назланмак.

I. — Хо, — тихо зовет Мунбёль, привлекая внимание друга. Она лежит на коленях друга, задумчиво глядя на экран телевизора, транслирующего какую-то посредственную мелодраму, от которой у Со появляется непреодолимое желание подавиться клубничным тортом. Его Мунбёль — по просьбе Хосока, конечно же — приготовила специально для их традиционного вечера кино, придуманного Чоном. Честно говоря, Со как не понимала, так и не понимает его смысла, но ради Хосока стойко терпит его на протяжении всех лет их дружбы, потому что парню это приносит истинное наслаждение. Это, как она думает, очередное доказательство того, что Чон из неё буквально верёвки вить может, а она и рада будет. — Если ты спросишь что-то про сюжет, я за себя не ручаюсь, — предупреждает Хосок, опуская голову, чтобы смотреть на Мунбёль. Дело в том, что она — совершенно не усидчивый зритель. Хотя, скорее, дело только в том, что ей никакого интереса не представляет поиск логических цепочек в фильмах — в отличие от Хосока — а потом некоторые детали или шутки многих сюжетов, которые они с Чоном смотрели, для неё становятся непонятными. Из-за чего Мунбёль, собственно говоря, задает миллион вопросов, отвлекая Хосока. Тот героически терпит примерно первый миллион, а на втором сдаётся, недовольно зыркая на Со. — Да нет, — отмахивает от него и жмёт плечами Мунбёль. — Сюжет настолько дно, что даже я его понимаю, — и это абсолютная правда, она не задала ни одного вопроса за три серии, что, если подумать, уму непостижимо. — Даже не знаю, хорошо это или нет, — хмыкает Хосок беззлобно. — Сюжет — дерьмо, как это может быть хорошо? — Тебе не приходится его объяснять, вот это хорошо. — Заумные сюжеты, которые нужно разбирать с лупой, не для меня, — фыркает Мунбёль, пожимая плечами и тянется к кружке с вином. К кружке, потому что из них пить на самом деле куда приятнее, чем из бокалов или стаканов. — Не переживай, глупость — не порок. — Не переживаю, а вот тебе стоило бы, я все еще могу разбить тебе лицо. — Ты так со мной не поступишь. — Не поступлю, — соглашается Со. — У тебя итак с личной жизнью все плохо, а так вообще умрёшь в гордом одиночестве. Хосок делает вид, что злится и обижается, ждёт, пока Со пригубит алкоголя, поднявшись на локтях, поставит кружку обратно на пол и ляжет обратно, лениво раскидав волосы по его коленям. А после, улыбнувшись своей фирменной улыбкой, толкает Мунбёль под её же громкий визг неожиданности, и, прежде, чем она скатится на пол, подтягивает обратно на свои колени игнорируя возмущение Со. — Ты дурак, — шипит Мунбёль, придвигает к себе ногами диванную подушку, а после, не скрываясь, небрежно бьет ей Чона. Его волосы тут же электризуются, тянутся за подушкой начинают забавно топорщиться, из-за чего Со не сдерживает смешка. — Нет, — отрицательно качает головой Хосок, приглаживая волосы. — Это был не вопрос, — между прочим сообщает Мунбёль, кидая подушку обратно. — В конце концов, я всегда могу жениться на тебе, — Хосок, да и сама Мунбёль, не редко шутили, что, если так случиться, что Чон не найдет себе девушку, он женится на Со, чтобы не остаться на старости лет одиноким неудачником. У Мунбёль, конечно, шуточная цель всегда была иной — она говорит, что просто квартиру Хосока отжать хочет. Настолько сильно хочет, что замуж за него выйти готова. Хотя оба и понимали: скорее Ад замерзнет, нежели они скрепят свою дружбу узами брака. Это практически смертельно для обоих. — Не можешь. Ты думаешь, что я буду любить тебя с разбитым лицом? — Да. — Ты ошибаешься. — Нет, это ты ошибаешься. — Самооценка у тебя, конечно, что надо, — смеется Со. — Я единственный мужчина, которого ты терпишь, конечно, у меня хорошая самооценка, Мунбёль, — не растерявшись, парирует Хосок, пожимая плечами. — Ближе к делу или это все, что ты хотела? Со вздыхает, поджимает губы, набираясь сил, и закрывает глаза, лишь бы на Хосока и его реакцию не смотреть. (Стыдно.) — Как дела у Чонгука? — тихо спрашивает она, потеряв всякую уверенность. Ей же лучше не спрашивать. Они с Хосоком случившееся полторы недели назад у Чонгука не обсуждают, как будто ничего не было. Хосок перестаёт часто упоминать младшего — если подумать, это первый раз, когда его имя звучит в их доме за это время — а Мунбёль делает вид, будто бы никогда не знала его. И это кажется самым оптимальным вариантом, на самом деле. Со ожидать не ожидала, что изоляция от Чонгука принесет ей так много эмоций. Она действительно скучает, действительно жалеет о том, что не смогла переступить через свои страхи и дать ему — и себе в первую очередь — шанс. Хосок тоже не спешит поднимать эту тему. Хотя и Мунбёль более, чем уверена в том, что сказать ей он хочет действительно много. И Со, честно говоря, впервые жалеет о том, что Чон не спешит этого сделать — она как будто хочет оправдаться перед ним — и тем самым перед собой — чтобы, наконец, на душе стало не так погано. Чон смотрит на неё внимательно, поджимая губы, и больше никак не меняется в лице, напрочь игнорируя произошедшее. — Нормально, — лениво отзывается, пожимая плечами. — Это же Чонгук, разве у него может быть иначе? Какая же это откровенная ложь, Мунбёль по глазам видит. Хосок, к его сожалению, врать совершенно не умеет, и вряд ли научится, да и не нужно это ему. В искренности и заключается весь его особенный шарм, который так сильно любит Мунбёль. От Хосока не ждёшь ничего плохого, его честность и доброту по глазам всегда видно, а для Со с её патологической