Время бесов. Мороз по коже

      Глава 1       Яков Петрович Гуро       Снег крупными хлопьями падал на тропинки и медленно укрывал брусчатку белой вуалью. Я замер у окна и равнодушным взглядом смотрел на завораживающий пейзаж маленького сада. Пальцы до побелевших костяшек стискивали подоконник. Терпкий запах настоек горечью оседал во рту. Мерное потрескивание дров в камине впервые не могло успокоить меня.       Портьеры тихо зашелестели от силы лекаря. Я нетерпеливо покосился в сторону кровати, но тут же перевёл взгляд обратно на сад. Арсений Михайлович не любил, когда за ним наблюдали во время колдовства. Лекарь был дружен с моими родителями, и только благодаря этому не настоял на том, чтобы я вышел из спальни во время его работы. Вот только мне и этого было мало. Хотелось сидеть рядом с Колей. Следить за каждым движением колдуна.       Я раздражённо стиснул зубы. Завёл руки за спину и сжал ладонью кулак. С того злополучного пожара прошла целая неделя, но Николай до сих пор не пришёл в себя. Перед глазами на миг появилась комната в огне и маленькая, сгорбленная фигурка, стоящая на коленях.       Дыхание сбилось. Хвалёная выдержка вновь канула в небытие. Я нервно тряхнул головой, прогоняя жуткое воспоминание. Глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Нужно было отвлечься хоть на что-то. Закрыв глаза, сосредоточился на лёгком шелесте портьер и представил внешность Арсения Михайловича, вспоминая все мельчайшие детали.       Короткие рыжие волосы, щедро разбавленные сединой. Скруглённые кончики ушей. Напряжённую складку на высоком лбу. Широкие медные брови с редкими серебряными нитями. Морщинки в уголках цепких тёмно-зелёных глаз. Орлиный нос, немного впалые щёки и острые скулы. Густые усы над тонкими бледными губами и узкий подбородок. Излишне худую фигуру. Изумрудный платок на шее и острый воротник белой рубашки. Чёрный жилет с серебристым орнаментом. Руки с голубым узором вен, сейчас не скрытым под рукавами. Чёрные брюки и кожаные сапоги…       — Яков Петрович, — я резко обернулся и впился нетерпеливым взглядом в лекаря. — Ему стало лучше. Николай Васильевич может очнуться со дня на день.       — Спасибо, — я пожал крепкую ладонь.       — Честь имею, — Арсений Михайлович коротко поклонился и ушёл.       Я тяжело вздохнул и на ватных ногах подошёл к широкой кровати. Сердце болезненно сжалось. Не могу спокойно смотреть на него такого. Исхудавшую фигурку скрывало тяжёлое одело, поверх которого безжизненно лежали тонкие руки. Всегда бледное лицо сейчас и вовсе было похоже на посмертную маску. Под глазами залегли тёмные круги. Скулы неестественно заострились, а на щеке белела повязка. В чёрных прядях блестели жемчужные нити.       Я судорожно сглотнул удушливый ком, вставший в горле, и тихо опустился на край постели. Не удержавшись, невесомо поцеловал Колю в лоб. Провёл кончиками пальцев по бледной щеке. Что же ты натворил, душа моя… Грудь будто придавило могильной плитой. Глубоко вдохнув, осторожно сжал пальцами безвольную ладонь.       …       Огонь. Огонь повсюду. Но это сейчас главное — Елисеев не отступает. Выпад за выпадом теснит меня к стене и не даёт атаковать.       Пот заливает глаза. Едкий дым раздирает горло и обжигающим пеплом оседает в лёгких. Всё тело ломит от напряжения и боли. Силу мучительно вытягивают руны, вырезанные на стенах дома. Сердце набатом стучит в висках. Шум крови в ушах заглушает рокот огня.       