Джейн... Дуглас?

      Он опять не высыпается.       Чимин просыпается от громкого стука в дверь, за которой обнаруживает двух несносных омег.       — Пора завтракать, крошка, — Джин треплет его за щеку, как маленького, а затем уводит громко хохочущего Тэхена в сторону лестницы, даже не дожидаясь ответа.       И Чимин мог бы их послать. Мог бы закрыть дверь и доспать, но мысль о том, что он приехал сюда не в кровати валяться, тут же захватывает сознание, и с тяжелым вздохом он подчиняется, надеясь, что сегодня получится написать побольше.       Завтрак проходит быстро, и Чимин радуется компании Тэхена и Джина. И полному отсутствию альф тоже. Те, по словам омег, с самого утра свалили тренироваться куда-то в лес, поэтому их не просто не видно, но еще и не слышно. Это ли не счастье?       После сытного приема пищи Чимин собирается заняться писательством, но суетливый Тэхен останавливает и уговаривает отправиться к пруду. Позагорать и насладиться последними теплыми деньками. Альфы накормлены, Чимин тоже, поэтому и омеги из персонала могут немного отдохнуть. Чимина эта мысль совсем не радует, но видя надежду в глазах друзей, он все же соглашается. В конце концов, раз они на природе, то стоит и правда взять от нее максимум. Мегаполис таким порадовать не может.       И все же делает это Чимин через силу.       Он не любит водоемы. Не любит места, где приходится оголяться, и все связанные с этим мероприятия, но соглашается, потому что написать у него вчера ничего не вышло. В доме все еще куча работников, и это очень сильно отвлекает. Решив себя не терзать, омега просто живет в свободное время и отвлекается на внешние факторы.       Роясь в комоде, Чимин понимает, что у него совсем нет подходящей для купания одежды. И поэтому, найдя в глубине сорочку, он выуживает ее и пихает на дно сумки.

***

      Ночь проходит беспокойно. Здесь нет кондиционеров, а духота с улицы совсем не помогает. Слишком влажно в воздухе и не менее влажно в его снах. Они мокрые, с сочной киской и пышной грудью, совсем не прикрытыми прозрачной тканью. Чимин сладко стонет, распахивая свои пухлые губы и распадаясь на тысячу маленьких всхлипов на его подушках. Жирные бедра разведены, животик колышется, а волосы разметаны по подушкам, пока Чонгук яростно натягивает его на свой член, слизывая соленые бисеринки пота. Звуки ебли наполняют комнату и заставляют резную спинку кровати биться о стены, пока омега плачет на его члене, старательно подмахивая бедрами в ответ.       Стоит ли говорить, что Чонгук не выспался, а утро начинает со злости на самого себя и чертового Чимина, посмевшего забыть белье в комоде? Да и в забывчивости Чонгук сомневается. Знает он все эти хитрости, небось специально решил его подразнить, хитрая богатая дрянь, прикидывающаяся сдержанной овечкой. Зря он думает, что может играть с Чонгуком в эту игру. Чимин не может, и Чонгук покажет это одним единственным бесхитростным жестом, после которого смело отправляется на пробежку. Что ж, раз принцессе не нравятся их тренировки вокруг усадьбы, Чонгук готов опробовать другие места. Кажется, неподалеку был пруд?       Чонгук встал чуть позже обычного, поэтому, когда спускается вниз, с удивлением узнает, что команда на пробежке. Несмотря на то, что всех ребят он отобрал лично из армейского прошлого, он привык всегда быть тем самым волшебным пенделем, контролирующим всю команду. Сейчас же дом практически пуст, а Минхо, поставив перед ним дымящуюся тарелку с кашей, бодро рапортует, что Хосок собрал всех свободных от дежурства и отправился на пробежку.       Быстро позавтракав, Чонгук покидает усадьбу, но на открытой территории никого не обнаруживает. Неужели Хоби с утра пораньше успел столкнуться с Чимином и, получив очередной выговор, додумался сам вывести всех в лес? И правда — удивительно. Даже напрягая слух, он не слышит задорных звуков тренировки и не видит смысл самостоятельно рыскать по периметру.       — Где они? — быстро войдя в мониторную, Чонгук сверлит множество экранов внимательным взглядом, находя нужные быстрее ответа Минхо. Ну конечно же. — Твою мать, — выругавшись, Чонгук резко разворачивается, скрипя толстой подошвой по отдраенному ламинату, и мчится туда, где кругами бегает вся команда во главе с Хосоком, аки пчелы, кружащиеся вокруг вкуснейшего цветка. Черти спермотоксикозные.