боязнью предательства ничего лучше не может быть. На самом деле у Хосока язык не повернётся сказать, что Чон-младший легко воспринял отказ Со, что и его тоже порядком удивляло. Конечно, Хосок понимает, что Чонгук далек от образа придурка, затаскивающего в постель всех, кого он видит, но, если честно, старший думал, что Чон быстро отойдет, хотя, все-таки, и говорить об этом несколько рано. Но Чон так же умолчит и том, что на Чонгука без слёз не взглянешь. Честно говоря, Хосок всегда думал, что это он прямое олицетворение фразы обнять и плакать, но в последнее время Чонгук сделал всего, чтобы спихнуть его с почетного пьедестала. Хосок жалеет о том, что в какой-то степени приложил руку к трагедии Чонгука. Ему бы, на правах лучшего друга Мунбёль, сказать Чону, что игра не стоит свеч, но, если подумать, он был уверен, что у младшего получится разбить ледяную стену Со, приложив немного усилий. Ему казалось, что у Чонгука уже даже начало получаться, а Мунбёль действительно стала более дружелюбной к нему — Хосок мог поклясться: он видел этот интерес Со по отношению к Чонгуку, и ему явно не казалось. Как оказалось, ошибся. И Хосок считает себя виноватым — будь он дальновиднее, смог бы избежать подобной ситуации. — Ну, конечно, — хмыкает Мунбёль, словно это и правда самая очевидная вещь, которую она слышала. — А у тебя? — зачем-то вдруг интересуется Хосок. — У меня? — переспрашивает, усмехаясь. — А как у меня еще могут быть дела? Просто замечательно! Как и всегда, — говорит, явно отмахиваясь от друга и его вопросов. И это тоже очевидная ложь. Мунбёль, конечно, врёт всяко лучше Хосока, но сейчас все её хвалёные навыки оказываются неудачными — Чону ничего не стоит понять, что она врет. Врёт из рук вон плохо, и Со сама это прекрасно понимает. Мунбёль выглядит подавлено. Вернее, она выглядит так, словно впервые жалеет о своем решении и для Хосока это по большей части удивительно. Мунбёль и сожаление о собственных поступках вещи, если подумать, просто несовместимые. Тему закрывают, не успев толком ничего обсудить, и Мунбёль пока не уверена, хорошо это или плохо. Она продолжает оправдываться перед самой собой, желая оправдаться перед кем-то другим. И, наверное, не перед Хосоком — и она, и Чонгук его друзья, вся эта ситуация, как думает Со, и для него сложна. И Мунбёль сама даже не понимает, как ранним утром, пока Хосок видит десятый сон после очередного шоу, она в спешке собирает небольшую сумку и вызывает такси до вокзала, желая как можно скорее оказаться там, где она и правда может оправдаться. Рядом с человеком, который будет на её стороне, даже когда она устраивает отвратительную драму. С тем, кому не придётся выбирать сторону или сохранять пресловутый нейтралитет. Отцу о своем визите она не пишет, а вот Хосоку о том, что уехала на пару дней, сообщает уже в поезде, а после отключает телефон. Чона просит заранее не волноваться, если вдруг отвечать не будет — у Мунбёль просто ужасная привычка игнорировать всех, находясь у родителей. II. У отца Мунбёль свой бизнес — небольшая автомастерская как будто подтверждает увлечение Со Джунхана автомобилями и мотоциклами. Последние стали едва ли не смыслом жизни, в свои сорок пять мужчина всё ещё не слезал с железного коня и, если совсем честно, Мунбёль не удивилась бы, узнай, что отец даже начал в гонках участвовать и заткнул всех за пояс. Они с отцом разные совершенно, как думает Со. У Джунхана друзей выше крыши, всех возрастов и увлечений. Мунбёль внезапно невольно думает, что её отец — точная копия Чонгука. Такой же дамский угодник с прикидом байкера и — если она в Чонгуке не ошиблась — большим сердцем. Таких называют милашками, честное слово, и Со частенько издевается над отцом, называя его подобным образом. Иногда Мунбёль думает, что её подменили в детстве. Она не похожа ни на мать, ни на отца, она вообще похожа на забавную обезьянку, отставшую в развитии. У неё эмоции, видимо, несколько лет назад ушли в жуткую деградацию. Но, несмотря на это, Мунбёль готова на весь мир кричать о любви к родителям, даже несмотря на то, что с мамой она общается совсем редко. Со всегда думала, что она гораздо ближе с отцом, а не с матерью, но это не отменяло того, что эта женщина, эта прекрасная и восхитительная женщина, научившая Со рисовать и видеть прекрасное в цветах, была любима ей так же сильно, как и отец. Мунбёль повезло с семьей, как она думает. А вот повезло ли им с ней, как ей кажется, вопрос большой, ответ на который для нее же очевиден. Мастерская Джунхана совмещена с домом, что по словам матери Со просто убийственно. Конечно, был большой плюс: до отца, любящего засидеться в мастерской, легко добраться в любой момент — банально спуститься на первый этаж, и это заметно облегчает жизнь, когда есть вопросы, которые требуют срочного решения и присутствия мужчины. Однако для Хеджин, которая работает дома — Джунхан собственноручно превратил одну из комнат на втором этаже в просторную студию; чтобы его жена не тратила много времени на дорогу до студии — это и большой минус. Шум иногда бывал просто ужасный. Это частенько становилось причиной для небольших скандалов. Однако и здесь родители были для Мунбёль примером для подражания, который она, конечно, не сможет спроецировать на свою жизнь из-за бегства от любого чувства. После ссор Джунхан каждый раз возвращается домой с огромным букетом любимых цветов Хеджин, а она в свою очередь с особой любовью готовит для мужа его любимый клубничный