50 shades of flowers

Johnny Stimson — Flower       Голубое-голубое полотно с причудливой формы кучевыми облаками воздушно-небесного цвета, плывущими по собственному течению, раскинулось над головой. В горах тишина и проходящийся по вершинам снежных гор гул одновременно. Лиловые поля растянулись на километры вперед, впечатляя насыщенностью цветов. И маленький дом с низким забором и растущим рядом огромным деревом с толстым стволом.       Едва ли возможно себе представить, что это реальность, а не очередная игра воображения.       Однако Намджун уже давно верил в то, что мечты сбываются, а самые сокровенные и, казалось бы, невозможные желания врываются в жизнь через дверь с колокольчиком.       И то, что он видит собственными глазами, тоже не сон. Едва солнце выглядывает из-за гор и пробивается в маленькую щелку задернутого занавеской окна, Джун встает с мягкой нагретой постели, потягивается с зевком и взлохмаченный идет чистить зубы. Утренние ритуалы на рассвете включают обязательную подкормку Астры, которая стала незаменимым другом и спутником во всех путешествиях. Правда, она настолько хорошо подкармливается, что уже не влезает в перевозку, а ошейник с трудом застегивается на последнюю дырку. Но, конечно же, ей это совершенно не мешает уплетать корм за обе круглые щеки.       Намджун даже не смотрит в телефон. Он знает, что увидит там очередное объявление о выступлении, о новой фотосессии или вообще ничего. Поэтому, чтобы лишний раз не расстраиваться, он просто включает любимый плейлист и нажимает кнопку рандомного воспроизведения.       Как бы лучше описать их отношения с Бан Чаном сейчас, спустя пять лет знакомства и признания? Казалось бы, срок совсем недолгий для людей, которые так сильно влюблены. Или были влюблены?       Тяжело любить человека, которого любит весь мир. И тяжело быть любимым человеком, который пытается любить весь мир в ответ. Чан очень пытался не мешать работу с личным и отдаваться на два фронта целиком и полностью, но так не бывает. Случается выгорание, а потом депрессия. Намджун тоже старался поддерживать любимого, как самый преданный фанат и просто как человек, который безгранично верит в Чана. Но и он не железный. Начались ссоры, выяснения отношений, разъезд в разные страны. Чем популярнее становились Stray Kids, тем больше работы наваливалось на Кристофера, и тем меньше времени они проводили вместе. Сначала Джун поддерживал все, потом устал и отпустил.       Безумный секс, мелкие подарки, разговоры на кухне только между ними двоими, планы на жизнь… В какой-то момент все потускнело, будто оказалось неважным, незначимым. Чан даже порывался бросить музыку, закрыть несколько проектов и готов был заняться чем-то более земным. Джун знал и понимал, что это сродни оторвать ангелу крылья и сжать шею так, чтобы перекрыть любое поступление кислорода. Он не мог так поступить с человеком, которого любил. И любит каждую минуту своей жизни.       Они поговорили, решили дать друг другу свободу и посмотреть, что из этого выйдет. Дом оставили пустующим, но Чан его так и не продал. Вот уже почти полгода Намджун смотрит на Кристофера только через экран смартфона, словно откатился в то время, когда был фанатом и обставлял свой цветочный магазин картоном и фигурками любимой группы.       Зато сейчас Намджун выходит на крыльцо и вдыхает цветочно-горный воздух Альп. Переписать все магазины на Синди, переехать во Францию и выкупить часть лавандовых плантаций, чтобы ухаживать за ними и проходить экскурсии для туристов, не казалось такой уж плохой идеей, помогающей отвлечься от тяжелого расставания. Пусть они и не называли этот период так, но это было именно оно, и никуда ты от этого не денешься.       