Строя замки

Рождественские праздники проходят тихо и по-домашнему уютно. Мэдди с Маккензи едут в Калифорнию к маме, отчиму и их многочисленным домашним животным. В море, конечно, не покупаешься — вода всё же холодная, но зато на улице солнечно и очень тепло по сравнению с прозябающим Манхэттеном. Мэдди нравится быть дома и держать в руках свою детскую голубую кружку, Маккензи сидит рядом, потягивая кофе из своей — серенькой, с круглыми мышиными ушами. — Не могу поверить, что мама их не выкинула, — бурчит младшая. И всё же Мэдди видит, что здесь ей гораздо лучше. Кензи всё ещё не хочет делиться своими переживаниями, но здесь, дома, ей гораздо спокойнее и она как-будто счастливее. «Жаль, что нельзя засунуть Лос-Анджелес в карман и забрать с собой» — думает старшая, подходя к стойке регистрации на пути обратно. В день возвращения они с сестрой почти не говорят. Кензи выглядела утомлённой, и Мэдди не стала её трогать. — Это всегда так трудно? — спрашивает Мак перед самой посадкой. Старшая мотает головой и отворачивается к окну. Кензи не привыкла быть в дали от дома и уж точно не привыкла приезжать туда на несколько дней и уезжать обратно. Она не привыкла. А Мэдди привыкла, и ей это уже почти не трудно. Хлоя проводит праздники в Питтсбурге. Она привозит с собой Каллу и вся семья в восторге от этого пушистого создания. Младшая сестрёнка — Клара — хвастается, что подросла на целый сантиметр и теперь достаточно взрослая, чтобы поменять балетки на пуанты. Мама жалуется на то, какая учительница танцев Клары отвратительно грубая, а отец расспрашивает про учёбу. Хлоя рада видеть всех их. Рада быть рядом. Кто-то приносит альбом семейных фотографий и остаток вечера они смеются над своими старыми не очень удачными причёсками и смехотворными дизайнерскими решениями, которые, конечно, «были полностью оправданы в то время, ничего вы, дети, не понимаете». — О, мамочка чирлидер! Клара тычет пальцем в фотографию юной Кристи в жёлтой чирлидерской форме своего колледжа. — Да, — печально вздыхает женщина и погружается в воспоминания о бурной молодости. Мама Хлои всегда хотела стать танцовщицей, но довольствовалась чирлидерством за неимением других возможностей. А у Клары сейчас этих возможностей очень и очень много, поэтому Хлоя знает, что сколько бы мама ни ругалась с её учительницей танцев, Клара будет танцевать, а Кристи — приходить и смотреть. Иногда Хлое хотелось хотя бы на день стать Кларой, а иногда… Иногда ей было её даже жаль. Возвращаться к работе после Рождества тяжело было всем. Из-за недельного отпуска пришлось долго отпаивать горшечные растения, а также перебирать, чистить и утилизировать половину срезанных цветов в зале и, несмотря на то, что работали в шесть рук, управиться за один день всё равно не получилось. После разгребания этого беспорядка Хлое пришлось с двойной скоростью крутить новые букеты и композиции на самый разный размер кошелька, пока Маккензи и Мэдди занимались новой поставкой. Выручка за эти дни не критично, но всё же пострадала. Всю неделю между Рождеством и Новым годом ни у кого кроме Каллы не было времени сидеть за стойкой. — Нам надо напиться! — торжественно изрекает Маккензи, когда старшая запирает магазин на ночь. Последствия праздников измотали их в конец, не оставив времени ни на сон, ни на обеденный перерыв и теперь, когда этот ужас, наконец, закончился, а завтра стоял долгожданный выходной, можно было немного расслабиться. — Новогодняя ночь, в конце концов. Мэдди устало вздыхает и убирает ключи в сумку. — У меня нет планов, — пожимает плечами Хлоя, улыбаясь. — Значит, решено, — у старшей нет сил сопротивляться. В общем-то это не первый раз, когда они заваливаются в бар после тяжелого рабочего дня, однако это происходило впервые с начала перемен в их с Хлоей отношениях. В любом случае, девушка рассудила, что им это не помешает. К тому же, на другой способ празднования Нового года нет ни сил, ни времени. Они идут долго. Так долго, что пальцы становятся малиновыми. — Как ещё раз называется место? Мне кажется, мы идём не туда, — раздражённо переспрашивает Мэдди у сестры, тщетно пытаясь вбить в поисковик сложное название. — «Ла-ку-и-фа». И мы уже почти пришли, — отзывается Кензи и прибавляет