***

      Пруд завораживает красотой. Чимин глазеет на верхушки деревьев, осматривается, вертя головой, а затем отвлекается на Тэхена, который странно на него поглядывает. Чимин не обращает на это внимания, потому что Джин достает из сумки надувной мяч. О нет. Только не игры.       — Ты чего копошишься там? — кричит Тэхен, уже забравшийся в воду. На нем хлопковое белье, как и на Джине, и Чимин действительно не понимает, что мешает ему, наконец, раздеться. Он оглядывается, будто за ними подглядывают, но рядом ни души. Альфы из службы безопасности заняты делом, Чонгука Чимин не видел, так почему он волнуется?       Глянув на ожидающих его омег, омега наконец-то переодевается в сорочку, которая сразу же липнет к мягкому телу, стоит ему зайти в воду.       Пруд теплый. Прогретый до самого дна, и Чимин улыбается, когда заходит по пояс. Тэхен начинает брызгаться, и Чимину не остается ничего, кроме как полностью окунуться и стать мокрым. Он смеется, а затем ловит мяч, который ему кидает Джин.       Незатейливая игра сопровождается баловством, которое отвлекает Чимина от всех тяжких мыслей. Ощущение, что он приехал в деревню на каникулы.       Так длится ровно до того момента, пока в поле зрения не появляются альфы, а слуха не касаются их громкие голоса. Чимин не вслушивается, но понимает, что их скорейшее появление не сулит ничего хорошего.       — Это вы их позвали? — хмурится он, глядя на приятелей. Те растерянно хлопают глазками, однако не теряются и чуть выходят из воды.       Чимин, точно водяной, чуть не по макушку прячется под небесной зеркалью, обнимая себя за плечи. Они вездесущи.       Но самое страшное не это. Страшно то, что где солдаты, там и их командир.       Чимин не хочет нового скандала и сцен. Они так хорошо отдыхали, почему все снова должно испортиться?       Но… С чего оно должно портиться? Кто Чонгук такой, чтобы запрещать им отдыхать?       Поднабравшись уверенности из-за взвившегося в груди раздражения, Чимин чуть смелеет и выходит из воды. Он напряжен и не так вовлечен в игру, а впрочем, это не важно, потому что Тэхен и Джин то и дело заглядываются на посвистывающих красавчиков.       Щеки и уши Чимина горят ярче праведного огня. Он выглядит, как последняя бесстыдница, и это только усиливает дикое смущение, которое сложно перебороть. Хоть бы Чонгук был занят делами в доме, не может же он, точно коршун, постоянно за ними следить…

