
Метки
Описание
Бал Антонины Павловны Возницкой. У окна стоят двое - граф Кащеев и молодой офицер Туркин. Ведут беседу.
Часть 1
12 января 2025, 12:41
Бал Антонины Павловны Возницкой был в самом разгаре. Мелькали пышные платья, кавалеры танцевали дам, официанты предлагали вкуснейшие угощения, шампанское лилось рекой. Оркестр играл самую современную музыку, да так хорошо, что ноги сами пускались в пляс. Отовсюду доносился приглушенный гул чужих разговоров и беззаботный смех.
У окна с тяжелыми шторами стояли двое. Один - граф Никита Владимирович Кащеев. Молодой по меркам общества граф. Очень хорош собой. На нем модный фрак, подчеркивающий его подтянутую фигуру, темная ткань подчеркивала аристократичную бледность кожи. Аристократичные длинные пальцы были укрыты тканью белых перчаток. Пиджак с длинными лацканами обнажал длинные ноги дорогих брюках. Плотный жилет обтягивал крепкий торс, выгодно подчеркивая фигуру. Улыбаясь, он каждый раз обнажал короткие клыки, выступающие в ряду не очень ровных верхних зубов. Иногда, рассказывая очередную историю или анекдот, он поигрывал тростью в руке. Его глаза отражали свет свечей и казались слишком внимательными и пронизывающими.
Его собеседник - молодой офицер Валерий Васильевич Туркин. Поручик гвардии, статный высокий юноша с беззаботно торчащими мягкими кудрями. На нем был темно-бирюзовый мундир с золоченными пуговицами в два ряда, погоны и твердый воротник под шею подчеркивали ширину его плеч. Длинные ноги были спрятаны под тканью офицерских брюк. Он смотрел на своего собеседника мягко, но с любопытством, не прекращая улыбаться.
Перебив их безмятежную беседу, к ним подошла женщина среднего возраста со сложной высокой прической и в темно-синем пышном платье.
- Антонина Павловна! Я вынужден признаться вам - ваши балы раз от раза приводят меня в необычайный восторг! - тут же расплылся в несколько хищной улыбке Никита Владимирович, - оркестр, шампанское, гости - все на высоте!
- Ох, будет вам, граф, - ни капли не смутясь, ответила женщина, - слышала, Марии Петровне вы говорили на прошлом балу то же самое.
- Но сейчас я говорю это совершенно искренне, а не с целью польстить, - граф подмигнул.
Женщина сдержанно улыбнулась.
- А я вижу, вы не упускаете познакомиться с новыми людьми, - она кивнула на Валерия Васильевича.
- Это мое излюбленное занятие на светских мероприятиях, - кивнул Никита Владимирович. Тем более, что Валерий Васильевич оказался приятным собеседником.
- Валерий Васильевич, - взгляд женщины мазнул по фигуре молодого офицера, - вы с этим графом будьте осторожны. Он имеет обыкновенние сбивать молодых людей с толку и ставить их в неудобные ситуации.
- Например? - с интересом спросил Валерий.
- Это все клевета, - усмехнулся граф.
- Клевета ли? Помнится мне, не так давно вы общались с молодым графом Суворовым. Совсем юный граф, его даже от запаха шампанского мутило! Человек необыкновенных манер, не в пример его отцу! И чем же закончилось это знакомство?
- Чем же? - Валерий с озорством посмотрел на графа. Тот ему подмигнул в ответ, но закончить рассказ все же позволил Антонине Павловне.
- Граф Суворов так резво пил шампанское, которое вы ему предлагали, что по итогу на ногах стоять не мог! А что он говорил? Едва ли деревенский мужик столько бранных слов знает, сколько Владимир Кириллович имел неосторожность озвучить тем вечером!
Никита Владимирович склонил голову набок.
- Не кажется ли вам, что сложно обучить такому человека всего лишь за час беседы? Я более, чем уверен, что вы просто имели честь увидеть другую сторону молодого графа. То, что без шампанского он так тщательно скрывал от высокого общества.
- Вздор! Граф был так смущен, что уже второй бал пропускает. А все ваше влияние, Никита Владимирович. Так что вы, поручик, были бы с графом Кащеевым повнимательнее. Он, конечно, человек обходительный, но тот еще плут.
