пробуди нашу мелодию

и сегодня тоже не вышло. любят же говорить, что время лечит, да только хоть один бы намекнул, как много его нужно. впрочем, нет особой разницы, акито готов хоть вечность пробыть рядом и терпеливой ждать, чтобы услышать звуки, которые, наверное, никогда не любил также сильно, как и того, кто способен их создать. — не заставляй себя. — шинономе мягко опускает ладонь на плечо тойи. тот, кажется, даже не замечает присутствия рыжего в комнате. то ли настолько ушёл в себя, то ли привык, что тот всегда рядом с ним. — пианино никуда не уйдёт. — а время уходит. в голосе аояги давно нет холода. точно не тогда, когда тот обращается к своему огненному созданию. но лучше бы он колол и холодил, чем погружал в пустоту. надломленность и потерянность тойе давно уже было поздно скрывать, хотя он всё ещё упорно продолжал. надеялся, что акито может поверить. мягкий свет из окна стрелой проскочил по клавишам за спиной музыканта, на секунду задержался на золотистом логотипе чуть выше клавиш. и безвозвратно утонул в копне нежной лазури волос, растекаясь маленьким морем яркого серебра и черники. продолжения в глазах свет не получил, отнятый от мира внутренней тоской. по не созданному творению, по отнятому у другого счастью, по собственной безоговорочной вере в невозможность всего в перспективе грядущего. акито давно научился читать свою ледяную пушистость, потому любые игры были с ним заведомо бесполезны. вот и сейчас в слегка мутном взгляде напротив он безошибочно прочитал неозвученный остаток фразы. — и когда-нибудь уйдёшь и ты. вместо неуместного ответа шинономе обращается к еще более безрассудному. медлить нельзя, не сейчас, когда тойя хотя бы на мгновение выбрался из своего кокона постоянных противоречий, его нужно ловить. и акито так и поступает. не давая шанса на отступление, рыжий оказывается настолько близко, что их носы практически соприкасаются. не слишком сильно, чтобы сделать больно, но довольно настойчиво он грудью заставляет партнёра двинуться назад. просить дважды и не нужно, аояги молча подчиняется. не из страха возможных недовольств… он любит, когда ему не оставляют выбора. научился любить, иначе бы вряд ли дожил до сегодняшнего дня. болезненный урок жизни. поломавший его учение выбирать самому. но он хотя бы сейчас мог быть уверен: откажи он, и акито бы отступил. не без желания убедить, но всё же причинять боль никогда бы не стал. только не тойе. резкий нестройный звук потревоженных бесцеремонно клавиш на секунду разрезал чуткий слух. зажмурившись. сероглазый ещё пару мгновений ловил баланс. пока акито использовал с пользой выигранное своей наглостью время. дотронувшись пальцами до нежной кожи щеки и спускаясь до подбородка, он заставил наконец-то вернуться назад своё чудо. казавшееся недосягаемо далёким, но таким близким для него. не желая больше ждать, шинономе впился губами в аояги, полностью уверенный, что ближайшие часы никто не потревожит их, что нежно-розовый цвет лепестков губ тойи через недолгое время подобной настойчивости обернётся пульсирующе-алым. это одновременно и умиляло, и пробуждало возбуждение. не всегда контролируя себя, рыжий периодически прикусов губу и встречался своим языком с языком аояги, из-за чего оба нарушали спокойствие комнаты, что вбирала в себя лишь неровное дыхание и быстрые перехваты воздуха. тогда она полнилась плохо скрываемыми стонами. когда-то гордость не позволяла им показывать таких себя друг другу. но сейчас, кажется, никаких постыдных секретов уже и не осталось. моментами казалось, что тойя вот-вот сползет с клавиш на пол. но его всегда держали, всегда мягко придавливали спиной к месту, где обычно стояли священные писания нот, а сейчас разворачивалось столь непристойное действо. но как же это было неважно. и сколько нарушений небесных законов был готов перечеркнуть в своих глазах аояги, пока грешил именно акито. этот рыжий с лаской в игривом оскале демон. шинономе нравилось брать эту холодную нежность, нравилось запутывать пальцы в копне разноцветных волос, ловить отблески любви в таинственных взглядах из-под трепещущих ресниц. ему нравилось наблюдать тойю под собой, чувствовать, как тело под ним выгибается от напряжения и