торт. И, как думает Мунбёль, это и есть та самая семейная идиллия. Она невольно вспоминает случай, когда отец пришел домой после ссоры без цветов. Хеджин тогда, по привычке, приготовила для него торт и, кажется, была искренне разочарована в том, что муж пришёл без цветов. А когда Джунхан вдруг поставил на стол коробочку с кольцом в виде розового цветка, Хеджин внезапно забрала у мужа тарелку с тортом, сказав, что он вышел не самым лучшим. В тот раз Мунбёль с отцом искренне поверили в то, что Хеджин решила банально отравить отца. И, наверное, никто не удивился — характер у женщины удивительный. (Впрочем, увидев следующим утром, как та уплетает за обе щеки торт, поняли, что ничего плохого Хеджин делать не собиралась и просто очень оригинально пошутила. Джунхан тогда очень убедительно заявил: — Знаешь, дорогая, из твоих рук я съел бы все, даже если бы знал, что ты хочешь меня отравить. Мунбёль уверена, что так все и было бы.) Со дёргает ручку мастерской отца, ознаменуя свой приход громким звоном колокольчика, и идёт к небольшой стойке, за которой обычно вечно сидит Джунхан, если не занят ремонтом. Раньше за стойкой всегда сидел Хосок, так как должность администратора занимал — Чон был готов работать и за бесплатно, но Джунхан не согласился, аргументируя это тем, что любая работа должна оплачиваться — но после того, как парень вместе с Мунбёль уехали покорять столицу, нового сотрудника даже не стал искать. Подпускать кого-то постороннего к делу всей жизни не хочется, даже в роли простого администратора, а Хосок уже не просто друг дочери, он часть семьи, не меньше. Мунбёль опирается на стойку, кидая сумку на пол, и не спешит звать отца, зная, что он и сам придет с минуты на минуту. Терпеливо ожидает его, прикидывая, какой будет реакция мужчины на такой сюрприз от дочери. Знает, что несмотря ни на что, он точно рад будет её видеть. — Доброго дня! — звучит знакомый голос из-за поворота. — Чем могу помо… Джунхан так и замирает с тряпкой в руках, когда видит дочь. Мунбёль улыбается так искренне, как только может, и машет рукой, как будто вжимая голову в плечи. Отец Мунбёль, как она думает, вдвое больше неё. У него широкие плечи, чёрные достаточно длинные волосы — не считая выбритых висков — забитый рукав разного рода абстракцией и абсолютно грозный вид, от которого у всех стынет кровь. Хеджин всегда сравнивает мужа с медведем, и Мунбёль с этим абсолютно согласна. Однако стоит ему только улыбнуться и весь образ плохого парня — мама говорит, что он ходит в нём с шестнадцати лет — исчезает без следа. — Секундочку, — тянет удивлённо мужчина, спуская с головы очки. Они, вообще-то, солнцезащитные, а зрение у главы семейства идеальное, так что ни в каких очках он и не нуждается. — Вы поразительно похожи на мою дочь, — Мунбёль слышит в его голосе иронию и понимает, что аттракцион невиданной щедрости на различного рода подколы начинается именно в этот момент. — Что, па, блатным солнце и в помещении светит? — хмыкает девушка и сама спускает на нос свои солнцезащитные очки. — Вы точно моя дочь, — резюмирует Джунхан, возвращает очки на голову и раскидывает руки в стороны в приглашающем жесте. — А были сомнения? — смеется Мунбель, кидает свою пару очков на стойку и, подпрыгнув на месте, буквально бежит к отцу, спустя пару мгновений сцепляя руки на его шее. В объятиях отца спокойно и безопасно. Со понимает, что ей не нужно при нём играть роль того человека, которым она не является, а от того окончательно расслабляется. Она действительно скучала по нему ужасно, просто ужасно. — Не могу поверить! — во весь голос смеётся мужчина, приподнимая Мунбёль над полом. — Взяла и не предупредила! — А ты что, любовницу прячешь? — хмыкает девушка. — Я скажу все маме! — Ну, да, — хмыкает с наигранной серьёзностью, поставив дочь обратно на бетонный пол. — Мама за порог, я любовницу в дом, всё так. — Не сомневалась! — усмехается Со. — Мамы нет? — Мама на выставке в штатах. Присылает каждые полчаса фото из города Ангелов и смеется над тем, что я как обычно провожу все свое время под машиной. Думаю, она меня не любит, — задумчиво говорит Джунхан. Мунбёль поджимает губы. Это разочаровывает: она надеялась увидеть и маму. Ей вообще с этим не особо везет: каждый раз, когда Со приезжает, Хеджин либо занята выставками — и чудом будет, если выставки в Корее — либо уезжает еще по каким-то делам. Если бы не тот вечер Чонов, она бы не видела мать лично больше года. Сердце пропускает удар, когда Со вспоминает вечер Чонов и последующий поход на крышу с Чонгуком. Почему-то становится невообразимо больно. — Кошмарно! — Смешно тебе, да? — возмущается Джунхан и щёлкает дочь по носу, как ребёнка. — Подождёшь немного, дитё? Мне работы на час-два, обещал отдать машину хозяину уже сегодня. Мунбёль жмет плечами: — Вообще без проблем. Отдохну может быть, ты же знаешь, в поездах этих чёрт засну. Джунхан кивает, затем подозрительно щурится: — А после я жду полный отчет о том, как там дела у Хосока! — и, уже скрываясь за поворотом, добавляет. — И о том, почему ты так неожиданно приехала и почему у тебя такое кислое лицо! В смысле, больше, чем обычно. Мунбёль хмыкает, качая головой. Она бы и могла подумать, что отец её совсем не рад видеть, если бы не знала, что это не так. Да и кроме того, она даже не надеялась на то, что ей получится скрыть от него все то, что гложет её. Джунхан, несмотря на то, что дочь давно уже жила в другом городе, все ещё прекрасно знал её, так что ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять: спонтанный визит Со был вызван определёнными событиями в её жизни. Девушка улыбается своим мыслям, подхватывает с пола сумку, а после быстро идет в сторону лестницы в жилую часть дома, на втором этаже сворачивая налево в сторону своей старой комнаты. Мунбёль совершенно не удивляется, когда обнаруживает, что там вовсе ничего не изменилось, если не считать отсутствующего постельного белья на постели. Здесь все те же светлые обои, едва различимого зеленого оттенка, тонкая лента подсветки под потолком — несмотря на то, что у светодиодов был достаточно широкий диапазон цвета, Мунбёль всегда использовала только зеленый свет — книжная полка, доверху заставленная книгами, некоторые из которых Со забрала у бабушки. Большая часть из них на французском и, честно говоря, это одна большая гордость Мунбёль. Со думает, что, может быть, ей и вовсе стоит переехать во Францию или хотя бы попробовать пожить там на постоянной основе — уж очень очень она страну эту любит, однако внутри мерзким червячком сидит страх перед всем новым, тем, что кардинально жизнь её изменит, и Мунбёль очень быстро эту мысль отметает, прячет подальше. (Тоже самое делает и с любой мыслью о Чонгуке — в дальний ящик и на семь замков, ключи от которых желательно скинуть в океан, в Марианскую впадину, не меньше.) Мунбёль стабильность любит, а потому всякие новинки в своей жизни игнорирует в надежде, что они рано или поздно исчезнут, и всё точно вернётся на круги своя. Идет в кладовую, где мама обычно хранит чистое постельное бельё, берет не глядя какой-то комплект, размеренным шагом возвращаясь обратно в комнату, по пути рассматривая новые портреты в красивых рамках. Раньше Хеджин всегда вешала фотографии с семейных фотосессий — на которые мужа и дочь затаскивала едва ли не с самыми ужасными угрозами — на всеобщее обозрение, но со временем стала заменять простые фото портретами из-под её кисти. Мунбёль, наверное, её понять не сможет. Что-то долгое время не могло позволить женщине начать рисовать портреты семьи, хотя в то время её картины висели на многих выставках и имя её в кругах художников было достаточно известно. Хеджин говорит, что её не доставало опыта, что рисовать мужа или дочь для неё — слишком личное, слишком большая ответсвенность. Однако Со младшая думала, что дело только в том, что Хеджин боялась. Боялась, что либо дочь, либо муж не оценят её стараний, будут недовольны. И Мунбёль этого не понимала, не понимает и не поймет — на протяжении многих лет они с Джунханом старались убедить женщину в том, как она великолепна — не только в искусстве, но и вообще во всём — но женщина продолжала и продолжает отмахиваться. Мунбёль знает, что все портреты и картины Хеджин, которые висят в их доме, нашли место только по инициативе отца, а мама тем временем искренне желает их снять и спрятать в дальний угол. Но, если верить Джунхану, она, наконец, стала более лояльно относиться к своему творчеству, чему он несказанно рад. Как, впрочем, и Мунбёль. Кое-как застелив постельное бельё — это пытка, честное слово — Со с довольным сердцем падает на кровать, раскидывая руки в стороны на мгновение, а после тянется к телефону, включая его. Хосок просит передать родителям привет. а ещё, по возможности, не стать причиной для катастроф. Со не понимает, но она в какой-то момент заходит в чат с Чонгуком, последнее сообщение в котором датируется началом той злополучной субботы, когда Со — по своей инициативе — поздравила Чона с днём рождения едва ли не в двенадцать. Погрешность буквально в пару минут однако Мунбёль почему-то греет сердце мысль о том, что она была в числе первых. Она, кстати, уверена, что Хосок был первым. Он всегда так делает. Боги, она всё ещё не может поверить, что охотно ведёт — вела — переписку с Чонгуком. Причем, как ей кажется, если их чат читать полностью, на это уйдет огромное количество дней. Опять, конечно, большая часть сообщений точно будет принадлежать Чонгуку, но для неё самым удивительным фактом является то, что она вообще ему отвечала, а не заблокировала в ту же минуту, как он написал ей впервые. Невольно Мунбёль открывает фото контакта, отмечая, что оно сделано в день рождения, а после вспоминает, что фотографом был Хосок, который после, убедившись, что фото абсолютно позорное — как думает Мунбёль — собственноручно сменил прежнее изображение в мессенджере. Со тогда пошутила про то, что теперь все сразу будут знать, что он огромный пьяница: а что ещё можно подумать о человеке, который на фото собственного профиля с самым блаженным лицом целует бутылку вина — её он умыкнул у Мунбёль — и держит в другой полный бокал? Она бы точно подумала, что он алкоголик. Чонгук тогда обиделся. В шутку, насколько поняла Мунбёль. И, честно говоря, она была абсолютно не готова к тому, что после обидит его уже по-настоящему. Не планировала, хотела, как лучше, а вышло как всегда. Это явно её проклятие. Внезапно значок с последней активностью меняется на «в сети», а после появляется строка о том, что собеседник, вообще-то, печатает. Давление подскакивает, и Со спешит тут же свернуть мессенджер, спешно выключить телефон и кинуть его куда-то под подушку в которую она тут же утыкается лицом. Тихо то ли стонет, то ли рычит, не понимая, в какой момент она стала такой. Такой, какой была много лет назад. Она ненавидит это. Просто ненавидит. А Чонгука, к своему сожалению, чёрт возьми, любит. Мунбёль хочет думать, что