Затем, откланявшись, женщина ушла. Ее сменил официант, подошедший с подносом шипучего шампанского. Никита Владимирович взял два бокала и один протянул Валерию Васильевичу:
- Не откажете? - спросил он, вздернув бровь.
- Ни в коей мере, - Валера хитро улыбнулся и принял бокал из рук мужчины, слегка задержав руку так, чтобы обнаженными пальцами коснуться чужой перчатки.
Не было ни малейшего сомнения, что графом этот жест был оценен.
- Ситуация с графом Суворовым была, безусловно, неприятная, - произнес Никита Владимирович, - однако отнюдь не я сподвигнул его безмерно пить вино и шампанское.
- А кто же?
- Знали бы вы его отца - вы бы не задавали этот вопрос, - с хитрой улыбкой ответил граф и сделал небольшой глоток шампанского. Пузырьки мягко щекотали небо и язык, кисловатый вкус идеально рифмовался с дорогим убранством бального зала, пышными платьями и светом многочисленных свечей.
- Не хотели бы вы прогуляться? Здесь становится душно, не находите? - предложил граф, внимательно наблюдая, как Валерий Васильевич делает уже второй глоток шампанского.
- Согласен. Тогда, может, стоит взять с собой еще по бокалу?
- Не стоит. Шампанское хорошо пьется в подобном окружении, - Кащеев тростью очертил танцующие пары, - однако на морозе стоит употреблять что-то более согревающее.
И, продолжая свои слова, граф вынул из внутреннего кармана пиджака изящную флягу, однако, не раскрывая подробности ее содержимого.
С присущей солдату галантностью, Валерий Васильевич помог графу надеть меховое пальто, едва не достающее до пола. Сам же надел парадную офицерскую шинель, которая, впрочем, на фоне богатого пальто выглядела не такой уж парадной. Однако, стоило признать - Валерию она шла безукоризненно, еще больше подчеркивая выправку поручика.
Едва их обувь коснулась хрусткого от мороза снега, граф достал ту самую флягу и, открутив крышечку, протянул ее Валерию.
- Коньяк. Французский. Необыкновенно мягко пьется, и практически не пьянит, - глядя на поручика, как змей-искуситель, произнес Никита Владимирович.
Валерий же, ни капли не смутясь, сделал крупный глоток. Забрав флягу из чужих рук, Кащеев и сам сделал несколько глотков, а после убрал флягу в карман пальто.
- А вы крепче, чем я думал, - заметил Никита Владимирович. Он шел так, словно они праздно прогуливались, однако не забывал строить их путь так, чтобы в конечном итоге оказаться в каком-нибудь укромном углу, - даже щеки не порозовели.
- Могу сказать то же самое про вас, - усмехнулся Валерий, - вам как будто и мороз ни по чем. Даже не застегнулись.
- Особенность организма, - усмехнулся граф, - а что до мороза... Я бывал в Сибири. Не по той причине, о которой вы могли подумать. Ездил к своему приятелю, который обучался со мной в одном университете, однако после обучения решил вернуться на малую родину. Так вот там - морозы. Кровь стынет. А здесь так, приятная прохлада.
Валерий мягко улыбнулся.
- Мне не доводилось бывать в таких морозных местах, - ответил он, - но я слышал, что в Сибири природа невероятная.
- Точно говорят. Завораживающие виды. Не будь в дни визита там так холодно, я бы только и делал, что любовался местной природой. Но и то, что мне удалось видеть из окна поезда, оставило во мне неизгладимое впечатление.
Так, за бессмысленной беседой, они оказались на заднем дворе поместья. Здесь было приятно темно, а окна бальной залы выходили в том числе и на этот двор.
- Оркестр так старается, музыку слышно даже здесь, - с улыбкой произнес Никита Владимирович.
Остановившись у стены, он прислонился к ней и снова достал флягу. По уже сложившейся традиции, сначала предложил ее собеседнику, а только после позволил себе сделать глоток коньяка.
- Как вам сегодняшний бал? - спросил Никита Владимирович, - я ни капли не соврал Антонине Павловне, хотя ее прошлый зимний бал был куда лучше.
