Маргаритки в его волосах.

– Блять... Да где же оно, – Скарамучча пробормотал, отчаянно вытирая капли дождя с разбитого экрана телефона. Он сощурил глаза, пытаясь рассмотреть направление стрелочки в гугл-картах, ощущая прилив эйфории от сказанного только что ругательства. Маленькое исключение из всех правил, и постыдный секрет, который никому нельзя было знать. Ливень заливал глаза и делал видение почти невыполнимой задачей. Чёлка прилипла ко лбу, портфель, наполненный нотными тетрадями, вымок насквозь. В лакированных туфлях хлюпала вода, а брызги от каждого шага попадали на только сегодняшним утром выглаженные брюки. Не пострадали только драгоценная жилетка с эмблемой школы, спрятанная под болоньевой курткой, и зонтик – тот безопасно покоился в портфеле. Ветер был слишком сильным, чтобы от него вообще был какой-то прок. Эта погода была настолько же изношена, как и сам Скарамучча. Октябрьский холод сопровождался множественными ливнями и короткими моментами духоты. Но не так всё это было страшно, как нагрянувшие контрольные работы, концерты, для которых бедному парню приходилось часами разучивать никому не нужные классические фрагменты, и целой охапкой родственных праздников, для которых часами учился он уже правдоподобно улыбаться, чтобы не казаться «слишком грустным». И сегодня, день был как раз подобный. День рождение Сёгуна, его родной и «горячо любимой» сестры, ради которой ему придётся сейчас потратить накопленные за несколько недель карманные деньги. И не то, чтобы ему было жалко, вовсе нет. Ради сестры, он бы не раздумываясь купил бы ей самый красивый букет из белых хризантем. Благородный цветок, с хорошим запахом и цветом, подходящим её натуре. Да и купил бы он не одну и даже не три – целых четыре пышных цветка, которые с улыбкой на лице вручил бы. Жалко ему не было никогда. Просто было обидно. Залитый водой экран наконец показал направление. Оказалось, идти совсем недолго – ещё около 100 метров и готово. Приложение сказало, что именно там находится ближайший к его дому цветочный магазин. Со звоном колокольчиков открылась полупрозрачная дверь. В нос сразу же ударил смешанный запах цветов и удобрений, слишком густой и сильный, чтобы не поморщиться. Его взгляд скользнул к пустой стойке, заваленной разными видами обёрточной бумаги, а затем к наполненным различными цветами вазам. Продавец, конечно же, сидел где-то в подсобке, и позвать его нужно было с помощью настольного звоночка. Но не успел Скарамучча и пальцем до него дотронуться, как в подсобке послышался грохот. Глухой удар сопровождался звоном чего-то металлического и громким воскликом: «Чёрт!». Кажется, вышеупомянутый продавец только что споткнулся, и своим телом задел металлические миски – такой была догадка парня, заинтересованно смотрящего на шторы-бусины, висящие на входе в подсобку. Но неразличимое бормотание и попытки впопыхах собрать железные ёмкости не долго удержали внимание Скарамуччи. Вместо этого, он опустил взгляд на промокший низ своих брюк и лакированные туфли. Кончики на шнурках едва держались, на глянцевой поверхности виднелись царапины. И снова он ругал себя в голове за то, что испортил обувь. Купленная за баснословные для него деньги, она наверняка будет стоить ему ещё и выслушанных криков матери. – Уже здесь! – поток угрюмых мыслей нарушил звонкий голос продавца, только что вышедшего из подсобки. Скарамучча поднял голову, уже намереваясь задать свой вопрос, как вдруг... Да не может быть. Но о нет. Быть ещё как могло. Светлые волосы с единственной красной прядкой, и улыбка на бледном лице. Эти веснушки и беспорядочный, перекошенный на правую сторону хвостик он не спутает ни с чем. Этого человека он не спутает ни с кем. – Кадзуха?! – вылупил свои глаза Скара, отходя на шаг назад. Эти несколько лет, что они не виделись, явно сделали своё дело. Кадзуха подрос, расправил ссутуленные плечи, а на ушах появился пирсинг. Его зашуганное выражение лица сменилось расслабленной улыбкой. «Как похорошел», – невольно подумал Скара, пытаясь оправиться от шока, связанного с появлением Кадзухи в его жизни снова. И не где-нибудь, а в Богом забытом цветочном магазинчике в километре от его дома. – Прошу прощения, мы знакомы? – озадаченно спросил Кадзуха, мелким движением поправляя рукав своего свитера и подходя ближе к стойке. Его светлые брови были так очаровательно нахмурены, а Скарамучча