Не в деньгах счастье

"Не в деньгах счастье" — говорят философы и любители поразглагольствовать. Рацио считает их неудачниками. Да, сама цифра или бумага прямого счастья не даст, но благодаря этому ресурсу можно купить всё, что угодно. И тогда стать счастливым. Будет много денег — изменишь свою жизнь. Всё с чистого листа. Ты словно станешь другим человеком. — Люди не меняются, — говорил Какавача, сторожа их импровизированный лагерь из кроватей. — Даже если им дать сейчас сумму, которой они смогут закрыть все свои долги и купить поесть, они останутся прежними. Просрут всё, что получили и вновь влезут в долги. Деньги не сделают их другими людьми. Деньги покажут лишь то, кем они на самом деле являются... Рацио проклинал его, злился на Какавачу. Какавача, этот легкомысоенный дурак, оказался прав и неправ одновременно. Веритас, получив миллиарды, особо никак не поменялся. Точнее... он купил всё, что хотел. Написал все работы, которые хотел. (Но стали ли его работы лучше?) — Деньги — это одиночество. Когда они поймут, что могут тебя использовать, ты станешь для них всего лишь ресурсом. Они будут "любить" тебя только пока у тебя есть деньги. Ты веришь в людей? — неожиданно спросил Какавача, сияя своими словно детскими, полными любопытства, глазами. — Думаешь, они действительно станут счастливы, если выберутся? Глупый вопрос. Как тогда, как и сейчас. Глупый вопрос человека, проголосовавшего за продолжение игр, другому человеку, проголосовавшему за тоже. Рацио тогда ответил, что лучше бы Какавача задал этот вопрос тому, кто проголосовал за выход из игры, но сейчас... Рацио снова его проклял. ...сейчас никто не был счастливым. Как бы Веритас себе не говорил, что счастлив. Счастлив, что выжил и получил кучу денег... Веритас больше не мог себе врать. Действительно, "счастливые люди в Игру не играют". Какавача снова оказался прав. Абсолютно счастливыми могут быть только мертвецы или идиоты. Кто однажды попал на Игру, больше не смогут жить нормально. Нормально... Веритасу хотелось бы понять, что значит нормально. Рацио снова проклял мертвеца. — Ну же, улыбнись, всезнайка, — волосы Какавачи весело блёстки в свете удручающих ламп. — Разве это не смешно? Те, кто решил объединиться в одну команду, вынуждены убить своего верного соратника... — Не мы убиваем, — возразил Рацио, а Какавача лишь горько усмехнулся, сказав: — Как знаешь... Игроки не убивали... (жестокие картины потосовки Веритас прогонял из головы, он не зотел жто как-то комментировать) Всё это вина тех розовых солдат и организаторов. Веритас никого не убивал. — Правда? — удивился Какавача. — Я проиграл? Рацио тогда лишь скупо кивнул. — Хех, видимо, удача на этот раз меня оставила. Какавача был самым везучим. Рацио это понял. Давно. — Ну что ты нос повесил? Это всего лишь карты. Не стоит так расстраиваться из-за победы. — Я не расстроен, — Рацио уверенно поднял глаза. — Это Игра. Здесь нет место сантиментам. — Ох, вот как... — Какавача, поджал губы и понуро опустил голову. Он смотрел, как Веритас забирает все его стеклянные шарики. Какавача медленно собрал карты в стопку, отряхнул от песка и посмотрел на Рацио, который смотрел в землю и яростно сжимал мешочек с билетом в следующий тур. — Это была моя любимая колода, — Какавача достал первую карту, на которой был изображён Джокер в причудливом цыганском наряде. — Сестра подарила, когда мне было двенадцать. — Я могу... — Нет, — оборвал его Какавача. — Это был её последний подарок. Она умерла. — ... — И всё же удивительно, что мне разрешили её пронести. Это была его удача. Какаваче всегда везло. — Эй всезнайка! — окликнул его Какавача, когда Рацио встал. — Ты уронил, — он показал пальцем вниз. Под ногой