because i like you.

      Сонхун не спит практически всю ночь. Ему страшно до невозможности. Тело жмётся к другому в поисках нужного сейчас успокоения. Кончики пальцев подрагивают. Недалеко и до дрожи во всём теле, если не последуют заветные объятия, коих Сонхун так добивается. Хисын спит рядом и совсем не обращает внимания на нуждающегося парня, который обвивает руки вокруг его талии и целует шею, постепенно переходя на плечи. И получает желанное, когда к нему поворачиваются и одаривают сонным взглядом, заставляющим душу растаять.              Никаких слов. Лишь долгожданные объятия, успокаивающие всё естество. Страх моментально отступает, стоит поцелую разнежиться на щеке. Неизвестно какими способностями обладает Хисын, раз понимает причину беспокойства с такой лёгкостью. Он прижимает к себе податливое тело, находя место в изгибе фарфоровой шеи, более не искусанной никем — разрешения на это нет. Только Сонхун обладает привилегией кусаться, не спрашивая ни о чём, и Хисына это устраивает.              Ладони проскальзывают под домашнюю чёрную футболку и обнажают кожу темноте, чтобы погладить хрупкую талию; он безбожно любит её и открыто демонстрирует это. Особенно сегодня, когда он сидел за столом во время ужина, трогал её без остановки, определённо привлекая внимание родителей Сонхуна, уже привыкших к сему зрелищу, какое бы смущение ни одолевало у них. Хисын тянет ближе к себе в попытках согреть ледяную от волнения кожу приятно массирующими горячими ладонями.              Становится намного теплее, благодарность остаётся поцелуем на подбородке и вызывает смешок у Хисына. Сонхун вновь закрывает глаза и желает проскользнуть в необходимый сон, чтобы потом не клевать носом. На экзамене за это не похвалят, а хорошие результаты ему попросту необходимы. К счастью, организм, найдя долгожданное тепло, успокаивается и подчиняется воле парня. Сон подступает, и Хисын не прекращает нежить его поглаживаниями, даже когда дыхание выравнивается.              Хисын остаётся у него дома теперь часто, и родители совсем этому не возражают. С ним не так одиноко, поэтому и тело жмётся всегда вплотную, дабы ощущать каждый вдох. Сонхун вцепляется в него и не желает отпускать до самого утра.              Пальцы обхватывают плечи, стоит будильнику громко зазвенеть, вытягивая из сна, только ставшего спокойным. Неужели утро так быстро наступило? Это расстраивает, ведь до экзамена остаётся совсем чуть-чуть. Он сможет сдать ещё несколько раз, но страх всё равно съедает, даже учитывая имеющийся багаж знаний. Сонхун недовольно мычит, слушая продолжающийся звон рингтона. Руки попросту не желают отпускать человека, которого он безмерно любит.              Лучше бы совсем не слышать раздражающий звук, а продолжать лежать в приятных и комфортных объятиях. Вместо желаемого Сонхун отстраняется от Хисына, продолжающего держать его за талию в желании одаривать сахарную кожу трепетными поцелуями. Пальцы наконец на ощупь отключают будильник, на экране всего полседьмого, но уже необходимо встать и оставить Хисына одного.              — Я доведу тебя до школы, — произносит он, утягивая Сонхуна обратно к себе. Вновь сыпятся трепетные поцелуи по всему лицу, но намеренно игнорируются пухлые губы, выглядящие столь притягательно сейчас. — Вставай, нам надо собираться, — Хисын дразнится намеренно, потому что не выпускает из своих крепких объятий лежащего на спине Сонхуна.              — Ты меня не поцеловал, — тянет по слогам, льющимися сладким мёдом с губ. Сонхун не разрывает зрительного контакта и аккуратно мажет ладонями по широким плечами, желая сжать их до безумия, заставляя сдаться и наградить столь нужным утренним поцелуем. — Хисын, поднимайся, если не собираешься даже прикоснуться ко мне, — Сонхун не выпускает, подтягивая к себе, чтобы получить желанное, и ему более не отказывают, ведь с недовольным парнем спорить не особо хочется, особенно за пару часов до важнейшего экзамена.              Совершенные губы наконец лениво соприкасаются. Сонхун тает в чужих руках и притягивает ближе, чтобы ощущать учащённое сердцебиение, обтекаемое трепетом исполинских чувств вблизи близкого и любимого человека. Улыбки скользят на губах обоих и тут же стираются новым поцелуем. Сонхун не желает отрываться. С Хисыном нет того самого волнения, пугающего душу до сильной дрожи в хрупком теле. Пальцы так и держатся за плечи, а губы мажут по подбородку, подбираясь к адамову яблоку, подскакивающему от лёгких и нежных поцелуев.              Искусанные губы отстраняются, и карие омуты встречаются. Оба позволяют себе вольность потонуть в них, разглядывая обожание и тая от него, и не отстраняться ещё несколько мгновений, чтобы компанией друг друга насладиться сполна, чего никогда не произойдёт, ведь Сонхуну всегда мало, а Хисын не возражает этому, позволяя забирать его с каждым разом всё жаднее. Сонхун наваливается на своего сладкого любимого сверху и, пока тот обвивает руки вокруг талии и прижимает к груди, скрытой под тонкой тканью футболки, утыкается носом в шею, отдающую гелем для душа с запахом малины и мяты. Они оба им пропитаны.              Заснуть вновь Сонхуну на удобном теле никто не позволяет. Всё ещё необходимо встать и собраться, что делается неохотно. Лишь недовольство, смешанное с волнением о подступающем экзамене, отражается на лице. Он ведёт руками по тёмной копне волос, скидывая лёгкое покрывало. Подростковое тело предстаёт ярким летним лучам солнца, заставляя кожу на свету блистать. И уверенность, что за ним наблюдают, не оставляет его вовсе.              Голова поворачивается к фигуре на кровати, и догадки подтверждаются. Сонхун, расплываясь в довольной улыбке, потягивается, открывая вид на впалый живот и талию, обтянутую резинкой боксеров. Кости хрустят, расходясь не самым приятным звуком. Хисын совсем не торопится подниматься, и зависть ноет небольшая, ведь ему не нужно перекрывать синяки под глазами, чтобы выглядеть приемлемо. Его парню совсем необязательна косметика: без неё он выглядит просто идеально.              Хисына возвести в идеал ещё сильнее хочется. Он смотрит, не отрывая карей радужки от почти обнажённого тела. От наготы спасает лишь футболка, едва доходящая до бёдер, и чёрные боксеры. Сонхун отводит взгляд; как бы ему ни хотелось верить словам Хисына о том, что косметика ему не нужна, перфекционизм берёт над ним верх. Сонхун не возвращается к кровати, а, наоборот, отступает от неё, делая пару шагов вперёд к двери, ведущей к коридору на втором этаже дома.              Родители определённо ещё спят. Те не увидели смысла просыпаться в такую рань, потому что Сонхун справится самостоятельно со сборами на важнейший экзамен. Ступни в коротких белых носках бесшумно ступают по холодному полу. Сонхун заходит в освещённую ярким светом ванную комнату, взгляд не останавливается на душевой кабине, а сразу на отражении в зеркале.              