Making Lemonade

      Обед прошел в молчании. Обычно Лиза Лиза ела одна или с Сьюзи, а эти двое ужинали с Мессиной и Логгинсом. Но сегодня не было видно и их.       В спарринге Джозефу единожды удалось победить Цезаря; на этот раз тот заметно избегал удушающих приемов. Чтобы отпраздновать свою маленькую победу, он расправился со своей едой в два счета, напоследок причмокнув от удовольствия. Цезарь же, смакуя каждое блюдо, демонстративно нарезал каждый кусочек, приправлял специями и пытался растянуть удовольствие.       — Мы будем тренироваться одни или с Логгинсом и Мессиной? — поинтересовался скучающий Джозеф.       — Я бы сказал: и то, и то.       — Тогда где они?       — Я уже упоминал, что они разрабатывают новую ловушку для ориентирования. — Цезарь промокнул рот салфеткой. — Ведь последнюю ты сломал.       Джозеф надулся.       — Эй, если кого и стоит винить, так это чуваков, которые создавали эти ловушки и натравляли змей на трудолюбивых стажеров. И не моя вина в том, что ловушки с шипами, которые могут выколоть тебе глаза, если ты не пробежишь мимо них достаточно быстро, оказались такими хлипкими. Подумаешь, что я нашел способ закоротить турник, который бьет тебя током, если ты недостаточно хорошо подтягиваешься…       — Ну конечно, мы все знаем, что ты неизлечимо ленивый пентюх, тебе не нужно это доказывать.       Джозеф нахмурился и не нашелся, как ответить ему на колкость, потому что не знал, кто такой «пентюх».       — Так… и сколько времени это у них займет?       — Наверное час или около того. Они пытаются придумать «защиту от ДжоДжо». По крайней мере, так мне сказали.       — Так долго? — простонал он. — Хочешь еще немного потренироваться, раз уж у нас есть время?       — Не очень, — фыркнул Цезарь. — Позже у нас будут бои на воде и марафонские тренировки, так что я бы предпочел поберечь энергию. Хочу использовать это время, чтобы разработать стратегию, как выбраться из сегодняшнего смертельного лабиринта.       — Может, хочешь сыграть в карты?       — Ты снова будешь жульничать, так что нет.       — Ты тоже! Вот потеха, — он вскипал. — Хорошо, что тогда будем делать?       — Ждать.       Цезарь убрал свою посуду и, метнув многозначительный взгляд в сторону Джозефа, тарелку этого болвана. (Тот даже не пошевелился, чтобы убрать за собой). Он выудил карту острова и разложил ее на столе       — Мне скучно, — через несколько минут вздохнул ДжоДжо, покачивая ногой вверх-вниз.       — Действительно, — продолжив изучать карту, ответил итальянец.       — Действительно, — нахмурился Джозеф. — Тебе обязательно так говорить?       — Как интересно…       Очевидно, Цезарь не слушал его. Джозеф вспылил и повысил голос:       — ЭЙ! Я К ТЕБЕ ОБРАЩАЮСЬ! РАЗВЕ НИКТО НЕ УЧИЛ ТЕБЯ, ЧТО ИГНОРИРОВАТЬ ЛЮДЕЙ НЕВЕЖЛИВО?       Цезарь поднял на него взгляд.       — Ты не мог бы говорить потише? Я пытаюсь сосредоточиться.       Джозеф издал приглушенный стон разочарования и откинулся на спинку стула. Он бы продолжил говорить, но пообещал быть послушным до конца дня.       «Что же делать», — думалось ему. Все его уловки на поле боя были чистой воды импровизацией, поэтому ему не хотелось тратить время на «разработку стратегии». Цезарь тоже сражался интуитивно, без колебаний, полагаясь на свои рефлексы и привычки, которые отчасти напоминали звериные. Он был грозным противником, но ему нравилось казаться более утонченным, чем Джозеф.       Он огляделся в поисках того, что могло бы его развлечь. Стены были красно-белыми, алые занавески закрывали вид на океан (башня, в которой они находились, выходила на Адриатическое море). Мебель была обита красно-золотым плюшем. Люстры отсутствовали — Лиза Лиза сказала, что это опасно. Пол был выложен красной мозаичной плиткой. И почему здесь так много красного? Делать было совсем нечего.       