Mental examination (рабочее название)

Чарльзу никогда не везло. Нельзя было сказать, что он какой-то жалкий неудачник или что-то в этом духе. На нём как будто с самого рождения стоит метка невезения. Он был незапланированным ребёнком, его детство было лишено любви как таковой, но он не жаловался. Да, больно, обидно, может быть, даже невыносимо. Но его хотя бы никогда не били, он просто был "призраком" для своей семьи. Чарли никогда не любил говорить о ней, поскольку даже воспоминаний так таковых не осталось. Ещё будучи подростком, он решился на отчаянный шаг - сняться с попечения родителей; и, пересилив себя, получить нормальную работу и место жизни. Он хотел, чтобы им гордились. Мальчик с самого детства мечтал получать одобрение в свой адрес, чтобы его хвалили, называли полезным. Он не хотел быть покинутым, он не хотел быть незамеченным. Из кожи вон лез, чтобы всем угодить. Получилось ли у него? Он не может сказать точно. "Маме с папой было похуй", так он мог сказать. Оставался другой вариант - стать полезным для социума. Быть значимой единицей общества. Уже будучи юношей, он решил связать свою жизнь с полицией. Ему всегда казалось, что это самая уважаемая профессия, выше, наверное, были только врачи. Поэтому, когда предоставилась возможность, он поступил в полицейскую академию. Это было мягко говоря нелегко. Он едва смог окончить школу, мешали разного рода проблемы, о которых он не вдавался в подробности. Было сложно. Но он терпел, не спал ночами, работал на нескольких подработках, дрался, ночевал на улице, но смог проскочить и собрать деньги на обучение. Богатых родственников у него не было, талантов от рождения тоже, так что и оставалось лишь по ночам разгружать бесполезный мусор, таскаться добровольцем на предприятия и стройки. Был момент, когда он участвовал в уличных боях за деньги. Почему-то Чарльз вспоминает это с улыбкой и теплом в душе. Но в любом случае, это действительно помогало. Он мог одновременно зарабатывать и вымещать свой гнев вперемешку с обидой таким путём. Не мечта ли? "Да в рот оно всё ебись". Но, опять таки, он поступил. Учёба шла гладко, можно даже сказать удивительно гладко, если брать во внимание ожидания Чарли. Он успешно закончил академию, пошёл работать по профессии. Жизнь действительно стала налаживаться. Родители не ебали мозги, больше не нужно было искать деньги. И им действительно гордились. Но, внезапно, он запил. Не до отключки, но любил иногда наглотаться горячительного после работы. Энглер балансировал с ловкостью между увольнением, приходя на смену с перегаром и косыми глазами, но смог удержаться на месте. Получилось так, что уже к 25 годам он стал настоящим алкоголиком, в бреду искавший, чем можно утолить пожирающее его чувство обиды изнутри. В такие моменты он считал себя никчёмным слабаком, но продолжал искушать сознание с помощью алкоголя. "Всё ещё лучше, чем наркота!", говорил он, прежде чем напиться до беспамятства. Но, тварь живучая и упорная, вставал в любое время и шёл на работу, как штык. Со стороны был образцовый офицер - глаза горят, форма сидит идеально и стойка всегда уверенная, тело пышет жаром и упорством. А внутри он - едва держался. Но ему помогало сохранять ясность ума, неожиданно, ходить на свидания-однодневки. Ах, стоит сказать вот ещё кое о чём. Чарли никогда не любил женщин. Он то их, несомненно, уважал, но вот чувствовать привязанность или нечто более интимное - нет, вообще нет. Сначала было больно это осознавать, он корил себя за то, что он какой-то "неправильный", даже "девиантный". Но он довольно быстро принял этот факт, мол "И что теперь - сдохнуть? Нет, забить радоваться жизни". Само собой, все эти интрижки приносили ему какую-то радость. Было приятно почувствовать, что кто-то нуждался в нём, даже если это длилось всего одну ночь. Таким образом, он восполнял пустоту в душе и ту любовь, которую так и не получил в детстве. Возможно, кто-то посчитает это странным, даже мерзким, но во-первых, мнения окружающих касаемо ЕГО личной жизни Чарли не беспокоили совсем, а во-вторых, у него была причина. И ведь (вроде как) никто не жаловался. Интересный факт, его самые "долгие" отношения длились две с половиной недели. Время шло, и в один день всё изменилось. К сожалению, в худшую сторону. Он повстречал человека, что смог сломать его. Это было больно, жестоко, он не заслужил этого, нет. Это подкосило его даже больше, чем работа. Он не знал, он не мог себе представить что такое возможно... Над ним издевались, ментально и физически. Его использовали: прожевали пару раз и выкинули. Было больно, страшно, он хотел, но не мог уйти по разным причинам, но он пытался. Его пытали по-настоящему: он получал удары, ножевые ранения. Валялся часами с кровотечением внутренних органов, не мог ходить... Это был его персональный ад, который он, к сожалению, не смог перенести без потерь. Его "партнёр" действительно был уродом. Любил насиловать его, ломал ментально до состояния куклы и наносил страшные увечья, насильно удерживал. Поставил мужчине установку, что ему "невыгодно" от него уйти, если осмелится - будет хуже. Он обещал переломать ему ноги, отрезать язык, чтобы он понимал, что сопротивляться бесполезно. Именно из-за этого ублюдка Чарльз навсегда лишился одного глаза. Его страх в тот момент нельзя описать, страх был настолько сильный, что перекрывал боль. Он был парализован. До травмы взгляд Чарли был всегда таким глубоким, чарующим. Его прекрасные серые глаза поблёскивали, когда он довольно улыбался, озаряя лицо мужчины. Все люди, близко знающие его, в первую очередь вспоминали его глаза, такие спокойные и добрые, несмотря ни на что. Как он смотрел на всех, поправляя упавшие на лицо золотые локоны, вновь улыбаясь, ещё шире... Это заставляло влюбляться на ровном месте. Но теперь он остался покалеченным на всю жизнь. Глядя на себя в зеркало, он не может не вздохнуть разочарованно. Вместо его левого глаза - большой уродливый шрам и пустая глазница, что прикрыта раненным веком. Он всё ещё чувствует боль иногда, это не даёт ему забыть о пережитом ужасе. Каждый день он вынужден носить глазную повязку, чтобы "Не пугать себя и других", стыдливо прячась за ней, никому не позволяя увидеть его слабость, то, как он "проебался". Возможно, он хотел с кем-нибудь сблизиться, чтобы можно было больше не скрывать свою рану. Рану не только на лице, но и в сердце... Но гордость ему не позволяла. Чарльз говорил всем, мол травму на работе получил, вот ведь неудачник, да? И улыбается при этом ещё так, иронично-убийственно, не оставляя ничего кроме самокритики. Но буквально на днях он решил дать слабину. Так, не думая. Чуть не выдал блять всю подноготную капитану. Он решил, что осуждать его никто за это не будет и угадал, но всё равно сболтнул лишнего. Это заставляло его чувствовать в своём теле укол сомнения и слабости. То ли на него так повлияла атмосфера в которой он находился во время тестирования, то ли факт того, что его ответы в протокол не пойдут, то ли сам Кёрли... Он не знает. Да и раз на то пошло - а что этот Кёрли для него представляет? Ровным счётом - ничего. Чарли знал о нём лишь очевидные вещи, никогда не копал глубже, не хотелось. Но всё равно решил довериться. Стоит ли говорить, что после осмотра мужчина нервно улыбался, называя себя "дебилом последним" и курил минут двадцать, оставшись сам с собой? Он действительно ничего не знал о своём капитане: кем он был раньше, какой у него характер, да даже сколько ему лет. И всё равно сказал, что доверяет ему больше всех на корабле. Ну не дурак ли? Дурак, конечно. Но в этом прослеживалась своя логика. Кёрли ведь был капитаном? Был. Значит, уровень доверия максимальный, а всё остальное - "Мозги ебать не должно". Чарльз просто не был навязчивым. Но теперь он слегка обеспокоен, лишь бы всё что он не наговорил не всплыло где-нибудь ещё. Возможно, это повод узнать Кёрли чуть лучше, в конце концов, терять ему больше нечего. К слову, Чарльз не скрывал и того, что находил своего капитана интересным. Ну так, отчасти. Что-то прослеживалось в нём такое, такое особенное, как будто есть у них что-то общее, а теперь желание узнать, что именно - росло. По крайней мере, Кёрли его не отталкивал, можно даже сказать, слегка притягивал. Но Чарли старался об этом не думать, не сейчас.