Ты (мой)

      Меня заводит, что ты сохраняешь интригу до тех самых пор, пока мы не окажемся у порога нового клуба. И снова пришлось звонить другому коллеге, снова пришлось просить отработать на смене вместо меня, - а он, кстати, довольно быстро согласился, потому что никто не станет отказываться от дополнительного процента к зарплате, особенно, если твой график это всего лишь 2/2.       Мы идем разговаривая, точнее, в основном говоришь ты, а я внимательно слушаю, дурацкая разлука не прошла зря. Она сплотила нас, заставила скучать и сделала ближе. Это наше второе свидание, настоящее, и, однако – нормальное. Я хочу взять тебя за руку, сжать её, но мои скромно находятся в карманах, а твои активно жестикулируют. У тебя подвижная и правильная мимика, я же могу только улыбаться, и иногда смотреть на тебя. Хотел бы я делать это неотрывно, наслаждаясь моментом, но у обычных людей так не приятно – вам стыдно от долгого зрительного контакта, а мы ещё слишком мало знакомы, чтобы я мог рассказать о своих необычных умениях и быть уверенным, что ты не посчитаешь меня ненормальным.       Я был прав – тебя манит не роскошь, а момент. Наши ноги шагают по гладкому асфальту, иногда мы как дети перебегаем через пустые дороги, как будто кого-то в такое время ещё беспокоят светофоры. На твоем лице искренняя и широкая улыбка, и я ловлю моменты, чтобы разглядеть её лучше. Просчитываю твою мимику до мельчайших деталей, со временем привыкаю к твоим морщинкам, и почти с уверенностью могу сказать, что отличаю ложь и правду. Ты осторожно обходишь острые углы, стараешься не упоминать Аню, но когда ты срываешься и начинаешь замыкаться, я ловко обхожу колючую тему и отвлекаю тебя, спрашивая о чем-то. Благодаря этому ты практически не сдерживаешься, рассказываешь о себе больше, автоматически повышая меня со ступени «знакомый» на «хороший знакомый». – Помню раньше, ради забавы, частенько приходил в парки аттракционов и стрелял из игрушечного оружия. – мурлычешь ты, и я внимательно продолжаю слушать, – Потом как-то пристрастился и начал играть во взрослых тирах. Конечно, там я отдавал раза в два больше из-за прочных пуль и не получал подарков, но мне до сих пор нравится. – Значит, идеально справляешься с огнестрелом? – Не то, чтобы идеально, но вполне себе неплохо. Попадаю в восьмерки и девятки, до центра пока не удалось дойти. Да и времени уже почти-что нет, а ходить в одиночку, тем более вечерами, уже не так весело. – Знаешь, мой отец любил охотиться. – говорю правду, потому что ты заслуживаешь этого. – Мы жили скромно, но у него было несколько комплектов огнестрела. Я тоже выходил пару раз на охоту вместе с ним, правда, получалось, мягко говоря, отвратительно.       Мы тихо смеёмся, и ты киваешь головой в знак понимания, наконец-то обращая на меня свое голубоглазое внимание. Я подхватываю твой взгляд, молюсь, чтобы случайно не впечататься в столб, но ты волнуешь меня гораздо больше. – Ты слегка скрытный, Джимми. Расскажешь что-нибудь о себе ещё? – О, я.. Даже не знаю, чем тебя можно впечатлить. – Любой хорошей истории из своей жизни. Мне хочется узнать тебя больше, и я уже говорил об этом, если ты не забыл.       Я смотрю в небо и разглядываю звезды, напоминающие твои глаза. У меня трепыхает сердце и я честно пытаюсь вспомнить что-нибудь счастливое из своей жизни, но на ум приходит только мертвый отец, плачущая мать, револьвер в моей руке и долгая жизнь в мрачном детдоме.       Помню: как влюбился в свою медсестру. Звали её Мария. Она была такая же добрая и понимающая, как и ты, Керли, пока она не перестала пускать меня к себе в кабинет. Раньше мы часто проводили время за чашкой чая, и я был уверен, что знаю, что такое любовь, хотя был одиннадцатилетним ребенком в смешной полосатой кофте. А потом я увидел синяки на её руке, услышал ругань за кабинетом и выходящего парня, который обидел мою Марию.       