***

      Когда Чонгук видит все собственными глазами, желание ругать парней отпадает сразу же. Тут даже он бы не смог удержаться, что уж говорить об изголодавшихся альфах. Три омеги, две из которых в ебаном белье, а третий… Блять, дыхание спирает, когда он видит Чимина. Сочная фигура так бесстыдно облеплена полупрозрачной сорочкой, демонстрируя не только контуры пупка и ебаные стринги, но и… Он сглатывает, упираясь глазами в две вишни, призывно торчащие под тканью. Именно такие, какие он представлял. Какие ему снились. Блять.       Блять-блять-блять.       Чонгуку приходится прикрыть глаза, чтобы не видеть того, что еще лучше, чем в его бесстыдных снах. Чимин даже ебаный лифчик не стал надевать, выйдя в этом безобразии прямо так. Он совсем не удивляется, когда слышит чертыхание солдат и явные звуки падения. Кажется, кто-то запнулся. Кажется, второй зацепился за первого. Кажется, вся его команда повалилась, как домино, рассыпавшись грузными телами вокруг пруда. Кажется даже, что два омеги, громко охая, кинулись им помогать, сверкая обтянутыми трусами задницами и совсем не скрываемыми лифчиками толстыми сиськами. Ему похуй, туда он даже не смотрит, делая три глубоких вдоха и вновь упираясь глазами в Чимина.       Хотелось бы в глаза, но как можно… Как можно игнорировать все это бесстыдство, когда ты взрослый здоровый альфа, у которого несколько дней не было секса, а перед тобой сочное омежье тело, так и просящее быть насаженным на член? Чимин его явно провоцирует, стоя истуканом. Он мог бы обернуться в полотенце. Мог бы скрыться под водой. Но он продолжает стоять и смотреть своими только с виду невинными глазами. Сначала белье, а теперь это! Блять, ебаная маленькая шалашовка явно напрашивается на то, чтобы он вновь нарушил рабочие обязанности и отодрал ее прямо посреди этого ебаного пруда на глазах всех этих альф.       И Чонгук дерет. В его мыслях Чимин уже упирается руками в ближайший камень, пока он, задрав подол, ебет его в сочно колышущуюся задницу, не обращая внимание на то, как должно быть больно пышным сиськам проезжаться по жесткому камню. Чонгуку тоже больно. Омежья дырка настолько тугая, а теплые стенки так плотно облегают член, что ему приходится делать усилие для каждого нового толчка. И, он клянется всем богам, которых даже не знает, лучше бы он прилагал это усилие, а не то, что наяву. Потому что каким бы ни был альфа, животное начало не дает оторвать глаз от призывного тела, демонстрируемого всей округе. Что ж. Если Чимин так и не понял, что не стоит провоцировать здоровых альф, Чонгук ему все объяснит.