ей просто нужно немного отдохнуть. Просто отдохнуть и всё это пройдет. Она поговорит с отцом, он скажет, что он молодец, Со перестанет переживать и всё. Всё вернётся в прежнее русло. Джунхан, как она и думает, слушает внимательно. Задаёт множество вопросов, про Хосока, про работу, про всё-всё-всё. Мунбёль понимает, что скучала по этому жутко. Раньше они с родителями вот так вот по вечерам очень часто сидели вместе, обсуждали все, что происходило за неделю. Часто к ним присоединялся Хосок — честно говоря, Мунбёль в слух отрицает, что Чон для неё хотя бы друг, на на дело, тольок родителям. свободно говорит о том. что он — часть её семьи. Они, впрочем. считают так же. Она никогда не спрашивает, каково им видеть, как их общительный ребёнок превратился в то, во что превратился. Несмотря на то, что с ними она ведёт себя так же, как и прежде, не заметить перемен в дочери было просто невозможно, хотя бы по тому, как в какой-то момент изменилось её отношение к Хосоку. Хеджин часто говорит, что Мунбёль должна быть с Чоном помягче — Со чувствует скрытый смысл, мама как будто называет её поведение свинским и, честно говоря, она и сама это понимает — но знает, что толку никакого. Мунбёль уже себя не изменит. Джунхану и Хеджин остановится надеяться на то, что рано или поздно она всё равно окружит себя людьми, которые будут готовы принять её такой противной. Пока выдерживает только Хосок. Джунхан замечает, как в какой-то момент Мунбёль замыкается. Она как раз начинает говорить про Чонгука в этот момент, и он понимает, сердцем отцовским чувствует, что в ней ёкает что-то из-за этого парня. — В общем, я отшила его. Как и всегда, — тихо говорит Мунбёль. — И, кажется, разбила сердце. Не хочу переоцениваться себя, но… Тоже, как обычно. И, вроде, ничего нового, всё стабильно, но па, — она загнанным зверьком смотрит на мужчину. — Почему вот здесь, — тычет в грудь пальцем. — Так больно? Джунхан смотрит на неё с сочувствием, понимая, что рано или поздно это должно было случиться: его дочь влюбилась, но из-за своих страхов всё равно оттолкнула, хотя и хотела обратного. — Потому что ты у меня очень глупая, — отвечает просто, подливая ей в бокал вина. Спаивать дочь на самом деле странно, но Джунхан думает, что у них что-то вроде семейного ужина. Только вместо пышного ужина на маленьком столике перед диваном — ароматный клубничный торт, который Мунбёль научилась готовить у матери. — Я могу понять, почему ты так поступаешь, но… Нет, не могу, ты просто глупая, в этом всё дело. — Да знаю я, что глупая. — Ты моя дочь и я всегда буду на твоей стороне, но я правда не могу понять, почему же ты не можешь дать ему шанс? Если он друг Хосока, то не может быть отвратительным, ты же знаешь, он достаточно требователен в отношении друзей. Мунбёль радуется тому, что мама не рассказала отцу о том, какие странные отношения связывают их дочь с Чон Чонгуком. — Но это не касается девушек, — как будто между прочим напоминает Со. — Ну, твоя мама тоже прекрасно в людях разбирается, но, как только дело касалось парней в подростковые годы, становилась просто ужасной дурындой в розовых очках. Серьёзно, она велась только на идиотов! — Пап, у меня для тебя плохая новость. Мама, спешу напомнить, повелась на тебя. — А я и не скрываю того, что я идиот, — жмёт плечами мужчина. — Поэтому, я и рад, что она была так падка на дураков. Я итак ждал много-много лет, чтобы она обратила на меня внимание. Не был бы дураком, так и остался бы во френдзоне. Мунбёль искренне смеётся. У них в семье история о том, как Джунхан чуть ли не десять лет пытался добиться расположения Хеджин уже едва ли не семейное наследие. — Смешно тебе? — фыркает мужчина. — Я только что начал искренне сопереживать этому парню, ты же копия мама! Ему ещё девять лет вокруг тебя ходить, представляешь, — а после спешит добавить. — Хотя не-ет, думаю, ты ещё хуже, так что лет пятнадцать еще точно. — Па! — Что? Кто тебе ещё правду скажет? — Это не правда, ты меня просто оскорбляешь! — А кто виноват, что правда для тебя так оскорбительна? — иронизирует Со. — Но ты от темы не отходи, почему ты не можешь дать бедняге шанс? — Потому, что не хочу, чтобы потом он сделал мне больно, — признаётся Мунбёль. — ты же знаешь, какая я неудачница, меня всегда все бросают. Кроме вас с мамой и Хосока, хотя я и не уверена, что последнего на долго хватит. — Рано или поздно нас с мамой не станет. И Хосок, быть может, тоже устанет трепеть твоё, извини меня, но свинское поведение. И ты останешься одна, как старая стерва из соседнего дома. Госпожу Чо — отвратительную старуху, которая не давала никому покоя — чета Со искренне не любила. — Зато мне не будет больно. — Одиночество всегда делает больнее, ребёнок, — качает головой мужчина. — К тому же, ты сама говоришь, что вот здесь, — он тыкает себя в грудь, как и Мунбёль пару мгновений до этого. — Больно. Так какая разница? — Потом будет больнее. — А если не будет? — Будет, пап. Рано или поздно он уйдет и мне будет больно, — возражает Мунбёль. — Но ведь после него могут остаться и хорошие воспоминания? Твой дядя, Джисон, дурак-дураком, всю свою жизнь любил одну девушку, которая его бросила и ушла к другому. И да, ему было ужасно больно, сама знаешь, но со временем он стал помнить о Хани только всё хорошее, какой бы она жуткой особой не оказалась. И только это делает его счастливым по сей день, дорогая. — Я не могу, па. Я не создана для этого всего. А он хороший, даже очень, я придумываю для