Сонхун разглядывает сонное лицо в попытках увидеть несовершенства, которых у него огромное количество. Кончики пальцев ведут по тёмным синякам под глазами, и он пытается оторвать себя от отражения, чтобы не делать ещё больнее. Делает несколько шагов назад и на себя больше не смотрит, не желая портить настроение. Сонхун сбрасывает с тела одежду, словно балласт, и ступает в душ, открывая на себя напор тёплой воды.              Душ не занимает много времени, потому что он предпочитает поторопиться, чтобы определённо всё успеть. Полотенце обматывается вокруг талии, и Сонхун, будучи никем не замеченным, покидает ванную. Он мгновенно чувствует чужой взгляд, когда оказывается у себя в комнате около письменного стола, собираясь поднять с него несколько флаконов, наполненных светлой консистенцией. Пальцы настигают небольшой косметички, в которой лежит необходимый ему сейчас спонж. Доносится скрип кровати; шаги, направляющиеся к нему, заставляют напрячься, а впоследствии — и руки, обвивающиеся вокруг его талии и тянущие на себя. Сонхун не сопротивляется приятным прикосновениям, однако напряжение наполняет тело.              Он медлит, мечется между выбором: нанести косметику на лицо или довериться постоянным словам о его натуральной красоте от любимого человека. Руки только сильнее сжимают талию, притягивая к себе вплотную. Намёк слишком очевиден, но Хисын отпустит, если Сонхун сам этого пожелает. Рваный вздох срывается с губ, и взгляд бежит по столу, уставленному косметичкой и флаконами, а затем голова поворачивается к парню.              Сонхун выдерживает зрительный контакт и не двигается с места. В голове множество мыслей, и ему кажется, что все они не те. Попросту необходимо отбросить все свои сомнения о том, что он некрасивый без макияжа. Не скрытая никакой одеждой спина прижимается к груди, на которую лечь охота, но позволить это себе Сонхун не может — тянуть уже нельзя. Они оба тяжело вздыхают. Хисын отходит и даёт больше личного пространства, осознавая всю необходимость сборов. Но безмолвная поддержка всё же важна для них. Тело тает от неё безумно. Кажется, стоит лишь прикоснуться к нему ещё раз, так от него ничего не станет.              Сонхун достаёт любимую клетчатую рубашку из белого шкафа, не ему принадлежащую. И он знает, с каким взглядом на него смотрят: тот полон любовью и не скрытым обожанием. Приятная ткань ласкает кожу, когда оказывается на хрупких плечах и обхватывает грудь.              Он старается не сильно торопиться, однако его дрожащие пальцы выдают всё испытываемое волнение. Хисын, наблюдая за всем происходящим, решает помочь с одеждой, и ему вовсе не возражают. Сонхун расслабляется в руках и льнёт к груди, подобно кошке, мурчащей от лёгкого прикосновения. Отражение в зеркале показывает всё наслаждение, его глаза прикрываются, и он почти вновь отдаётся желанному сну, мешают лишь лёгкие поцелуи в фарфоровую шею.              Правда, теперь только он обладает правом кусаться в любой момент, когда захочется, и Хисын не возражает этому, позволяя делать со своим телом абсолютно всё, чего пожелает ненасытная душа его прекрасного возлюбленного. Сонхун доволен сим и не противится. Даже сейчас, когда с одеждой покончено, он поворачивается лицом к Хисыну, вызывая удивление.              — Ты уверен, что я сдам? — шепчет Сонхун, обвивая холодными ладонями шею, и притягивает ближе к себе. Горячее дыхание опаляет щеку, к которой он жмётся и намеревается поцеловать, но не делает этого, потому что волнение заполняет внутренности. Ему страшно, и температура тела это выдаёт с потрохами. — Хисын, а вдруг я не поступлю? — его голос поддаётся заметной дрожи. Кажется, что из глаз готовы рухнуть слёзы в любой момент.              — Ты же уже сдавал, почему ты сейчас настолько в себе не уверен, котёнок? — успокаивающе тянет по слогам, перебирая те так же, как и слегка влажные от воды волосы, в которые зарывается ладонь. Хисын старается улыбнуться, но не может, смотря на взволнованное лицо, заставляющее напрячься ещё сильнее.              — Потому что я боюсь подвести тебя, что будет означать зря потраченное время, и потому что сейчас от этого результата зависит всё, — продолжает шептать в явном нежелании повышать свой голос. Родители никаким образом не должны знать о его опасениях: ему страшно раскрывать свою душу им. А Хисыну можно абсолютно всё.              — Ты не подведёшь меня никогда, — Хисын, будучи совершенно не собранным и всё ещё в домашней одежде, наклоняется ближе. — Ты решаешь задания отлично, поэтому ты справишься, Сонхун, — дрожащие руки берутся в тёплые, спокойные ладони и покрываются лёгкими поцелуями, стараясь успокоить волнующийся разум.              Молчание повисает между ними. Комната заполняется причмокиванием поцелуев. Сонхун млеет и поддаётся подобной нежности, прикрывая глаза. Напряжение из тела уходит спустя нескольких соприкосновений губ с сахарной кожей. Поцелуи мажут по лицу и шее, и Сонхун довольно мурчит, отдаваясь в чужие крепкие руки, не способные оставить его в тяжёлой ситуации, ведь доверие между ними огромное.              Руки Хисына скользят по талии, скрытой под тканью рубашки, аккуратно и приятно сжимая. Сонхун самостоятельно льнёт ближе, чтобы оставить на сухих, ничем не увлажнённых губах короткий благодарный поцелуй, прежде чем отступить.              — Надеюсь на это, — только и произносит он. Правда, взор его снова обращается к письменному столу, только теперь не задерживается на нём, а, наоборот, опускается ниже, чтобы заметить лежащий на полу чёрный рюкзак.              Больше никаких слов не следует. Тишину прерывает лишь шорох рюкзака, накидываемого на спину. Сонхун, облокачиваясь на дверную раму, внимательно следит за тем, как домашняя одежда быстро сменяется на уличную. Светлая ткань льнёт к груди, и усилием воли получается заставить себя не пялиться на идеальный торс. Желание прикоснуться подавляет стремительно, грязная мысль явно не подходит напряжённой ситуации, в которой оставаться более не хочется.              Сонхун смотрит на то, как Хисын заканчивает переодеваться, протягивает руку и ожидает то, что её примут как можно скорее, ведь им нужно оказаться рядом со школой ближе к восьми утра. Однако Хисын медлит, осматривая себя в зеркале, и не понимает, что перенимает привычки своего же парня. С губ слетает смешок, вытягивающий из своеобразного забвения и заставляющий перевести взгляд в свою сторону. Сонхун перехватывает запястье улыбающегося Хисына и тянет на себя.              Время поджимает — время на телефоне упрямо твердит. Сонхун аккуратно вытягивает из комнаты, закрывая по привычке за собой дверь, и переплетает пальцы — это позволяет разделить спокойствие. Только никаким его мыслям, которые касаются Хисына и телячьих нежностей, не суждено сбыться. По крайней мере, сейчас.                     Сонхун примечает стоящую возле входа в школу знакомую фигуру, которая нетерпеливо переступает с ноги на ногу и держит в руках смартфон, явно печатая что-то важное — глаза быстро подмечают то, с какой скоростью движутся большие пальцы. Лишь спустя несколько шагов можно разглядеть парня, что наконец облокачивается на столб и кладёт на землю рюкзак. И, признаться честно, Сонхуну сделать так же желает безумно.              