all shades of pink

Розы. Наверное, больше сотни роз в роскошном букете, и она держит его, словно он ничего не весит. Дата фото — её день рождения. Рядом один эмоджи розового сердечка — вполне ёмко. Элисон, если подумать, розы подходят. Подходят под её эстетичные фоточки в инстаграме, а-ля атмосфера двухтысячных, подходит под её утонченную гордость, под изгиб шеи и аккуратный бордовый маникюр. Рене старается не думать, кто ей эти розы подарил, потому что в запасе у неё не так много информации, а Элисон у себя в социальных сетях писать длинные описания не намеревается — везде смайлики сердечек самых разных цветов. Наверное, папа. Когда вы живёте в огромном особняке — хотя огромный он, наверное, только для Рене и Эндрю — несколько (сотен) цветочков не представляют большой проблемы. Рене даже надеется, что это её отец. Или мама. Или какая-нибудь тётушка. Может, даже собака по тётушкиной линии. Рене просто молится, что это не парень. Потому что если у Элисон есть парень, то… От телефона отвлекает чьё-то тело, которое не слишком элегантно падает рядом за столик в столовой. — Я уже видел этот инстаграм, — замечает Эндрю, оставляя Рене только одну опцию: закатывать глаза. — вчера. И позавчера. И позапозавчера. Мне стоит продолжить? — У неё хотя бы есть инстаграм, — они с Эндрю играют в какую-то извращенную игру по тому, чтобы не называть имена объектов влюбленностей друг друга — У него есть инстаграм. — Его имя пользователя «юзер восемьсот пятьдесят три». Эндрю только фыркает и пытается уставиться в телефон, который Уокер оперативно выключает. Не подумайте, что дело в недоверии, просто рядом с другими людьми ей почему-то становится невероятно стыдно просматривать несчастный профиль который раз за день. Правило распространяется даже на Эндрю. Даже на маму Эндрю, а это, на секундочку, самая крайняя мера. Потому что Рене не представляет, как поговорить об этом с кем-либо. Как сказать, что она, кажется, начинает испытывать что-то к девушке, которая появилась в городе лишь месяц назад и с которой разговаривала она только два раза. Первый — Элисон встретила её недалеко от офиса Би: маленькая дизайнерская сумочка в руке, чуть смазанный на кончиках губ розовый блеск, из шикарной укладки выбиваются пара прядок. Элисон кажется неряшливой, но от этого ничуть не менее идеальной. Уокер пытается припомнить, видела ли она эту девушку в их городе раньше. Что-то подсказывает, что она бы не забыла кого-то вроде неё. Элисон смотрит на Рене полсекунды, потом чуть оглядывается вокруг, будто пытаясь принять какое-то решение. Уокер только улыбается ей, мягко здороваясь. — Доброе утро, — кивает она головой, думая о том, что Элисон выглядит как человек, который в это время ещё не встаёт с постели. В ответ ей беззлобно хмыкают: — Добрым оно будет, когда я буду держать в руке свой кофе. Не подскажешь, здесь есть кофейня? Рене тоже оглядывается по сторонам, как будто забывая ответ на этот вопрос, хотя естественно здесь есть кофейня. Даже три штуки, между прочим. Их маленький город не настолько маленький, чтобы люди здесь жили без кофе. Более того, Рене уверена, что вся семья Миньярдов просто переехала бы отсюда в любое другое место, не будь здесь их любимого кофешопа на углу. Вообще-то, именно ради них Рене сейчас делает неудобный крюк по улице. — Как раз собиралась туда. Проводить? Элисон смотрит на неё так, что Уокер уверена, что за этим взглядом последует «нет, спасибо» и девушка гордо развернётся на каблуках, чтобы пойти в другом направлении. Но та лишь пожимает плечами: — Пойдём. Она не выглядит самым радостным человеком на свете, но Рене не смущается. Она насмотрелась на достаточное количество пресных недружелюбных лиц, чтобы понять, что их тоже можно заставить светиться улыбками. Поход до кофейни оказывается не настолько ужасным, как предполагалось изначально. Элисон болтает с ней вполне непринуждённо, если не считать того факта, что Рене чувствует себя интервьюером, задающий острые вопросы