И слива мэй цветёт на снегу...

Ночь прошла для Сяо Цзинъяня смутным подобием сна, который, впрочем, так и не состоялся. Слишком много проблем пытался решить его деятельный ум. Потому едва забрезжил рассвет, как он уже собственноручно написал несколько писем во дворец и отправил с ними караульного, чем вызвал переполох среди охраны. Велев никому не будить генерала Ле из-за своей прихоти, утро он встретил на ногах и едва удержался, чтобы не пойти в холодную комнату, где, как он предполагал, совсем не спал сяо Шу. Только приличия не позволили ему хозяйничать в архиве Ланъя и ходить куда вздумается в неурочный час. Но его деятельная натура и бурлящая энергия не давали другим даже призрачного шанса отоспаться. Стоило первым лучам блёклого солнца осветить двор, как Император вышел из отведённых ему покоев. — Не спится? — сонно уточнил у него Линь Чэнь, подходя ближе. В его руках была плошка с жидкостью, в которой Сяо Цзинъянь узнал настойку для Мэй Чансу. — Ему нужно выпить лекарство, — без просьб и хоть какого-то пиетета всучил ему миску Линь Чэнь. — До дна. — Он просил подсластить настойку, — напомнил Сяо Цзинъянь, но по хитрому прищуру понял, что просьба не нашла отклика. — А если я прикажу? — Я буду вынужден нарушить приказ, — склонил голову Линь Чэнь, но как-то по-птичьи, словно наблюдая за реакцией и ничуть не страшась гнева Императора. — Ему нельзя сладкое, не думайте, что это доставляет мне удовольствие. Мёд губителен для его тела, как и тепло. Сяо Цзинъянь нахмурился и забрал плошку из рук молодого хозяина архива. — Он об этом не знает? — Он о многом не знает, ему это во благо, а то бы, боюсь, наложил на себя руки. Пальцы непроизвольно сжали плошку, а сам Сяо Цзинъянь строго посмотрел на лекаря. Шутить по поводу состояния Мэй Чансу он не был расположен, и сейчас Линь Чэнь весьма сильно рисковал своей головой. — Верю, что вы позаботитесь о нём, Ваше Величество. Я же, в свою очередь, постараюсь найти для него действенные методы лечения. Сейчас ему важно пить эту настойку и держать своё тело в холоде. Как только я получу новые лекарственные травы и трактаты, смогу действовать дальше. — Я уже распорядился, чтобы собрали людей для поисков. Что нужно ещё? — Быть готовым к любому исходу. Однажды я сотворил чудо, но не могу заставить его жить. Сяо Цзинъянь нахмурился ещё сильнее. Он внимательно вглядывался в лицо Линь Чэня, зная, что тот не ответит ему прямо, но намёк и так был весьма красноречив. — Он такой… потому что не хочет жить? — Отчасти да, — согласно кивнул Линь Чэнь. — Его жизненный цикл угас, как только он почувствовал, что миссия, ради которой он выжил, выполнена. Человеку с его силой воли было несложно довести дело до конца. И забота о теле лишь половина успеха, остальная половина исходила из его упрямства. Именно поэтому я забрал его в ледяную пещеру. И именно поэтому передаю его вам. Понимающе кивнув, Сяо Цзинъянь провёл большим пальцем по краю миски с лекарством. — Даю слово сделать всё, чтобы вернуть сяо Шу вкус к жизни. Господин Линь, скажите — он совсем не переносит прикосновений? Не то чтобы я невоздержан, просто хочу понять границы дозволенного. Навредить сяо Шу я страшусь более всего остального. — Пока он не вынесет объятий Вашего Величества. Вам придётся найти другие методы убеждения и проявить терпение. С Чансу и раньше было непросто, теперь же он стал совершенно невыносим. — Винит вас в том, что спасли его? — Изводит ежедневно. Вы непременно должны найти способ безопасно разместить его в столице и позаботиться, чтобы он не чувствовал себя не у дел. Я приеду к вам через некоторое время, пока же с ним отправится лекарь Янь. — Сделаю все, как посоветует господин Линь. Теперь, когда у меня есть надежда, кажется, и горы свернуть по плечу. — Эту конкретную гору, пожалуй, и правда сдвинете только вы один. — Моя благодарность за спасение сяо Шу безмерна. Господин Линь может быть уверен — его старания не пропадут напрасно. — Я уверен. Потому и приложил столько усилий, чтобы хоть немного повлиять на упрямое решение Чансу пожертвовать собой, но не испортить вам жизнь. Идите, Ваше Величество, убедите