Ожидает его не кто иной, как Джейк, отложивший телефон — и тут же приходит ему уведомление о новом сообщении. Сонхун, решив, что отвечать уже нет смысла, поднимает взгляд от твёрдого асфальта к лучшему другу и машет ему рукой. На них смотрят несколько пар глаз, явно заинтересованных в том, с кем появился Сонхун. Правда, ему всё равно. Ладонь только сильнее сжимается и не отпускает чужую. Сонхуну не страшно осуждение других. Ему важно, чтобы на его стороне были лишь Джейк и Хисын, готовые защищать его, несмотря на отвратительный характер. Но он исправляться пытается всеми силами и решать возникающие проблемы сразу, а не убегать от них.              Сонхун старается не показывать свои волнение и тревогу, прячась за маской безразличия. Взгляд перебегает между Хисыном и лучшим другом, совершенно не зная, где его сосредоточить. Вниманием никого не хочется обделять, и Сонхун, вздыхая, прячет глаза в асфальте, боясь упасть из-за собственной неряшливости. Он попросту не хочет раскрывать свою тревогу в огромном масштабе, хоть и знает, что его поддержат.              Телу неосознанно жмётся к Хисыну, когда на улице дует лёгкий ветер, от неожиданной смены температуры кожа покрывается множественными мурашками. Они останавливаются рядом с фигурой лучшего друга, ждущего только их одних: остальные ученики начинают заходить в здание школы.              — Пойдём, Сонхун? — вопрошает Джейк, отталкиваясь от столба. Его рука настигает брошенного на землю рюкзака и поднимает, чуть отряхивая появившуюся пыль. Нет никакого приветствия, сразу переход к нужному, чтобы не тратить ещё больше времени. — Хисын, не забудь про своё обещание Джею.              Сонхун удивлённо смотрит то на Хисына, то на Джейка. На лицах их возникают непонятные ему улыбки, но ответа на немые вопросы не следует, и даже пытаться не нужно, чтобы услышать их. Эти взгляды невозможно не знать наизусть, поэтому остаётся надеяться, что ничего плохого они не подразумевают. Даже капли ревности не скользят медленно по венам: кто Сонхун такой, чтобы ревновать лучшего друга, встречающегося с Джеем, к собственному парню?              — Я не забыл, — произносит Хисын, позволяя недосказанности повиснуть во влажном воздухе. Он тянет Сонхуна в свои объятия и целует висок на глазах у стоящих около ворот учеников. И если Джейк привык к такому показу обожания, то другие определённо нет, особенно когда подобное делает их бывший учитель английского языка. Сонхуну задаться вопросом хочется: куда пропадают стеснение и страх целоваться при всех?              После сказанных слов он позволяет забрать из своих объятий Сонхуна, совершенно не сопротивляющегося, ведь некуда больше времени девать. Между ними произносится лишь тихое: «Люблю тебя». Он оставляет Хисына за школьным забором, который теперь и ограждает их друг от друга. Это всего на пару часов, но за время недолгих каникул появилось привыкание, из-за чего грусть и тоска наполняют юношеское тело.              Они входят в школу и смешиваются с учениками в коридоре, и тогда невольно, не подумав, Сонхун спрашивает:              — О каком обещании шла речь?              — Ты всё узнаешь, когда выйдешь с экзамена, — только и отвечает Джейк, не смотря в ответ. Эти слова не удовлетворяют потребность узнать, в чём же дело, и недовольство окрашивает его лицо, поэтому приходится добавить: — Ничего плохого, Сонхун. У Хисына есть сюрприз для тебя. Он вчера обещал Джею исполнить его. Остальное секрет, больше не скажу.              Сонхун пытается подавить желание закатить глаза, потому что ему не нравится вся эта таинственность. Ему хочется, чтобы ему рассказали всё: от начала и до конца. Однако Джейк решает молчать, и ничего с этим поделать нельзя. Не будет же повышать голос в коридоре, полном людей. Смириться необходимо попросту, правда, Сонхун сделать этого не может. К его волнению добавляется ещё и нетерпение, которое в состоянии испортить весь результат экзамена, поэтому и предаваться ему не стоит совсем. Он глубоко вздыхает, и это совершенно не помогает.              Аудитория находится на втором этаже, поэтому друзьям необходимо ненадолго расстаться. Шаги раздаются по лестнице, на удивление пустой, поскольку некоторые уже добрались до нужных им классов, и, сказать честно, его напрягает эта тишина. Сонхун желает покинуть здание и не возвращаться сюда больше никогда. Только не поддаётся своим навязчивым мыслям, понимая, что тогда точно подведёт и самого себя, и Хисына.              Как только весь контроль пройден, его запускают внутрь аудитории и Сонхун садится на данное ему место. Ноутбук, на котором скачана нужная программа, заранее включается, чтобы потом не тратить время. Сонхун скользит взглядом по окружающим; наверное, ему повезло, ведь знакомых лиц всего несколько, но и те смотрят на него удивлёнными глазами. Вероятно, слухи о поцелуе со стороны Хисына и о переплетённых пальцах уже дошли до всех в этой школе. Ему нет дела до чужих мыслей. Пусть думают всё, что их душам угодно. Сонхун, вздыхая в который раз, поправляет волосы, пытаясь привести в порядок испорченную укладку. Пальцы подрагивают от волнения, поддаваться ему непозволительно, иначе всё будет испорчено.              Стрелка часов медленно, будто целую вечность, подходит к половине девятого, означающей начало всего происходящего. Несколько слишком громких звонков ударяются об стены школьного коридора и только подтверждают возникающие в голове мысли. Экзамен начался.                     Как только он покидает абсолютно душное фойе, его встречают яркие лучи солнца, успевшего дойти до зенита за жалкие два часа, проведённых в школе. Веки прикрываются сами собой. Сонхун глубоко вдыхает, прежде чем выдохнуть ртом и пересилить собственное тело, упорно отказывающееся ему подчиняться из-за жары. Он так и остаётся стоять около входа в школу, пытаясь прийти в себя после нахлынувшего на него стресса. Однако ничего изменить уже не получится — только ожидать результатов, чтобы подать заявление в университет.              Телефон в кармане брюк вибрирует от приходящего на него нового уведомления. Пальцы аккуратно вытаскивают его, взгляд в следующую секунду падает на экран и видит несколько уведомлений. Правда, интересует лишь одно — от Хисына. Сообщение в мессенджере говорит, что Хисын на парковке и ждёт его. Неужели обещание Джею означает их поездку куда-то?              Больше медлить Сонхун не желает и перебегает по асфальту к парковке. Обычная маска невозмутимости пропадает, и всему виной Хисын, способный заставить забыть о всех придуманных личностях, которые не позволяют ему выказывать эмоции. Глупая, но настолько влюблённая улыбка плывёт по его губам от того счастья, что он испытывает в их отношениях.              Как только он подмечает знакомую марку автомобиля на парковке, хочется сорваться с места, однако шаги замедляются, потому что возникает внезапная мысль подразнить любимого парня и оттянуть встречу, взбалтывая их чувства. Правда, игра его заканчивается быстро, не успев даже начаться.              