звезде. — Не встречала тебя здесь, — замечает Уокер после того, как узнает имя девушки. — Потому что меня здесь не было. Фраза, вообще-то, не звучит как шутка — скорее, просто факт. Но Рене всё равно ловит себя за неловким хихиканьем. У её организма интересные реакции на красивых девушек. Элисон смотрит на неё, но этот взгляд не вызывает раздражения, скорее интерес. — Считай, я на небольшом летнем отдыхе, — откидывает в сторону прядь волос Элисон, и Уокер сама не замечает, как следит глазами за движениями её руки. — У родителей небольшие неурядицы с налогами, и они решили закинуть меня в самую задницу мира, пока сами решают свои супер важные юридические дела. Живём в домике для каникул. Короче говоря, всё как обычно. Рене не уверена, что скрываться от юридических проблем своих родителей это «как обычно», но возражать не хочется. Она просто идёт рядом, пытаясь поддерживать темп шагов Элисон — та шагает по улице, словно ей принадлежит весь этот город, и она очень спешит завоевывать следующий. В этом что-то есть, замечает про себя Уокер, но вслух лишь интересуется: — Что насчёт школы? Но от неё лишь отмахиваются: — Я даже знать это слово не хочу. Домашнее обучение в тысячу раз упрощает жизнь. Я делаю вид, что учусь, а мои преподы — что они меня учат. Когда они доходят до кофейни, которая, к слову, располагается не так уж далеко, Рене успевает услышать несколько историй, которые вызывают множество вопросов. Главный из них: насколько безопасно для неё быть настолько погружённой в дела чьего-то семейного бизнеса, и не придут ли за ней ночью люди в чёрных одеждах. Она делится этими мыслями с Элисон, пока они стоят в очереди, но та лишь смеётся и безразлично пожимает плечами от подобных предположений: — Ты милая, так что я тебе доверюсь. — Надеюсь, ты не будешь руководствоваться такой же логикой, когда тебе перепадёт огромное достояние твоих родителей. Рене ощущает, как мало требуется, чтобы заставить её прикусить губы, дабы не расплыться в слишком широкой улыбке. Слова Элисон эхом звучат в её сознании, пока новая спутница осматривает интерьер кофейни и внимательно перечитывает меню. Рене подходи к кассе первая, выученный заказ отлетает от зубов: горячий шоколад для Би, эспрессо для Аарона и шоколадно-ванильный раф, от сладости которого сводит зубы, для Эндрю. Она отходит в сторону, давая слово Элисон. Почему-то ей крайне интересно, что та закажет. Она походит на человека, который пьёт клубничный фраппучино исключительно из-за цвета. Но Элисон просит обычный айс латте, мило улыбаясь бариста. Они выходят из кофейни, пока Элисон беспечно потягивает через трубочку свой кофе, а Рене пытается не разлить содержимое сразу трёх разных стаканов, и думает о том, что она, кажется, влипла. Немного. Совсем чуть-чуть. Потому что Рене не из тех, кто осуждает или возносит на пьедестал людей за любые их действия. Ей всё равно на то, как вы одеваетесь. Всё равно на хобби посторонних, на звучание их голоса, на идеальность их укладки и макияжа. Рене словно буддийский монах, сидящий в своём бесконечном пузыре спокойствия. Окружающие вещи меняются слишком быстро, и она не успевает обращать на них внимание, не успевает придать им окраски ни плохой, ни хорошей. Но что-то идёт не так, потому что на Элисон она пялится: немного, задерживает взгляд на несколько секунд, чтобы потом отвести обратно, но глазам так и хочется вернуться к ней, рассмотреть уверенную улыбку, послушать ещё одну историю о том, что и когда успело произойти в родном для Элисон мегаполисе. Боже, да Рене даже её заказ в кофейне прокручивает в голове который раз, как будто в нём содержится самая важная в мире информация. Ей нравится узнавать Элисон, даже в таких мелочах как любимый кофе. — Для кого ещё два? — интересуется Рейнольдс, отвечая на изучающий Рене взгляд таким же. — Вообще-то ни один из них не для меня. — Для кого? — Для семьи. — У тебя есть братья или сёстры? Рене переводит взгляд на офис, к которому они опять вернулись. Ей