Не сочти меня чудовищем, Керли, все эти люди были куда хуже. Отец поднимал руку на мою мать, тот парень – на медсестру, которая была ко мне добра, но сейчас они оба лежат в могиле – один с дыркой в брюхе, другой с тяжелым переломом шеи. Моя мать взяла вину на себя, а у Марии было железное алиби на камерах видеонаблюдения. Меня так и не поймали. – Ты так задумался. Неужели ничего не было? – Конечно, было. Однажды в наш детский дом приехал большой цирк, чтобы развлечь нас в канун рождества. Я помню гимназистов, волшебников с огромными шляпами и.. Сраных клоунов, которых я до сих пор побаиваюсь. – Да ну? – ты улыбаешься, стараешься не смеяться. – Ты, Джимми, боишься клоунов? Никогда бы не подумал! – О, перестань, Керли, я серьезно. Я не прямо-таки боюсь их, они просто очень неприятные! – Надо было прийти к тебе в костюме волшебника и кровавой маской клоуна на Хэллоуин. – Спасибо, я бы обязательно дал тебе пару конфет за креативность.       Ты снова смеёшься, но я понимаю, что тема с детским домом тебя заинтриговала. Ты молчишь, потому что не хочешь лезть не в своё дело, но ты ещё не понял, что я уже готов раскрыть тебе все свои карты.       Мы идем, и я делаю небольшую паузу для приличия, чтобы наконец продолжить и успокоить твое любопытство: – Я рос там с восьми лет. Это было не плохое место, мы все оказались в одной лодке, поэтому старались лишний раз не конфликтовать друг с другом. Были, конечно, подонки, но я держался от них в стороне вместе со своим другом. – О, вот как? Вы до сих пор поддерживаете связь? – Он.. Он умер. Лет шесть назад. – Черт, Джимми, я.. Прости. Черт. Я не хотел поднимать эту тему. – Нет, нет, Керли, ничего страшного. Все равно это когда-нибудь бы произошло.       Ты опускаешь взгляд, и я представляю твои щенячьи поникшие уши. Да, Керли, мой друг действительно был хорошим человеком, но наркота губит людей – особенно тогда, когда ты погрязаешь в долгах и в безысходности прыгаешь с Лондонского моста.       Родных у него не было, потому на похоронах присутствовало немного друзей и возлюбленная, рыдающая себе в черные перчатки. Они не могли позволить себе дорогие похороны, поэтому все прошло быстро. Хотя последнее, что я запоминаю в человеке, это его глаза, а его были закрыты. – Мне очень приятно, что ты поделился со мной этим. Теперь я чувствую себя настоящим кретином. Хотел заделаться тебе в друзья, а сам начинаю узнавать ближе только сейчас. – Все с чего-то начинают. Я же и сам тебя ещё недостаточно знаю, но.. Хотел бы стать другом.       Ты гораздо выше и сильнее меня, но все равно выглядишь таким добрым, что хочется доверить тебе все свои секреты. У тебя красивая внешность, пронзительный взгляд и любой бы разбился в лепёшку, чтобы пойти с тобой на свидание.       Но повезло только мне. Мне не надо спрашивать разрешение, чтобы дотрагиваться до тебя, чтобы раздевать тебя глазами. Тебе же не надо делать ровным счетом н и ч е г о, чтобы я стал твоим. – Наверное, я совсем придурок, но я верю в судьбу, Джим. Я практически уверен, что наше знакомство не просто очередное совпадение. Ты смотри – даже девушка от меня ушла, а ты до сих пор рядом. – Ты меня сейчас романтизируешь? – смеюсь я, натягивая свою самую счастливую улыбку. – Боюсь, что тебя невозможно романтизировать. Вдруг ты действительно идеальный человек?       Мне нравится играть с тобой. Я смотрю на тебя в недоумении, не в силах решить, шутишь или действительно так думаешь. А ты смотришь на меня пытаясь понять, смеюсь я с симпатией или с недоверием.       