Чан писал иногда, просил фото с Астрой, интересовался делами и самочувствием. То же самое делал и Джун. В какой-то момент это стало лишь формальной вежливостью, и они перестали. Намджун ни разу не упоминал, что переехал, даже фотки и сториз скрыл от Чана, хотя у того и не было времени их смотреть.       То ли от меланхоличного настроения, то ли от каждодневного созерцания природной красоты Намджун начал рисовать. Раз в неделю он обязательно ездит в город, закупается продуктами и материалами для творчества. В свободные от туристов и от работы дни он любит вытащить стул, мольберт и засесть в поле с холстом, кистью и красками, потому что каждый день здесь не похож на другой.       Вот и сегодня выдается такой день, когда Намджун предоставлен сам себе. Лавандовый запах пробирается в его легкие и засиживается там надолго. Хотя в горах и не бывает слишком жарко, Джун любит рисовать утром, а после заниматься другими делами. Убедившись, что Астра остается лежать на крыльце пузом кверху и почти храпит, он забирает все необходимое и уходит в это раз дальше обычного, чтобы изобразить пейзаж под другим углом.       Намджун обустраивает рабочее место, трепетно открывает банку за банкой и садится. Наушники беспроводные, музыка сразу заполняет его голову, остальной мир отключается. Первый мазок, второй, третий и на холсте поднимаются могущественные недосягаемые горы, бескрайнее голубое небо глубокого оттенка… А на лавандовых полях он останавливается. Вместо них Джун выводит фразу, которая плотно засела у него в голове:       И если бы только при каждой мысли о тебе вырастал цветок, я бы мог бродить по своему саду вечно.       Часы идут неумолимо, около фразы появляется фигура мужчины, он к чему-то тянется, но к нему в ответ тянется лишь пустота. Хочется мазнуть и заполнить пустой участок, но не получается. Кисть застывает в воздухе, словно между ней и хостом образуется невидимая стена.       — Может, там найдется место для меня?       Намджун зависает, когда на глаза опускаются чьи-то руки. До боли знакомые, шершавые и местами мозолистые от постоянных тренировок и держаний микрофона.       Он сглатывает, сердце пропускает несколько бесперебойных ударов и сильно заходится в грудной клетке. Если это галлюцинация, то она обоснована, ведь мысли Намджуна заняты Чаном двадцать пять на восемь без выходных и праздников.       Когда наушники снимают, а кончика уха касается мягкое мятное дыхание, которое перекрывает запах лаванды, Намджун осознает, что это не его фантазии.       — Как… Как ты тут оказался? — не поворачиваясь, шепчет он.       — Кто ищет, тот всегда найдет. А я очень хотел найти. Повернешься?       Чан не меняется, в голосе уверенность и небольшой вызов, которые так подкупают. Руки медленно освобождают глаза и касаются щек, по которым по совсем необъяснимым причинам бегут две очень тонкие дорожки. Пальцы стирают непрошенные слезы и перебираются на шею, очерчивая за собой острый подбородок.       Намджун поворачивается на стуле и поднимает глаза. Перед ним и правда стоит Кристофер, такой же красивый и немного уставший, как и все пять лет, что они были вместе.       — Я точно не перегрелся на солнце? — Джун трогает макушку, чтобы проверить, насколько она горячая. Голос его подрагивает, эмоции все-таки взяли вверх от неожиданности.       — Ты перекрасился? — подмечает Чан и накрывает своей рукой руку Джуна на его голове, несильно треплет волосы. — Черный тебе очень идет и отлично контрастирует со здешней природой.       Он, как всегда, отвечает вопросом на вопрос. Сколько бы люди от себя не бежали, они не меняются. Намджун думал, что изменился, но нет. Скрыть дрожь от приятного прикосновения не удается. Реакция на Чана у него всегда остается одинаковая.       Внезапно Джуна накрывает, он резко встает, обходит Криса и, оставив все вещи в поле, бежит к домику. Бежит в надежде спастись, укрыться от нахлынувшей волны чувств, как от цунами. Полгода Астре под хвост. Полгода молчать, а сейчас заявиться и делать комплименты, будто они все ещё вместе? Нет. Это больно. Хотя Намджун сам его и отпустил, смирившись с участью вечного фаната, у которого просто ненадолго сбылась заветная мечта.       