Персиковый источник

      Достопочтенные камелии и покладистые розы, пышные пионы и величественные гортензии, благоухающие лилии и непритязательные эустомы — в мире цветов и зелени Момо едва ли знала десяток наименований. Тюльпаны? Видела. Гвоздики? Знакома. Нарциссы? Тут их ни с чем не спутаешь. Но только Момо стала погружаться в мир флористики, то тут же утонула в незнакомых словах, которые звучали не иначе как заклинания из Гарри Поттера. Особенно когда Дахен кричала из подсобки: «Посмотри, пожалуйста, сколько осталось цинерарии». Или когда Момо стояла верным стражем на приеме цветов от курьера и приходилось отмечать и выискивать из вороха других растений что-то, что никогда в жизни не видела. «Просто цветы» — для кого-то, ранункулюс, маттиола или альстрометрия — в глазах Дахен. Поэтому в тайне от недо-начальницы Момо приходилось копаться в Гугле и заучивать сложные, корявистые названия, об которые можно язык сломать.       Но эта трудность лежала пылью под ногами Момо. Еще недавно эта цветочная лавка доставляла хлопоты в привычной рутине — между рекламными съемками и записями видеоблогов — а уже спустя жалкий месяц Момо отсюда не вырвать. Она бежала сюда с горящими глазами и колотящимся от предвкушения сердцем. Вот что значит — влюбиться в место, где душа пребывает как в персиковом источнике.       Может сложится ошибочное мнение, будто Дахен обещана самой судьбой Момо. А как же иначе тогда объяснить пугающую совместимость по природным особенностям? Так бы рассуждал каждый непосвященный в их начало знакомства, где их пути легко бы разошлись, если бы Дахен не перепрыгнула с одних рельсов на другие…       — Это реально ты?       — Ага, мне тут восемнадцать.       — Выглядишь немного… необычно, — подытожила Дахен, разглядывая фотографии на смартфоне Момо. На снимке корчила рожи девушка, стоя позади пестрой стены с неоновой вывеской. Яркий макияж, прическа а-ля «доверила волосы пятилетним племянницам», и очень вызывающая одежда: мини-юбка, колготки в сетку и блестящий топ.       — Тогда я подсела на культуру гяру и пыталась им подражать. Частенько зависала со стритрейсерами, обожала уличные танцы и нередко выпивала. У мамы каждая моя выходка чуть до инфаркта не доводила. Но это был мой бунт, священная война.       — Против чего?       — Тоталитаризма родителей, их опеки и запрета гулять до десяти вечера.       — Забавно, — Дахен улыбнулась, отдавая владелице ее телефон.       — А какая ты была в то время?       — Я? Ну… довольно скучной. Много училась и сидела дома.       — Никаких вечеринок? Алкоголя? Караоке?       — Я виделась с друзьями в школе или на дополнительных занятиях. В остальное время… пыталась избегать социальных контактов, — пожав плечами, Дахен грустно дернула уголками губ вверх. Подобие улыбки, за которой скрывается пережитая опустошенность и одиночество.       — Оу, значит ты была заучкой? Тем самым отличником, который находился в топе по оценкам?       — Ага.       — И сдала экзамены лучше всех, а если допускала одну ошибку, то устроивала себе взбучку?       — В точку.       — Обычно такие люди потом из-за перфекционизма становятся тревожными невротиками.       — Откуда такие познания?       — Тетка по материнской линии слегла в психиатричку из-за депрессии. Жила по одному ритму, все время гналась за идеалами, которые ей совсем не нужны, а потом просто сгорела как спичка. Представляешь, десять лет на одной должности просидела, пахала как безумная, и день и ночь засиживалась за работой, чтобы потом ее сократили и любезно попросили освободить стол. На нее страшно было смотреть: месяц из дома не показывалась, пила каждый день и ничего не ела, ненормальная худоба как при анорексии, а хуже всего — ее остекленевшие, беззжизненные глаза. В таких читается сожаление о зря прожитой жизни.       — Оу. И чем же все закончилось? Ей стало лучше?       — Да, ее выписали из лечебницы. Сейчас за ней приглядывает мама, помогает снова встать на ноги и найти новое увлечение.       — Страшно, наверное, проснуться в сорок лет и осознать, что жил вообще не так, как хотел.       — Оттого надо слушать сердце, — Момо выразительно вскинула бровками и прожестикулировала руками в воздухе.       — А если сердце рвется к человеку, которого, ну допустим, рискованно любить?       — Я же не говорю слепо следовать за симпатией. В мире сейчас полно милашек и красавчиков, которые вышли из-под скальпеля пластического хурурга, но как были внутри уродцами, так и остались. И вообще любовь зла и несправедлива.