хочется рассказать так много, но её отношения с Миньярдами слишком личные, слишком для них и никого кроме. Это не то, что она выдаёт незнакомкам. Даже таким привлекательным. — Это долгая история. Элисон наклоняется чуть ближе. Рене ощущает запах её духов. Пахнет цветами и роскошью: — Тогда я жду с нетерпением, когда смогу её услышать. Она смотрит Рене в глаза, а затем улыбается: мягко, но завораживающе. Ох. Уокер хватает одной этой улыбки, глаза в глаза, как будто намёк на что-то большее, на продолжение их разговора и возможности странно-сладкому чувству разгораться в груди ещё сильнее. Второй раз она встречает Элисон, когда думает, что этого уже не произойдёт. Когда первая встреча начинает казаться наваждением, иллюзией, красивым сном. Когда мысли о ней начинают появляться всё реже, а истории с фейкого аккаунта просматриваться всего раз за день. Цветочный, куда она устроилась на подработку, не славится популярностью в этом городе. Рене не жалуется, клиенты хоть и редкие, но приятные, а она совсем не прочь проводить рабочие будни среди букетов и растений в горшках. Ну, иногда ещё Миньярдов и Кевина, который жалуется на мороз от холодильника и несчастно чихает от пыльцы. Уокер привыкла к распорядку своей тихой и спокойной работы, поэтому колокольчик над дверью, звенящий в будний день, заставляет чуть вздрогнуть и повернуть голову в интересе. Когда она видит Элисон, её первой мыслью оказывается спрятаться за своей стойкой, чтобы морально подготовиться к началу разговора. Но в руках у Рене охапка цветов, которые она прямо сейчас собирает в букет, и они делают её куда менее незаметной. Разве что, она может спрятать голову прямо в ярких бутонах, но этот вариант тоже звучит сомнительно. Потому она лишь улыбается, молясь, чтобы волосы на её голове смотрелись не совсем как абсолютный беспорядок, потому что сама гостья выглядит привычно хорошо. Элисон наклоняет голову, разглядывая её, и на минуту Уокер кажется, что та не узнает её сейчас. Но Рейнольдс лишь улыбается: — Не ожидала тебя здесь встретить. — Поверь, я тебя тоже. Рене ещё раз оглядывает Элисон: аккуратные стрелки и короткое платье с высокими каблуками. Она не похожа на ту, кто сама заходит в цветочные магазины, только на красотку, принимающую букеты от фанатов, смиренно улыбаясь, словно говоря, что иного варианта и быть не может. Из них двоих именно Рейнольдс выглядит непривычно, стоя рядом с мешками удобрений и грунта. Но Рене всё равно зависает на ней. Неподходящий элемент. Яркое пятно посреди блеклой картинки. Настолько непривычно, что не можешь оторваться. — Хотела купить букет домой, — сообщает Элисон, подходя ближе к стойке, заставляя Рене на пару минут сосредоточиться на дыхании. Не пялиться, Уокер. И не падать в обморок, желательно. — Без цветов так серо и скучно. — Я думала, у вас классный дом, — ляпает Рене, чтобы хоть как-то продолжить диалог. — У нас дорогой дом, — пожимает плечами Рейнольдс. — Это не всегда делает вещи классными. Некоторые платят за дорогущий кофе, который делают из какашек какого-то там зверька, — Рене хихикает на эту ремарку. — Не всегда деньги идут вместе со вкусом. — Считаешь, у твоих родителей нет вкуса? — Считаю, что, если бы мне доверили декор, я бы жила в комнате с розовыми стенами, розовым ковром, розовым постельным бельём, розовыми вазами и далее по списку. Серый минимализм мне по горло. Рене кивает: — Мне нравится розовый. — Обязательно позову в гости, когда обустроюсь — усмехается Элисон, но её голос при этом звучит так уверено, словно это действительно обещание, а не глупая шутка. Хочется заверить, что она бы пришла, но Рене понимает — глупо. Конечно, она бы пришла. К Элисон пришёл бы каждый. Уокер откашливается, силой напоминая себе, что Рейнольдс пришла не за ней. — Ты что-то хотела? — Букет. — Розы? — предполагает Рене. Рейнольдс опирается на стойку, окидывая ту взглядом, словно пытается найти что-то новое в уже знакомом лице. — Неужели я настолько очевидная? — Просто увидела