Сны, рисованные любовью

      — Привет, Очако-чан, — каждый раз её мягкий голос встречает Урараку с нежностью, будто бы Очако — самый близкий человек, который был в жизни этой несчастной девушки. А ведь это правда. Кроме Урараки, у Тоги не осталось никого, к кому она хотела бы возвращаться даже в виде воспоминания.       — Давно не виделись, — зевает Урарака, безуспешно стараясь скрыть валящую с ног усталость. Как бы Очако не уставала от своих ночных похождений, они были ей дороже всего, что у неё было, есть и будет. Она не жалуется: она не хочет оставлять Тогу одну даже в собственном сне.       Хотя этот самый дорогой ей сон каждый раз совершенно не похож на самого себя. В первый раз они с Тогой виделись в одиноком ветреном поле с высокой травой, что закрывала низкие грозовые тучи и заплаканное лицо. Во второй раз они пересеклись в лесу на берегу бурной, но мелкой речушки, где Тога осторожно кидала круглые камешки в воду, а потом доставала их, чтобы утопить снова. В последний раз… В последний раз Очако видела её на том самом кровавом поле боя, которое как дежавю пронеслось в её голове, превратив её самый сокровенный сон в страшный кошмар…       — Как прошёл экзамен? — тихо начинает Тога как бы невзначай и с её уже тёплой, родной манерой. Но всё было не так, как в прошлый раз, в сотни и тысячи прошлых разов: она не смотрит на Очако, будто бы желая одним взглядом рассказать ей о той боли, что ей пришлось пережить. Тога отвернулась от неё, скрывая этот страх из глубины своей души. Скрывая даже для неё.       — Какой экзамен? — голос Урараки дрогнул. Они не виделись уже целый месяц, и она совсем не помнит, о чём они разговаривали в тот злополучный раз.       — Про который ты говорила… — Тога всё также не смотрит на неё — может, ей не менее больно от столь долгой разлуки?.. — Ради него ты стала даже чаще тренироваться с Изуку…       — Всё… всё хорошо. Правда, — Очако запинается.       — Это хорошо, — лишь отвечает Тога. И замолкает.       Очако тоже не знает, что говорить. Да и что можно сказать человеку, который умер почти год назад? И человеку, продолжающему напоминать о себе даже после такого расставания, напоминание о котором режет не хуже ножа?       — Прости меня.       — За что? — Тога всегда первая прерывает образовавшуюся тягучую и жгучую тишину, но в этот раз всё по-другому: Тога другая. И Тога, нет, Химико… Химико искренне пыталась и до сих пор пытается перестать доставлять неприятности Очако... Хотя, у них обеих было схожее мнение о том, как нужно дорожить близкими людьми.       — Это мне следует извиниться, Хими-чан, я просто… — Урарака снова запинается. — Я просто испугалась… Прости.       — Я тоже… Я тоже испугалась того, что сотворила.       — О чём ты?.. — неуверенно тихо перебивает её Урарака, жадно хватая губами воздух. Хотя, есть ли он в мирах Тоги?       — …Поэтому я решила, что пока не создам место, где тебе будет хорошо, я не позволю себе заставлять тебя переживать за меня. — И вскинув руки к небесам, как в нежном танце, Химико поворачивается к Очако, улыбаясь как можно искренне. Улыбаясь с той самой болью в глазах. — По крайней мере, я хотела создать место, где я не позволю себе так убивать тебя.       И с этой болью она сейчас смотрит только на неё.       — Красиво, правда?       Урарака не знает, что ответить. Она даже толком не обратила внимание на то, где оказалась. Для неё самым важным стало то, что рядом нет бездыханного тела, над которым она рыдала в тот мрачный день. Рядом нет крови, боли и страданий. Здесь есть только они — Очако и Химико — и больше никого.       А это место правда прекрасно. Оно именно такое, какая Химико сама по себе: яркая и нежная одновременно. Оно бесконечно красиво и столь же бесконечно само по себе: горизонт утопает где-то далеко-далеко, за границей воображения.       — Да. Очень.       — Я рада, — она снова улыбается. Они не стоят на расстоянии вытянутой руки — они стоят так, как будто каждая из них живёт в своём собственном мире. Но их голоса — чистые, искренние и столь ранимые — эхом проносятся между ними, наполняя своим шумом не только их миры, но и те, другие — пустые и безликие.       Под небесным куполом плавают огромные белые облака, отражающие в себе лучи закатного солнца, нежно-розовыми пятнами ложащиеся на тонкий слой воды под ногами. Эти холодные прозрачные лужи каплями разносятся от каждого, даже самого лёгкого шага Химико. Но девушке всё равно: в ритме вальса её сердце, повелевая телом, заставляет её лишь двигаться вперёд и вперёд, будто бы между ними больше нет никакой преграды. Между ними только они.       