Выпад — промах — атака барона. Это конец…       Меня резко дёргают за воротник, откидывая назад. Тихий вскрик против воли срывается с губ. Я падаю на пол, и локти простреливает болью. Клинок со звоном выпадает из ладони. Передо мной стоит Николай.       Узкое лезвие распарывает воздух там, где только что было моё горло. Елисеев с искривлённым от злобы лицом бросается вперёд.       Дыхание перехватывает от страха. Я резко поднимаюсь, но не успеваю помочь… Клинок пронзает насквозь беззащитную грудь. Сердце на миг замирает и обрывается. Коля тихо хрипит и падает на пол. Льдисто-голубые глаза медленно стекленеют. Из уголка губ стекает тонкая струйка крови.       …       Я резко распахнул глаза. Лихорадочный стук сердца на миг оглушил, а затуманенный взгляд с трудом различил знакомую обстановку гостевой спальни. Из груди вырвался облегчённый, хриплый вздох. Сон. Всего лишь сон.       Тяжело сглотнув, тихо выдохнул и постарался успокоиться. Вот только нервная дрожь никак не желала уходить и раз за разом обжигала тело мучительными судорогами. Внезапно мне на затылок опустилась тёплая ладонь, осторожно перебирая короткие прядки. Коля. Я неверяще замер и неожиданно остро почувствовал под щекой худое плечо. Глубоко вдохнув, длинно выдохнул и закрыл глаза. Позволил себе ничего не контролировать.       Вскоре нервная дрожь растворилась под лёгкими движениями чутких пальцев. Стук сердца выровнялся. В груди тёплым пушистым комочком свернулось тихое, искреннее счастье. Стало так хорошо и спокойно, как было тем единственным утром в Диканьке, когда мы с Колей проснулись вместе…       Ладонь нерешительно замерла на затылке. Николай осторожно перевернул руку, которую я так и не отпустил во сне, и переплёл наши пальцы. От щемящей нежности и молчаливой поддержки перехватило дыхание. Мой храбрый, ласковый мальчик. Не твой… Уже не твой.       — Яков Петрович? — раздался над головой взволнованный, немного хриплый голос.       Я тяжело вздохнул и сел на постели, окидывая Колю цепким взглядом — он выглядел чуть лучше, чем утром. В сонных глазах проскакивали чёрные искры и смешивались беспокойство, радость и глухая тоска.       — Как вы себя чувствуете, душа моя?       — Хорошо, — неуверенно ответил Николай и попытался сесть, но едва смог приподняться на локтях.       Я встал, осторожно подхватил Колю под спину и, подтянув подушку к изголовью, помог ему сесть. Не удержался и мягко пригладил растрепавшиеся чёрные пряди. Николай прерывисто вздохнул. Он перехватил меня за запястье и прижался щекой к моей ладони. От ласкового, трогательного жеста перехватило дыхание. Я сел на край постели и коротко коснулся губами бледного лба. Погладил кончиками пальцев заалевшую скулу.       Коля вздрогнул и на миг закрыл глаза. Спальню окутала ватная тишина, которую едва заметно разбивало потрескивание дров в камине. В этом безмолвии был отчётливо слышен лихорадочный стук наших сердец.       Тук-тук. Взгляд глаза в глаза. Тук-тук. Немая, отчаянная мольба. Тук-тук. Не бойся, я больше не брошу тебя.       Собственный судорожный вдох прозвучал оглушающе громко и разорвал застывшее время. Тяжёлое оцепенение перестало давить на грудь. Коля растерянно отвёл взгляд и отпустил мою руку.       — Больше не злишься, яхонтовый мой? — вкрадчиво спросил я, накрывая ладонями подрагивающие пальцы Николая.       — Злюсь, — Коля тихонько шмыгнул носом и посмотрел на меня покрасневшими глазами. — Нам надо поговорить.       — Не сейчас.       — Яков Петрович!       — Коленька, я всё объясню, обещаю, — я тяжело вздохнул. — Пожалуйста, позволь сначала позаботиться о тебе.       Николай нервно поджал губы и ничего не ответил. В льдисто-голубых глазах мелькнула и тотчас исчезла боль.       — Хорошо, — глухо отозвался Коля и приглушённо всхлипнул. — Почему тебя так и тянет в огонь…?       Худые плечи мелко задрожали. От лёгкого наклона головы волосы чёрной вуалью упали на глаза. Одно за другим на одеяле расплылись тёмные пятнышки.       Грудь больно сдавило, мешая дышать. Я подался вперёд и крепко обнял Колю. Он положил голову мне на плечо и стиснул ладонями рубашку на спине, впиваясь пальцами в лопатки.       — Тише, яхонтовый мой, тише, всё хорошо. Уже всё хорошо, — охрипшим голосом шептал я, раз за разом проводя ладонями по дрожащей спине.       — Яша, Яшенька… я испугался… так испугался за т-тебя, — сквозь всхлипы пробормотал Коля и теснее прижался ко мне.       В горле встал вязкий ком. Я судорожно сглотнул и коротко поцеловал черноволосую макушку.       — Ты успел. Без тебя я бы не выбрался… Спасибо, — голос предательски дрогнул и сорвался.       Перед глазами на миг вспыхнул недавний кошмар. Ледяные мурашки колючими гроздьями рассыпались по позвоночнику, заставив мелко вздрогнуть и непроизвольно сжать мягкие пряди. Он здесь, живой. Мы оба живы. Тяжело вздохнув, с трудом разжал сведённые судорогой пальцы и невесомо погладил Колю по голове.       — Душа моя, тебе нужно отдохнуть.       — Не уходи, пожалуйста…       — Не уйду.       Я слегка отстранился, обхватил ладонями лицо Николая и мягко стёр пальцами влажные дорожки слёз. Подавшись вперёд, быстро поцеловал сухие, потрескавшиеся губы.       Коля судорожно вдохнул и замер. Льдисто-голубые глаза потемнели. Расширившийся зрачок практически затопил радужку. Горькая усмешка искривила бледные губы, которые спустя мгновение настойчиво и жадно поцеловали меня в ответ.       Сердце пропустило удар и лихорадочно забилось в тесной костяной клетке. Я сгрёб в кулак чёрные пряди и нетерпеливо ответил на поцелуй. Вскоре воздуха стало мучительно не хватать, и мы неохотно оторвались друг от друга.       — Я так скучал по тебе… — прерывисто выдохнул Коля и уткнулся лбом мне в плечо.       — Я тоже, яхонтовый мой.       Спальня погрузилась в спокойную тишину. Я обнимал Колю и гладил его по голове. Тревога, бередившая душу с самого возвращения из Диканьки, нехотя сдалась на милость умиротворению. Мерное потрескивание дров в камине стало убаюкивать.       Вскоре ладони, стискивающие рубашку на спине, медленно разжались и безвольно упали вдоль тела. Я поправил подушку и осторожно положил Колю на кровать. Расправил тяжёлое одеяло. Глаза слипались, но мне не хотелось уходить даже на несколько часов. Он же сам просил меня остаться. Довольно улыбнувшись, тихо встал и задёрнул шторы.       Глаза быстро привыкли к полумраку. Я обошёл кровать, снял домашние туфли и тихо лёг под одеяло рядом с Колей, осторожно обнимая его поперёк груди. Нос приятно защекотали мягкие прядки. Сквозь терпкий запах настоек пробился родной аромат чернил и кедра. Я счастливо улыбнулся и уснул.       Глава 2       Николай Васильевич Гоголь       Солнечный луч лез в глаза и настырно мешал спать. Я поморщился и с головой укрылся тяжёлым одеялом, оставив снаружи только кончик носа. Выбираться из тёплой постели не было никакого желания.       Живот недовольно заурчал — голод немилосердно вгрызся в желудок. Тяжело вздохнув, открыл глаза и стянул с головы одеяло. Сознание лениво сбросило сонный дурман, а в памяти медленно всплыли неясные образы. Я нахмурился, пытаясь вспомнить прошлое пробуждение, и мучительно покраснел. Робкую надежду на то, что мне всё это лишь приснилось, вдребезги разбила соседняя — примятая — подушка. На ней лежал сложенный листочек бумаги и маленький серебряный колокольчик.       