Чан бежит за ним, он это слышит, но успевает закрыть дверь быстрее, чем тот догоняет. Стучит. Долго.       — Это Синди проговорилась? — кричит он и зачем-то переставляет комнатные цветы с места на место. Работа с цветами всегда успокаивает.       — В её оправдание скажу, что выбора у нее просто не было. — раздается в ответ, когда стук смолкает. — Пожалуйста, Джуни, открой. Давай поговорим.       Джуни.       Так он его называл в самые нежные и трепетные моменты, а ещё когда притворно сердился и бурчал. Чертов ком в горле не дает нормально глотнуть. Намджун глубоко вдыхает и выдыхает. Он слышит, как на дверь опираются. Чан не собирается уходить.       Проходит какое-то время, Крис снова делает попытку, но уже спокойным, без озорства, тоном.       — Дай нам полдня. Можешь даже не разговаривать. Просто давай побудем рядом. Вместе.       В ответ тишина.       — Я приглашаю тебя на пикник. Приходи ко мне на плед, если захочешь.       Намджун идет в ванную и долго умывается. Вода попадает на волосы, и теперь передние прядки свисают сосульками. Он запускает пятерню в них и ерошит. Ему сейчас кажется, что из зеркала на него смотрит другой человек, который хочет выбежать и броситься на Бан Чана, расцеловать и никогда больше не отпускать. Но они же обещали друг другу свободу.       Зачем он вернулся и взбудоражил спящий вулкан?       Который только делал вид, что спит.       Намджун поправляет льняную футболку и выходит в коридор. Астра кружится вокруг, словно чувствует, что второй родной человек где-то рядом.       — Унюхала запах папы?       Мопсик виляет коротким хвостом сильнее, бежит к двери и немного поскуливает.       — Соскучилась по нему? — большие черные глаза смотрят неотрывно. Собака подставляет голову под руку и принимает поглаживания. — И я соскучился.       С этими словами Джун выходит из домика и всматривается в поле. Далеко идти не пришлось. Чан нашелся чуть дальше единственного дерева и расстелил плед так, чтобы часть была в тени, а часть на солнце в цветах.       — Ты пришел! — он радостно подскакивает, улыбается и немного двигается.       Чан тоже сменил образ. Волосы каштановые, но немного отросли. Теперь его прилизывают и делают новую укладку, а еще подкрашивают так, что глаза кажутся больше, а черты лица острее.       Джун помнит каждую клеточку его кожи без макияжа и любит больше его естественность, но здесь ничего не попишешь, образ есть образ. Тем более, самому Чану, вроде, комфортнее. Нет ничего важнее этого.       Опускаясь на плед с солнечной стороны, Намджун оглядывается. На покрывале стоит корзинка, два бокала, бутылка дорогого французского белого вина, два синнабона, ароматные круассаны с лососем и авокадо, ещё фрукты и сыр. И когда он все это успел…       Чан прослеживает за внимательным взглядом Джуна и говорит:       — Не переживай, все свежее и куплено у местных, я не вез это из Парижа. — легкая улыбка касается бледного лица.       — Ты был в Париже на показе? — аккуратно решается заговорить Джун, но в глаза Чану не смотрит, по одному голосу чувствует, какой тот уставший.       — Да, Fendi пригласили меня стать амбассадором, теперь катаюсь на подобные мероприятия. — без доли какого-то хвастовства произносит Чан и тянется к бутылке, чтобы открыть. — Будешь? Твое любимое.       — Спасибо. — Намджун наблюдает за ловкими движениями длинных пальцев, и подсознание невольно подкидывает все моменты, когда эти пальцы не только ловко открывали бутылки, банки и прочее, но и касались так, как никто и никогда не касался. Встряхнув головой, он приходит в себя и добавляет: — Поздравляю, ты молодец и правда это заслужил.       