ожидания чего-то большего, чем простые прикосновения. и как же он был счастлив, что тоже чувствует силу, влекущую к себе страшно и отчаянно. в голове всегда стирался момент между образованиями новых созвездий из поцелуев и блаженством слияния плоти. аояги так терпелив, так упрям. и так азартен, каждый раз прикидывая в голове, кто из них первым сдастся. и, как правило, почти из каждого такого соревнования выходил победителем. напора акито хватало на передачу ласки партнёру, а вот на контроль собственных чувств ни оставалось ни капли. потому для достижения собственной сладкой истомы сероглазый неизменно помогал разрядке рыжего, отнекивающегося и уверяющего, что он еще выдержит, хотя губы и щёки уже были искусаны изнутри, а глаза не способны были скрыть горячих слёз. — я тебя… не прощу… — рычит сквозь зубы шинономе. столько уже пройдено, а принимать поражение так и не научился. хоть в чём-то хотелось быть лучше, даже тут он аутсайдер. тойя сладко мычит в ухо что-то нечленораздельное, после чего прикусывает мочку акито. не сильно, но достаточно, чтобы тот перестал дышать и поймал ослепительную искру в глазах, застилающую комнату и происходящее на несколько секунд. этого достаточно, чтобы кончить. в нежных касаниях, в объятиях тихого голоса. требует какое-то время, чтобы прийти в себя, восстановить дыхание и стук сердца, стремящегося вырваться из груди. но долго акито ждать не заставит, ведь всё ещё не кончено. на слегка дрожащих ногах он опускается на колени. к пианино достаточно подходящая высота, чтобы достать до члена. и хотя такое они практиковали. главное правило рыжий усвоил быстро. нет, про то, чтобы кусаться, не шло и речи. но аояги был категорически против того, чтобы акито вбирал в себя то, что извергнет тело его любви. и он верно исполнял это правило. но только не в этот раз. не в этот, когда в глубине серых глаз теплилась маленькая надежда. сам попросить он не решился бы даже под страхом смерти. но… вдруг акито его поймёт? — только не дёргайся. — как всегда болтливый, даже в такие моменты. шинономе, блестяще, навык в самом деле завидный. тойя держится молодцом. скольких поцелуев бёдер, поглаживаний ладонями спины, вырисовыванийконтура позвоночника кончиками пальцев стоило акито то, что он получил? фактически довёл несчастного. хотя нет. пожалуй… в мгновение такого извержения аяоги считал себя по-настоящему счастливым. словно и не существовала мира за окнами, часов и минут, других людей, кроме этого рыжего лохматого создания, так просяще смотрящего снизу вверх. он так долго просил… и наконец получил. щёки обоих, казалось, покрыли румянами, как китайских красавиц. узнай кто-нибудь о том, чем тайком занимается эта парочка, и не миновать скандала. или как минимум непрерывного шума в окружении на какой-то достаточно длительный срок. да к чёрту это всё. пока сердце человека напротив также бешено рвётся наружу, ближе к телу своей родственной души, любые последствия рассыпаются песком. *** болтаясь на краешке сознания, акито практически заснул, прокручивая в голове сегодняшние события. не перегнул ли он? может, не нужно было так напирать? как долго ещё он сможет придумывать новые способы расшевелить тойю и его вечно спокойный разум? накрутить себя дальше он не успел — его отвлёк звук, уже слегка непривычный, но заставивший подорваться с постели и выскочить из предательски тёплого одеяла, бесшумно пролететь коридор и замереть на пороге комнаты. может, показалось… в отсветах луны тойя виделся волшебным, словно фарфоровая кукла. ненастоящий, готовый исчезнуть от любого колебания воздуха. но он совсем не был слабым. точно не сейчас… он наконец улыбался. не чему-то, что известно только ему, а тому, что он показывал. в его глазах отражался блеск тихого восхищения и белоснежных клавиш. его пальцы не лежали недвижно, стараясь слиться с белизной инструмента. они медленно, но настойчиво перемещались, извлекая новую мелодию. акито ничем не показал, что он здесь. этого и не требовалось: тойя сердцем ощущал его присутствие. и отвечал на это продолжением мелодии, которую, возможно, больше никто не услышит. мелодии, что он подарил им обоим в ответ на время, что акито для них разделил и сделал прекрасным.