***

      К моменту, когда он действительно остается один на один с чистым злом во плоти, Чимин готов провалиться сквозь землю. Сердце загнанно бьется где-то в глотке, когда он чувствует острый взгляд — пронизывающий, настолько суровый, что даже в такую жаркую погоду у Чимина по коже ползут мурашки.       Ноги врастают в илистое дно побережья. Он не может пошевелиться, не может сделать ничего, потому что… Боится?       Что значит этот взгляд? Почему Чонгук снова зол? Зачем пришел сюда, где и без него все было прекрасно?       И, черт возьми, эти самые сканирующие взгляды по телу, будто у него под сорочкой запрятана бомба. Чимин обнимает себя крепче и прячет грудь, плотно сомкнув ноги вместе.       Он прибьет Тэхена и Джина, которые бросили его на растерзание волку.       — Доброе утро, мистер Чон, — начинает несмело омега, прощупывая почву. — Что-то случилось?       — Скажите, господин Пак, Вы приехали писать книгу или соблазнять альф? — Чонгук крепко скрещивает руки на груди, подходя к самой кромке воды. Опасно близко, чтобы намочить подошву.       Глаза Чимина тотчас становятся круглыми, как две огромных монеты, и сияют на солнце шершавым налетом, который он не может распознать сразу. Дыхание застревает где-то в глотке, и грудь, колышущаяся от попыток вдохнуть, будто сейчас разорвется. Чимин краснеет с макушки до пят от стыда и злости, и в этот же самый миг наконец-то выходит из себя.       — Вы как со мной разговариваете?! — едва не переходит на крик Чимин, схватившись за подол мокрой юбки. Он жадно дышит, точно вскипятившийся чайник, бурлит от того самого налета несправедливости. — За кого меня принимаете?! — Чимин хочет вцепиться этому альфе в волосы, повыдирать их клоками и побить сжатыми кулачками, но все, что он может — это сдерживать подступающие от злости слезы. Ему стыдно, неловко, кругом куча мужчин, которые могут его увидеть. И Чонгук, нагло заявляющий гнусные гадости, которые и рядом не стояли с именем Чимина. — Вас вообще здесь не должно было быть! Никого из вас! Хватит вести себя так, будто это ваш дом и ваши правила! Я приехал сюда работать, но вы делаете все для того, чтобы этого не случилось! Ваша работа — заниматься охраной. Так идите и охраняйте, а не мешайте мне и моим друзьям проводить время!       Чонгук на эту браваду только хмыкает.       Вот оно. То, что скрыто под налетом скромного омеги из хорошей семьи и с не менее хорошим воспитанием. Ах, ну и, конечно же, диплом элитного университета и даже приличная карьерная цель. И все это лишь для того, чтобы скрыть природную истеричность с налетом капризной избалованности. Сначала оставил ему свое бесстыдное белье. Теперь светит практически голыми сиськами перед толпой альф. Если бы не прикрытая руками грудь, Чонгук смог бы сосчитать количество капилляров на замерзших дойках. Маленькая провоцирующая сучка, решившая покачать права.       — Боюсь, господин Пак, — он специально смотрит в глаза, выпуская немного феромона. — Ваш отец дал мне четкие инструкции. Может, Вы и господин, но он прямо дал понять, что главный тут я. Боюсь, Ваш отец считает, что Вы не в состоянии позаботиться ни о своей безопасности, ни обо всем остальном.       Чонгук даже не врет. Он специально в одном из последних разговоров уточнил этот момент, чтобы понимать границы дозволенности. И Сувон пришел в ужас от мысли, что Чимин будет всеми командовать.       «Что Вы, подполковник Чон, разве может омега сам распоряжаться службой безопасности или порядком в доме? Мне Вас порекомендовал хороший друг, которому я доверил бы собственную жизнь. Я доверяю Вам сына и его безопасность. Пожалуйста, не подведите, и тогда помимо условленной суммы получите неплохой бонус. Уж я то знаю, как с Чимином может быть сложно».       Вот только Чимин с отцом явно не согласен.       Внутри ворочается что-то черное, грязное и липкое. Оно раздувается, распухает внизу живота, и Чимин чувствует, как его начинает тошнить от всех этих гадостей, которые Чонгук с легкостью бросает ему в лицо. За что?       Что он ему, черт возьми, сделал?       У Чимина нет сил опровергать сказанное Чонгуком. Он знает, что его отец одержим идеей его контролировать, но он всегда это делает так, что не подкопаться. Он же любит, он же заботится.       На деле же топчет вместе с Чонгуком его достоинство, которое ему даже не позволяют проявить. Он — заложник системы, в которой альфы плевать хотели на хоть какие-нибудь нормы приличия, если дело касается власти. Жадные до власти животные, готовые сметать все на своем пути. Даже омег. Даже сыновей.       Чимина душат рыдания, он ни слова не может выдавить, но всеми силами пихает эту гремучую смесь внутрь.       — Если Ваша цель пребывания здесь — это хамство, абсолютное отсутствие воспитания и унижение омег, то я сообщу отцу, чтобы он заплатил вам побольше. Мерзавец.       Чимин пулей вылетает из воды, не заботясь о том, кто его может увидеть. Он спешит скрыться в особняке.       