***

      Неумолимо подкрались выходные дни. Дахен, привыкшая постоянно работать, вдруг обнаружила, что у нее нет четкого плана как провести два дня. Ей позарез требовался отдых, но имея собственное дело, потихоньку перестаешь жить как обычный человек: даже суббота уже не представляется днем, когда можно расслабиться, а приходится думать о многих вещах, которые необходимо сделать в понедельник. Словом, Дахен разучилась отдыхать.       Но божественная рука помощи протянулась именно в тот момент, когда Дахен чуть не вышагнула за порог дома в сторону работы: Момо за одну минуту завалила сообщениями, от которых телефон не унимался.       «Мне ску-у-учно»       «Давай куда-нибудь сходим»       «Поедим куриных ножек и выпьем соджу»       «Или в кино. Что сейчас показывают, не в курсе?»       «Хочу что-нибудь поделать, но не с ке-ем»       Между текстовыми сообщениями мелькали стикеры с плачущим лицом, скучающим и руками в позе молитвы. Дахен не успев набрать один ответ, тут же получила звонок от Момо.       — Ну так что? — воодушевленный голос послышался с другого конца. — Что решила?       — На самом деле я хотела сейчас съездить до цветочного?       — Зачем? — в одночасье тон сменился на озадаченный.       — Хотела себя чем-нибудь занять.       — С ума сошла? Дух святой субботы тебя покарает! Никакой работы в законный выходной. Никуда не уходи. Я заеду за курочкой и сразу к тебе. Только попробуй смотаться в цветочный, вытащу оттуда и заставлю выпить залпом бутылку соджу. Не смейся, я не шучу!

***

      Соджу со вкусом персика по глотке лилось сладким нектаром, а следом отправлялся самый сочный виноград, который Дахен когда-либо пробовала. Где Момо его откопала — оставалось гадать, но на языке он скользил с ощущением горячего солнца Испании, с привкусом морского ветра и жаркой черноземной почвы, над которой виноградные лозы возвышались. На фоне по огромной плазме, висящей на стене, шла трасляция какого-то ток-шоу. Дахен особо не следила за сюжетом, но хохотала вместе с Момо над уморительными моментами или смешными комментариями ведущих. Судя по довольной моське Момо, сидящей в позе лотоса, ей эта передача нравилась; собственно за пульт отвечала она, как и за разлив алкоголя.       Помимо телевизора шумел кондиционер, спасающей от майской жары. Несмотря на вечернее время, когда солнце зашло за горизонт, жара только-только начинала спадать. Настежь открытые окна не спасли бы, зато прекрасно справлясь с этой миссией белая жужжащая шайтан-технология под потолком. Ну и полуобнаженный прикид из одной майки и свободных шорт. По сравнению с нарядом Момо, состоящем из свободной рубашки и рваных джинсов, Дахен выглядела ну уж очень по-домашнему, даже как-то неприлично в присутствии гостя. Это первый раз на памяти Дахен, когда она сидела бок о бок с человеком с максимально оголенной кожей. Привилегия исключительно Момо, а она даже об этом не ведала.       Муха ревности внезапно укусила Дахен: Момо наслаждалась больше красивыми айдолами на экране телевизора, чем обществом Дахен. Она придвинулась ближе, непринужденно положила голову на плечо и невозмутимо спросила:       — А почему ты переехала в Корею?       Момо застиг вопрос врасплох; она заметно напряглась телом, но не спешила отвечать. Голос ее зазвучал отчужденно и тоскливо.       — Помнишь, я рассказывала про ту женщину? — Момо прочистила горло, повисла драматическая пауза. — Она открыла бизнес здесь. Ее давние друзья подговорили ее перебраться в Сеул в поиске больших денег. Старая дружба разрушилась, но бизнес у нее пошел в гору, и ей искренне нравился Сеул, вся эта тусовка, модные районы и бутики. Япония же не такая, она чувствуется по-другому, там дышится иначе, местные не такие открытые. А Корея весьма продвинутая, тут есть привилегии для привлекательных незамужних женщин. Я последовала по этому пути. К тому же мне хотелось пересечь границы, пойти в открытый мир, но родителям было страшно отпускать меня одну, поэтому… им понравилась идея, если я буду под её присмотром.       — И только из-за неё? И ничего другого?       — Любовь толкает на отчаянные шаги. Мне не хватало разумности, чтобы понять суть вещей. Я выучила корейский, чтобы прижиться здесь, готовилась к экзаменам, но не смогла поступить и решила стать моделью. К счастью, с лицом и телом мне повезло, — Момо улыбнулась, повернувшись к Дахен. — Я развивала свой блог, фотографировалась, освоила фотошоп, чтобы фотки сделанные на телефон, казались снятыми на зеркальную камеру. Благо система Инстаграма великолепно работает, чтобы такие бесполезные и плешивые блоггеры и инста-модели вроде меня продвигали свои личики и зарабатывали на этом достаточно бабла.       — Ты себя принижаешь.       — Но это факт! Мой аккаунт не имеет смысла, я пустоголовая барби, всё что у меня есть — это лицо и фигура, благодаря которым меня зовут сниматься в рекламе. Всяких непримечательных и малоизвестных кофеен, артхаусных баров и брендов одежды. А по-настоящему стоящие аккаунты остаются в тени! Частные психиатры, реабилитационные центры, волонтерские организации, репетиторы, консультанты. О них никто не знает, у них только и получается писать скучные посты, наполненные смыслом, и делать замыленные фотки со стремной обработкой.       В потоке негодования Дахен услышала то, что Момо не могла выразить словами — обостренное чувство справедливости к тем, кто заслуживает внимания, но не получает его.       — Почему бы тебе не раскручивать подобные аккаунты?       — Во-первых, мне они не пишут. Во-вторых, это уже не реклама, а продвижение. Сюда входит и маркетинг, и таргет, и аналитика, и копирайтинг, и съемка, монтаж, создание контент-плана. Много вещей, в которых я не смыслю.       — Но прозвучало так, будто тебе это знакомо и интересно.       Момо замерла. Дахен нащупала таинственную точку и слегка надавила, а эффект импульсом пробрался аж до нейронов в мозгу.       — Люди учатся этому в колледжах и универах годами.       — А тебе что-то запрещает?       — Это… это другое!       — По-моему, — Дахен взяла лицо Момо в ладони и повернула к себе, глядя пьяненьким взглядом в милые, как у оленёнка, глаза. — Ты зря назваешь себя пустоголовой барби. И в тебе главное не только лицо и фигура. Душа.       Из приоткрывшегося рта не вырвалось ни звука, лишь выдох. Момо не знала, что ответить, одновременно хотела возразить и тактично промолчать.       — Ты прячешься за маской черствой крутой девчонки. У тебя всё схвачено, тебе не нужен никто. А внутри сидит щеночек, скулящий и просящий ласку. И дело не в том, что ты не ценишь себя, ты сознательно поставила себе планку, выше которой прыгнуть не сможешь, а это не так, — Дахен в пылу эмоций выглядела очень живописно: широко раскрытые глаза, блестящие от энтузиазма, припухлые губы, порозовевшая кожа. Они видела свое отражение в больших зрачках Момо.       — Откуда ты знаешь на что я способна? — сглотнула девушка.       — Потому что ты рассуждаешь о вещах, о которых крутые блоггеры не думают. И судя по тем умным словам, которые ты упомянула, ты смыслишь в сфере, как это называется? эс-эм-эм?       Момо усмехнулась, расслабляясь и позволяя своему лицо покоиться в теплых ладошках Дахен. Беспечная, ангельски-добрая, уютная. Хочется доверить свои страхи, уткнуться в грудь и забыть о внешнем мире. Вдруг на ум пришла гениально простая мысль: встреча с Дахен не была случайностью. Подарок от всевышнего, исключительная удача, что выпадает раз в жизни, или переплетения нитей судьбы из бесконечных перерождений — назовай как хочешь, а данность не изменится. Возможно, Дахен одна из семи миллиардов людей, которая может дарить радость прикосновений без боли и ран. Они единственные в мире: Дахен подходит Момо, Момо подходит Дахен.       