Но я смеюсь с огромной симпатией. Наконец-то ты начал оттаивать и интересоваться мной, как будто бы никогда и не было твоей Ани. Наше время замедляется, мы – главные герои в слюнявом романтическом фильме, твои веки осторожно смыкаются, и мы перестаем идти, находясь всего в нескольких шагах от клуба «Экспресс». Да, Керли, я прекрасно осведомлен тем, куда ты решил повести меня в этот вечер. – Вот мы и пришли. Слушай. – поворачиваешься ко мне, неловко почесывая затылок. – Если ты не хочешь идти, я пойму. Что-то я и сам отрезвел за эту прогулку. – Хочешь уйти домой и бросить своих друзей? Брось, Керли, тебе не нужно идти со мной. – Нет, я действительно виноват. За сегодня и.. За тот день. В доме у Сэлинджеров. Не стоило тебя звать, сначала стоило спросить. – Нет, послушай.. – О, Керли! Сукин ты сын, почему так долго?       Из огромных дверей с неоновой подсветкой выглядывает чужое лицо, больше напоминающее перевернутый прямоугольник с идиотскими очками «инопланетянина».       Парень подбегает к нам, звеня своими побрякушками на мешковатых джинсах, протягивая тебе пачку сигарет. Я смотрю в недоумении на это трясущееся в пьяном угаре «нечто». – Чувак, ты хотел съебаться отсюда? Не, не выйдет. Мы только тебя ждем. – О, Тони, ты.. Черт. Джимми, это Тони, мой друг.       Тони поворачивается ко мне, оглядывает с ног до головы и улыбается так, как будто хочет меня сожрать сегодня на поздний ужин. Ради тебя я улыбаюсь, тяну руку и он пожимает её. Ого. Такой костлявый. – Здарова. Ещё один друг, получается? Керли у нас что-то вроде статуэтки – много не пьет, и мы не подливаем, боимся за его пресс. Он уже показывал тебе? – Тони, успокойся.       Ты осаживаешь его, отодвигаешь протянутые сигареты, поэтому теперь он протягивает их мне, лепеча что-то вроде «да ладно, не стесняйся, там можно». Я беру одну, и не замечаю, как ты следишь глазами за моими руками, когда я поджигаю сигарету чужой зажигалкой.       Тони удовлетворительно хлопает меня по плечу и закуривает сам прежде, чем мы все-таки заходим в клуб.       Освещения здесь нет, кроме неоновых вспышек. Ты жмуришься, а я не веду и глазом, потому что привык к таким местам. Свет хлещет нам по глазам, но мы уверенно идем за твоим другом. Музыка отдается резонансом по сердцу, бьет в уши, путает с биением сердца.       От меня исходит дым. Ты наблюдаешь, как люди резвятся на огромном танцполе, как различают друг друга только по свету разноцветных палочек. Тела близятся в сексуальных и провоцирующих танцах, ото всюду льется алкоголь и безумное веселье. Иногда ты смотришь на меня – я это вижу, но предпочитаю делать вид, что нет. Когда-нибудь ты сам догадаешься, что даже в потоке людей я привык видеть то, что мне нужно.       Мы подходим к, видимо, вип-столику, потому что место огорождено длинной шторой в виде блестящих бус. Не самое лучшее решение, но самое верное для только открывшегося клуба. Нас встречают еще несколько твоих друзей и столько же девушек. Всех их я уже видел в «Тулпаре», поэтому был не удивлен.       Тот, что с прической под ноль – Грегори. Поднялся за счет крипто-вложений, а затем и открыл собственную валюту, рекламируя её на онлайн-казино. Как ожидалось, идея провалилась, и куча людей жаловались на него, в интернете даже есть пару статей про его удавшуюся аферу. Однако, его денег вполне достаточно, чтобы ещё как минимум три поколения вперед ни в чем не нуждались.       Молодая пара в углу – Софи и Кристиан. Учились вместе в одном юридическом институте, но успех пришел только после заведения инстаграмм-аккаунта: милые фотографии, совместные поездки и куча несмешных видео приносили им много рекламы, а там, где много рекламы – много и денег. В интернете представляют из себя счастливую веганскую парочку, хотя я прекрасно вижу, как перед обоими стоят тарелки со съеденной свининой.       