- Сносно, - пожал плечами Валерий, - не то, чтобы я любитель подобных мероприятий, однако здесь и правда приятное общество.
- Общество имеет для вас первостепенное значение?
- Безусловно. Сколько бы ни было шампанского и каким бы вкусным оно ни было - какое это имеет значение, если его нельзя разделить с интересным собеседником?
- А меня вы находите интересным собеседником? - граф выгнул бровь.
- Более чем, - Валерий лукаво улыбнулся и с блеском в глазах глянул на графа.
Тот улыбнулся в ответ.
- А как же женское общество? - вдруг спросил Никита Владимирович, - уже присмотрели, кого пригласить на мазурку?
- Стыдно признаться, но танцую я неважно, - усмехнулся Валера.
- И все же. Иначе я осмелюсь предположить, что женское общество вам и вовсе не интересно.
- Отчего же... - Валера прислонился к той же стене, и так он стал еще ближе к графу, - я нахожу их... любопытными.
- Любопытными?
- Да. Они мне интересны как совершенно иное проявление человека. Незнакомое мне. Устройство их тела, их мыслей, природа их эмоциональности - это все так далеко от меня, что не может не вызывать любопытства.
- Признаюсь, я впервые слышу, чтобы мужчина, говоря о женщинах, использовал слово "любопытные".
Валера в ответ только мягко улыбнулся.
- А что же до влечения, Валерий Васильевич? Есть же в этом бесконечном любопытстве место и влечению?
- Вы задаете очень интимные вопросы, граф.
- Да бросьте, - глаза Кащеева сверкнули, - какой мужчина не любит поговорить о женщинах.
- У меня иное воспитание, - ответил коротко Валерий.
- И все же.
Валерий немного помолчал. Затем улыбнулся краешком губ и произнес:
- Отвечу вам так: мне с трудом удается представить, как можно испытывать влечение к тому, что мне непонятно и что мне чуждо.
Кащеев вздернул бровь. И даже сделал шаг - совсем крошечный - ближе.
- Стало быть... - произнес он вкрадчиво, - влечет вас к тому, что вам понятно?
- Именно.
- Еще коньяка? Осталось на два глотка.
- Не откажусь.
Пустую флягу граф убрал глубже в карман. Его глаза опасно блестели, но стоило сказать, что и глаза поручика не были лишены блеска. Беседа плавно перетекла в другое русло, однако физически они становились только ближе, пока их лица не оказались совсем рядом. Разгоряченный алкоголем Валерий расстегнул свою шинель, так что ее полы теперь едва развевались при дуновении морозного ветра.
Из поместья на улице была негромко, но все же отчетливо слышно музыка.
- Надо же, а вот и мазурка. Благословенная музыка для тех влюбленных, что пришли на этот бал, чтобы обменяться взглядами и наконец-то получить возможность стать не только ближе, но и сообщить об этой близости, - произнес негромко граф.
- Вы очень красиво рассказываете об этом танце. Я никогда не думал о нем с этой стороны, - также негромко ответил Валерий, не сводя глаз с графа.
- Так позвольте мне иметь удовольствие пригласить вас танцевать мазурку.
Валерий прищурился, а после опустил взгляд на обтянутую белой перчаткой руку графа, которую тот выставил в перед, приглашая на танец.
- Я плох в танцах, а уж если говорить о том, чтобы танцевать чужую партию - так и вовсе.
- Не беспокойтесь. Я поведу. Да и нас никто не увидит и не осудит, если кто-то из нас собьется с ритма или совершит неверный шаг.
Валерий вложил свою прохладную руку в руку графа. Музыку было слышно плохо, порой она и вовсе растворялась в хрусте снега. Едва ли это можно было назвать мазуркой в классическом ее понимании. Скорее это был совершенно новый танец, целью которого было сбилизться с человеком. В деталях запомнить движение его ресниц, аромат парфюма, почувствовать близость чужого тела и позволить себе как бы невзначай огладить чужую спину.
Это была чистая импровизация, где каждый сообщал о своем искреннем интересе.