Пытаясь сосчитать все трещины на стене, он сбился уже после тридцать седьмой, и ему пришлось начинать все сначала. Затем Джозеф осмотрел полосы на облупившихся обоях и многочисленные потертости на ножках стола, пытаясь разглядеть в пятнах узоры, напоминающие людей или животных. Так не пойдет. Он вскочил, раздвинув бархатные шторы, и взглянул через арочные окна на синее море и набегающие волны. Меньше чем через минуту его начало клонить в сон.       Обнаружив нитку, торчащую из одежды, он дергал за нее, пока она не оборвалась, но это тоже не сильно помогло в борьбе со скукой. Он обыскал комнату сверху донизу в поисках чего-то интересного, но здесь не было ничего.       Совсем ничего.       Он вернулся к окнам, не теряя призрачной надежды увидеть там что-нибудь интересное вроде кораблекрушения, пусть он и знал, что не дождется этого. Черная зубчатая башня, в которой они остановились, возвышалась над морем, отбрасывая на водную гладь длинную тень. Вскоре он вновь откинулся на спинку стула и принялся изучать своего спутника так же внимательно, как тот изучал карту.       Джозеф наблюдал, как Цезарь, облизнув указательный палец, загнул один край карты и сделал карандашом небольшую пометку в углу.       Цезарь был симпатичным, если сравнивать его с другими мужчинами. Джозеф пытался найти какие-нибудь изящные поэтические слова, как делал это Шекспир, описывая своих итальянских героинь, или как это делают писатели любовных романов, которые Джозеф никогда не читал. Губы точно драгоценные камни, а кожа — точно обычные камни… или что-то в этом роде. Но Джозеф не был ни Шекспиром, ни автором любовных историй, и все, что он смог придумать — «не слишком вычурный для глаз».       Что еще он мог сказать о Цезаре? У него было эстетичное тело: широкие плечи, крепкие мышцы, подтянутые ягодицы и так далее. Лицо казалось почти безупречным, за исключением этих нелепых бледно-розовых треугольников под глазами, но они могли показаться милыми, если прищуриться. Особенно когда его ясные зеленые глаза сверкали, в то время как его что-то забавляло… Этот блеск был одной из причин, по которой Джозеф так старался рассмешить Цезаря, рискуя получить от него по голове. Но лицо — это не главное, кто вообще будет обращать внимание на лицо, когда перед ним такое тело?       «Это неуместно», — отдернул он себя. В его друге было нечто большее, чем это. Ему также нравилось, что Цезарь был почти на десять сантиметров ниже. Каждый раз, когда этот разъяренный белокурый садовый гном сердился на него, Джозеф смотрел на него свысока, и ему хотелось хихикать. Иногда ему хотелось погладить Цезаря по голове, что явно не понравилось бы его низкорослому другу.       Джозеф знал, что и сам выглядел недурно. Все говорили, что он копия своего деда, известного красавчика и благородного джентльмена. Хотя Джозеф не обладал ни одним из этих качеств (во всяком случае, не в полной мере), он считал, что привлекательность важнее благородства. Разве вежливость и обходительность помешали свиньям-расистам избивать невинных детей в переулках? Или помешали Людям из колонн восстать и попытаться захватить мир? Он так не думал. От одной только мысли, что эти копы хотели сделать с бедным пацаном, у него закипала кровь в жилах и подергивались пальцы на спусковом крючке.       Что же насчет самого ДжоДжо? Да, бесспорно, он был сексуален, но его нельзя было назвать красивым. Это слово, как бы ему не хотелось признавать, относилось только к людям вроде Цезаря.       