Тот, к кому ты сел – оказался.. Дайске? Что-ж, видимо, то представление с Фрэнком Синатрой было очередным спектаклем. Такой же придурок, как и все твои остальные друзья, на которых я уже не обратил внимания, потому что стал новой игрушкой: – Прошу поприветствовать нашего нового члена – Джека! – Тони хватает меня за плечи и пододвигает поближе к столу, чтобы остальные могли рассмотреть. – Я Джимми. – О, Джимми, я ж тебя знаю! Вы вместе с Керли ко мне на вечеринку приезжали!       Меня освещает одна лампа на потолке. Вряд ли кто-то из них запомнит моё лицо, но я продолжаю играть в эту игру, чтобы не показаться невежливым перед тобой. Тони яростно гладит меня по спине – своеобразное действие в качестве поддержки. Ты, Керли, неловко смеёшься вместе со всеми, примыкая губами к трубочке своего коктейля, я – убираю сигарет из зубов, прижимая её двумя пальцами. – Рад со всеми познакомиться. – Ну что за очаровашка.       Тони снимает очки. Азиат. Да у них тут межрасовое собрание, а мы – как белые вороны. Нет ли у вас дискриминации к обычным белым людям? Он пододвигает ко мне бокал «Апероль Спритц» из содовой, просекко, апельсина и нескольких кубиков льда. Я смотрю на оранжевую жидкость, сжимаю губы и спешу оповестить: – Я не.. – Он не пьет, Тони.       Ты вмешиваешься. Откидываешь от себя руку Дайске и оставляешь трубочку в покое, серьезно поглядывая на своего пьяного друга. Тот, в свою очередь, протяжно фыркает и опрокидывается на спинку дивана, до нас доносится огорченное завывание. – Не пьющий в нашей-то компании? – Грегори решил вставить свое слово. – Или ты, Керли, в мамани ему заделался? – Вот и я про тоже. Джимбо, ну давай. Это же я, Тони! Ты вообще мои очки видел? Выпьешь до дна – подарю.       Ты, тощий кусок дерьма, видимо даже не в курсе, что коктейли никогда не пьют до дна. Во всех есть специальный ингредиент, который нужен смаковать, оттого и появилось название сладкого алкоголя.       Я думал, что хуже твоих друзей ничего быть не может, но ошибся. Гораздо хуже, когда они все пьяные и подстрекают на то, чего ты делать не хочешь. В моей голове сразу проносятся догадки, почему ты каждый раз соглашаешься прийти с ними в бар, они и так достали меня своими уговорами, а тебя, видимо, жрут с потрохами.       Мерзость! Но я не мог не последовать за тобой сюда. Мы как будто находимся на маскараде, потому что я не разглядываю в этих людях человеческие лица, все они – животные, и думают, что я не знаю, чем они занимаются. Тройное изнасилование за один месяц, Тони? Держишься молодцом для того, кто попробовал на себе силу героинового шика. Я более чем уверен, что жертвы были спящими, иначе любой бы разломал тебя как тростниковую веточку.       Как человек, что хорошо разбирается в алкоголе, я был более чем осведомлен тем фактом, как этот тонкий лёд влияет на человека и на его поступки. Я видел смерть. Видел плохие поступки. Видел, как человек превращается в животное, стоит ему перебрать с высоким градусом. Но глядя на тебя, во мне просыпается чувство любопытства и азарта. Хочу быть похожим на тебя и влиться в твою волну, Керли, но ещё больше боюсь опозориться.       Мои раздумья прерывает фырканье Тони, и я не замечаю, как он берет меня за шиворот и резко клонит вниз, вливая алкоголь мне в рот. На автомате я сглатываю. – Тони, какого хера?! – я слышу твой раздраженный крик. – Да успокойся. Мужику расслабиться надо, а то сидит как не родной.       Меня хлопают по плечу, и когда я сажусь на место, остальные с облегчением выдыхают и начинают биться стеклом бокалов друг о друга. Здесь я самый трезвый, но, видимо, никто надолго не оставит этот факт без внимания.       Пока я вдыхаю дым сигареты, ты смотришь на меня из-под лба. Ты заинтересован, задуман, но глаза твои по-прежнему остаются светиться ярче всех. Кто-то выключает свет нам в комнате, и на секунду мне кажется, что голубой блеск твоего взгляда вспыхивает коротким ярким пламенем.