уже думал: «как можно было выйти таким чертовски красивым?». Но вопрос Кадзухи сумел заставить его врасплох, отвлекая от тяжелых мыслей по поводу внешней привлекательности другого парня. – Ты не помнишь? – ему нужно было переспросить. Как же так вышло, что он не помнил Скарамуччу? Неужели забыл все те дни, проведённые вместе в школе? Неужели забыл, как неожиданно ворвался в его скучную жизнь, принеся с собой долгие вечерние разговоры и ночёвки друг у друга? Неужели он забыл, как дал ему надежду, а затем... Неужели он забыл, как бросил его, без прощальных слов или записок? – Прошу прощения, что так вышло, – та самая вежливость, которую Скарамучча помнил ещё с четырнадцати лет. Это тоже осталось неизменным. «Ох, лучше бы тебе объяснить, что случилось», – ему удалось вовремя прикусить язык, и оставить эти слова глубоко внутри себя. Каэдэхара, бессовестный ублюдок, за короткий промежуток времени ставший для него всем, а затем ушедший из школы и не отвечающий на сообщения. Не сказав ничего, просто так уйдя... И оставив Скару в слезах сжимать кулаки. И даже промокшие брюки, портфель, и поцарапанные туфли не значили так много. И на день рождение Сёгуна можно было опоздать. Пусть только Кадзуха хорошо подумает, прежде чем говорить что-то. Потому что иначе Скара просто не сдержится, и хорошенько пнёт его по яйцам за всё то время, что он пережил один. – По некоторым обстоятельствам, я потерял многие воспоминания о нескольких периодах в моей жизни, – Кадзуха неловко почесал затылок, отводя взгляд в сторону, – можете напомнить мне, где мы были знакомы? – Восьмой класс и начало девятого. Школа номер 9. Меня зовут Скарамучча, – парень выдохнул, чувствуя себя опущенным в воду раскалённым куском металла. Причина того, что Кадзуха не узнал его была услышана, но и Скара был уже разозлён. Цепная реакция запущенна, и как ты не пытайся её подавить, так просто, за секунду она не уйдёт. Учитывая, что смешана она была с шоком, горечью от давно пережитой утраты и болю предательства. Даже зажившие раны оставляют шрамы. И этот всё ещё ныл. Кадзуха удивлённо ахнул. Его глаза расширились, и он закрыл свой рот рукой. Неужели вспомнил? Видя этот шок, Скарамучча не смог не сдержать внутреннюю ухмылку. – Скара? – он переспросил, внимательно разглядывая черты лица парня перед собой, и, кажется, приходя к узнаванию. Что ж, никто из них не думал, что увидит другого. Со стороны Скарамуччи был кивок. Воцарилось неловкое молчание, и шум дождя, бушующего снаружи, теперь был единственным звуком в душном магазине. – Я... Хах... – Кадзуха шумно выдохнул, запуская пальцы в беспорядок на своей голове. Только сейчас, Скарамучча отметил серебряные кольца на его бледных, тонких пальцах... И в прошлом тоже он не мог не пялиться на выступающие вены на худых руках, и длинные пальцы – такие, какие он всегда хотел иметь, чтобы было легче играть на пианино. Глаза Кадзухи были плотно зажмурены, а тонкие губы поджаты. Только через несколько секунд он расслабился и снова посмотрел на Скару, – даже не знаю, что сказать... Признаюсь честно, я плохо помню произошедшее, но... – Куда ты делся в начале 9 класса? – Скара резко его перебил. Знание ответа на этот вопрос казалось жизненно необходимым. Куда его лучший друг исчез среди учебной недели, когда днём ранее они столько вместе планировали? Почему же бесследно исчез, не сказав ни слова? Выражение лица Кадзухи для Скарамуччи было нечитаемым. Он не мог разобрать ни единой эмоции, что играла в уме такого очаровательного предателя – так его в своём уме уже успел окрестить парень. Их разговор то и дело прерывался неловкими паузами, за которые Кадзуха пытался придумать, что ему сказать, и как объясниться. Скарамучча же чувствовал себя не в своей тарелке. Из-за духоты помещения, у него уже начинала болеть голова. О цветах для Сёгуна он уже давно забыл, ровно, как и Кадзуха, казалось, забыл о том, что он вообще-то на работе. – Я... болел, – нехотя признал Кадзуха, оттягивая вниз рукава своего свитера. – Болел? – Болел. Последующее утверждение прозвучало более уверенно, хотя у Скары оставалось стойкое ощущение, будто он что-то недоговаривает. – И чем же? Кадзуха не ответил. Теперь, Скара мог ясно прочесть растерянность на его лице. Возможно, он пытался придумать отмазку, возможно - решиться с силами и рассказать, но терпения у Скарамуччи явно на это не хватало. Он