Любопытство пересилило смущение. Я подрагивающими пальцами развернул маленькое послание. «Ушёл на службу, постараюсь вернуться к обеду. Как проснёшься, поешь и отдыхай. Мой дом в полном твоём распоряжении. Яким знает, что ты у меня». Сердце пропустило удар и лихорадочно забилось в груди. Щекам и ушам стало нестерпимо жарко, а губы против воли растянулись в неприлично счастливой улыбке. Позаботился обо всём.       Прошлое яркими осколками вспыхнуло в сознании и сложилось в причудливый, но изящный витраж. Ядовитая пелена обиды развеялась без следа. Всё стало таким простым и понятным, что я невольно рассмеялся от облегчения. Каким бы искусным кукловодом не был Яков, но он не смог скрыть свою истинную суть от тёмного дара. Моя сила в поместье Данишевских тянулась к Яше даже после тех страшных слов, а тьма никогда не стала бы защищать предателя. Он меня не предавал.       Я не удержался и уткнулся носом в соседнюю подушку. С наслаждением вдохнул едва ощутимый запах гвоздики и корицы. Губы сами собой расползлись в блаженной улыбке. Люблю.       Недовольное бурчание желудка не испортило настроение, но заставило оторваться от подушки и сесть на постели. Резко навалилась слабость. Голова закружилась, а перед глазами расползлась чернота. Могильный холод сжал горло, практически перекрывая воздух. Сердце гулко ёкнуло и нервно забилось в тесной костяной клетке. Страх колючими гроздьями хлестнул по спине, обдав затылок ледяным дыханием. Вокруг вновь стало расползаться обжигающее пламя, а в воздухе запахло гарью. Нет, это неправда!       «Тише, яхонтовый мой, тише, всё хорошо. Уже всё хорошо», — словно наяву послышался тихий, охрипший голос Яши. Фантомное прикосновение тёплых ладоней к спине не испугало, а наоборот успокоило. Стало немного легче. Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул, с трудом проталкивая воздух в лёгкие. Вскоре от приступа остались только дурные воспоминания. Желудок ещё раз требовательно заурчал, нетерпеливо напоминая о земных потребностях.       В этот раз я не стал торопиться — встал медленно и аккуратно. Босые ступни защекотал мягкий ковёр. Тёплый воздух показался прохладным после нагретой постели, и по телу разбежались мурашки. Я поёжился, подошёл к окну и открыл портьеры, невольно замерев от нежной красоты зимнего сада. Ветви деревьев, низкие кустики, лавочки: всё было укрыто снежной вуалью. Только мощёные дорожки серыми змейками выделялись в этом белоснежном царстве. Когда смогу должным образом следить за родовым поместьем, у меня будет так же.       Неожиданная мысль заставила вернуться к насущным вопросам. Я нехотя отошёл от окна. Быстро привёл себя в порядок и позвонил в колокольчик. Не прошло и пары минут, как раздался стук в дверь. После моего разрешения в комнату вошли двое слуг, похожих друг на друга. Наверное, братья.       На первый взгляд во внешности молодых мужчин не было ничего примечательно: русые волосы, обычные лица без изъянов и средний рост. Вот только взгляд то и дело возвращался к ним, цепляясь за идеальную осанку и безукоризненный внешний вид.       — Доброе утро, Николай Васильевич. Меня зовут Анатолий, моего брата Михаил, — мужчины коротко поклонились. — Желаете завтрак?       — Да, было бы замечательно, — я улыбнулся, и Михаил бесшумно выскользнул за дверь.       — В малой столовой всё будет готово через десять минут. Подождёте там или хотите прогуляться по поместью?       — Подожду там.       — Я провожу вас, — Анатолий с поклоном распахнул дверь, пропустил меня вперёд и повёл сквозь череду коридоров.       Я шёл и с интересом рассматривал изящный интерьер. Он был выполнен в бежево-коричневых тонах и гармонично разбавлен алыми деталями. Строго, но со вкусом. Под стать Якову. Губы дрогнули в улыбке.       Пока я старался выбросить из головы неуместные мысли, мы пришли в малую столовую. В глаза сразу бросился овальный стол из светлого дерева, который стоял в центре комнаты. По левую руку тянулся ряд окон, обрамлённых бежевыми портьерами с кружевной отделкой. Я не спеша прошёл к выделенному месту, любуясь летними пейзажами на стенах. Нежно-голубые штофные обои были усеяны солнечными лучика. Яркий свет мягко отражался от светлого паркета и белого потолка с изысканной лепниной, придавая комнате эфемерный вид. Шесть стульев были немного темнее стола, но обиты штофом в тон обоям. Во всём убранстве чувствовалась женская рука.       Детские воспоминания теплом коснулись сердца. Улыбка вышла печальной, но не горькой. Дар взволнованно шевельнулся в душе, и я спрятал грустные мысли в самый дальний уголок памяти.       Завтрак был выше всяких похвал, вот только сила никак не желала угомониться и настойчиво увлекала меня куда-то. Мне едва хватило выдержки, чтобы спокойно доесть. Неясная мысль настойчиво заскреблась на краю сознания.       — В поместье есть портретная галерея? — вопрос вырвался раньше, чем я успел его обдумать.       — Да. Вас проводить?       — Да!       Я с трудом сдержался и заставил себя встать спокойно. С каждым шагом волнение всё сильнее бередило душу. Тьма притихла, но отголоски её нетерпения сбивали меня с толку. Мысли наслаивались друг на друга и мешали сосредоточиться.       Опомнился только на пороге галереи. Двустворчатые двери были приглашающе распахнуты. Стук сердца гулким эхом отдался в висках. Я нетерпеливо вошёл в зал и замер. Дыхание перехватило. В галерее была особая, неповторимая атмосфера. Здесь чувствовалась нерушимая связь поколений, и тёмный дар был не причём.       — Можешь идти, — не обернувшись, твёрдо сказал я, хотя внутри всё дрожало от ненормального предвкушения.       За спиной раздались тихие шаги. Створки глухо стукнулись, закрывшись. Я тяжело сглотнул и робко сделал шаг к стене с портретами. Тьма чёрным туманом взвилась в душе, нетерпеливо толкая меня вперёд. Вглубь галереи.       Золотые полосы расчерчивали тёмный паркет. Маленький диванчик скромно пристроился между окон. Резные рамы с позолотой мягко поблёскивали в лучах солнца. Обычные картины давно бы выцвели, но здесь была защита. Я чувствовал смутно знакомую силу, но не мог понять, чья она.       Портрет сменялся портретом. Приметные черты были везде. Они чередовались и смешивались, но неизменно проступали сквозь разные и одновременно одинаковые лица.       Когда с картины на меня посмотрели любимые кофейные глаза, я замер вопреки дару, который настойчиво тянул меня дальше. Сердце пропустило удар. На портрете Яше было около двадцати лет, но не узнать его было невозможно: тот же яркий блеск в глазах, та же лукавая улыбка. Художник с мастерством передал все детали. Рядом — намного ближе, чем другие картины — висел ещё один портрет. Мужчина на нём выглядел как Яков, вот только я видел едва заметные различия. Более плавный изгиб бровей. Мягкая, не лукавая улыбка. Жаль, что не написаны имена, только две подписи — художника и натурщика.       