***

      В меня вливается все больше и больше. Я перестаю замечать счет времени, алкоголя, но иногда в сознании проскальзывают мысли, заставляющие остановиться. Но останавливаться уже было нечему.       Я как будто телепортируюсь из одной точки в другую. В каждый момент я разговариваю совершенно с разными людьми. Яро спорю с Грегори, слушаю «полезные» советы Софи и Кристиана о том, как разнообразить свою половую жизнь. Затем теснюсь с кем-то в углу, но не пристаю, пристают ко мне – а я недостаточно трезв, чтобы выразить сопротивление.       Неон становится невыносимым даже для меня. Незнакомые лица меняются на животные маски, с кем-то я даже застреваю в зале танцпола. Подпрыгиваю под попсовые песни, которые ни разу не слышал до этого, но они становятся настолько манящими, что растекаются по самим кровеносным сосудам; проникают в сердечные тромбы, и я вовсе перестаю слышать стук сердца. Впервые я оказываюсь по другую сторону от своей барной стойки.       Каждый раз, приближаясь к тебе, меня кто-то останавливает, и я теряю интерес, но ты застреваешь в моих мыслях трезвоном предупреждения «не отходить», только я вообще не контролирую ни свое тело, ни сознание.       Зато меня как будто бы принимают к «своим». Я не пью, я бухаю с твоими друзьями, которые уже не кажутся мне такими мерзопакостными, как казались изначально. Я смеюсь над чьими-то шутками, в моих глазах двоится, но я продолжаю бесконечно курить, танцевать и пробовать алкоголь. Его, к счастью, я различать ещё в силах.       Но теперь я сижу с Тони. Мое трезвое состояние снова вернулось ко мне, только я не понимаю, насколько меня хватит, поэтому стараюсь тщательнее запоминать свои и его слова. – Я ему сразу говорил, что от этой сучки стоит бежать, а он не послушал, придурок. Она сама убежала, прикинь? – Мы про кого? – О, чувак, да тебя конкретно разнесло. Про Керли я, и про его шлюху. – Про Аню? – Да, про неё.       Он подливает мне Джека Дэниелса. Я смотрю в бокал и вижу, что алкоголя там гораздо больше, чем должно быть для обычного виски. – Слушай. Я вижу ты чел ахерительный, тебе просто надо старт дать, понимаешь? Ты не зажимаешься как Керли. – А что с ним не так? – Брат, да с ним всё не так! Я каждый раз зову его, каждый раз что-то предлагаю, а он как целка отказывается. Бывало, даже специально ему наркоту сыпал в стакан, чтоб по веселее было. Нет. Что ты, сукин сын, делал? – Он же.. Не употребляет. – Да все он употребляет. Только сам не знает об этом. – Зачем ты это делал? – Да потому что он уже всех задрал. Будем честны. Керли – маленькая овечка. Не в силах отвечать сам за себя, поэтому и нашел себе вторую мамашу. Я, знаешь, пару раз пытался уломать его на что-то большее, но он в последнее время брыкается и бормочет чье-то имя. – Аня? – Нет, кажется, что-то на «Ж».       Возможно, я знаю тебя не настолько хорошо, как думаю, Керли. И твой друг только что подлил мне масла в огонь.       Нет, Керли, это не твои друзья. Это бестолковые шавки, пытающиеся тебя изнасиловать или напоить до потери сознания. Этот подонок подсаживает тебя на дурь, а ты этого не замечаешь. Мне страшно представить, что было между вами, или то, как он пытался обращаться с тобой.       Хочу подняться на ноги и швырять столы, но если я это сделаю – упаду в обморок. Во мне слишком много градусов и ярости, а когда я в таком состоянии, я плохо себя контролирую. Тони окончательно превращается в гнусное животное на моих глазах, выпаливает все свои секреты, а я злюсь на себя за то, что ничего не могу сделать.       