Аннотирование Камасутры за «спасибо»

      По некоторым недостоверным данным, взятым из то ли газетной вырезки со статистиками, то ли настенной живописи прошлых лет, то ли вынутым из пьяной головёшки нарика в Нижнем городе, каждый второй (каждый), кому выпадает возможность попасть в лабораторию двух главных умов Пилтовера, двух светил и хуманизации вгляда в светлое будущее – Виктора и Джейса, убегает из неё в слезах. Можно сказать, что причины таких поворотов – ещё неизведанные тропы мироздания, но ложь в культурных светских кругах не приветствуется.       Испытывают ли сами рабы науки разочарование от такой мгновенной утечки кадров в академии? Ха-ха, насмешили, нет, конечно. Хоть Виктор всё ещё с брезгливостью вспоминает свой порыв слабости, когда он потащил Джейса в какой-то религиозный храм, увешанный подозрительной символикой, ставить свечи и жечь благовония за то, чтобы новоприбывшие желторотики, которых им спихнули советники Медарда и Хеймердингер под предлогом «обучения ассистентов-помощников и в будущем, на что они очень уповают, преемников», совершенно случайно споткнулись на ступеньках винтовой лестницы, ведущей в их логово и обитель Прогресса – ему ни капли не стыдно. Они даже предусмотрительно отключали лифт перед их приходом.       Но лифт включали охранники внизу, а студенты добирались целыми и невредимыми. Тогда же в обиход шло театральное мастерство – ужасное, но действующее Джейса и безупречное, взрощеное тяжёлым заунским детством, Виктора.       Если кому-то кажется, что орущие, хамовитые и бросающиеся тяжеленными ключами на шестнадцать коллеги – это вовсе не страшно, то самое время перекреститься, ещё не поздно. Если же они не сочли достаточной причиной для увольнения инфантильного и всем недовольного Джейса Талиса, отчитывающего новичка-бедолагу за неровный пробор и сомнительный маникюр (попытка желторотиков указать на можжевеловый куст из волос Виктора, а после на его почти съеденные вместо завтрака пальцы – которые для него, по всей видимости, были единственным приёмом пищи за двое суток, разделённым с Джейсом, ведь никто не видел, как они выходили из лаборатории хотя бы на минуту – увенчалась тем, что Талис бросил им стопку бумаги в лицо и с жутким криком вдогонку выпроводил на балкон, который, в общем-то, только однажды ради этого и использовался, заперев их там до утра), то нервный, хоть и тихий Виктор под дозой мерцания будет для них фатальным выстрелом.       Нескончаемый поток фантазии так и распирал отцов хекстека, стоило постороннему задуматься над возможностью проникнуть в их личное пространство, которое было, видимо, тоже на двоих, как и всё остальное. Хеймердингер всё ещё с ужасом вспоминает их вульгарную выходку, во время которой эти двое отвели очередного кандидата на второй день стажировки в Заун за деталями, где его конечно совершенно случайно и никак иначе избила подозрительная розововолосая незнакомка, пока так называемая чета Талисов отвернулась к прилавку и ничего, повторение, ничего не слышала.       Советница Медарда, напротив, как Виктор успел понять, тактично игнорирует нарушения всех мыслимых и не особо законов ими двоими, просто потому, что никто больше не соглашается работать непосредственно с самим хекстеком, где риск оторвать себе конечности, ещё и за такую зарплату, пробивает все небесные слои. Виктор считает их слабаками (подумаешь, конечность – если учёный не может собрать себе руку из говна и палок – рабочую руку из говна и палок, на секундочку, – что остались после сборки хекс-молота, то он хуёвый учёный, и они с Джейсом могут только посоветовать его сократить).       Единственным более менее терпимым чужаком в их лаборатории была Скай, но и она вовремя перевелась в другой отдел, зачем-то отдельно извинившись перед Виктором и неловко уточнив, что «ничего не знала и поэтому не думала, что может помешать». Чему она могла помешать, и что ведала он в душе не чаял, но советники в день её увольнения устроили траур. Талис уточнил, кто такая Скай.       Причина же своевольных демаршей весьма прозаична – Виктор ревнует Джейса, но торжественно (и осознанно) подменяет понятия и называет это своей «неспособностью выдержать ещё хотя бы одного такого же наполненного энтузиазмом индивида», а Джейс, в свою очередь, вообще не осознаёт, что ревнует, наивно охарактеризовывая природу своих чувств «рационализмом». Ведь разве им с Виктором кто-то ещё нужен? Вздор и околесица, они вдвоём справляются со всем возлагаемым на них объёмом работы. И не стоит распространять ложные слухи, что у них не хватает времени даже на перекус плотнее пальцев Виктора. Три дня назад они доели умершее после экспериментов с хекстек-ядром растение (с острой приправой было очень даже ничего).