Он прервал свои размышления на полуслове. Джозеф видел в Цезаре друга — да, подлого и незаслуженно привлекательного, но все еще друга. Товарищи не думают в таком ключе друг о друге — по крайней мере, без разрешения. С другой же стороны, ДжоДжо всегда прыгал дальше, чем смотрел, когда дело доходило до ухаживаний (если это можно было так назвать). Влечение к другу пришло к нему так же легко, как Хамон: мгновенно и без усилий, словно его пронзило электричеством. В любви, как и на войне, он не танцевал вокруг да около. В отличие от Цезаря, который, казалось, утопал под слоями рыцарской напыщенности.       Когда Джозефу кто-нибудь нравился, он мог решить это двумя способами: либо спросить прямо, либо сделать вид, что никаких чувств у них обоих никогда и не было. Принять последнее решение было легче.       Однако картина, представшая перед его глазами, заставила его признать Цезаря лакомым кусочком (он все еще не мог придумать более лестного выражения). Но нет, он не должен поддаваться этому соблазну. Хоть Джозеф и был полон надежд, но он также был осторожен: шансы на успех и на провал были равны.       Он и сам точно не мог сказать, когда именно осознал, что его привлекают не только девушки. Однако помнил тот единственный раз, когда он поделился этим откровением с живой душой. Его дядя Спидвагон рассказал, что чувствовал то же самое, и посоветовал подумать несколько раз, прежде чем делиться с кем-то подобными переживаниями. Не все понимают такую любовь (и это мягко сказано, думалось ему), но, если кто-то вдруг доставит неприятности из-за этого, он посоветовал ДжоДжо связаться с ним.       Теперь перед ним стояли проблемы совершенно другого рода, в которые ему не хотелось втягивать дядю. Он должен был как-то выжить в схватке со сногсшибательными, минимально одетыми, невероятно точеными (по общему признанию) мужчинами из колонн, еще и с этими дурацкими обручальными кольцами. Как они вообще додумались до такого и скольких людей им уже удалось втянуть в этот «смертельный брак»? А ведь у них была еще бесконечная орда зомби и вампиров…       И в какой-то момент Джозефу пришлось разбираться еще и с тем, что он чувствует к Цезарю.       Он надеялся, что бабуля Эрина не знает ничего о Людях из колонн. Он поклялся дяде хранить эту тайну, но информация всегда могла просочиться к ней, несмотря на их осторожность. Люди из колонн уже показали себя коварными и опасными противниками: от обычного слуги Сантаны и до их предводителя Карса. У них не было ни малейшего уважения к существам, которых они считали низшими. Джозеф терпеть не мог такого отношения.       И он снова подумал о… Цезаре.       Это было едва ли не страшнее, чем Люди из колонн — по крайней мере, он знал, чего от них ждать. А вот Цезарь… как бы он отреагировал на подобные мысли? Вероятно, он произнес бы очередную колкость вроде: «Ого, ты умеешь думать, ДжоДжо?» Но что потом? Был ли хоть малейший шанс… и как Джозеф узнал бы об этом?       Возможно, он думал слишком много. В своей голове он услышал недоверчивый голос Цезаря: «Ты можешь слишком много думать? Неужели небо падает?» Интересно, что Цезарь думал о нем? Вероятно, что он идиот, тупица, кретин, увалень, но…       Что-то изменилось между ними после башни, и он был не уверен, что именно.       Черт, да конечно, он знал. Теперь они могут терпеть друг друга. Даже больше: теперь он мог наслаждаться компанией Цезаря. Вот почему его волновала их утренняя ссора. Пусть и непреднамеренно, но он перешел черту, поэтому и дал обещание вести себя хорошо. Что-то нашло на него с утра, заставив выдать такую…       «Не произноси это», — повторил мысленный голос Цезаря.       Да, он пообещал не говорить это вслух, но ведь мысленно можно было? Джозеф дотронулся до своей шеи и усмехнулся, подавляя дрожь. Это было… нечто… Мог бы он…?       «Никаких неподобающих мыслей», — отдернул себя он. По крайней мере, до завтра. Свои обещания нужно сдерживать — таков был его принцип. В конце концов, Цезарь рисковал своей жизнью в борьбе против Людей из колонн и был достоин уважения.       Цезарь… Если забыть о его грубом и снисходительном характере и о шиле в его заднице, а также не смотреть на его поверхностную красоту, в нем таилось много вещей, которые могли бы понравиться. Цезарино схоронил верность своим любимым глубоко-глубоко в своем крошечном сердечке.       Сравнивать его с Джозефом было так же трудно, как сравнивать яблоки с апельсинами или рыбный суп с луковым: хоть они и были похожи, но оставались слишком разными, даже если бы все звезды сошлись.       «Сегодня я слишком много копаюсь в себе», — подумал он, наблюдая, как солнечные лучики заиграли на волосах его… друга. Он подавил мимолетное желание последовать примеру солнца. На один напряженный и неуверенный миг Джозеф задумался, достоин ли он вообще внимания Цезаря, даже если тот обратил бы его.       Чего же он от него хотел?       Не в силах больше выносить этого, он нарушил молчание:       — Знаешь, что я возненавидел тебя при нашей встрече?       Цезарь оторвал взгляд от карты, к его удивлению, и сардонически усмехнулся.       — О, неужели? Я и подумать о таком не мог, ведь ты так любезно осквернил кухню моей страны, швырнув в меня метательное оружие, когда я ухаживал за прекрасной женщиной. Милая девушка, между прочим, утонченная сердцем и умом, прекрасная не только внешне, но и внутренне. В отличие от некоторых моих знакомых.       — Именно, — он ткнул в грудь ухмыляющегося итальянца. — Именно об этом я и говорю. Такие заносчивые сукины дети, ведущие себя как Казановы с кучей дамочек. Отвратительно. Новая неделя — новая девушка, и каждый раз они используют банальные приемы соблазнения. Ненавижу таких парней.       — Я тоже ненавидел тебя, — беззаботно произнес Цезарь. — Такие слюнявые неряшливые хамы, в головах которых меньше здравого смысла, чем в мизинцах у большинства людей. Презренные, ничтожные людишки. Просто мусор.       — Эй, я, по крайней мере, не называл тебя мусором! — запротестовал он.       — Ты назвал мою мать сукой, — холодно заметил Цезарь, постукивая пальцем по своим чересчур пухлым губам. — И я не называл мусором именно тебя. Ты не дал мне договорить. Ты талантлив…       — Ого, сначала ты говоришь, что у меня есть потенциал, а теперь — что я талантлив? Мне, наверное, это снится, ущипните меня!       — И снова теряешь.       — Теряю что?       — Мое уважение. Конечно, ты талантлив, но это не результат твоих усилий. Ты родился с особыми способностями, поэтому ты превосходишь других. Тебе еще нужно работать над собой, ведь ты знаешь, что твои способности гораздо слабее, чем могли бы быть. Тебе стоит уделить время обучению, стратегическому планированию и…       — Но я все равно мусор? — не успокаивался он.       — Перестань перебивать меня, — Цезарь устало вздохнул. — Я пытаюсь сказать, что ты слегка более терпим, чем некоторые, но сейчас ты переходишь эту тонкую грань.       — Хм, возьму себе на заметку, — он решительно кивнул. — Видишь, какой я милый? Я могу вести себя хорошо.       — Что же, я не разочарован в тебе окончательно.       Джозеф скрестил руки на груди.       — Приму к сведению и это.       Прямо в этот момент в комнату ввалились Мессина и Логгинс; их высокие шляпы покачивались из стороны в сторону.       — Скорее сюда! У нас новости!       Оба вскочили на ноги:       — Что случилось? Нападение на остров? Вампиры? Зомби? Коллекторы?       — Нет, мы только что закончили лабиринт, — усмехнулся Логгинс. — Пойдемте, вам понравится.