шаг. Хлоя смеётся и плотнее кутается в шарф. Вскоре в тусклом свете вечерней улицы среди многочисленных ярких вывесок виднеется неоновая оранжевая с названием бара. — Наконец-то. Внутри оказывается не шумно, несмотря на большое количество народу. Контингент вполне приличный, а это всегда огромный плюс. Мэдди берёт им с Хлоей по коктейлю и занимает место подальше от людей. Кензи же, наоборот, решает остаться за стойкой и присоединиться к парочке уже ближе к полуночи. — Только будь осторожна. Не злоупотребляй фальшивым ID. — Я всегда осторожна, — отмахивается она, но старшая всё равно поглядывает в её сторону из своего угла. — Это место стоило времени, которое мы провели на морозе, — заключает Хлоя после пары глотков чего-то крепкого с невыговариваемым названием. — Не могу не согласиться. Ты прости, что пришлось идти в такую даль. — Не извиняйся, — улыбается блондинка. — Здесь очень уютно. — Рада, что тебе нравится. — Я только не совсем понимаю, почему Кензи не потащила нас в «Два сапфира». Тоже хорошее местечко и совсем рядом с вашей квартирой. Наверное, часто там бываете. Мэдди закусывает губу и неловко смеётся. Только не этот разговор. Только не он. — Скажем так, у меня не самые лучшие ассоциации с этим местом, — старшая пытается прикрыть своё смущение, делая два уверенных глотка. Морщится. Слишком много и слишком быстро. — Эй-эй, полегче, — смеётся Хлоя, машинально отодвигая от девушки стакан. — Расскажешь? Если тебе комфортно об этом говорить, конечно. Мэдди прокашливается и неловко ёрзает на стуле. — Там я когда-то познакомилась со своей бывшей. Калани, если помнишь. Она заходила пару раз, когда мы ещё…ну… были вместе. Хлоя ясно воспроизводит в голове образ прекрасной шатенки, спрашивающей у Хлои, где можно найти её начальницу. Всегда аккуратный хвостик, кожаная куртка или бежевое пальто, идеальные стрелки, ослепительная улыбка. Да и с Хлоей она всегда была приветлива. «Чёрный лебедь» тогда только-только перешёл под руководство Мэдди, и они с Хлоей ещё не были в достаточно доверительных отношениях, чтобы знать об ориентации друг друга, поэтому Лукасияк предпочитала думать, что Калани — это всего лишь близкая подруга её босса и, в конце концов, это не было её делом. — Да, помню её. Со мной она была довольно милой, — Хлоя старается держаться как можно более спокойно и непринужденно. Разговор уходит слишком далеко в долины неловкости, но одновременно с этим ощущается, как что-то необходимое. — Да, она действительно такая. А я… — Мэдди замолкает. — Я вот этими ручками уничтожаю всё хорошее, что со мной происходит, — нервный смешок. — Всё было хорошо, пока до меня не дошло, что отношения это не про секс, а про близость. Калани захотелось стать ближе, а мне… Мне нет. Она сказала, что любит меня, а я не смогла ответить. — Но… почему? У тебя не было к ней чувств? — Хлоя накрывает руку старшей своей, словно призывая продолжать. Мэдди на секунду одаривает её улыбкой, прежде чем продолжить. — Дело не в этом, просто я испугалась. — Ты? Испугалась? — смеётся младшая, разряжая обстановку. Зиглер усмехается. — Да, представь себе. Меня всегда пугала идея о том, что если ты в отношениях, то от тебя ожидают определённого уровня открытости и искренности. Я постоянно чувствовала, что от меня хотят, чтобы я проявила слабость и рассказала о своих проблемах и переживаниях, а она бы обо мне позаботилась и поддержала, ведь это так обычно работает. А я не чувствовала потребности в этом. Калани расстраивало, что я не даю ей сделать для себя ничего хорошего, что я только отдаю и отдаю, но не хочу принимать. Меня всё устраивало, а ей этого было мало. Мэдди вздыхает и допивает свой коктейль. Хлоя пытается побыстрее переварить услышанное и выдать нормальную реакцию. — И… она рассталась с тобой? — Я с ней, — виновато пожимает плечами старшая. — Вот все смеются над фразой «дело не в тебе», а ведь зачастую при расставаниях это действительно так. Бывает, что человек принимает решение разойтись, потому что понимает, что ему нужно разобраться с тараканами в своей голове и сделать это ему нужно в одиночку. И тогда дело действительно не в другом человеке — дело в тебе. Хлоя кивает. — Я с тобой полностью согласна. И думаю ты правильно