***

      — Интересно, настанет ли тот день, когда они перестанут подсылать нам очередных дилетантов, — отшкрябывая шпателем тонкий слой нагара и, оплавившегося после неудачного запуска экспериментального бура, металла, Джейс даже не оборачивался, пока произносил слова, а, наверное, даже больше уткнулся лбом к столу.       Несмотря на общность их противостояния с многочисленными стараниями советников, как такового разговора, поднимающего столь романтично-назойливую тему, не было. Исправлять стратегию игнорирования очевидного вроде не планировалось, но теперь уж как есть. Джейс опрокинул первую доминошку, ряд из которых в конце навернёт им на голову гирю. Ведь, как известно, осознание проёба первый шаг к распечатыванию совести, а это уже моветон.       — Я не слышу вопросительных интонаций, мне нужно отвечать? — Виктор, тем не менее, защитных очков не снял, но повернулся в сторону партнёра, посчитав, что всё же обсудить происходящее стоит, если Джейс считает это важным. Не дождавшись джейсовых уточнений, он продолжил: — Весь потенциал Пилтовера они видят в хекстеке, неудивительно, что им страшно представить, как тонкости синтеза магии и технологий уйдут с нами в могилу, так и не передавшись будущему поколению.       — Нам даже сорока нет, а нас уже хоронят! — от негодования Талис даже вскинулся и, махнув шпателем туда-сюда, откинул его вовсе. Виктор таки снял очки. — Я этот патент сожру, раз они такие преисполненные надеждой.       Эгоцентризм Джейса никуда не делся, как многим казалось, просто он распространился на Виктора, воспринимая как часть себя, а не неопознанный и атакующий его индивидуальность объект (он исправно подписывал каждую проклятущую страницу и неустанно гравировал детали, но теперь подписью «Джейс и Виктор Талисы». Спасибо-боже-за-всё, Джейс не заставлял ничего подписывать самого Виктора, а просто ходил следом и визировал сам). Для него перспектива отдать шмат заслуг кому-то, кроме них двоих это личное оскорбление. О чём вообще думают в Совете?       — Тише ты, переваривать замучаешься, — бронзовый постамент в центре Пилтовера, посвящённый достижениям в развитии хекстека и являющийся официальным заявлением об авторских правах на всё с ним связанное, принадлежащих только двум людям, переварить действительно будет заданием со звёздочкой, но и Джейс не последний в списке дуэта дурости и упорства. — Можно просто перековать его на хуй, справедливости ради.       — Ага, хуй, который на нас положили, — с забавным раздражением на лице Талис выглядел, как взбалмошный щенок. Виктор определённо бы пожертвовал любой монополией ради такого зрелища.       — Главное, чтобы тот, который мы положим на них, был больше.       С выводом были согласны все, включая пыль на полках и лужу машинного масла под столом (которая, к слову, продержалась там дольше всех желторотиков вместе взятых).       — Если они не отцепятся от нас, то твоё выражение перестанет быть фигурой речи, и я действительно положу на них громадный и тяжёлый хуй из бронзы, — и сразу же после этих слов Джейс дал отказную от них, яростно расчёркивая руками пространство вокруг себя. — Боже упаси, как я посмел – никакой бронзы, таким патронам исключительно золото.       Виктор на это только сдержанно рассмеялся и с облегчением резюмировал, что, слава вездесущему Аркейну, сожалениям в этой лаборатории не зародиться никогда.       