себя целый миллион аргументов, чтобы сомневаться в нём, но сама-то понимаю, что все они — чушь. Пыталась убедить себя в том, что он простой золотой мальчик, который купается в деньгах, внимания девушек на ночь и сомнительном образе жизни, но не смогла. Всё рассыпается, потому что Чонгук хороший до дрожи, па. А я нет. Я не заслуживаю его. И Хосока тоже не заслуживаю. Возможно именно поэтому и веду себя, как свинья, в надежде, что он рано или поздно отвернётся от меня. А он всё еще рядом. И я не понимаю, почему, честное слово. — Потому что Хосок знает, какая ты на самом деле, Мунбёль. И, наверное, этого достаточно. Потому что любит тебя, дурынду, потому что ты — часть его семьи. В семье не любят за что-то, в семье любят просто так, вот и Хосок рядом потому, что ты — это ты. Противная Со Мунбёль, — поучительно говорит мужчина. — И с чего ты вообще решила, что не заслуживаешь этого парня? — вдруг немного возмущается. — Это он не заслуживает мою дочь, понимаешь! Мою крутецкую дочь вообще никто не заслуживает, так что мне пришлось смириться с мыслью, что рано или поздно в твоей жизни появится какой-нибудь дурак, который на твоём фоне проигрывает, но ты его почему-то любишь, — предельно серьёзно, словно это самая важная вещь в его жизни, продолжает. Мунбёль понимает, что отец шутит, и не может не улыбнуться. Она была права, думая, что он будет любить её даже с багажом дерьмовых поступков. — Но он не заслуживает такого отношения. Я это понимаю, но… Не могу ничего с собой сделать, честное слово. Я хочу дать ему шанс, но…так привыкла вести себя так, как веду, что ничего не могу с собой сделать. Меня пугает то, что я чувствую к нему, пугает то, что со мной происходит. Я размякла. — Нет, ты просто хочешь дать шанс в первую очередь себе, но не можешь позволить себе быть счастливой. Мунбёль, понимаешь. дело не в том, что ты не даёшь шанс ему. Ты не даешь шанс себе. Залезла в свою скорлупу и все. Конечно, ты можешь избегать любой боли, но у тебя это не получится. Жизнь — она не самая приятна женщина. И как бы сильно ты не старалась ограничивать себя, чтобы избежать боли, от всего не убежать. И мало того, что тебе по прежнему будет больно, ты ты еще и уничтожишь каждый шанс на то, чтобы быть счастливой. И в старости будешь одинокой ворчливой бабкой. которую никто не любит. В этом ли счастье? — Боли не избежать, но я хотя бы могу свести к минимуму её количество. Джунхан качает головой: — Почему ты думаешь, что он сделает тебе больно-то? Сама говоришь, что он хороший. — Так всегда бывает, па. Любовь… Она проходит быстро, дружба тоже, но не так скоро. — Не понял. Мы с мамой для тебя шутка? — Вы — исключение. — Так стань тоже исключением. Не с Чонгуком, так ещё с кем-нибудь. Уверен, вокруг тебя множество достойных кандидатов, один из них точно сделает тебя счастливой, исключением из правил. Ты сама загнала себя в рамки, которые не дают тебе и вдоха сделать, понимаешь? Мунбёль не отвечает. Конечно, понимает, что она свой главный враг. Она — глупая трусиха, которая убегает от всего хорошего, что только есть в её жизни, и ей самой тошно. Честно говоря, до встречи с Чонгуком она не понимала, насколько сильно устала от своего амплуа холодной ледышки. Устала от самой себя и от того, насколько ужасной и сухой она стала со временем. Со хочет счастья. Со хочет повторить судьбу родителей и найти того, кто не сделает ей больно. Понимает, что Чонгук может быть хорошим вариантом. Он, как ей кажется, искренне старался найти к ней подход, старался понравиться и показать, что он — хороший вариант для неё. Чонгук в неё, кажется, искренне влюблён. И не стыдится этого, не убегает. Наоборот, готов сделать всё для неё. Мунбёль думает, что, если бы между ними было расстояние в десять шагов, Чонгук сделал бы все десять, даже если бы это значило, что он всё равно не получит никакой взаимности от неё и всё будет бесполезно. Мунбёль ловит себя на мысли, что он итак сделал все десять шагов, а то и больше, и не получил никакой взаимности, хотя она всей своей душой желала ответить на его чувства. Потому что Мунбёль в него тоже влюблена. Джунхан замечает, как дочь быстро загружается и, пересев ближе к ней, крепко обнимает, зная, что это точно поможет ей расслабиться. Мунбёль искренне благодарна отцу за то, что он поддерживает её даже сейчас, однако это не помогает ей ни на грамм. На самом деле Со начинает чувствовать себя ещё хуже. Несколько дней спустя она всё-таки пишет Чонгуку. Сухо интересуется, в порядке ли он, но в ответ получает только молчание. Чонгук читает её сообщение, но ничего не отвечает. Отец шипит, что она должна была сделать это более эмоционально, но Мунбёль не понимает даже, с чего ей начать, а после и вовсе удаляет все улики, указывающие на её позор. Даже несмотря на то, что Чонгук всё равно уже прочитал. III. Неделю спустя Со возвращается. Конечно, маленький отпуск немного помог ей. Мунбёль впервые за долгое время чувствует себя по-настоящем отдохнувшей, но это совершенно не отменяет того факта, что вся ситуация с Чонгуком ужасным образом грузит её. Отец на прощание говорит, что они с мамой будут ждать знакомства с её новым — и первым за лет семь — парнем. Мунбёль на это только закатывает глаза, потому что, она ещё ничего не решила. Возможно Чон её вообще не захочет больше видеть. Или у Мунбёль вообще не осмелится поговорить. Она ещё ничего не решила и, кажется, только сильнее запуталась. Честно говоря, она даже не знает, кого ей слушать — своё сердце, которое буквально требует дать Чону шанс, или разум, который говорит, что ничего хорошего из этого всё равнго не выйдет. Мунбёль хорошо себя знает, она будет вести себя с Чонгуком, как дерьмо, и он от неё отвернётся. Как всё стало сложно. Хочется Чонгука ненавидеть за нарушение её душевного покоя, но тоже не получается. Вселенная как будто просто ненавидит её. Хотя, наверное она этого заслуживает. Тотальной ненависти и презрения, не более. Она заходит в квартиру, кидая сумку у входа, и садится на пуфик, расшнуровывая ботинки. В квартире ходит Хосок, он наверняка выйдет сейчас к ней и явно будет удивлен, потому что Со вернулась на пару дней раньше, чем планировала. Слышит шаги и уже готовится увидеть удивленное лицо Хосока, как вдруг замирает на месте, когда видит Чона, но младшего. — Хён, не злись, но, клянусь, я всё обыскал, но… — он осекается, когда видит Мунбёль которая резко вскакивает, замечая парня. — …Не нашёл, — вся спесь спадает с него, когда он убеждается, что перед ним Со. — Я не хён, но, честно говоря, на тебя не злюсь, — хмыкает Мунбёль, выдавливая из себя улыбку. — Привет? — Здравствуй, Мунбёль, — сдержано кидает Чон, хотя по его глазам Со видит, что он хочет по-другому отреагировать на неё. Как бы он не пытался выглядеть сдержанно, она видит в его глазах нежность и всю ту влюблённость, принять которую у неё просто не хватает сил. — С возвращением. Она чувствует ужасное напряжение, которое повисает в квартире, и хочет поскорее убежать отсюда или на крайний случай выгнать Чонгука, но знает, что у неё точно не повернётся язык сделать последнее. — Спасибо, — кивает Со и поднимает сумку, собираясь пройти в свою комнату. — Что потерял? Чон чешет затылок: — Хён попросил принести ему какой-то плащ, мол, он будет хорошо вписываться в концепт сегодняшнего шоу, но я обыскал всё, но не нашёл ничего. Думал, что хён уже так сильно заждался, что сам приехал. Со хмыкает: — А чего он сам не приехал? — Репетирует. Хотят выложиться на максимум, потому что Крис, — Мунбёль помнит этого парня хорошо. — Договорился с несколькими ведущими продюсерами своей компании, чтобы они пришли на шоу. У Хосока и Намджуна есть шанс подписать контракт с агентством. — О, — выдыхает Со, проходя мимо Чонгука. На миг появляется огромное желание коснуться его, но она держит себя в руках. — Да, я помню, он писал об этом. Но она не ответила, хотя Хосок иного и не ждал. Он прекрасно понимает, что дождаться ответа от Со, пока она у родителей, просто невозможно. Хосок только пишет, что был бы рад, если бы она была в этот вечер с ним. — Хён говорил, что был бы рад, если бы ты была на шоу, — сообщает Чонгук зачем-то, хотя точно знает, что Чон писал подруге об этом. — Да, знаю, — кивает она, кидая сумку на пол в гостиной. — Только не написал, во сколько. — Как обычно, в десять. — Хорошо. Не говори ему, что я приехала. Будет сюрприз. — Хорошо. Мунбёль снова смотрит на Чонгука, отмечая, как он необычайно красив в привычной ему рубашке и брюках. В ней все внутри зудит от жуткого желания коснуться его. — О каком плаще он говорил? — Чёрный, кожаный. Но у него их пять, но среди них нет того, какой нужен хёну, я в ужасе! — С цепочкой что-ли? — Чонгук кивает. — Подожди здесь. Чон падает на диван, тяжело выдыхая, когда Со скрывается в своей комнате с сумкой. Он не переставал думать о ней ни на минуту. Хотел написать, позвонить, хоть что-то. Чонгук чувствует, что хочет быть в её жизни кем-то, хотя бы другом. Он даже несколько дней назад едва ли не написал ей с просьбой забыть о признании. Лишь бы всё так же присутствовать в её жизни, но в последний момент остановил себя. Он думает, что жалок. Тэхён говорит, что он жалок. Все говорят, что он жалок. Даже Сола так говорит. Не вслух, может быть, но думает точно об этом. (Чушь собачья, Сола старается мальчишку заботой окружить и отвлечь всеми силами, хотя и плохо выходит.) И он готов был вопить, когда увидел сообщение от неё, но не смог ответить. У него остались крупицы гордости, а по тому сообщению, которое Со написала ему, было понятно, что ей нет никакого дела до его состояния. Он не ответил ей только поэтому — унижаться не хочется. Чонгук думает, что готов перед ней на коленях ползать, если это будет значить, что она хотя бы подумает о том, чтобы дать ему шанс. Но унижаться просто так, бегая за ней верной собачкой, зная, что это только тешит ей самолюбие, Чон не может. Не так его воспитывали. Он и правда до ужаса влюблён в неё, но Со дала однозначный ответ: у него нет шанса. Он лучше засунет все эти чувства подальше, но не позволит ей откровенно насмехаться над собой и издеваться за то, что он влюблен. Мунбёль возвращается, неся в руках висящий на вешалке плащ: — Я брала его какое-то время назад и забыла отдать, поэтому ты его не нашел, — говорит, отдавая вешалку Чонгуку. — Осторожнее с ним, он ужасно мнётся, а чтобы привести его в нормальное состояние уходит куча времени. — Спасибо, — искренне кивает парень и зависает, глядя на неё. Какая же Мунбёль красивая. Невозможно красивая. Чонгук с собой сделать ничего не может, он готов ей восхищаться до самой смерти. Хочет желать её, пока живой, если она хотя бы малейший шанс на взаимность даст. Хотя, он думает, что и без этого готов ждать её всю жизнь. — Ты так и не ответил мне, — замечает Мунбёль и, хотя её голос на первый взгляд звучит бесстрастно, Чон слышит легкое осуждение. — Было видно, что тебе это не нужно, — жмёт плечами Чонгук. — Я