Чан улыбается и протягивает бокал. Джун его принимает, они легонько чокаются и отпивают по глотку. Терпкое вино разливается по телу и сразу приятно расслабляет.       — Булочку или круассан? — предлагает Чан.       — Она же с корицей, а ты не ешь корицу.       — Зато ты ешь… А у меня с шоколадом.       Опять наступает молчание. Намджун часто оглядывается. Горный ветерок обволакивает лицо, играется с волосами, залетает под одежду. Бан Чан тоже смотрит по сторонам. Снимает куртку и позволяет природе себя обласкать. Они допивают первый бокал, ничего не говоря. Чан двигает чуть в сторону закуски и ложится к солнцу лицом, не боясь повредить макияж.       Джун неосознанно проделывает то же самое. Они лежат валетом, но головы на одном расстоянии. Кажется, повернешься и дотянешься носом до другого. Бескрайнее небо плывет своим чередом, готовясь принять смену дня и пустить на свои просторы закат.       — Твой сад в нашем доме скучает.       Эти слова, словно гром среди ясного неба, разрезают тишину. Едва ли Чан имеет в виду цветы в саду.       — Разве ты не нанял садовника?       — Нанял, но у него совсем не получается ухаживать так, как у тебя.       Намджун поворачивается лицом к Чану и замирает. Тот держит небольшую и такую редко растущую среди лаванды ромашку. Он аккуратно двигается ближе, расстояние между ними всего пару сантиметров, отчего слышно тяжелое опьяняющее дыхание. Чан цепляет ромашку за ухо Джуна и улыбается, не отодвигаясь. Рука опускается вдоль тела, пальцы ненароком касаются чужих пальцев. Не встречая сопротивления, Крис переплетает их пальцы и тихо-тихо напевает:       — Ты мой маленький цветок, цветущий в ночи. У-у-у-у…       Ещё немного и это проклятое сердце вырвется. И не только у Джуна. Чан еле контролирует желание последними клетками здравого смысла. Слишком сильно чувствуются напряжение и образовавшаяся за полгода дистанция, будто они потеряли связывающую их дорогу и не могут найти на нее путь обратно.       — Что, если я не смогу выкинуть тебя из головы? — напевом спрашивает Чан и придвигается ещё ближе, стараясь не спугнуть образовавшееся доверие.       — Это тоже строчка из песни? — уточняет Джун, хотя прекрасно знает ответ.       — Да, то есть нет. Да, но нет. — путается Чан и улыбается, как наивный подросток. — Я правда не могу ни на чертову секунду забыть о тебе. Во время работы всегда ты, даже во снах всегда только ты. Пять лет не стере…       Он не успевает договорить, мягкие губы Намджуна утягивают его в поцелуй. Трепетный долгожданный поцелуй, от которого взрываются внутренности, а в голове взрываются фейерверки. Как же они ждали друг друга, как хотели.       Надо же было совершить глупость и расстаться, чтобы понять, насколько сильно они не могут существовать друг без друга.       — Ты — лучшая часть меня. Моей жизни. — шепчет Намджун прямо в поцелуй.       Чан уже нависает сверху и выцеловывает каждый миллиметр чуть загоревшей от ежедневного нахождения на солнце кожи. Их пальцы крепко переплетены, и никому не под силу расцепить их.       — Так ты тоже знаешь эту песню? — бурчит Чан и чуть прикусывает кожу шеи, оттягивая и сразу целуя.       Намджун смеется. И этот глубокий проникновенный смех лучшее, что произошло с Бан Чаном. Он любит родителей, любит брата и сестру, любит ребят из группы и друзей, любит фанатов. Но самые сильные чувства, которые он вообще способен испытывать, — любовь к Ким Намджуну.       Облака окрашиваются в розово-красный, словно Намджун водит по ним кистью, как на своих картинах. Солнце садится за горами, прощаясь с этим днем и приглашая новый на смену, но только после долгой ночи для двух счастливых, безумно влюбленных людей.       — Может, там все-таки найдется место для меня?       На ухо спрашивает Чан между стонами Намджуна.       — Тебе найдется место на той картине, в моем саду и в моем сердце. Навсегда.       Конец.