в твоём инстаграме, — ляпает Рене, сразу же прикусывая язык. У Элисон подписчиков не одна тысяча, и она знает: нет ничего поразительного в том, чтобы вести себя как типичная фанатка. Но Рене не хочется быть фанаткой. Не такой же, как и остальные тысячи. — Не то, чтобы я рассматривала, просто… Там ты и букет… Большой такой. Элисон ухмыляется, наклоняя голову. Уокер становится действительно интересно, делает ли она это специально или обладает природным обаянием, которое не замечает сама. Хотя кому она врёт, это ведь Элисон Рейнольдс, конечно она в курсе, насколько привлекательна. — А тебе они нравятся? — она наклоняется ближе, наматывая на палец идеальный блондинистый локон, так завораживающе. Рене искренне делает вид, что задумывается над вопросом, но на деле в её голове только ошибка 404, файл Рене Уокер прекратил работу из-за слишком высокого показания сексуального давления. — Они колючие, — всё, на что хватает красноречия. — Я тоже. Элисон упирается в неё глазами, изгибая бровь, будто на слабо берёт. — Мне нравятся розы. — Рада слышать, — кивает Рейнодлс, словно получает ответ на какой-то другой вопрос. Рене на секунду кажется, что они уже давно говорят не о цветах. — Значит, букет роз? Элисон заглядывает ей за спину, разглядывая ассортимент, и только сейчас Уокер понимает, как непривычно ощущает себя, когда взгляд гостьи направлен не на неё. Она слишком привыкла, что Элисон смотрит на неё. Она хочет, чтобы Элисон на неё смотрела. — Монотонность — это так банально. Собери что-нибудь на свой вкус. Чем дороже, тем лучше. Рене улыбается. Возможно, это лишь способ повыделоваться, но ей нравится считать это маленьким жестом доверия. Следующие полчаса она перебирает стебли, составляя композицию, а Элисон стоит рядом. Не торопит, смиренно ждёт, продолжая опираться на тумбу и разглядывать чужой процесс работы: — И нравится тебе тут работать? — вопрос без насмешки или сожаления, которых можно ожидать от богатой девчонки, только живой интерес. — Это приятно. Спокойно. И очень красиво, — очищает стебель от листьев Уокер. — Правда иногда жаль видеть, как цветы вянут, если их не берут. — Сожаления никогда не приводят к чему-то хорошему, — пожимает плечами Элисон. — К некоторым вещам стоит относиться проще, иначе сойдёшь с ума. Рене усмехается, потупив глаза. Ей хочется ответить так много, хочется послушать, что скажет Элисон, хочется узнать, какими мыслями полна эта голова с модной укладкой. Но она лишь делает последние штрихи над букетом, прежде чем отдать в руки огромную охапку цветов. Пышные бутоны нежно-розовой гортензии с вкраплениями нарциссов и веточек ежевики. И розы, конечно, маленькие кустовые розочки рассыпаны по всему букету. — Подумала, тебе подходит. Элисон внимательно рассматривает то Рене, то её детище. А потом расплывается в улыбке: — Спасибо. И исчезает. На целую неделю. Если точнее, неделю, один день и уже два часа. Рене не злится и даже почти не расстраивается, Элисон, в конце концов, никаких клятв ей не давала. И всё же… Всё же ей жаль, что она не может увидеть Рейнольдс ещё раз. Потому что та повсюду: в сторис, в воспоминаниях, в слухах, блуждающих по школе, в мыслях. Только в небольшом цветочном её больше нет. Они с Миньярдами-Хэммиками и Кевином сидят в магазине после учёбы, и Рене не проверяет профиль в инстаграме и не говорит ничего вслух. Просто пялится в стену так, что всё уже становится ясно. Они так и не обсудили всё как следует, но каким-то образом кажется, все в её окружении знают о лесбийской драме в лучших её традициях. — Да ладно, — одобряюще хлопает по плечу Ники. — Вы ещё встретитесь. У нас слишком маленький город, чтобы вас хватило лишь на два раза. Уокер кивает покорно. Она доверяет судьбе, но в случае с Элисон хочется большего. Хочется не надеяться на встречу, а самой звать на неё, не довольствоваться случайным диалогом, а самой начинать разговор, когда захочется. Хочется самой решить, что для них уготовлено, а не ждать ещё одной