написала тебе. Первая. Думаешь, я бы сделала это, если бы не хотела, чтобы ты мне ответил? — уныло качает головой Мунбёль, поджимая губы. Ну, конечно, он подумал о её сообщении именно так, как она боялась. — Я в порядке. — Ты врёшь. — Вру. Мне кажется, что моё сердце разбито, но я никак не могу избавиться от желания поцеловать тебя прямо сейчас. Несмотря на то, что ты заставляешь меня чувствовать себя настоящим ничтожеством. Мунбёль честно не знает что сказать. Она поджимает губы, качая головой. дура она, вот кто. И Чона точно не заслуживает. Но она чувствует то самое желание ответить на его чувство взаимностью. И в этот раз оно буквально сильнее, чем обычно, как будто её выворачивает изнутри. Словно Чонгуку на обозрение предстают все её позорные стороны и слабости, которые она хочет спрятать так глубоко, чтобы никто, в том числе и она, о них не узнали. Со вздыхает, складывая руки за спиной. Внезапно внутри такая уверенность появляется, что она готова сердце своё слушать, даже если это гарантированно разобьёт ей его. — Я правда так сильно тебе нравлюсь? Чонгук вздыхает, устало качая головой: — Чего ты добиваешься, Мунбёль? Мне казалось, что ты сказала мне всё, что думала обо всей этой ситуации, — трёт переносицу, понимая, что все те чувства, которые он спрятал поглубже, чтобы не показывать того, в каком раздрае из-за нее находится, снова выползают наружу. — Потом пишешь и, как будто, интересуешься моим состоянием. Спрашиваешь, действительно ли ты так сильно нравишься мне. Мунбёль, — звучит на грани отчаяния. — Я пиздец, как в тебя влюблён, но я не могу позволить тебе вить из меня верёвки для твоего веселья. Я для тебя кто? Шут? Почему, высказав свою позицию, ты не можешь сделать вид, что всё хо-ро-шо? Что я ни в чём не признавался тебе? Мунбёль молчит, опустив голову вниз. Да, ей стыдно. Возможно, самую малость, а может, и не малость. Совершенно точно не малость. — Пожалуйста, просто сделай вид, что ничего не было. Мне правда больно. Вот тут, — указывает на грудь в районе сердце, как пару дней назад делала и сама Со в разговоре с отцом. — Чонгук… — Нет, Мунбёль, — перебивает её Чон. — Не нужно пытаться казаться моим другом, я не смогу дружить с тобой, не нужно делать вид, что я тебе не безразличен. Я ошибся в своих доводах, думая, что действительно значу для тебя что-то, но ты…ты не виновата. Просто давай не будем пересекаться, а если и будем, то сделаем вид, что не знаем друг друга, хорошо? И, не дожидаясь ответа, подхватывает плащ, а после стремительно уходит, кинув что-то о том, что Хосок точно будет рад её видеть. Мунбёль вздрагивает, когда дверь громко хлопает. Ну, конечно, а чего она ещё ожидала? Позор ей, глупой идиотке, которая решила, что Чонгук и правда будет терпеть её выходки. Чон тем временем выходит из подъезда, так громко хлопая дверью, что в ушах звенит еще несколько секунд. Нервно достает из пачки сигарету, прикуривая. Руки потрясываются, а сердце в груди бьётся настолько быстро, что Чонгуку кажется, что он сейчас просто задохнется или свалится замертво. В голове беспорядочно роются мысли. Почемупочемупочему. Почему, блять, Мунбёль вернулась именно в тот момент, когда он был в квартире? Почему не на пару минут позже? Почему не завтра? Почему не вечером? Дверь позади снова хлопает, и Чонгук отходит в сторону, чтобы не мешать пройти тому, кто вышел из подъезда. Затягивается в последний раз. Кажется, это первый раз, когда он так быстро выкурил сигарету. Мимо никто не проходит, хотя Чон и ожидает этого. Кидает бычок в мусорное ведро у металлической лавочки и достает телефон, собираясь вызвать такси — он сегодня своим ходом, потому что не планирует бросать свой транспорт, выпив с друзьями после шоу Хосока и Намджуна. Ему на плечи опускаются маленькие ладошки, холод которых он чувствует даже сквозь одежду и сразу узнает, кто стоит за его спиной. Мунбёль резко поворачивает Чонгука к себе лицом, хотя тот, впрочем, и не сильно сопротивляется. Смотрит на него пару коротких мгновений, а после, пробурчав что-то неразборчиво, поднимается на носочках — она вышла буквально в домашних тапочках, из-за чего Чон гораздо выше, чем обычно — и сокращает расстояние. Чонгуку кажется, что он и правда умер, потому что как ещё объяснить то, что Мунбёль целует его, вцепившись в плечи. Со сжимает их настолько сильно, насколько только может, как будто и правда хочет сделать больно, показать, что чувствует сама. И это отрезвляет, показывает, что нет, он всё ещё жив и всё ещё чувствует боль. И этого достаточно. Чон отпускает все мысли и, обхватив одной рукой лицо Со, не даёт той отодвинуться, что она хочет сделать, не получив ответа. Скользит свободной ладонью на её талию, под кожаную куртку, сжимая в кулаке ткань футболки, и явно даёт понять, что всё, не отпустит. А Мунбёль, наверное, и не собирается. У Чонгука ладони тёплые, приятные, а губы и поцелуи — еще горячее. Со согревается. Впервые за годы чувствует легкое покалывание, не мерзнет. Сердце перекачивает кровь, смешанную с тающим льдом, так быстро, что это уже похоже больше на тахикардию. Она нарочно кусается, царапается, словно показывает, как сильно её раздражает то, что она делает. — Я, блять, тебя ненавижу, — шепчет, еле шевеля губами, и смотрит только на подбородок Чона, не решаясь поднять на него глаза. Чонгук скользит поцелуями от уголка её губ к виску, прижимая к себе: — Я знаю. Знает, что Мунбёль врет. Она явно дала понять, что чувствует абсолютно обратное.