издал тяжёлый вздох и устало потёр свои глаза двумя пальцами. Больше терпеть это сил не было. На душе было так тошно и противно, что он просто не мог находиться с ним и секунды больше. – Какие цветы здесь самые дешёвые? – Скарамучча спросил, уводя тему от пропажи Кадзухи. Сейчас, ему просто хотелось треснуть парня по шее за всё волнение и боль, что ему пришлось пережить два года назад. Но было видно, что из этого растерянного и виноватого взгляда больше не вытянешь. Именно поэтому Скара решил сдаться. К тому же время явно поджимало. – У нас сейчас акция на розовые розы, – Кадзуха выдохнул. Скара не мог не заметить этого взгляда облегчения. И от этого на душе становилось так мерзко, что хотелось покинуть этот магазинчик и больше никогда сюда не заходить. – Пойдёт. Дай мне три штуки, – он равнодушно сказал, всё-таки пренебрегая своим первым вариантом с белыми хризантемами. – Обёртка? – Кадзуха спросил, выходя из-за стойки. Его пальцы снова дёрнулись к рукавам свитера, оттягивая его вниз. – На твоё усмотрение. Скарамучче ничего не оставалось, кроме как смиренно стоять на месте, и наблюдать за тем, как цветочник выбирает три несчастные розовые розы из ваз в холодильной комнате. Прилипшие к ногам брюки только придавали мерзости к ощущениям, а вот утихающий стук капель по окнам – наоборот, умиротворял. Он не мог ничего с собой поделать, прислушиваясь к монотонному звуку. Кадзуха тем временем уже разложил розы на столе и достал белую обёртку, чтобы хоть как-то улучшить внешний вид этого букета. Смотря на него, Скарамучча не мог не чувствовать, что если бы он когда-то и получил цветы, то розы бы стали для него скорее оскорблением, чем подарком. И дело даже не в том, как эти цветы выглядят. Дело в неприятном запахе, и в заезженности букета. В каждом фильме и книге, на каждом празднике и мероприятия люди дарят друг другу розы – ну что за чепуха? В такие моменты Скарамучча мог только молча согласиться с Маяковским и его стихом. – Сколько с меня? – он спросил, вытаскивая груду мелочи из прилипших к ноге карманов. – Сто пятьдесят, – невозмутимо ответил Кадзуха, подавая ему букет. Находясь в белой обёртке, цветы выглядели даже презентабельно. Впрочем, единственный критерий к презентабельности у Скарамуччи был «не выглядит так, будто сорвал на клумбе». Отсчитав нужное количество монет и высыпав их на пластиковую подложку, а не в протянутую ладонь Кадзухе («чтобы гниде было тяжелее собирать» – про себя позлорадствовал Скара), он уже собрался уходить, когда его снова окликнули. – Скар, погоди... – Кадзуха пробормотал, пытаясь найти что-то под прилавком. Нахмуренные брови наконец расслабились, когда он вытащил небольшой пакетик, а затем протянул его Скаре, – влей это в воду, цветы простоят дольше. Неуверенный, как вообще реагировать на внезапный подарок, Скара всё-таки взял себе пакетик, даже не потрудившись прочитать название. Не желая больше здесь задерживаться, он просто сжал его в своей руке, пытаясь снова уйти. – Слушай, мне правда жаль, – Кадзуха внезапно произнёс, снова останавливая его на полпути к выходу, – если хочешь, мы можем... – Да пошёл ты нахуй! – воскликнув это, Скарамучча просто вылетел из дверей магазина. Возможно, если бы его мать сейчас это увидела, она бы дала ему по губам, но, к счастью, сейчас он был один. Дождь удалось почти переждать, в руках был дешёвый букет, а Кадзуха был послан нахуй – ну чем не удавшийся поход в магазин? И ладно даже первые два пункта, но третий он мечтал исполнить вот уже два года. И сейчас это ощущалось, будто сама его душа заговорила. И Скарамучча был уверен – если у него и был ангел хранитель, то он наверняка сказал бы то же самое. Вдохнув полной грудью запах мокрого после дождя асфальта, Скара повернулся и зашагал в сторону дома. Он уже думал насчёт правдоподобных отмазок к тому, как объяснить матери, что он не успел к пяти. Автобус опоздал? В цветочный была очередь? Нет, не то... Сейчас даже не Рождество, кому вообще нужны были цветы? – Очень хотелось послать Кадзуху нахуй. Так и скажу, – Скара пробормотал, сжимая в руках белую обёртку на цветах. Он даже не смотрел на часы, понимая, что ему и так влетит. Слишком много времени он провёл, играясь в гляделки с цветочником. И плевать, что этот самый цветочник – предавший его доверие друг. Ему даже объяснений его слышать не хотелось. Хватило и простого, короткого ответа.