судьбоносной секунды наедине. — Почему ты просто не позовёшь её на свидание? — отрывается Кевин от того, чтобы неодобрительно наблюдать за состоянием какого-то растения в горшке. Эндрю с Аароном фыркают почти синхронно. — Напомни, сколько раз ты был в отношениях, любитель «просто позвать на свидание»? — интересуется Эндрю, пока в ответ ему многозначительно (и очень осуждающе) молчат. — но вообще-то, я действительно не понимаю, почему ты до сих пор не попытаешься. Рене вздыхает чуть драматично, совсем немножечко. — Потому что такие, как она не ходят на свидание с девушками? С такими девушками, как я? — Она назвала тебя милой, — пререкается Ники. — Она имеет право называть милой кого угодно, но это ничего не знает, потому что целые кучи ежедневно ложатся к её ногам. Эндрю смотрит на неё так, что его мнение можно понять без слов. — Уокер, мы с тобой били хулиганов за школой, ты защищала честь каждого без разбора и как-то в десять лет чуть не кинулась в горящее здание, чтобы спасти кошку. Ты вечно доставала меня со своим «не попробуешь — не узнаешь» настолько, что пару раз мне хотелось кинуть в тебя что-нибудь. Так попробуй уже. И узнай. Мне уже тошно от вас. Рене понимает, что тот говорит правду. Что нет смысла не доверять Эндрю, что она уж явно не умрёт от отказа. Понимает, но соглашаться не хочет. Она всегда была смелой, но что-то внутри тянет назад, говорит подождать ещё, не делать резких движений и сделать первый шаг лет так через пятьдесят. И Уокер, честно говоря, могла бы днями искать компромисс со своей истерично-напуганной частью, если бы не одно «но». Но, приходящее громким уведомлением на телефон. Уведомление с аккаунта Элисон в инстаграме — да, она подписалась на уведомления, нет, никак не комментируйте. Фото букета в вазе. Того самого букета, собранного Уокер с таким трепетом. В описании сегодня не сердечко, а строчка: всего одна, но говорящая достаточно. «I can't read you but if you want, the pleasure's all mine» Рене перечитывает раз за разом, как будто всё это нереально. Шутка смешная, розыгрыш для неё одной. Но не смешно. Смущающе, скорее. Приятно. Странно. Видимо, придётся соглашаться с Миньярдом. И она соглашается. Не вслух, конечно, потому что где это видано, чтобы кто-то из их компании вслух соглашался с Эндрю. Но Рене кажется, что того факта, что она стоит на пороге Элисон и неуверенно нажимает на кнопку звонка уже достаточно. Их дом находится в отдалении, действительно такой же роскошный вблизи, как и издалека, хотя по отсутствию двухметрового забора и золотых ставней видно, что все пытались притвориться, будто никакими миллионерами тут и не пахнет. Хочется верить, что ей откроют. И желательно Элисон, потому что вовсе нет желания объяснять каким-то там крутым бизнесменам, зачем она пришла в их дом, ещё и с букетом впечатляющего размера. Букета, который Уокер составляла несколько часов, облазив все сайты и книги с трактовкой языка цветов. Результатом она довольна: в руках буквально идеальное признание в зарождающейся симпатии, лёгкий и нежный, такой же, как и её чувства к Элисон. К Элисон, которая, кстати, прямо сейчас стоит на пороге. Рене задумывается о том, что это явно кто-то на небесах отчаянно пытается их свести, а купидон прямо сейчас пускает десятую стрелу в её сердце от одного лишь вида Рейнольдс так рядом к ней, что можно протянуть руку и коснуться своими пальцами её, тонких и загорелых. — Can you see me using everything to hold back? I guess this could be worse walking out of door with your bags, — первое, что говорит ей Рене. — Я тоже знаю эту песню. И я рада, что тебе понравился букет. Решила сделать ещё один. Она переводит дыхание, только сейчас замечая, насколько была напряжена всё это время, а потом интересуется, невинно, но решительно: — Пойдём со мной на свидание? Рейнольдс оглядывает её, оглядывает тем самым своим взглядом, от которого Уокер хочется издать тихое «о». Чужие губы медленно расплываются в улыбку: — Я уж думала, не попросишь.