Глаза без особого труда вдруг увлажнились, Момо от сентиментальных чувств хотела плакать.       — Ты… Почему я не родилась парнем? Я бы могла быть с тобой, обнимать и целовать. Жениться на тебе. Завести семью. Раз уж нам всё равно ничего другого не светит.       Дахен изумленно вытаращилась на Момо, даже не зная что сказать. Ее хмельной ум и так плоховато формулировал высказывания, с трудом подбирал нужные слова и держал последние остатки здравости в узде, а сейчас ей и вовсе сказать в противовес было нечего. Только и смогла промямлить:       — Охренеть.       Момо только после этого осознала, что ляпнула. Дахен никогда не выражалась, а если и случалось то в редких, критических случаях, как этот.       — Я не хотела… смущать тебя. Извини. Да, не следовало, — Момо выпуталась из ослабевших рук Дахен. — Так уж вышло, что наши тела ладят друг с другом. Хотим мы того или нет.       Сокрушительная правда легла противоречивой реакцией на лоб и рот Дахен. Будь она смела, всё равно не посмела бы высказаться по этому поводу и дать Момо ложную надежду. «Возможно, мне нравятся не только парни, но и девушки? А если и не нравятся, то так и быть потерплю, раз ничего другого не остается? А как я пойму, что мне кто-то нравится, если никогда не влюблялась?». От подобных сумасбродных мыслей развезло и Дахен; на глаза налетела пелена и вскоре хрустальные слезинки катились по щекам.       — Не плачь, — проскулила Момо, еле сдерживаясь. Сегодня это не чувства крапали из глаз, а соджу. — Я не хотела тебя обидеть.       — Ты ничего не сделала, — сдавленным голосом пробумчала Дахен, утирая слезы. — Но ты сказала правильные вещи. Жестокие и правдивые.       — Будь лучше, если бы я родилась парнем?       — Дурында, — Дахен стукнула девушку по бедру; от соприкосновения их кожи отделяла только ткань брюк Момо. — Как ты можешь говорить так о себе? Ты родилась в нужном теле. С тобой всё хорошо. И я рада, что встретила тебя, даже если… ты и я… одного пола.       — Прада нормально? — жалобно переспросила Момо.       — Конечно! Но… я пока не поняла, хочу ли я просто прикосновений или касаться именно тебя?       Беспощно. Момо безоружена против таких заявлений Дахен. И как бороться с мощной силой чувственности и откровенности?       — Я хочу тебя обнять. Можно?       Раскинув руки в стороны, Дахен с превеликим удовольствием приняла Момо в свои объятия, позволила коснуться своего драгоценного тела, дотронуться голой кожи, которая тут же мурашками покрылась от ненавязчивых поглаживаний. Она вдыхала запах Момо, уткнувшись в шею, прильнула к ней неприлично вплотную, запустила без спросу руку в волосы, а другой — шарила по спине, скрытой под рубашкой. «Противная ткань», — подумалось Дахен, мешает ей наслаждаться преимуществом. Она не спрашивая разрешения, дернула рубаху за низ, сопровождая сухой фразой:       — Сними.       И вот Момо покорилась, осталась в одном бюстгалтере, и ни у кого не промелькнуло сомнения, а всё ли сейчас правильно? Две девушки интимно обжимаются, полуголые, на полу, с алкоголем в крови. Всё может пойти не так!       Но голодных не остановишь от поедания пищи. Даже если потом живот вздуется или кишки скрутит. Момо и Дахен чертовски оголодавшие звери, для них представился шанс — первый в их жизни — дотронуться до тела другого человека, вдохнуть волнующий запах, оставить свой отпечаток на коже, ощутить гладкую фактурность эпителия, теплокровность, эластичность.       За изучением геометрии тел друг друга прошло немало времени. Еще никто на земле так осознанно не дотрагивался до другого тела. Прощупывал суставы пальчиков, проводил ногтем по выпирающим бледным сосудам на запястьях, считал родинки на руках, следил за появлением мурашек, упивался безупречностью неидеальной кожи, вбирал ее природный запах, прислушивался к звуку трения ладонь об ладонь, скользящими движениями изучал изящную спину…

Ох, Дахен сегодня пьяна. Не то от чувств, не то от вина.