Я смотрел на Яшу и не мог насмотреться. В груди разливалось блаженное тепло. Господи, как же я его люблю. Мысль яркой вспышкой прошила душу. По спине гроздьями рассыпались прохладные мурашки. Мне было страшно вновь поддаться чувствам. Обмануться. Я знал — без Яши жизнь потеряет смысл. Если не смогу уберечь его, уйду вслед за ним. От понимания этого было ещё страшнее…       Дар нервно взвился туманом, едва не затопив глаза чернотой. Я глубоко вдохнул и с сожалением прислушался к тьме. Сила потянула меня в дальний угол галереи. Там ярким пятном белела одинокая рама портрета, выбиваясь из общего антуража. Сердце взволнованно дрогнуло. Я медленно подошёл к картине. Она отличалась от других… всем.       Девушка на портрете была очень красива, но не имела ни единой черты рода Гуро. На столе был изображён странного вида предмет: кованые витые ножки, металлический каркас, маленькая деревянная чаша и стеклянный сосуд сверху. Внизу была лишь одна подпись. Но поразило меня не это. «Её Сиятельство княжна Вяземская, Мария Васильевна» — было выведено изящным, до боли знакомым почерком. Яшиным почерком.       Злость жгучим ядом растеклась по венам и тисками сжала грудь. Глухая тоска выбила воздух из лёгких, заставив едва ли не задыхаться. Да я же ревную… Понимание обухом ударило по голове. Я неосознанно отступил назад. Дар затаился и не смел даже шелохнуться.       За спиной раздались уверенные шаги. Вздрогнув от неожиданности, резко обернулся. Яков мягко улыбнулся, но тут же взволнованно нахмурился и быстро подошёл ко мне. Я смущённо покраснел и опустил голову. Прохладные пальцы осторожно, но твёрдо обхватили подбородок, настойчиво заставили поднять голову и посмотреть в встревоженные глаза.       — Что случилось?       Ответить я не успел. Дыхание болезненно перехватило, а в горле встал удушливый ком. Ноги подкосились. На плечах стальной хваткой сжались крепкие ладони, удержав от падения. Собственный тихий хрип и взволнованный голос Яши донеслись словно из-под воды. Боль мучительной судорогой прокатилась по телу, выкручивая мышцы. Меня выгнуло дугой. Я открыл рот в немом крике и рухнул в вязкую тьму.       …       Незнакомая гостиная — будто из прошлого века — залита летнем солнцем. За мольбертом стоит высокий стройный мужчина с чёрными волосами. Чуть поодаль на диванчике сидит миловидная леди — княжна Вяземская — и позирует художнику. Белокурые локоны уложены в сложную причёску. Пышное нежно-зелёное платье подчёркивает изумрудные глаза. Мария улыбается и что-то говорит. Слов не слышно. Видно только движение розовых губ и вздрогнувшие от смеха плечи художника…       Всё та же гостиная. За мольбертом никого нет, но княжна уже сидит на диванчике. Распахивается дверь. В комнату стремительно входит мужчина. Он улыбается, но спустя миг его губы болезненно кривятся. Лицо изламывает гримаса боли и ярости. Солнце высвечивает тонкие нити, которые тянутся с потолка к Марии. Они оплетают её, словно марионетку, и удерживают в нужном положении. Нежно-зелёное платье измято и местами порвано. На руках алеют царапины. Белокурые локоны неаккуратно выбиваются из причёски. Розовые губы стали блёклыми и потрескавшимися, а изумрудные глаза — стеклянными. Девушка мертва. Отчаянный, надрывный крик мужчины разрывает вязкую тишину гостиной…       …       Я судорожно вдохнул, закашлялся и резко распахнул глаза. Первое, что почувствовал — тонкий запах гвоздики и корицы. Потом ощутил твёрдое плечо под щекой. Руку на спине и ладонь на локте. Стройную ногу под коленями… Щёки и уши мучительно покраснели. Я замер, боясь шелохнуться.       — Я вижу, что ты очнулся, — негромко сказал Яша.       