***

      Начало дня стало изуверством похлеще бестактности Амбессы (нещадно выливающейся из неё каждый грёбаный раз наглостью капать им на мозги намёками к созданию хекс-оружия – ещё немного, и они соберут ей шлюпку для отплытия обратно в Ноксус, раз она не знает как воспользоваться своим нахваливаемым флотом). Хеймердингер устроил неприкрытую трёпку по поводу несговорчивости Виктора и непреклонности Джейса – когда они вместе, с ума сходят даже столетние мудрецы, такие уж геморройные вестники будущего, которых даже не уволить никак.       Какими окольными путями профессор срулил с главной темы к их импровизированной оранжерее-одного-героя в самом углу помещения, никто и представить не может. Оранжерей считался одинокий кодиеум, приобретённый для мягкого и ненавязчивого убеждения новоприбывших покинуть приватизированную (на самом деле нет) территорию. Спонтанные признаки отравления ликвидировали минимум трёх стажёров, и Талисы были совершенно довольны. Для всех оставалось загадкой лишь как именно желторотики травились стоящим в самом углу кротоном, но Виктор и Джейс только разводили руками, мол, самим бы знать (ох, они-то знают).       — Какой очаровательной плащик Иосифа вы могли загубить, если бы я не заметил, молодые люди! Нельзя же так – он совсем пересох! — если бы профессор только знал для чего в целом приобретался этот плащик, то Виктор сомневается, что его стали бы так активно реабилитировать. Но грусть в глазах профессора можно было смело черпать ложкой. Кстати, о ложках – стоит купить новые, из старых Джейс только что склепал от нервозности кораблик. Виктору бы записать их в список покупок, но он его что-то нигде не видит.       — Иосифа?.. — полюбопытствовал Джейс, скорее машинально, вертя расплющенную алюминиевую корму.       — Ох, мальчик мой, это слишком древний и слишком далёкий человек, с которым мне довелось в своё время пересечься, — Хеймердингер встрепенулся и погрузился в воспоминания, количеству которых только и ужасаться. Виктор не справляется с лишним знанием о том, куда он зусунул записную книжку – всё сосредоточено на работе, – а тут счётчик переваливает за три сотни лет. — Его именем часто называют кодиеум, слышали притчу о...       Хеймердингера прервал хлопок от открывшегося окна, рядом с тем самым уголком садоводов-чайников. — Да что ж такое, никаких сквозняков для этого малютки!       — Может, вы заберёте его с собой? Как вам такая идея, профессор, — или Джейс пытается ювелирно выпроводить Хеймердингера, или слишком забылся в сборке ложечного причала, что не заметил, как избавился от их криминального лучшего друга и помощника в зачистке лаборатории от вредителей.       — Если вы не против, молодые люди, то я буду только рад!       — Да-да, нам не жаль.       — При таких обстоятельствах, спешу реанимировать новоявленного товарища! — счастливо потряхивая своими усами и оставшимися после всех манипуляций листьями кротона, профессор покинул, наконец, пристанище безобразия, принадлежащее и подвластное только двоим. Вкрай замаявшийся с корабликом Джейс уронил голову на стол.       — Где блокнот? — ну нет, теперь найти его для Виктора дело принципа.

***

      Засвидетельствовать и дать отчётность прогрессирующему безумству Талисов имела возможность, наверное, только Кейтлин, которой никто особого пропуска не давал, но она имела достаточный багаж ловкости и хитровыебанности, чтобы оформить себе белый билет в святыню науки самостоятельно. Не стоит уточнять, что за научными извращениями Кирамман ещё ни разу не заходила, предпочитая обсмактывать абсолютно каждую деталь внешнего мира. Сейчас же они достаточно успешно нажаловались ей на головную боль в подарочной упаковке от советников, и продолжили работать в штатном режиме. Нытьё нытьём, а гайки сами себя не подтянут, схемы не спаяются, реагенты не прольются.       — И что он, — Кейт впритык нагнулась к Виктору, сидящему в кресле, со своего насиженного места на столе, гарантируя приватность от отсутствующего в лаборатории Джейса. — флиртовал с ней? Или как обычно: флиртовали с ним, а он в ответ хлопал глазками и смотрел, как баран на новые ворота.       — Уверяю, второе, — орудуя паяльником, Виктор действительно считал, что Талис не способен разумно вести себя в любых спонтанных романтичных ситуациях – его потерянный взгляд, полный надежды на спасение, и рука за спиной, демонстрирующая во всю жест мольбы о помощи говорили вполне очевидно. Расценивать подобное двояко долбоебизм чистой воды, поэтому Виктору глубоко индифферентно на иные мнения.       — Ха, кто бы сомневался – у него же сердечки в глазах при виде тебя одного, — самодовольству Кейтлин не найти пределов, о чём она, впрочем, сама прекрасно осведомлена. Если твой лучший друг – примятый лопух, не осознающий собственной влюблённости, это проблемы исключительно примятого лопуха, не более. Выпрямившись и проведя рукой по столу, а после оценочно рассмотрев ладонь на наличие грязи, Кирамман заключила: — Вам бы загенералиться чуток, а то совсем унылая обстановка складывается.       — Маргарет не согласна с тобой, — отстранённо заметил Виктор.       Не успела Кейтлин даже сделать вдох, дабы оказать сопротивление неизвестной, как Джейс, тихо-мирно бытующий в подсобке до этого, уже всунул свою голову в дверной проём и пять копеек в разговор. — Кто такая Маргарет?       — Спокойно, никого постороннего, — Виктор примирительно поднял руки, так и не отпустив паяльник. — Только свои. Это лужа из машинного масла.       — Ты дал имя луже!? — в отчёте о безумии этому случаю будет отведён целый параграф.       — Если имена есть у проходимцев, засылаемых советниками, то у лужи, пережившей их всех, и подавно должно быть.       Видимо, полностью удовлетворившись объяснением, Джейс кивнул в ответ и, как ни в чём не бывало (не имеет значения даёт ли Виктор лужам имена или они ему), завернул обратно в комнатушку пыли и барахла.       — Ревнивец, — доверительно шепнула Кейтлин Виктору, покивав для убедительности.