Мне больно слышать, как он говорит, что хотел бы тебя. Хотел бы раздеть, облепить твое прекрасное тело своими грязными поцелуями и прижать головой к твердому столу, как будто ты его игрушка. Но ты не игрушка, Керли, ты мой возлюбленный. Ты тот, ради кого я пролью кровь. – Джимми, у вас все хорошо? – и ты прибегаешь мне на помощь.       Мы смотрим на тебя так, как будто этого разговора сейчас не было. Точнее, Тони смотрит, а я рву его взглядом, осторожно дотягиваясь до бутылки Джека Дэниелса. – О, наш верный пес по имени Керли! Что, стероидов подсыпать?       Неожиданно для меня самого, ярость действительно понемногу отрезвляет мой рассудок. Я прикасаюсь кончиками пальцев до массивного стекла. – Тони, позволь украсть у тебя моего друга. – Твоего? Он наш, Керли! Оставь мужика в покое, он отлично отрывается вместе со мной. – Тогда я не спрашиваю разрешения.       Ты накрываешь мою руку своей, и я моментально приковываю свое внимание к тебе. Керли, ты невероятно высокий. Даже так я чувствую твой вес и результат упорных тренировок.       Подняться получается не так грациозно, но выходим мы через черный ход незаметно, хотя шатает меня здорово. Я пропускаю мимо ушей возглас Тони, следую за тобой, пока руки наши скреплены воедино.       А затем холодный ветерок ласкает мое лицо, и я выдыхаю горячий пар через рот. Ты же прижимаешь меня к стенке, держишь за плечо так, чтобы я не грохнулся тебе в ноги. – Прости, Керли. Я говорил, что не пью. Имел ввиду, что не умею. – Я вижу.       Ты запрокидываешь голову вверх и тоже выдыхаешь воздух. А я смотрю на тебя как изголодавший волк, потому что действительно больше не контролирую себя.       Замечаешь это. Вглядываешься так обеспокоенно, как будто презираешь пьяных людей. В моменте мне становится стыдно, и я успеваю пожалеть о своих мыслях. – Джимми, почему ты пошел? – Не знаю. – Врешь. – Я просто хотел развеяться. Друзей у меня нет, Керли, а тут представился такой шанс.       Я снова вру, но на этот раз ты молчишь. Не могу разглядеть твоё лицо – ты слишком далеко, оттого не могу понять, клюнул ты или притворяешься.       Как будто прочитав мои мысли, ты приближаешься ко мне. Глаза наконец-то фокусируются на твоем лице, и я начинаю робеть, как маленькая девчонка. – Это не твоя компания, Джимми. Ты достоин гораздо лучших людей, чем эти торчки. Ты из тех, с кем можно поболтать по душам, не напиваясь до потери сознания. Неужели ты готов расслабляться именно таким способом? – Это твои друзья, Керли, а я не хотел.. – Ты не хотел уходить?       Ты не закончил предложение за меня, а мне очень нужно было услышать это «не уходить от меня». Тысячу раз я тебе готов ответить согласием, но даже сейчас не могу признаться тебе в этом. Мне необходимо признаться тебе. Рассказать то, что сказал Тони, мне нужно предупредить тебя. – Керли.. – Не надо.       И я прижимаюсь к тебе губами, наплевав на свои и твои предупреждения. Хватаю тебя за тонкую рубашку, сминаю губы, и чувствую, как ты с неуверенностью поддаешься на мой поцелуй.       Мои губы горькие от Джека Дэниелса, а твои, как я и думал, сладкие, как растопленный зефир. Ты прикладываешь руку к моему затылку, когда я теряю координацию, и чуть не ударяюсь головой об стену. Мы наконец-то целуемся, и я чувствую, как сердце рвется от перенапряжения.       Нервно расстегиваю первые пуговицы твоей рубашки. Осторожно спускаюсь губами к шее, облизываю адамово яблоко, прокладывая мокрую дорожку до ключиц. У тебя обалденная грудь, на которую я засматриваюсь прямо сейчас.       