрамы. Несмотря на его багаж. Однажды ему уже говорили эти слова, и это сделало последовавший разрыв еще хуже... Он перешел к другой главе, упрямо отгоняя неприятные мысли. Он не собирался засыпать на диване, но час спустя уже дремал, пока на столе остывал чай, а книга болталась в руке, грозясь в любой момент упасть. Яркий свет. Писк. Пульсирующая боль за веками и тяжесть в конечностях. Он в больнице, писк нарастает до предела, а внутри нарастает паника. Медсестра, доза чего-то, потом сон. Потом его отец, сидящий на складном стуле у кровати с красными глазами и огромными синяками под ними. Его голос, хриплый и напряженный, пока он пытается объяснить все Ремусу. Пьяный водитель, говорит он. Лобовое столкновение. Ты переходил дорогу. И медсестра, говорящая ему такие вещи, как: сломанное бедро, перелом лучевой кости, сломанные ребра, пробитое легкое. И что-то вроде: повезло, что остался жив. Потом Майкл сидит в кресле. Держит его руку, проводит губами по костяшкам пальцев. У него шрам на этой руке. У него везде шрамы. "Я здесь, малыш", – говорит он. До тех пор, пока спустя несколько недель он не перестает быть здесь. Пока Ремус не отходит от самых тяжелых лекарств, не осознает и не начинает чувствовать боль. Пока он не пытается залечить свои шрамы, видимые и нет. Однажды ночью на больничной койке он плачет о своей умершей матери. Кричит, рыдает и трясется, как ребенок, жаждущий утешения, которого ему не дают. Через несколько дней после этого Майкл в последний раз садится в кресло. В последний раз целует костяшки его пальцев. Он выглядит напряженным, отстраненным. Ремус не понимает. Майкл там, говорит ему такие вещи, как: больше не могу, слишком много, между нами ничего не получится. Он никогда не был хорош в эмоциональной поддержке, а Ремус сейчас несет на себе такой груз, что у него подгибаются колени. Майкл рядом, говорит ему: "Прощай, Ремус". А потом его нет. Ремус вскочил на ноги, задыхающийся и покрытый тонким слоем пота. Через несколько секунд реальность вернулась, и он опустился на диван, пытаясь перевести дыхание. Ему уже давно не снились ни несчастный случай, ни Майкл. Нащупав телефон, он увидел, что уже половина второго, и застонал. Он стащил себя с дивана, снял толстовку и забрался в постель. Он уставился на свой телефон на тумбочке и задумался. Алиса и так едва спит с малышом дома. Он напугает отца до полусмерти, если позвонит в такой час. Питер не лучший в эмоциональной поддержке, а на Мэри он сам немного зол из-за подставы с Гилдероем. Его мысли устремились к Сириусу, и телефон с открытым приложением "Сообщения" оказался в его руках еще до того, как он успел зарегистрировать эту мысль. Он уставился на их переписку. Последним, что Сириус отправил ему, было селфи. На нем он ухмылялся в камеру, его лицо было перепачкано грязью и кровью из разбитой губы, а Джеймс кричал рядом, обхватив его руками. Надпись под фото гласила: Перед тобой ОФИЦИАЛЬНЫЕ ЧЕМПИОНЫ по футболу среди выпускников Хогвартса!!! ДА ЗДРАВСТВУЕМ МЫ! Его пальцы надолго зависли над экраном, прежде чем он отбросил эту мысль, положил телефон и перевернулся на другой бок. Остаток ночи, к счастью, прошел без сновидений.