Ладонь исчезла с локтя, и неприятный холодок мурашками разбежался по коже. Я зябко поёжился. Тёплые пальцы мягко коснулись затылка, приятно перебирая пряди. Наверное, это было неприлично. Нужно было встать, извиниться за очередной обморок. Вот только мне было так уютно, что хотелось как можно дольше не выбираться из таких надёжных объятий.       — Не волнуйся. Лежи.       Я не удержался и довольно улыбнулся. Быстро подняв голову, потянулся вперёд и нежно поцеловал любимые, мягкие губы. Яша прерывисто вздохнул и тягуче медленно поцеловал меня в ответ. Сердце гулко забилось в груди. Когда воздуха стало слишком мало, мы неохотно отстранились друг от друга.       Яков пристально смотрел на меня потемневшими глазами и медленно поглаживал пальцами шею. От лёгких прикосновений по коже разбегались приятные мурашки. Ну всё, я пропал. Теперь хоть яд, лишь бы из его рук. Яша мелко вздрогнул. Ладонь на шее замерла.       — Яхонтовый мой, никакого яда, — бархатный голос звучал тихо и немного хрипло.       Дыхание перехватило. Откуда…? В тёмных глазах мелькнули огненно-алые искры. Колдун. Я тяжело сглотнул и неосознанно задёргался в стальной хватке. Яков осторожно прижал меня к себе, удерживая крепко, но бережно.       — Не отпущу. Никогда, — голос звучал твёрдо и уверенно, а от былой мягкости не осталось и следа.       Я растерянно притих. Мне не послышалось? Мысли нервно заметались в голове. Сердце лихорадочно забилось где-то в горле. Мне едва удалось переселить себя и посмотреть на Якова. Было страшно задать вопрос. Боязно услышать ответ. Яша поймал мой взгляд и улыбнулся кончиками губ.       — Прости, душа моя. Я не сказал, потому что не хотел ещё сильнее напугать тебя. И за мысли тоже прости. Обычно я не читаю их без разрешения. Сейчас случайно вышло… Переволновался. Хотел узнать, о чём ты думаешь, а сила ещё буянит, вот и получилось так. Елисеев со своими рунами, будь они неладны.       Я едва не поперхнулся воздухом, изумлённо вытаращившись на Якова. Его слова просто не укладывались в голове. Гуро и «переволновался»? «Я испугался за вас, Николай…» — тихо прошелестело в голове эхо воспоминания. Колючие мурашки холодом рассыпались по спине. Я мелко вздрогнул и положил голову Яше на плечо. Чуткие пальцы осторожно погладили щёку. Тонкий запах гвоздики и корицы успокоил разошедшееся сердце. Губы сами собой растянулись в робкой улыбке.       Перехватив Яшу за руку, коротко поцеловал костяшки пальцев. Сверху раздался прерывистый вздох. Ладонь попытались осторожно высвободить, но я мягко удержал её.       — Мне не за что тебя прощать, ты всё сделал правильно, — голос звучал неожиданно уверенно. — За мысли тоже не сержусь, но нам нужно поговорить. Я… догадываюсь, что было в поместье Данишевских. Прости, за те слова… Прости, что не понял сразу.       Яша окаменел, словно статуя. Я взволнованно выпрямился и встревоженно посмотрел в лихорадочно блестящие глаза. Яков судорожно вдохнул, словно до этого вовсе не дышал. Он обхватил моё лицо ладонями и стал беспорядочно целовать, прерывисто шепча:       — Душа моя… Родной… Любимый… Не брошу… Никогда не брошу…       Грудь сдавило от щемящей нежности. Голова пошла кругом. Я уверенно поймал губы Яши своими и жадно поцеловал. Отклик не заставил себя ждать.       Мы долго не могли оторваться друг от друга. Отстранялись лишь на миг, чтобы глотнуть воздуха, и вновь целовались-целовались-целовались.       — Люблю тебя, — хрипло выдохнул я, когда мы смогли остановиться.       — И я тебя, — таким же охрипшим голосом отозвался Яша и счастливо улыбнулся.

14.12.2024 — 20.01.2025