Ты весь дрожишь. Тихо стонешь мне в макушку, предоставляя самого себя, как будто желал этого долгое время. Я же не теряю ни секунды, и медленно опускаюсь на колени, сходя с ума от твоего идеального тела. Как долго я мечтал о тебе, Керли.       У ремня тугая застежка, поэтому несколько секунд я теряюсь. Бляха падает, и я аккуратно расстегиваю ширинку, слушая, как тяжело ты дышишь. Не в силах терпеть разлуки, я поднимаю голову и вижу твое лицо, отражающее высокое желание и нетерпение. Слюни застревают в моем горле, ты напоминаешь древнегреческую статую, и мне приходится сглотнуть дважды. – Ты прекрасен. – я вздыхаю, вкладывая в комплимент больше чувств. – Джимми..       Но градус все же дает о себе знать. Как только я наклоняю голову обратно, то тут же теряю сознание, не успев запомнить твой вкус.       Сознание приходит ко мне снова уже в клубе. Снова я вижу этого Тони. Снова вижу тебя. Снова Тони уводит меня подальше и о чем-то визжит. «Так ты с ним трахнулся?»       Я обращаю внимание на тебя. Ты сидишь неподалеку с раздвинутыми ногами, как настоящий мачо. Мой рот закрыт, в то время как Тони продолжает трещать о всякой ерунде. Я пожираю тебя взглядом. Отчаянно пытаюсь вспомнить последние двадцать минут жизни, но меня трясут за плечо, и снова я впадаю в беспамятство.       Последнее, что я помню – как кто-то уложил меня на диван и разлил бутылку виски на ковер. Мне на это насрать, единственное, на что я сейчас способен – это снова провалиться в сон, в надежде не просыпаться до следующего утра. Я – твой, Керли. Даже если ты этого не захочешь.

***

      Просыпаюсь на том же диване из-за того, что лучи солнца слепят мои глаза. Аккуратно поднимаюсь в положение сидя, прикладывая руку к болеющей голове. Черт, сколько же я вчера выжрал? Вряд ли у меня найдутся таблетки от похмелья, я ведь никогда и не пил.       Время насчитывает семь часов утра. Ровно столько, во сколько я просыпаюсь каждый день, даже если организму не хватает сна, энергии и чертовой воды. Во рту сухо так, как будто я глотал песок.       На ковре засохла лужа, рядом лежит бутылка Джека Дэниелса. Надеюсь, взял её не я, иначе придется обвинять самого себя в огромном пятне, которое просто так не выведешь. Любой напиток, что сдержит апельсин, оттереть достаточно сложно, как и пятно крови. Стоп. Пятно крови?       Несмотря на ноющую боль я вскакиваю и падаю на ковер, вглядываясь в красное пятнышко возле бутылки. На моем теле нет ран, нет царапин и крови вообще, поэтому.. Что же я вчера натворил?       Встаю на ноги и плетусь на кухню, как умирающая гусеница. Помимо нарастающей паранойи я ужасно хочу воды, мой организм буквально обезвожен, стоит повспоминать вчерашнюю ночь только после прохладной жидкости.       Но, как только я захожу на кухню и вижу распластанное тело Тони на твоем кухонном столе, с воткнутым в лоб ножом, понимаю, что нажрался вчера невероятно сильно. – Твою мать..       Я подбегаю к нему, вижу рукоять своей кухонной принадлежности – и оно понятно, потому что в подставке для ножей один действительно отсутствует. – Блять!       Похоже, я убил ещё одного друга Керли, и, возможно, это кто-то мог заметить, если Тони действительно пошел провожать меня до дома.       Паника начинает нарастать на ровне с головной болью. Я не планировал избавляться от кого-то в эту ночь, тем более так очевидно! Очки, кстати, я все же получил.