поступила. — Ты прости, что я гружу тебя этим. Не знаю, что на меня нашло. Видимо, слишком много выпила. — Не смей извиняться, всё хорошо. Я рада, что ты поделилась этим со мной. Это значит, что тебе уже не так сложно открываться. — Да, спасибо, я много работала над этим с психотерапевтом. Улучшения есть. — Я очень рада, правда, — улыбается Хлоя. — Ну, а теперь твоя очередь. Расскажи что-нибудь о себе. Что угодно. Можешь не супер личное, если тебе не хочется. Просто расскажи что-нибудь, я хочу послушать. — О, э… ладно, хорошо. «Расскажи ей про родителей, сестру, первого питомца, первую поездку в лагерь. Что угодно расскажи только не надо рассказывать про Рикки, я тебя прошу». — Помнишь, я говорила, что у меня был парень в старшей школе? — Да «Пизда. Ну выкручивайся теперь, раз уж начала. Идиотина» — Его зовут Рикки. В общем, мы довольно долго встречались. Он жил в соседнем доме, мы росли вместе. Всегда хорошо дружили, не было проблем с доверием и общением. Позднее это переросло в отношения, и они у нас были достаточно здоровыми, так как, опять же, мы в первую очередь были хорошими друзьями. Мы с ним сразу договорились, что если вдруг кто-то из нас почувствует что-то к другому человеку, то мы спокойно друг друга отпустим. Всё было хорошо, мы оба поступили в колледжи Нью-Йорка, жили недалеко друг от друга, постоянно вместе обедали. — И что же случилось? Мэдди нервно царапает ногтем угол стола. Хлоя краснеет и заметно напрягается от этого вопроса. — Ну… я… в общем… Нет, это стыдно, я не буду говорить, — младшая закрывает лицо руками, словно говоря «я в домике». Мэдди смеётся, и мягко отодвигает её руки, и смотрит на свою любимую кареглазую мордашку, не осознавая, что та наклоняется к ней почти в плотную. — Расскажи, — старшая шумно сглатывает и переходит на полушёпот, когда Хлоя оставляет между их лицами ничтожные сантиметры. Мэдди не может пошевелиться и просто смотрит в глаза напротив, пытаясь дышать. Хлоя кладёт ладонь ей на плечо, лёгким движением убирая тёмные локоны назад, чтобы не мешали коснуться кожи и когда она касается, Мэдди чувствует, что готова рассыпаться от нежности и трепета, переполняющих её. Младшая подушечками пальцев ведёт линии от плеча девушки к её шее и чувствует под собой мурашки, которыми успела покрыться бледная кожа Зиглер. — Случилась ты. Голубые глаза застывают в непонимании. — Когда я тебя встретила, наша с Рикки договорённость, скажем так, вступила в силу, — девушка позволяет себе улыбку. Наконец, об этом можно спокойно сказать. Мэдди молчит, не зная, что ответить. Хлоя пользуется моментом и наклоняется ещё ближе. Их губы почти соприкасаются, когда старшая резко отворачивается. Первые несколько секунд Хлоя не понимает, что произошло, а когда понимает, в уголках глаз против воли начинают скапливаться слёзы. Ей казалось, что они обе этого хотят. Казалось, что… А, впрочем, уже неважно. «Дурацкий алкоголь». Мэдди замечает эту перемену и тут же заключает девушку в крепкие объятия. Младшая отказывается это как-либо воспринимать. — Прости, прости, пожалуйста… Я просто ещё не готова, — шепчет Зиглер. — Я хочу, чтобы в этот раз всё было правильно и поэтому прошу тебя немного подождать. Ты имеешь полное право отказаться, и твой выбор будет мне полностью понятен, но если… Если ты согласишься чуть-чуть потерпеть и на какое-то время остаться друзьями, то я обещаю, что оно будет того стоить. Старшая мягко отстраняется, но её руки остаются на плечах Хлои, которая изо всех сил пытается собрать мысли в кучу и сказать хоть что-нибудь. Она чувствует облегчение от этих слов, но перспектива продолжения их странной передружбы/недоотношений не приводит её в восторг. Как долго ещё это будет продолжаться? О том, что они без ума друг от друга знают буквально все окружающие — и близкие, и незнакомцы. — Это ты прости. Мне не следовало вот так лезть. И да, я согласна подождать. Хлоя думает, что если Мэдди это нужно, то она подождёт. Подождёт столько, сколько будет нужно. В конце концов, она и так ждала уже изрядно долго, а значит, сможет ещё подождать. — Спасибо тебе. Значит, у нас всё хорошо? — У нас всё хорошо, — кивает Хлоя, улыбаясь. — Это звучит как новогодний тост. Пойдём к Кензи, скоро двенадцать.