- Вы танцуете хорошо, - произнес граф и резким движением прижал к себе Валерия еще ближе, так что теперь он мог почувствовать, как металлические пуговицы мундира впиваются в ткань его жилета.
- Я заметил, что лесть вырывается из вашего рта раньше, чем вы успеваете обдумать сказанное, - прошептал поручик.
- Я рассчитывал, что вы сумеете распознать, в какой момент я говорю совершенно искренне.
Они продолжали кружиться, и в этом вихре их лица становились только ближе, пока кончики носа наконец не соприкоснулись.
- Граф, вы... - начал было Валерий, коротко проведя кончиком языка по верхней губе.
Но закончить ему не дал громкий женский вскрик, раздавшийсчя где-то недалеко.
Мужчины в одну секунду отпрянули друг от друга. Вокруг них было все так же пусто, но оставить этот звук без внимания никто из них не мог. Валерий, будучи офицером, считал своим долгом защитить того, кто был в опасности. Разгоряченный коньяком Никита Владимирович просто жаждал эмоций. Не сговариваясь, они направились в сторону, откуда доносился крик. И там, на углу поместья, между передним и задним двором, они увидели девушку - судя по одежде, это она была кем-то из прислуги. Возможно, работала на кухне. Ее крепко прижимал к себе богато одетый мужчина, и хватка его была такой сильной, что девушке только и оставалось, что биться в его руках пойманой птицей. Ее попытки вырваться из чужих рук были смехотворны.
- Отпустите девушку, - услышал Валерий за спиной резкий голос графа.
Мужчина немедленно обернулся и выпустил девушку из своих рук. Красная, смущеная и униженная такими приставаниями, девушка тут же отскочила в сторону. Граф же уверенно подошел к мужчине, узнавая в нем завсегдатая светских балов.
- Андрей Парфеныч, пристало ли так себя вести мужчине, - произнес граф с вызовом.
- А что, если у меня чувства? - дерзко ответил Андрей Парфеныч, - а она смеет отвергать все мои предложения. Я должен был положить этому конец.
- Вокруг так много женщин, а вам понадобилась непременно служанка. Что же будет, если об этом происшествии узнают гости? - граф выгнул бровь.
- Конечно, узнают. Однако, поверят ли? Всем известно, что вы, Никита Владимирович, трепло и сплетник. Вашим словам - грош цена.
Граф опасно сощурился. Валерий только нервно наблюдал за этой сценой.
- Вы нанесли мне оскорбление, господин Лисецкий, - произнес Кащеев.
Поручик не шевелясь смотрел, как граф снимает со своей руки белоснежную перчатку и кидает ее под ноги Лисецкому.
- Назначайте время и место, - с вызовом ответил мужчина.
- Здесь. Сейчас, - ответил Кащеев. Не было сомнений, что выпитое шампанское и коньяк, а также бурные эмоции, вызванные танцем с поручиком, повлияли на горячность графа. Оказавшись лишенным поцелуя, которого он жаждал с самого начала беседы с поручиком, Кащеев искал хоть какой-то выход поднявшейся внутри него бури.
- Здесь нельзя, - наконец произнес Туркин. Отговаривать он не собирался - мотивы графа ему были понятны, и было бы бессовестно с его стороны уговаривать Никиту Владимировича униженно поднять с земли перчатку и проглотить оскорбления.