лежал червовый валет. — Трюки с воровством карт самые примитивные. Я с самого начала думал, что ты разыгрываешь венецианскую тактику, но и подумать не мог, что пражскую. Какавача не выглядел злым. Не выглядело это и так, что он его обвиняет. — Я-я... — Веритас не узнал свой голос. Он медленно поднял карту с необычным оформлением и подал Какаваче. — Не стоит, — меланхолично улыбнулся он. — Честно говоря, я думал, что ты предложишь переиграть. Рацио сжал зубы и сердито произнёс: — Либо ты, либо я. Ты знаешь правила. Если что-то не устраивает, надо было говорить раньше. Серьёзней надо быть, — грубо осадил он. — Я... — Какавача опустил плечи и его улыбка в кои-то веки погасла. — Я знаю, да, я знаю... — будто извиняясь, пролепетал он, — просто... просто я надеялся... — На что? — бесстрасно спросил Рацио, боковым зрением, замечая, как розовый солдат подошёл ближе и поднёс пистолет к голове Какавачи. — Я... наверное, ни на что... Рацио закатил глаза и отвернулся. Он прошёл прочь. Он выиграл, а это главное. Осталось всего немного, какие-то жалкие две... — Эй, всезнайка! — легкомысленный Какавача снова был бодр, но на это раз не было той свободы и лёгкости. Его голос слегка дрожал. Рацио остановился. — Не играй больше в игры, пожалуйста... В уши ударил звук выстрела, и Веритас дрогнул. Да, ноги слегка гнулись и хотели упасть. Да, он победил. Но убил Какавачу не он. Какавача сам пришёл на эти игры. Какавача сам виноват. Поэтому Рацио до сих пор и обвинял Какавачу. Сколько бы лет не прошло, Какавача был виноват до сих пор. Веритас злобно сжал уже и без того мятого червового вальта и бросил в карман. Сколько бы он ни хотел и ни пытался выкинуть эту чёртову карту, у Рацио ничего не получалось. То она совершала кульбит в воздухе и падала обратно в руку, то "добрые" люди указывали на неё и говорили, что он обронил. То ли она действительно волшебная, то ли Рацио просто не мог с ней расстаться. — Извините, вы обронили, — сзади послышался голос и Веритас обернулся. Он замер, словно... — Вы так на меня смотрите, словно увидели мертвеца, — Какавача, всё с той же улыбкой, положил карту ему в руку. Рацио взял. Какавача мёртв, а это лишь призрак прошлого. У Какавачи никогда не было такого тяжёлого взгляда. Какавача никогда не имел таких тёмных, полных горечи глаз. Незнакомец встал рядом с Рацио. Они стояли и ждали поезда в метро. Рацио смотрел прямо и не мог повернуть голову к незнакомцу. — Скажите... — псевдо-Какавача начал первым, — как вам кажется... что сделает человека счастливым? Знакомый голос привёл Веритаса в чувство. Словно кто-то разрешил ему говорить. — Я думаю, только смерть, — твёрдо ответил он. — Вы чертовски жестокий человек... но у меня абсолютно такие же мысли. — Что? — удивился Рацио и обернулся на незнакомца но столкнулся лишь с его макушкой. Тот смотрел на свет приближающего поезда. — Кажется это мой поезд, — Какавача резко обернулся и улыбнулся Веритасу. — Что? — неверящи спросил Рацио с округлевшимися глазами, но Какавача уже прыгнул на пути. Поезд ехал. Возможно, машинист уже включил экстренное торможение, но... Какавача с ровной спиной и лёгкостью стоял и смотрел на приблежающийся состав. — Эй, всезнайка! — Какавача посмотрел прямо на него. — Спасибо, что больше не играл. Это был Какавача. Тот самый. Тот самый Какавача, которого собьёт поезд.

***

— Эй, мне вообще-то тяжело... — заныл Какавача, лёжа под поездом. — Замолчи, придурок. Рацио не мог поверить, что действительно сделал это. — Можешь меня отпустить. Веритас до сих пор лежал на Какаваче и прижимал того к земле. — Перебьёшься. Теперь осталось дождаться, когда их отсюда вытащат. А Какавача позволил себе впервые искренне улыбнуться.