этого упрямца выпить настойку и осознать, что его страхи ничего не стоят. Сяо Цзинъянь кивнул в ответ, полный решимости взять и эту ответственность на себя. Уходя, он не заметил изогнутых в улыбке губ и не услышал: — Ах, они как наивные дети, странно, что малыш Фэй Лю не их родной сын. Мэй Чансу читал. Ночью это было расточительством, поэтому он предавался думам, отдыху и откровенно скучал. Сейчас же, при свете солнца, он сидел в дверях своей комнаты и с удовольствием освежал в памяти знакомые строки. — Ты уже позавтракал? — поприветствовал его Император, не подозревая, что заставляет почти потухшее сердце биться чуть быстрее. — Нет, но вижу, ты принёс мой завтрак. — Мэй Чансу отложил книгу и хотел было встать, чтобы поприветствовать Императора, но тот едва не расплескал настойку, чтобы предотвратить это. — Прекрати, я же просил, — строго произнёс он, желая донести до упрямца, что наедине они равны, как и прежде. — Прости, — Мэй Чансу потупил взгляд, но улыбнулся, поднимая глаза. — Моя память стала такой же ужасной, как и внешний вид. — Я буду напоминать тебе каждый день, а пока выпей это. — И он передал плошку, старательно оберегая руки сяо Шу от прикосновений со своими. — Ваше Величество не может каждый день тратить время на меня, — принюхавшись к настойке, Мэй Чансу поморщился. — Он снова не добавил мёда? Если я не умру от болезни, он точно замучает своими горькими лекарствами. — Сяо Шу, — Цзинъянь посмотрел на друга с укоризной, — Умереть тебе не дозволяется, что касается мёда — глава Линь сказал, что он для тебя вреден. — Ну да, конечно, как и любые радости и послабления. Линь Чэнь просто мстит за свою уязвленную гордость. Я так отчитал его, когда очнулся, что он до сих пор изводит меня мелкой местью. — Как бы там ни было, он твой лекарь и совершил чудо, за что я ему сердечно благодарен. Когда ты вникнешь в дела и снова почувствуешь себя на своем месте, то разделишь со мной радость. — Твои слова вселяют надежду, Цзинъянь, но пока у меня больше тревог, чем радостей. К тому же Государыня Императрица вряд ли обрадуется моему появлению во внутреннем дворце. Если бы Линь Чэнь придумал способ, как сохранить холод вокруг меня, но не выстужать при этом всю комнату, я был бы рад продолжить обучение Тиншэна и в меру сил наставлять твоего сына. Цзинъянь опустил голову, скрывая улыбку. — Я поговорю с главой Линь, быть может, он подскажет способ. Я рад, что ты задумался о своём месте при дворе, сяо Шу. Когда ты рядом, мне и дышится легче. Мэй Чансу отвёл взгляд. Ему, в отличие от Императора, дышалось намного тяжелее. И дело было не в тепле, которое исходило от него, а в реакциях собственного тела, что вопреки всему помнило ту обжигающую боль объятий и желало сгореть в них. Доводы разума не могли противостоять этой слабости, и только собственное бессилие не позволяло протянуть руку, сесть ближе. Да и какое имел он право даже думать о подобных вольностях, которые разрешены лишь Императрице и наложнице Его Величества? Кто он такой, чтобы желать заполучить Императора? Не иначе как холод выморозил часть его разума. — Конечно, мне нужно думать о подобных вещах, чтобы не стать обузой или инструментом давления со стороны сановников. Весть о моём возвращении и так поставит под удар Ваше Величество. — Не смей искать причины, чтобы не ехать, — резко оборвал его Сяо Цзинъянь. — Я отправил письмо в лагерь, чтобы они подготовили удобную повозку. И написал матери, не скрывая, с кем вернусь. Назад пути нет. Мэй Чансу едва не задохнулся от восхищения, но не потому что ему запретили даже робкую попытку остаться в Ланъя, а оттого как сильно горели глаза Императора, как трепетали его ноздри, и как спокойно и властно он управлял своим гневом. — Я не посмею перечить своему Императору, — склонился Мэй Чансу, но тут же с улыбкой выпрямился и посмотрел прямо в глаза, — но буду всячески капризничать на правах больного. И первый мой каприз — повозка не должна привлекать большого внимания и быть слишком удобной. Мне хватит и простой телеги, я ведь больше не мёрзну. Сяо Цзинъянь досадливо цокнул языком. — Думаешь только о себе. А как же Фэй Лю? Или он