Дверца чёрного автомобиля открывается медленно, и в поле зрения попадает каштановая макушка, а затем и сам Хисын, держащий в руках букет белых гортензий. Сонхун замирает от шока, его ноги словно прирастают к асфальту, пока к нему приближаются. Вместо каких-либо слов Хисын сокращает расстояние между ними и укладывает руку на хрупкую талию, притягивает к себе, и единственным препятствием становится прекрасный букет.              — Джей сказал мне, что я слишком редко вожу тебя куда-то, — Хисын первым прерывает устоявшуюся между ними комфортную тишину. Сонхун наконец-то переводит свои кошачьи глаза с цветов на парня. — И почти не дарю тебе подарки, — шепчет Хисын, наклоняясь ближе к лицу. На щеках Сонхуна появляется такой привычный румянец, скрыть который не получается никак. Их близость лишает возможности прикрыть лицо и спрятаться от набегающего смущения. — Поэтому я и пообещал ему, что свожу тебя на свидание.              — Мне достаточно и твоего присутствия рядом. Я же больше ничего не прошу, Хисын, — слова слетают с губ вяло, едва различимо. Сонхун поднимает взгляд и аккуратно принимает букет. — Не сравнивай наши отношения с другими, правда. Если у Джея есть возможность, то пусть ей пользуется, а мне хватает только тебя, — смущённая улыбка ползёт по его губам.              Поцелуй выходит слишком приторным, будто кожа сделана из сахара. Нежность окружает их, и весь мир перестаёт иметь какое-либо значение, когда существует Хисын, целующий его и не отпускающий, словно готов в любой момент приняться его защищать от наплыва навязчивых мыслей и слишком заинтересованных людей. Сахарный момент оставляет после себя приятное послевкусие на губах. Сонхун делает шаг назад и укладывает пальцы на ладонь, всё ещё лежащую на его хрупкой талии. Безмолвное приглашение, которым беспременно пользуются.              Хисын заключает пальцы в замок и подносит их к губам, покрывая костяшки трепетными поцелуями, благодаря которым тело таять начинает. Его глаза прикрываются в желании ощутить всё более ярко. Сонхун хочет предаться собственным эмоциям, хлыщущим с огромной силой, ведь Хисын — причина его схождения с ума. Но этого сделать не позволяют, возвращая обратно к себе. Горячее дыхание ощущается над самым ухом и посылает приятные мурашки по всему телу.              — Люблю тебя, — раздаётся наконец-то, и Сонхун сдаётся под шёпотом, утягивающим в приятную бездну чувств, противиться которым даже не возникает в его мыслях. Хисын зарывается длинными пальцами в волосы и срывает нечто похожее на мурчание. — Ты прав, Сонхун, — поцелуй приходится на мочку уха, перед тем как отстраниться и прекратить окружающую их нежность, потому что из здания выходят ученики.              Сонхун делает шаг вперёд, опережая Хисына, идёт в сторону припаркованного автомобиля и ведёт за руку. Он тянет на себя верцу, держа в руках букет, который через несколько мгновений оказывается на коленях, а сам он — на пассажирском кресле. Сонхун рассматривает белые гортензии и вдыхает их приятный цветочный аромат, в то время как Хисын садится рядом, а его губы соприкасаются с бритой щекой.              Пусть он не смотрит на других учащихся, но почему-то кажется, что в их взглядах сочится удивление, смешанное с отвращением. Только не позволяет себе думать об этом, сосредотачиваясь на губах, скользящих к его собственным, только Сонхун игриво отворачивает голову, не исполняя желанное.              — В любом случае, я отвезу тебя в кафе, — шепчет Хисын и этим застаёт врасплох. Это и даёт возможность наконец полноценно поцеловать искусанные из-за нервов губы. Хисын, осознавая, что за ними могут наблюдать, не позволяет поцелую затянуться надолго. Он со вздохом отстраняется и, пока Сонхун сидит в шокированном состоянии, заводит автомобиль.              — Я же сказал, что тебе не нужно подстраиваться под чужие отношения, Хисын. Мне и так нравится проводить с тобой время, — произносит Сонхун несколькими минутами позже, когда находит в себе силы на ответ. Его взор отрывается от цветов, до безумия привлекательных, и направляется к Хисыну. Сначала ползёт по ладоням, обхватывающим руль, затем — по предплечьям, прежде чем остановиться на прекрасном профиле лица, на которое целую вечность можно смотреть. — Хисын, поехали к тебе. Я могу попить кофе и у тебя. Не нужно тратить деньги, — на одном лишь выдохе слова проговариваются Сонхуном. Он настигает бедра и укладывает ладонь на него, чтобы вывести из полной концентрации, за что поплатиться может с лёгкостью.              — Ты уверен? — шепчет Хисын. Его тело заметно расслабляется под весом ладони на бедре. Он не отрывает взгляда от дороги, но уверенно продолжает: — Сонхун, мне не тяжело купить тебе десерт, но если ты хочешь ко мне, то поехали.              Сонхун вздыхает с облегчением — он вышел чистой воды победителем. Его спина расслабляется и соприкасается со спинкой сиденья. Минутой позже пальцы начинают выводить незамысловатые узоры на ляжке. Хисын лишь вздрагивает, но не останавливает ни на секунду, предпочитая таять под его прикосновениями. Это заставляет улыбнуться. Когда автомобиль останавливается на светофоре, поцелуи сыпятся по самому идеальному лицу в мире. Сонхун к губам не прикасается, решая чуть подразнить и не отвлекать от дороги, ведущей к родной квартире. Тревожные мысли его больше не настигают, потому что рядом присутствует человек, способный успокоить от всего на свете. Виды, вырисовывающиеся за окном, более не имеют никакого значения.       Главное, что существует Хисын.              Оставшаяся дорога тянется будто вечность. Он пытается отвлечь себя, общаясь с Джейком, интересующимся об обещании. Нет никакого смысла врать, да и не смог бы, если дело касается лучшего друга. Все сообщения отражают в себе чистейшую правду: его никуда не повезли, потому что он сам не захотел. Омрачать репутацию Хисына нет стремления, поэтому и Сонхун виной всему сам. Он тот, кто отказался от предложения.              Раздражение медлительностью появляется в нём, и даже не пытается быть скрытым. Ладонь сжимает бедро с проявлением некоторой силы, вытягивающей Хисына из забвения расслабленности. Может, это всё неправильно? Возможно, но эмоции берут над подростковым разумом верх. Невозможно сосредоточиться ни на чём, когда единственное, чего Сонхун желает, — это прикосновения к его телу; впоследствии он успокоится и выдохнет с облегчением, когда желанное окажется полученным.              Сонхун ждёт лишь момента, когда автомобиль остановится и когда они окажутся на прохладной подземной парковке. Рваный вдох выдаёт всё раздражение возникшей ситуацией. Ладонь возвращается на своё привычное место, подле Сонхуна. Он прячет свой взгляд в высоких зданиях, появляющихся за окном, чтобы скрыть оставшиеся эмоции и не испортить что-то своим настроением. Он пытается подавить своё желание касаться Хисына всеми возможными способами, но пока испытывает лишь одну ломку, которую необходимо скрыть. Сонхун не должен быть зависимым настолько, но мысли о неправильности не посещают его, что поощряет продолжать хотеть касаться каждую секунду.       