Урарака стоит на месте.       — Очако-чан, — Тога подбегает к ней, хватая за руки и притягивая к себе, — я так рада, что тебе нравится этот сон! Знаешь, сколько я над ним старалась! Я хотела, чтобы он был таким же очаровательным… — И Химико утягивает её в свой неуловимый танец на воде, от чего гольфы и школьная форма Урараки мокнут: брызги разносятся в разные стороны, от чего эти секунды становятся ещё более прекрасными.       — Таким же очаровательным, как и ты.       Они останавливаются.       Они останавливаются не резко: музыка из их души затухает медленно, от чего их самодельный вальс постепенно сходит на нет. Они уже обе улыбаются, улыбаются счастливо и с надеждой на светлое будущее хотя бы для одной из них и, конечно же, не для себя.       Их взгляды встречаются, а ритм сердца, взбудораженного этим танцем, всё не успокаивается.       — Ты тоже… — начинает Урарака, краснея то ли от волнения, то ли от возбуждения, то ли от смущения… — Ты тоже очаровательная. — То ли от всего вместе.       — Не волнуйся, Очако-чан, — Тога всё также нежно держит её за руки. — Не переживай из-за слов. Всё равно рано или поздно они все забудутся.       И столь же нежно она отдаляет её. Она отпускает её мягкие и тёплые руки.       — Нет, — голос Урараки звучит резко, но не больно, приятным огнём обжигая всё внутри у них обеих. — Ни за что.       — У тебя всё равно появится кто-то другой, Очако-чан…       — Зачем мне?..       — И этот другой будет целовать тебя также нежно, как и я.       Урарака не хотела знать, зачем она это говорит. Она не хотела понимать, зачем она это говорит, если можно просто…       — Что?..       Их губы сливаются в очаровательном поцелуе. Таком же очаровательном, каким они считали друг друга, таком же уверенном, нежном, горьком. И таком быстром...       Холодными руками Хими-чан хватает Урараку за щёки и притягивает её к себе, будто бы несколько секунд назад не вела себя ровным счётом наоборот. Танец её души перерос в нечто большее, и это «нечто» яростно рвётся из груди. А Очако готова принять это «нечто» — хотя в её мире это называется любовью.       — Теперь можешь всем хвастаться, что во сне целовалась с девушкой, — Тога разрывает поцелуй первой, — Очако-чан.       — С мёртвой девушкой.       — Думаю, это уточнять не обязательно.       Химико отпускает её и делает два шага назад. Два небольших шага, но этого хватает, чтобы Урарака тут же кинулась за ней вслед.       — Подожди! — вскрикивает Урарака, наконец-таки понимая, к чему она ведёт. Гольфы ещё сильнее мокнут. Голова идёт кругом от недосыпа. Щёки, губы и всё внутри горит. Горит ярким пламенем.       — Нам пора прощаться, Очако-чан, — и в том же танце Тога уклоняется от протянутой Ураракой руки, от чего Очако спотыкается и падает в эту холодную воду. Юбка мнётся, колени подгибаются снова и снова.       — Подожди, Химико! — Она делает над собой усилие, пытаясь подняться до того, как Тога попытается ей помочь. — Подожди, я… Я не могу! Я не смогу тебя…       — Очако-чан. — Тога нарочно падает рядом с ней. — Когда я говорю «прощаться» — это не значит, что мы расстаёмся навсегда. Это значит, что я хочу расстаться с тобой так, чтобы хотеть тебя встретить ещё раз.       — Это глупо.       — Я знаю.       Они посмотрят друг в другу в глаза — мокрые и счастливые, но с каплей грусти, что скоро станет морем.       Они снова целуются. Страстно, горячо, что сердце, кажется, больше сегодня не успокоится. Они целуются по-французски, губы пухнут, языки сплетаются, и всё это дарит такие смешанные чувства, о которых не хочется говорить.       Химико давно умерла. Химико больше нет. Это всё мираж, иллюзия…       Воздуха не хватает. Они так увлеклись друг другом, что не видят и не хотят видеть ничего, кроме девушки из глубины своей несчастной души напротив. И они разрывают поцелуй. Одновременно отдаляют губы друг от друга и жадно хватают этими губами воздух, как до этого хватали каждое слово, каждый шаг и каждый взмах той случайной, но прекрасной девушки.       — Я люблю тебя.       — Я тоже люблю тебя, Очако-чан. Сладких снов.       И Очако просыпается. На ней мокрые гольфы, помятая юбка. У неё растрёпаны волосы. У неё опухли губы. Она просто лежит на кровати и пялится в потолок в своей комнате.       Урарака не понимает, что происходит. Но это и не нужно. Ей всего лишь нужна Тога Химико. Ей нужны эти сны.       Ей нужны сны, которые нарисовала её любовь.