должен мёрзнуть в телеге? Мэй Чансу коротко рассмеялся и кивнул в знак поражения. — Я действительно эгоистичен. Прошу простить этого подданного, Ваше Величество. — Мне больше нравится, когда ты обращаешься ко мне как прежде, — тихо ответил Император. — Быть может, я скоро научусь делать это как можно чаще. — Твоё упрямство не мог переломить даже главнокомандующий Линь, но я тоже могу быть настойчивым, сяо Шу. — Я не посмею отобрать главенство у его Императорского Величества, в упрямстве мне с вами не сравниться. — Что вы, советник Мэй, если вас называют вторым упрямцем в Великой Лян, никто не посмеет посягнуть на звание первого. Здесь мне вас не одолеть. Рассмеявшись, Мэй Чансу почувствовал, как его понемногу отпускает напряжение и даже жар, исходящий от Цзинъяня, перестает причинять неудобства. — Ты поел, Цзинъянь? Или Линь Чэнь бесстыдно завалил тебя делами с самого утра и даже не принял во внимание твои нужды? — Ай, и это мой друг! Не лучший, конечно, как можно посягнуть на годами занятое место, но всё же! Подобные речи, да в присутствии самого Императора! Реши он наказать меня за оскорбление величия, и кто будет в этом виновен? Линь Чэнь вошел в холодную комнату в сопровождении слуги, несущего поднос с завтраком для Императора. Поклонившись ему, он снова впился взглядом в Мэй Чансу. — Не стыдно? — Нет. А должно? У меня, знаешь ли, ещё лет пять есть право тебя притеснять. — Четыре года и пять месяцев, Чансу, и ни днём больше, а потом я отыграюсь за всё! — Надеешься, что я проживу так долго? — усмехнулся было Чансу, но осёкся, увидев лицо Императора. — Прости, я привык к неуместным шуткам. — Меня поражает, насколько сильно ты не любишь жизнь, — тихо ответил Сяо Цзинъянь. — Я цеплялся за неё так сильно, что просто устал, — попытался оправдаться Мэй Чансу. — Старики тоже устают к концу жизни и принимают свой уход с благодарностью. — Но ты ещё не старик, пусть и пережил свою смерть дважды. Дай мне немного времени, и я найду способ помочь Линь Чэню излечить тебя. — У вас есть всё время, которое вновь отвела мне судьба, — кивнул в ответ Мэй Чансу, — но характер у меня стал просто ужасный. — Ты всегда был острым на язык, — попытался забыть горечь чужих слов Сяо Цзинъянь. — А я всегда буду благодарен господину Линю за упрямство и твоё воскрешение. И спустя четыре года и пять месяцев я надеюсь видеть и слышать ваши ссоры. — Так вот какие развлечения предпочитает Ваше Величество! — Линь Чэнь хлопнул ладонью себя по бедру. — Ну, так я живо завоюю ваше расположение! Ссоры с Чансу для меня любимое занятие, я оттачивал мастерство годами! Он так несносен, что даже терпение лекаря Яня не выносит подобных испытаний. — Если говорить о несносности, то я не посмею претендовать на заслуженную славу молодого главы архива! — Мэй Чансу поднялся на ноги, прошелся по комнате, чтобы немного остудиться, — присутствие сразу двух человек делало температуру немного некомфортной. — Фэй Лю, ты слышал? Чансу признал, что я весьма прославлен, настала твоя очередь! — Нет! Голос молодого телохранителя раздался откуда-то сверху, но, осмотревшись, Цзинъянь так и не смог его разглядеть. — Всё, хватит, иначе ваша перепалка снова закончится дракой. Признай — сейчас тебе стало гораздо тяжелее притеснять Фэй Лю. — И как я решился назвать этого человека своим другом, а? Неблагодарный! Что ты, что Фэй Лю, вы оба! Закатив глаза, Мэй Чансу на время замолчал, надеясь, что Цзинъянь сможет поесть. Обратив свой взор на пустую плошку из-под лекарства, он улыбнулся лишь уголком губ. — Я стал бы более благодарным пациентом, если бы в моем лекарстве присутствовал мёд. — Исключено! Такие привилегии полагаются только тем, кто их заслужил, то есть не тебе. — Выходит, я должен умолять тебя сделать мою жизнь не такой горькой? — Мэн Чансу напустил на себя грозный вид, но в глазах отчётливо плескался смех. — Твои мольбы не изменят рецепт, но я бы всё равно их послушал, — занял удобную позу Линь Чэнь, отчего уже и на губах Императора заиграла улыбка. — Можешь начинать. — Ты самый ужасный друг, — рассмеялся Мэй Чансу, но тут же закашлялся. Сяо Цзинъянь хотел было броситься