Это всё тактильный голод.              Автомобиль медленно движется по направлению к подземной парковке жилого комплекса. Он совсем не следит за тем, что происходит. Обещание, данное обсуждать все возникающие между ними проблемы, оказывается на волоске от нарушения. Неправильность этого быстро настигает его. Сонхун начинает осознавать, что нужно поговорить и что его никак не могли бы коснуться, пока они ехали. Пора прекращать вести себя подобно ребёнку при возникновении малейших проблем.              Собственная вольность совершается раньше осознания этого. Без какой-либо задней мысли Сонхун оказывается на коленях, которые так привлекательно выглядят, и оставляет букет гортензий на пассажирском сиденье. Сердце начинает биться в страшном ритме, будто готово выпрыгнуть из груди в любой момент. Их взгляды пересекаются в ярком свету, попадающему в салон автомобиля через окна, и Сонхун замирает под удивлённым взором, не зная, что ему предпринять дальше: прильнуть ближе для получения желаемых прикосновений или облокотиться на руль, чтобы поговорить. Как бы он ни склонялся к первому варианту, сердце, так и не прекращающее свой бешеный ритм, твердит ему второй.              — Я раздражён по такой идиотской причине, — произносит вместе с нервным смехом. Скидывает пряди, падающие на лоб и глаза, чтобы зрительный контакт ни на секунду не прерывать. — Из-за невозможности тебя обнять и поцеловать я начал это всё. Это глупо, потому что я понимаю, что ты занят дорогой и кто я такой, чтобы требовать внимание, когда ты ведёшь машину?              — Я уже привык к твоему внезапному тактильному голоду, — звучит практически сразу. Мысли не успевают устаканиться в голове Сонхуна. — Он у тебя слишком часто, Сонхун, — проговаривает Хисын, прежде чем совершить долгожданное действие, заключающееся в расположении рук на хрупкой талии. — Я не злюсь. Наоборот, очень рад, что ты перестаёшь прятать от меня свои негативные эмоции и говоришь сразу. Я безмерно ценю это, Сонхун, — последние слова звучат шёпотом, но больше всего находят отражение в сердце парня.              Тишина вновь приобретает комфортный оттенок, которым наслаждаться можно безгранично. Спина отрывается от неудобного руля, грудь прижимается к чужой, добавляя интимности в их мягкую атмосферу. Разговор дальше совершенно не нужен: слова им известны. Сонхун бы произнёс клятву в любви — её нельзя подвергнуть никаким сомнениям.              Нос утыкается в надушенную одеколоном шею и ведёт по яремной вене, вдыхая приятный аромат чего-то очень похожего на персик. Запах делает самого Хисына ещё более сладким, поэтому и не хочется отлипать от него. Осознание того, что этого мало, настигает его быстро, поэтому в дело идут руки, скользящие по предплечьям, пока губы находят сахарную кожу, принимаясь покрывать её поцелуями, заставляющими тело млеть. Всё-таки приятно осознавать, что они оказывают друг на друга один и тот же результат.              Сонхун целует с необычайной нежностью и вливает все накопившиеся чувства в каждое соприкосновение мягких губ. Ладони скользят к сильным плечам, за которые ухватываются как за спасательный круг, способный вытащить из любой проблемы, и остаются там, перебирая ткань под собой, чтобы ощущать больше тактильного контакта, которого он так желал и из-за которого поддался раздражению, к счастью, быстро отступившему и не вызвавшему никаких серьёзных проблем.              Тело только прижимается вплотную, и ему кажется, что его сердце начинает трепетать от испытываемой близости, никем не прерываемой. Сонхун завлекает в чувственный поцелуй, ощущая, как по рукам проходит лёгкая дрожь нетерпения. Только внимания не обращается на неё, позволяя той стать сильнее от всё новых и новых нежнейших поцелуев. Сонхун даёт забрать любимую инициативу и вложить больше чувств в последующие соприкосновения губ. Он льнёт, как кошка, предаваясь дрожи, распространяющейся по всему телу.              А всему виной один лишь Хисын, только продолжающий прижимать к себе, потому что прекрасно осознаёт, какое воздействие на Сонхуна необходимо оказать, чтобы тот сдался во власть сильных рук и растаял в хватке, наслаждаясь приятным процессом. Лишь бы тот не имел свойство заканчиваться. Он сильнее хватается за плечи, пока его продолжают целовать. Тактильный голод проходит, но Хисын никуда не пропадает и остаётся с ним, продолжая ублажать подростковую душу.              Сонхун теряется в своих чувствах, когда поцелуи скользят по шее. После них ощущается лишь их призрачное присутствие, никак не сравнимое с настоящими губами, которые невозможно не любить. Он чувствует себя как принц, обладающий самым важным для него — любовью. Его обожают и показывают это изо дня в день. Хисын прекрасный парень, и в этом Сонхун старается ему соответствовать.              Голова внезапно задирается, чтобы открыть вид на фарфоровую шею и вытянуть из ненужных мыслей. А всё благодаря пальцам, успевшим зарыться в коричневые волосы, пока забвение настигало его. Однако Сонхун не сопротивляется им и позволяет новой волне трепетных поцелуев обрушиться на нежную кожу, на которой каждая отметина остаётся на продолжительное время.              Губы раскрываются и позволяют нескольким рваным вдохам сорваться, перед тем как всё заканчивается так же стремительно, как и началось. Сонхун чувствует настигающее его разочарование, но то быстро уходит, сменяясь рациональностью: их всё ещё может заметить кто угодно, а Хисын до сих пор полностью не привык к тому, что им больше не нужно скрываться от людей. Затуманенный разум быстро возвращается в норму, и сам Сонхун принимает уверенное решение отодвинуться совсем на чуть-чуть, чтобы создать между ними небольшое расстояние.              Секундная тишина накрывает их и тут же исчезает, когда с губ Хисына срывается смущённый смех. Сонхун моментально понимает, что становится этому причиной: парень позволил эмоциям взять над собой верх и целовать так, как делает это только в одиночестве и с полной уверенностью, что за ними никто не наблюдает. Значит, прогресс виден на лицо. На губах возникает улыбка, которую тут же целуют, не прилагая каких-либо усилий, чтобы углубить поцелуй. Простое соприкосновение на долю секунды, но оставляет столько приятных ощущений.              Хисын берёт ладони Сонхуна в свои, чтобы начать поглаживать костяшки пальцев и чтобы унять дрожь, так и не прекращающуюся из-за переполнения чувствами, что происходит достаточно редко. Сонхун не позволяет себе показывать полный спектр эмоций перед людьми и упорно их прячет за своей любимой маской безразличия, которую разрушить смог только Хисын. Ему не хочется, чтобы им кто-либо воспользовался. В этом и заключается причина, известная нескольким людям.              Мгновения тянутся вечностью, и наслаждение этим не скрывается совсем. Сонхун тонет в карих глазах, на дне которых теплится одна лишь нежность, показываемая ему одному. Хочется побыть в моменте чуть дольше дозволенного. Правда, из него вытягивает приятный, наполненный обожанием голос.              — Какого цвета у тебя будет костюм на выпускной? — произносит Хисын и разрывает прекрасное соприкосновение рук, чтобы уложить их на тонкую талию и вновь притянуть к себе. Сонхун вздыхает рвано и ощущает всем телом дрожь. — Сонхун.              — Белый, — его веки сами собой опускаются, а длинные ресницы подрагивают. Его голова поддаётся вперёд слегка, и оба лба соприкасаются. Сонхун уже не особо понимает, что им движет, но решает не придавать этому значения. — Ты хочешь парные?              — Хочу, — улыбается Хисын, — ещё хочу потанцевать с тобой медленный танец на выпускном, — продолжает тянуть медленно слога, остающиеся на краях сознания. Сонхун тяжело вздыхает и разрывает чувствительный зрительный контакт из-за нахлынувшего смущения. Пальцы даже настигают ручки дверцы и собираются потянуть за неё, чтобы избежать всего происходящего. Только запястье перехватывают внезапно, останавливая какое-либо действие. — А после окончания выпускного я повезу тебя к себе.              И именно эти слова становятся конечной точкой его смущения. Румянец ползёт по щекам, а скрыть не получается никаким образом, поэтому Сонхун находит своё укрытие в изгибе шеи своего парня. Грязные мысли настигают его голову, и тело обмякает в сильных руках. Сонхуну грудь сдавливает, и дышать не предоставляется возможным. Если Хисын продолжит шептать свои планы, то он определённо останется в салоне автомобиля в нежелании покидать его из-за тесноты в брюках. К счастью, последующих слов не слышится. Только неозвученное намерение остаётся висеть в воздухе. И Сонхун не желает о нём думать.              Дыхание не пытается вернуться в норму из-за поглаживаний, приходящихся на спину. Пальцы ведут по позвонкам и медленно пересчитывают их. Именно эта неторопливость посылает новую волну, наполненную удовольствием, по всей коже, покрывающейся россыпью мурашек. Сонхун тает окончательно и собирается отдаться навстречу приятным ощущениям, которым противиться пытался под страхом быть замеченным. Но Хисын забывается, поэтому и он следует его примеру.              

***

             Время до выпускного пролетает быстро. Мысль не укладывается в голове, что у него будет партнёр, который заберёт его и предстанет перед всеми, не боясь чьего-то осуждения, выраженного со стороны. Сонхуна настигает неприятное волнение все оставшиеся часы до знаменательного события в его жизни. То лишь означает выпуск из школы, но всё равно имеет безумно важное значение для него, так как официально он не появлялся нигде вместе с Хисыном.              Смокинг висит на белой пластиковой вешалке, железный конец которой закреплён на стуле. Взгляд Сонхуна ползёт по ткани уже в бесчисленный раз на поиск каких-либо складок. Ему лишь хочется выглядеть идеально. Не находя чего-то выбивающегося на смокинге, Сонхун облегчённо вздыхает и решает, что лучше отвлечься на что-то.              Сегодня он поддаётся искушению, производимому по отношению к нему со стороны лежащей на деревянном столе косметички. Тело, сидящее до этого момента на удобном матрасе, покрытым тёмной простынёй, пересаживается за стол. Сонхун достаёт только самое нужное: основу для макияжа, консилер и персиковый тинт, который сотрут губами очень быстро, поэтому его придётся взять с собой. Он не тратит много времени на то, чтобы замазать тёмные синяки под глазами.              Телефон на столе начинает вибрировать от приходящих на него сообщений. И кто ему решил написать? Сонхун, тяжело вздыхая, отрывается от зеркала, где видны все недостатки. Взгляд направляется на загоревшийся экран телефона, всё продолжающий вибрировать. Джейк желает узнать о его планах после выпускного. Без каких-либо раздумий отвечает истину, не скрывая её от близкого человека. Правда, несколько тревожных вопросов проскальзывает в сообщениях Сонхуна.              Слова Хисына о том, что он заберёт его к себе в квартиру вечером, не оставляют ни на секунду. Его намерения известны давно, но Сонхуну хочется убедиться абсолютно во всём, чтобы его первый секс не был испорчен. Джейк понимает в этом лучше, поэтому и вопросы все адресуется ему одному. Пальцы практически летают по клавиатуре, нажимая на буквы, превращающиеся в слова несколькими мгновениями позже. Короткие вздохи сопровождают его, разрушая тишину в уединённой комнате. Даже появление матери, решающей узнать о его степени подготовки, заставляет вздрогнуть меньше, чем мысли о вечере в компании Хисына.              Разговор не затягивается надолго. Сонхун всё скидывает на то, что ему нужно собираться скорее, чтобы не опоздать и выйти вовремя. Поэтому мать, быстро сдаваясь, покидает комнату и оставляет в одиночестве. Сборы вновь продолжаются, но уже в более ускоренном темпе. Кажется, что только Сонхун один волнуется, в отличие от Хисына, отправляющего ему сообщения, наполненные явной любовью, в которой потонуть попросту хочется и из-за которой забыть абсолютно про все принципы хочется. Правда, пока на это он не готов.              Сонхун и так перестал краситься в повседневные дни, понимая, что обладает красотой, сводящей с ума Хисына, твердящего постоянно об этом. Он сам начинал верить в сказанные слова и принимать собственную внешность без какой-либо косметики. Изменения происходят определённо. И все в хорошую сторону, что не может не радовать.              Время тянется очень медленно, смокинг уже давно надет. Сонхун укладывает волосы в тысячный раз, потому что не может понять, как ему больше нравится. Сдаваясь и находясь в состоянии потерянности, он вновь настигает своего телефона и делает несколько фотографий, прежде чем отправить их Джейку, который должен определить, какой вариант лучше. К счастью, ответа не приходится долго ждать.              Лучший друг выбирает самый последний вариант. Сонхун слушает совет друга и оставляет свои волосы чуть-чуть волнистыми. Галстук-бабочка дополняет весь образ и выделяется среди белого цвета. Фотографии Хисыну не отправляет, решая оставить некую интригу перед их вечерней встречей, хоть тот и прислал ему свой образ, сражая наповал своею неземной красотой. А он намеренно этого не сделает. Сонхун улыбается сам себе с осознанием того, что совсем скоро они увидятся.              И влюбятся вновь, становясь в который раз жертвами своих настоящих чувств, ничем и ни от кого не скрываемых. Хочется с уверенностью назвать это любовью, что он и сделает этим вечером, забывая о чьём-либо присутствии. Сонхун сдаётся под напором эмоций и медленно отходит от зеркала. В голове возникают множественные мысли, суть которых не самая чистая. Подростковый разум сам даёт о себе знать, и сбежать от самого себя у него никогда не выйдет.              Сонхун проверяет время на телефоне каждые несколько минут, потому что ему кажется, что проходит целая вечность, прежде чем долгожданное сообщение появляется в строке уведомлений. Хисын пишет ему, и волнение приливает к нему. Он так ждал, а в итоге начинает нервничать в самый ответственный момент. До слуха доносится стук во входную дверь, и почему-то появляется желание спрятаться от всего на свете. К ногам приливает свинец, и шаги становятся неимоверно тяжёлыми. Правда, Сонхун это скрыть пытается, передвигаясь медленно. В последний момент он вспоминает про телефон, лежащий всё ещё на тёмной простыне, и подхватывает корпус, перед тем как покинуть уютную комнату.              