***
Повозка мчала их к ближайшей поляне в лесу. Туда, где свет луны позволял увидеть обидчика и прицелиться точно в его сердце. Валерий ехал рядом с графом, убедив того, что без секунданта ему никак нельзя. Лисецкий же был без секунданта. - Глупо так рисковать своей жизнью, - произнес поручик раздраженно, хотя раздражение его не в полной мере относилось к графу. Скорее он сетовал на то, что обстоятельства сложились именно так. - А что мне жизнь? - усмехнулся граф, - кончится эта - начнется другая. И он озорно подмигнул Туркину. Тот же озорства графа не разделял. - Надеюсь, ваш револьвер пристрелян. - Можете не сомневаться. Когда повозка остановилась, Валерий позволил себе мазнуть губами по щеке графа. Так, чтобы не увидел никто, но чтобы это придало мужчине сил и решительности. Стрелялись по очереди. Поручик, стоя недалеко от графа, запоминал, как красив тот, когда стоит в своем меховом пальто в уверенной стойке. Как сосредоточен его взгляд. Какую ровную линию создает вытянутая рука, чьей продолжением стал револьвер. Это не была дуэль в обычном понимании дуэлей. Скорее, двое мужчин, привыкшие к вседозволенности и не понимающие серьезности происходящего, решили примерить на себя роль гусаров, которые действительно были готовы отдать свою жизнь за сохранение чести. - Вы начинаете, - прознес Лисецкий, стоя в 20 шагах от графа. Револьвер опасно блестел в его руке. Граф, прицелившись, нажал на курок. То ли недостаточное освещение сыграло свою роль, то ли рука сама дрогнула в нетрезвом теле. Но пуля просвистела мимо Лисецкого, лишь задев его пальто в области плеча. Кащеев нервно выдохнул и остался стоять на своем месте, ожидая ответного выстрела. Чужая пуля, стремительно разрезая воздух, влетела точно в живот графу. Валера вскрикнул, увидев, как рухнуло на снег тело Никиты Валдимировича. Лисецкий же, осознав, что их глупая выходка привела к убийству, малодушно скрылся в повозке и сбежал с места преступления. Валерий же, как и полагается секунданту, подлетел к графу. Жилет его и рубашка были влажными от крови. Перчатка, которой он схватился за рану, была пропитана кровью. - Оно того стоило, - прохрипел граф. И даже сейчас, когда его глаза угасали, в них до последнего сохранялся тот самый плутоватый блеск. Тускнели глаза человека, для которого вся жизнь, по известным только ему причинам, казалась ему глупым розыгрышем и который не ценил ее ни на миг, отдав предпочтение мимолетным развлечениям. Валерий коснулся рукой влаги на животе Кащеева. Его руки окрасились бордовым и, с опасным огнем в глазах, он слизал кровь со своих пальцев. Дыхание его участилось. Клыки его заострились, а глаза побелели. Стало невозможным сдерживать свою природу, почуяв запах свежей крови. И все же он схватил руку Кащеева, прощупывая пульс. Сердце графа еще билось, хоть и слабо, кровь еще пульсировала в его венах. - Да умирай ты уже, - прошипел Валерий, стараясь не дышать, чтобы не дать запаху крови сбить его с толку. И все же, не удержавшись, он снова собрал пальцами кровь с бесчувственного тела и, рвано выдыхая, облизал эти пальцы дочиста. Граф был несомненно вкусный. Его кровь была как выдержанное дорогое вино. И все же Валерий не мог себе позволить выпить его без остатка. Граф задолжал ему поцелуй. Когда пульс перестал прощупываться, Валерий вытащил из-за пояса свой нож, скинул шинель и задрал рукав своего мундира, обнажая запястье. Холодное лезвие полоснуло по коже, густая бордовая кровь заструилась по его руке. Он поднес свое запястье к безжизненено раскрытому рту графа. Багровые капли одна за одной потекли по губам графа в его рот. Смешиваясь со слюной, вампирская кровь текла дальше, распространяясь по всему телу. Валерий белыми глазами смотрел на графа, его обострившийся слух давал ему возможность услышать, какой путь совершает вампирская кровь по организму графа. Секунды тянулись медленно, и заставили Валерия изрядно понервничать, прежде чем глаза графа распахнулись, а из его груди вырвался судорожный болезненный вздох. Запах человеческой крови исчез, и клыки поручика втянулись на место, а в глазах снова появились зрачки. Граф смотрел на поручика взглядом, полным непонимания и даже со страхом. Он начал ощупывать свой живот, который все еще был влажным от крови, но эта кровь больше не вытекала из раны на его животе. Он и раны-то не чувствовал. - Так выглядит Чистилище? - нервно произнес граф, - я представлял его себе иначе. На лице Валерия наконец-то появилась улыбка. - Рано в Чистилище собрались, граф, - произнес он, - вы мне поцелуй должны. И, не дав Никите Владимировичу осознать произошедшее, Валерий прижался к его губам - таким же прохладным, как и у самого Валерия.