Ему нужно выдохнуть и прийти в себя. Успокоить накатывающую истерику и сообщить отцу о том, что он не имеет ни малейшего желания больше с ним разговаривать.       Тот пренебрег его желаниями, когда вызвал эту чертову охрану. И раздавил тем, что вверил Чонгуку мнимое право указывать омеге, что делать. Пусть отец думает, что это сработает, но Чонгук, этот гадкий безнравственный индюк, ему никто. Плевать, что он альфа. Плевать, что военный. Что он ему сделает? Ударит? Посадит под замок?       — Воспитанные омеги не купаются в непредназначенной для водоема одежде и не раскидывают свое белье где попало, — последнее, что успевает выкрикнуть Чонгук, прежде чем разобиженный на весь мир омега скрывается за деревьями. Не делай Чимин этого специально, у него бы внутри засвербили жучки, Чонгук ненавидит обижать невиновных, но такие, как Чимин… Их надо ставить на место всеми доступными способами, чтобы сразу понял, что не стоит играть с Чонгуком в свои игры и качать права.       Бесстыжая чертовка.       Пышущий довольством Чонгук, вдоволь насладившийся обтянутой прозрачной тканью задницей, разворачивается, чтобы проверить, как там остальные. И понимает, что делает это как нельзя вовремя. Вместо того, чтобы вернуться к тренировке, альфы обступили омег кружочком и громко ржут, пока те кокетливо хлопают ресничками и старательно оттопыривают задницы, позабыв о своей хозяйке. Пока Чимин несется в сторону особняка, кусая свои дрожащие губки, эти две шлюшки явно выбирают член побольше. Что ж, кто Чонгук такой, чтобы отказывать омегам в удовольствии провести время с чем-то длинным и толстым…       — С-смирно, — резко басит он, наслаждаясь в сию же секунду стихнувшим гоготом. Еще мгновение, и альфы резко рассыпаются, выпрямляясь в четкую линию и задирая шеи по уставу. Отлично. Игнорируя их стойку, Чонгук вразвалочку подходит к двум нахохлившимся омегам, демонстративно облизывает все их прелести липким взглядом, чтобы затем сурово пробасить: — Сокджин, через два часа на столе должен быть мясной бульон и тушеные овощи. Ах, и не забудь добавить побольше морковки, а то у тебя явно руки чешутся поработать с чем то длинным и толстым, — удовлетворенный пораженно вытянувшимся лицом, он разворачивается к Тэхену, — А Вы, Ким Тэхен, хорошенько очистите каждый уголок от пыли. Чтобы все гостиные, библиотека, и неиспользованные спальни сияли чистотой. Все-таки, вредно дышать пылью, не так ли? И возьмите пипидастр побольше, а то боюсь, и Ваши руки нуждаются в чем-то подлиннее, — хмыкнув, он возвращает все внимание альфам, готовый все два часа гонять их по лесу. Чтобы начавшие вставать члены вообще забыли, что такое боевая готовность.       Чимин не слышит ничего из того, что Чонгук ему говорит напоследок. В ушах бурлит вскипяченная кровь, а в глазах стоят слезы, которым больше не существует преграды. Он плачет, пока бежит в особняк, позабыв все вещи у озера, не заботится о том, что убежал босиком. Ворвавшись внутрь тихого особняка, Чимин взмывает вверх по лестнице и хватается слепо за ручку двери, чувствуя пальцами что-то мягкое. Он жалобно всхлипывает и смотрит вниз, где прямо у его руки висят его же, черт возьми, трусики.       — Какого… — Чимин снимает их и скрывается в комнате, с ужасом осознавая, что Чонгук мог здесь рыться. Мог в любой момент зайти в комнату и специально унизить его еще больше, поиздеваться над слабой омегой, которая ему ростом в лучшем случае по грудь.       — Как мне все надоело…       Чимин падает лицом в кровать и рыдает во весь голос, нисколько себя не сдерживая. Он колотит подушку кулаками, дергается от вьющейся внутри тела злобы и ненависти, и скулит от осознания того, что он не в безопасности.       Теперь, когда война с Чон Чонгуком официально объявлена открытой, ему не остается ничего, кроме как прятаться от этого кровожадного монстра и не попадаться ему на глаза.

***

      Когда Чонгук возвращается в особняк с чувством исполненного долга и струящимся по спине потом, трусиков, оставленных на дверной ручке, ожидаемо не обнаруживается. Удовлетворенный преподанным уроком, альфа скрывается в собственной спальне, чтобы на скорую руку принять душ и спуститься к обеду.       Ожидаемо, ни один из омег за столом к ним не присоединяется. Более того, две нахохлившиеся индюшки весь день избегают встреч с ним и парнями, недовольными мордами мелькая на периферии, а третья даже не появляется. Закрывшись в спальне, Чимин проводит там весь день, облегчая ему работу.       Позже приезжает команда плотников, до самого вечера приводящая ворота и забор в божеский вид, пока они с парнями сооружают сторожку из привезенных модульных стен. Затемно они заканчивают всю работу и, сытно отужинав, расходятся. Половина на дежурство, вторая — отсыпаться.       Чонгук довольно валится в кровать, надеясь, что и завтрашний день Чимин проведет в спальне, а они займутся подготовкой к смене проводки.