Шаги отдаются по лестнице громким стуком благодаря маленькому каблуку, находящемуся на обуви. Впервые за долгое он носит не какие-нибудь кроссовки, что удивляет, кажется, всех. Как только он спускается на первый этаж, его взгляд моментально направляется на Хисына, не медлящего совершенно: рука проделывает в воздухе дугу и оказывается протянута, приглашая положить фарфоровую ладонь в его собственную. Сонхун, боковым зрением подмечая взгляды родителей, ожидающих следующих действий и держащих фотоаппарат для запечатления памятного момента, не раздумывает долго над предложением.              Он совершает изящный шаг навстречу Хисыну и принимает его руку. Сам расплывается во влюблённой улыбке, присущей только идиотам, которые погрязли в бездне любви и не пытаются из неё выбраться, и за ним повторяют, подтверждая мысли. Тыльная сторона ладони подносится к увлажнённым бальзамом губам, чтобы оставить на коже трепетный поцелуй приветствия. Душа растаять собирается моментально, но Сонхун не позволяет себе этого при родителях. Те не должны знать, как он слаб перед своим собственным парнем.              — Ты примешь мой подарок, Сонхун? — шёпот, льющийся с прекрасных губ, затмевает душу и отправляет приятную дрожь, бегущую по позвоночнику. Хисын делает ещё один шаг вперёд и стирает между ними образовавшееся с самого появления парня расстояние. И только сейчас Сонхун подмечает одну из двух искусственных роз, прикреплённых к воротнику костюма, практически идентичному его собственному. Он моментально кивает, одобряя ношение достаточно важной вещи.              Как только Хисын видит согласие, предстающее перед его глазами, пальцы аккуратно отстёгивают цветок от ткани и закрепляют его на пиджаке практически в том же месте. Сонхун внимательно следит за всем действием и благодарно целует бритую щёку, когда всё начинает смотреться идеально, как он обожает. Это знают абсолютно все, кто близко с ним общается. Именно в момент соприкосновения губ с кожей слышится первый щелчок камеры, моментально вытаскивающий из забвения.              Голова Сонхуна поворачивается в сторону матери, которая лишь улыбается на смущение, появляющееся на лице сына. Она и отец, стоящий подле неё, выглядят достаточно счастливыми, поэтому и делают ещё целое множество фотографий, остающихся на памяти фотоаппарата. Перенести их не составит никакого труда, но Сонхун сейчас определённо не хочет тратить на это время: у него есть дела намного важнее. Например, тонуть в своей любви и оказаться в обожаемой им квартире после знаменательного вечера.              Сонхун с улыбкой прощается с родителями и покидает прихожую дома, держа Хисына под руку, чтобы не разрывать такой желанный физический контакт, насладиться которым он успевает ещё, потому что вся ночь впереди, но его это не волнует, поэтому и касаться продолжает. Обычно на выпускной заказывают огромный лимузин, аренду которого делят пополам. Правда, его отсутствие не смущает совершенно: так даже лучше, потому что помешать никто не сможет разговорами. Сонхун любит тишину, когда он рядом с любимым человеком, хоть и есть некоторые исключения. Например, сегодняшний вечер и встречи с друзьями.              Волнистые пряди скользят по лицу и скрывают обзор. Правда, самостоятельно убрать их не позволяют. Хисын, останавливающийся на полпути от автомобиля, припаркованного как всегда напротив дома, призывает последовать его примеру одним лишь сжатием ладони, которую так и не выпускает. Сонхун подчиняется без какого-либо промедления и поднимает свою голову, чтобы хоть как-то заметить парня в темноте опускающейся ночи.              — Ты выглядишь прекрасно, — мягкие подушечки пальцев соприкасаются с кожей и аккуратно убирают пряди, прячущие за собой красивые карие глаза, пока слова восхищения продолжают произноситься настолько тихо для других, но настолько громко для Сонхуна. — Ты не хотел присылать мне фотографии своего образа, потому что понимал, что лучше всего сохранить интригу и что у меня появится желание опуститься на колени перед тобой? Я бы молился тебе как самому настоящему Богу, спустившемуся с небес и ставшему моим парнем, — слова льются потоком, и с каждым новым загоняют в краску ещё больше. Только Сонхун не думает останавливать, желая услышать дальнейшие мысли. — Я тебя так люблю.              Хисын, находящийся в состоянии, когда терпение покидает его вовсе, что несвойственно ему, аккуратно наклоняется к его лицу и оставляет на них приятный поцелуй, который не длится долго из-за страха испортить косметику, покрывающую губы. Сонхун тает в некрепких объятиях и отдаётся своим чувствам, предпочитая упасть на подрагивающие колени вместо Хисына. Только его останавливают и придерживают за аккуратную талию.              — Ты сводишь меня с ума, — произносит Сонхун. Его коленки подрагивают и еле удерживают на твёрдой земле. Правда, зрительный контакт не разрывается, потому что выдержать его хочется чуть дольше. Они не виделись по ощущениям вечность, поэтому это время хочется залатать одной лишь встречей глаз. — Ты очень красивый, Хисын, — шепчет он. Ладони обвивают шею и поглаживают мягкую кожу большими пальцами.              — Ты тоже, — Хисын повторяет тем же тоном и млеет от простых прикосновений, наполненных одной нежностью и обожанием. Он притягивает Сонхуна ближе к себе и утыкается в изгиб его шеи. Одеколон моментально оседает в воздухе и становится причиной поцелуя, приходящегося на подбородок. — Я могу обнимать тебя весь вечер, но нам надо ехать, — Хисын произносит и первым делает шаг назад, разрывая желанный тактильный контакт.              Однако Сонхун не спорит и понимает, что его парень прав. Он лишь кивает и рассекает маленькое расстояние до автомобиля, за дверцу которого аккуратно тянет, прежде чем оказаться внутри. Пальцы скользят в карман белых брюк, и ткань приятно лижет кожу. Его намерения слишком очевидны для Хисына, садящегося рядом с ним на водительское сиденье. Алюминиевый корпус достаётся стремительно, и боковая кнопка оказывается нажата. Сонхун открывает камеру и делает несколько снимков для неё. Правда, самым неожиданным становится действие, принадлежащее Хисыну. Тот укладывает руку на подбородок и целует его увлажнённые губы.              Хисын, аккуратно забирая телефон из рук, успевает запечатлеть на камеру их внезапный поцелуй. Он дразнит намеренно и отстраняется в последний момент, когда поцелуй хочется углубить. Тинт оказывается размазан, но Сонхуна это не особо волнует. Необходимо только подправить аккуратно, чтобы исправить всё. Приложение продолжает быть открытым, когда Сонхун вытирает тон, распространившийся за пределы губ.              