***

Кензи определённо точно не пьяна. Нет. Будь она пьяна, на барной стойке бы уже не осталось ничего бьющегося. Но нет. Она просто сидит и потягивает бурбон. Совершенно спокойно. И нет у неё никакого желания танцевать на столах и бить посуду, а это значит, что она ещё слишком трезва. Надо исправлять. — Повтори, — Зиглер трясёт стаканом, в котором остался один лёд. — У причины твоего «повтори» хоть имя есть? — усмехается барменша, наливая юной Зиглер ещё. — Есть. Дурацкое имя. Более дурацкое, чем название этого бара. Л-а-к-ф-и-ф-а. — Лакуифа, — незнакомка закатывает глаза, но смягчается, видя, в каком состоянии её клиентка. — Плевать. — А зря. Можешь обидеть хозяйку. — Но мы же ей не скажем, — Кензи глупо смеётся и подносит палец к губам. — Боюсь, она уже знает. В глазах младшей застывает непонимание — Меня зовут Ния, а Лакуифа это детское прозвище. Я владелица этой дыры, — на губах девушки красуется ухмылка. — Тогда прости. Название не такое уж и плохое. Я Кензи, — вяло здоровается Зиглер. — Так что ты там говорила про «дурацкое имя», из-за которого ты опустошаешь свою карту и зарабатываешь себе самое дерьмовое в жизни похмелье? — А, это. Азия. Вот дурацкое имя. А-зи-я. Как она меня достала. Выела мне весь мозг из-за совместного задания, и мы с больш-и-и-и-и-и-м трудом получили зачёт. — И в чём ваша проблема? — Я поцеловала её, а ей не понравилось. — И в этом всё дело? — Что? Нет, — кривится младшая. — Но ты сама только что сказала, что… — Нет. Мне всё равно на это. Я уже забыла. Это было по пьяни. Несерьезно. Не хотела я её целовать. Нахер она мне нужна? Не в моём вкусе. Совершенно. Ния понимающе качает головой. — А что тогда? — Она просто бесит меня. Я ей так и написала, смотри. Кензи лениво достаёт телефон, открывает переписку и показывает Ние сообщения, отправленные час назад из-за этой же самой барной стойки. kenz🥤: «привет. хотела сказать что ты сьука» kenz🥤: «и катись ты к чепвту со своим парнем в обнимку. и если ту думала что мне хотелось тебя поцеловать тогда то мне НЕ хотелось. и вообще ты целуешься плохо» kenz🥤: «и музыка что ты слушаешь дерьмо» kenz🥤: «лови мою геолокацию если не захочешь ждать окончания праздников чтобы плюнуть мне в лицо потому что я бы плюнула в твоё но не могу найти его в этой огромной толпе людей. всё смотрю и не ви жу» Ния присвистывает. — Зай, утром ты об этом очень пожалеешь. — Надеюсь, — усмехается Кензи и, подняв стакан, чокается с воздухом, прежде чем выпить всё содержимое залпом. Картинка перед глазами начинает вращаться ещё быстрее, а из лёгких как-будто уходит воздух и дышать становиться нечем. Кензи думает про Калифорнию, в которой она ощущает себя чужой; про сестру, которой она доставляет одни проблемы; про колледж, где она балансирует на грани отчисления; про всех тех людей, с которыми могла подружится, но решила, что у неё сейчас нет на это сил. В конце концов, она думает про Азию. Думает о том, что если бы это был ёбаный ромком, то она бы приехала к ней. Да, приехала бы и они бы наверняка всё выяснили. Но жизнь — не ромком и реальность такова, что она сейчас празднует Новый год где-то в компании семьи и друзей. Она наверняка сверкает в новом платье с декольте, поднимает бокал с дорогим шампанским, смотрит на всех собравшихся немного свысока в своей обычной манере, смеётся над шутками своего парня и, что самое главное, совершенно не думает о Маккензи. Да и с чего ей о ней думать? Они друг другу, по большому счёту, никто. Просто жертвы одной пьяной вечеринки. Азия, как и любой нормальный человек, забыла об этом и двигается дальше, а Кензи ясно ощущает, что застряла и не может выбраться из петли неудач. Это как когда подныриваешь под волну, а тебя тут же накрывает ещё одна, и ещё одна, и ещё одна, не давая возможности всплыть и сделать вдох. Так люди тонут. Их в конечном счёте выбрасывает на берег и у них появляется возможность набрать воздуха, но им это уже не требуется. Кензи думает о том, что когда-нибудь в её жизни всё наладиться, но к тому моменту её самой может уже не быть.