***

      В один из четвергов Джейс, к всеобщему удивлению, ушёл «по делам», а по каким именно знает, пожалуй, только неограниченный Аркейн. Как выяснится позднее, когда тем же вечером он придёт поддатым и с блестящими глазами (в итоге он объяснил четыре из шести рюмок «для храбрости» и две оставшиеся как «тоже для храбрости, но меня уже повело»), уходил он в тату-салон. Чтобы в конце в потёмках, разрушаемыми одной только настольной лампой, сидеть перед Виктором на коленях и в слезах (очевидно, то ли две последние рюмки были лишние, то ли даже их не хватило) признаваться ему в чувствах, подкрепляя свои слова татуировкой «В» напротив сердца. Виктор знатно хотел его костылём загонять, несмотря на вполне предвиденное событие, но никакая предсказуемость не смогла отменить долгожданности, что, собственно, и спасло джейсову целостность как человеческой единицы.       Недовольству было оправдание, ведь бить татуировку он направился затаренным информацией от Вай, любезно предоставившей контакты татуировщика (спасибо-блять-огромное, что не тюремного), а деятель художественной промышленности был в – спаси, как говорится, и сохрани, – разумеется, Нижнем городе.       Виктор физически не сможет забыть душещипательный рассказ Джейса, раскрывший факт о том, как легко наебать его на деньги. При первом считай туристическом путешествии в Заун Талиса обокрали, причём с его же согласия, когда выставили цену втридорога, а этот индюк даже и не думал сторговаться. Раскрасневшийся Джейс что-то оправдательно и еле слышно шебуршал, мол, всё было с целью благотворительности. Верим и благоволим.       — Не думаю, что у нас найдётся ещё хоть одна убедительная причина, ради которой ты без сопровождения отправишься в Нижний город, — расслабленный вид Виктора сбивал с толку и отводил от мысли, что его, Джейса, между прочим отчитывают. — Поэтому, прошу, больше так не рискуй.       — Вообще-то, со мной была Вай! — без приукрашиваний же она потерялась ещё в начале сеанса, заявив, что «дорогу обратно сладкий пилтоверский мальчик точно отыщет». Дорогу сладкий мальчик отыскивал до вечера, попутно задержавшись на мотивирующий пикничок в заунском баре (Виктору нельзя знать, что и там его ободрали, как липу).       — Вай самой нужно сопровождение, — прищурив глаза и пожурив Джейса в очередной раз, Виктор поцеловал его в лоб. — Люблю тебя.       — А я люблю тебя, — через мгновение нахохлившийся Талис уже был осажен обратно на пол ладонью, упёршейся ему в целованый (в какой-то из вселенных точно богом, ведь иначе объяснить такое везение нельзя) лоб.       — Но не думай, что моя злость себя исчерпала.       Тем не менее, целоваться и миловать друг друга следующие несколько часов им это абсолютно не мешало. Разве что только на утро влетело ещё и Вайолет, не имеющей ни малейшего понятия, как эти хвалёные Талисы вообще умудряются жить хоть мгновение где-то, где нет кузницы, верстака и бумаги с ручкой для записей. Спаси и сохрани, как говорится.