к нему, но жест сложенным веером остановил его, а Фэй Лю спрыгнул сверху и замер буквально в цуне от Чансу. — Простите, не стоит беспокоиться. — Это тебе кара за все мои страдания, — резюмировал Линь Чэнь, но тут же заботливо раскрыл веер и начал обмахивать его. — Жарко, да? — Терпимо, — соврал Мэй Чансу и бросил украдкой взгляд на Императора. С одной стороны, не хотелось выглядеть жалкой развалиной, с другой — пусть он знает, насколько все прискорбно. — Я могу поесть в своих покоях, — предложил Сяо Цзинъянь. — Ваше Величество не должно опускаться до подобных предложений, — покачал головой Мэй Чансу. — Здесь все свои, но во дворце… Никто не должен понимать, что я не просто человек, который послужил на благо стране в прошлом. — Никто не узнает, — оборвал его Император, сразу же беря себя в руки. — И не сможет использовать тебя против меня. — Я бы никогда не позволил, — Мэй Чансу едва заметно нахмурился, — но и сам не хочу стать твоей слабостью, Цзинъянь. — Ты моя сила, сяо Шу, и должен не забывать об этом. Поднявшись на ноги, Император отошел к приоткрытой двери и настежь распахнул её. — Господин Линь, раз уж мы собрались здесь так удачно и разговор об этом уже зашел — подскажите способ создать для сяо Шу комфортные условия во дворце. Нужно не привлекая внимания устроить всё так, чтобы он не чувствовал себя дурно. — Вряд ли ради Чансу в дворцовом городе появится ледник, но я точно знаю, что окрестности Цзиньлина славны не только горячими источниками, но и ледяными. Лицо Цзинъяня просветлело, и он хлопнул себя по бедру, искренне улыбнувшись. — Точно! Как я сам об этом не подумал?! Можно устроить купальни рядом с покоями сяо Шу, так он в любой момент сможет достаточно охладиться! Страдальчески вздохнув, Мэй Чансу отобрал у друга веер и принялся активнее обмахиваться. — На льду я уже лежал, а в ледяном источнике нет, будет ещё и мокро. — Ничего, тебе только на пользу. Будешь всегда чистым, как ты любишь, — потёр руки Линь Чэнь, словно задумал какую-то каверзу. — Это отличный способ испытать несколько моих новых идей. Ведь помимо внутренних настоек, мы можем использовать и внешнее воздействие трав на тело. Да и прежние, эм, процедуры были направлены на это. — Я так и знал, что ты видишь во мне лишь объект для своих опытов и изучения настоек, — резко закрыв веер, Мэй Чансу планировал запустить им в голову несносному другу, но заметил взгляд Императора, направленный на него, и передумал. — Мы совсем позабыли о том, кто у нас в гостях. Виданное ли дело, Его Величество сам открывает двери? — Дай человеку насладиться простыми радостями, — отмахнулся от него Линь Чэнь. — Он поди и забыл, каково это всё делать самому. Захотел — встал, захотел — сел, захотел — пошёл на речку. Сяо Цзинъяня забавлял этот диалог, но тут он задумался, что и правда уже более пяти лет обязан жить по дворцовому этикету, соблюдая огромное количество правил. Будучи Императором, он не был так уж свободен в выборе дел по душе, а с потерей Линь Шу так и радоваться порой забывал. Хорошо, что рядом были преданные и близкие люди, которые поддерживали его и не давали совсем впасть в уныние. Но разве мог он доверить свою боль жене или сыну? И только мать время от времени пекла ему сласти, как и для Линь Шу, без орехов. — Теперь я наверстаю упущенное, — ответил он, чем привлёк к себе ненужное внимание прислуги. Те бросились к дверям, желая бухнуться на колени и повиниться, что оказались нерадивыми и не угадали его желание. — Оставьте, — велел он им и жестом отправил обратно. — Интересно, а где все? — Кого вам не хватает, Ваше Величество? Если вы про главнокомандующего Мэна и генерала Ле, то они наслаждаются водными процедурами, — тут Линь Чэнь выдержал эффектную паузу. — Вместе. — А? — Мэй Чансу и Сяо Цзинъянь переглянулись. — Что вас так удивляет? Все воины, кроме тех, кто стоит на страже, утром пошли купаться. Слуги как раз натаскали побольше воды, чтобы на всех хватило. Мэй Чансу присмотрелся к другу, понимая, что тот явно знает нечто иное и теперь пытается это скрыть. И он не знал, то ли дело в чужом секрете, то ли в том, что Фэй Лю слушает его во все уши.