Ладонь находит своё место на бедре Хисына и сжимает его слегка. Дразнит в ответ и не пытается этого даже скрывать. Расслабление тут же настигает его, потому что рядом с ним есть человек, способный обеспечить ему безопасность. Сонхун предпочитает молчать всю небольшую дорогу до школы, где каждый год проходят подобные мероприятия, осознавая, что поговорить они смогут и позже. По мере приближения к большому зданию в поле зрения попадает большое количество учеников, идущих под руку друг с другом. Все они одеты празднично: длинные красочные платья до колен, в некоторых случаях даже до лодыжек, и туфли на каблуке у девушек, чёрные смокинги на парнях и обувь на высокой подошве, практически такой же, как у Сонхуна.              К одному лишь выводу приходит он: они с Хисыном будут слишком выделяться на фоне всех пришедших. В любом бы случае это было, однако теперь проявится ещё больше. Только не волнует совсем. Сонхун хочет провести этот вечер в комфорте, поэтому и собирается игнорировать все удивлённые и даже косые взгляды.              Автомобиль заезжает на парковку, на которой и простоит несколько часов точно. Взгляд Сонхуна прикрепляется к одному находящемуся в салоне человеку и не собирается отлипать от него в ближайшие минуты точно, пока они продолжают находиться в сидячем положении. Хисын лишь улыбается и не высказывает никакого недовольства по отношению к чужим действиям. Его губы только оставляют неизвестный по счёту поцелуй, оказывающийся на костяшках пальцев.              Сонхун не смущается больше. Такие невинные, детские прикосновения губ вызывают одной глупую и влюблённую улыбку, похожей на ту, что постоянно возникает на лице Хисына в его присутствии. Неужели они могут настолько влиять друг на друга? Сонхун находит это удивительным, поэтому все последующие поцелуи наполняются бескрайней нежностью, вызывающей только положительные эмоции. Вовсе забывается про косметику, нанесённую на покрытые маленькими трещинами губы, и тон остаётся на сахарной коже, которую распробовать безумно хочется.              Правда, мысли, настигающие его в один момент, оказываются сначала отодвинуты на края сознания, а затем и вовсе отвергнуты. Сонхун осознаёт, что вечность сидеть в салоне они не могут. Это при условии, если они безумно хотят провести время среди подростков, пригласивших своих партнёров на выпускной. А его желание посетить вечер, которого он так ждал, не уменьшается никак. Именно поэтому им пора выдвигаться, чтобы не опоздать.              Хисын, первый приходящий в сознание, смотрит на Сонхуна, расплывшись в довольной улыбке, перед тем как открыть дверцу автомобиля и войти в объятия слегка прохладной ночи. За ним внимательно наблюдают, и никакое действие не остаётся утерянным. Парень стремительными шагами обходит капот и оказывается около дверцы, ведущей, очевидно, к Сонхуну, ведь без него невозможно уйти куда-либо и ведь Хисын понимает, что при его отсутствии будет неинтересно.              Рука протягивается и приглашает окунуться в ночь, способную укрыть их от чужих глаз. Сонхун не раздумывает долго, а точнее совсем этого не делает, и принимает протянутую ладонь уже во второй раз за вечер, потому что так твердит ему сердце, которому он безотказно доверяет. Дверца автомобиля закрывается и перекрывает какой-либо путь отступления. Хисын растопыривает пальцы, и предложение оказывается понятым без лишних слов. Секундное переплетение, но слишком приятное.              Сонхун несколькими мгновениями позже чувствует ладонь, обвивающую его талию, и расплывается в улыбке, свидетельствующей уж о слишком огромном удовольствии. Ему нравится происходящее, поэтому и тонет в нём, не отдавая себе отчёта в этом. На вибрирующий телефон не обращает никакого внимания: всё время уделяет Хисыну, довольному такому исходу событий. Касаться его хочется целую вечность, что он и сделает, как только они окажутся за дверьми родной квартиры. Хоть и страх небольшой остаётся, но уже в меньшей степени, ведь доверие к парню огромное.              Их шаги не выдают их торопливость — её попросту нет. Момент уединения растягивается максимально. Даже подростков, идущих в здание школы по её двору, становится всё меньше. И те, кто замечает их пару, удивляются. Но Сонхуну нет никакого дела: он не теряет свою невозмутимость и не замедляет шага, сохраняя его всё таким же неторопливым.              Хисын ведёт его и делает самым счастливым человеком на свете. Кто угодно может поспорить с ним, но закончит проигравшим. Счастье явно отражается на его лице, а любовь плывёт по его венам, как кровь, которая подпитывает его с каждым днём всё больше. Сонхун тает и льнёт ближе к телу, источающему тепло. Расслабление не отпускает его ровно до момента, пока они не настигают огромного спортивного зала, специально украшенного для выпускного вечера.              Каблук, стучащий по поверхности, отдаётся гулким звуком по ней. Только Сонхун прячет свои глаза в профиле своего парня, предпочитая не уделять внимание всем взглядам, направленных на них одних. Бывший учитель со своим учеником. Удивительная картина для большинства, не видевших их в день сдачи экзамена. А Хисына это ни капли не смущает, ведь он был первый, кто позволил себе показать абсолютно все чувства. Он ведёт за собой мимо всех, в том числе и бывших коллег, видимо, подмечая стоящих около стола с закусками Джейка и Джея.              Сонхун не сразу понимает направление их движения, однако быстро теряет растерянность, отражающуюся на его красивом лице. Скорость, с которой идёт Хисын, быстро подхватывается, и они идут в шаг. Он не чувствует стыда за то, что не ответил на сообщения лучшего друга (Сонхун попросту уверен, что присланные на телефон уведомления были с его стороны), потому что предпочитал провести время с любимым человеком.              — Я думал, вы уже не придёте, — подмечает Джей, решающий самостоятельно завести разговор, а иначе они бы так и молчали, чувствуя все взгляды на них. А когда слышатся голоса друзей, то становится легче игнорировать абсолютно всё. — Вы задержались на минут пятнадцать.              — Родители Сонхуна хотели сделать больше фотографий, — отвечает Хисын, совершенно не боясь практически врать другу в лицо. Хоть сказанное и является отчасти правдой, но не полной. Правда, его моментально выдаёт глупая улыбка, плывущая по всему лицу, и взгляд, обращённый на Сонхуна. Он тянет подростковое тело ближе к себе, показывая всем наблюдающим, что совсем не смущен происходящим.              — А потом я захотел побыть в одиночестве с Хисыном ненадолго, — голос Сонхуна больше похож на шёпот, потому что у него всё ещё отсутствует какое-либо желания того, чтобы их слушали и смотрели лишь на них. Он практически расслабляется в чужих руках, однако именно в этот момент их объятия, наполненные комфортном, разрываются из-за подходящих к ним учителей, явно желающих поговорить с Хисыном.              Сонхун отступает на шаг моментально, решая не противиться чужой воле поговорить с людьми, с которыми он давно не виделся. Внезапно вспоминается их разговор, а затем и слова, заключающиеся в том, что учителя спрашивали об их взаимоотношениях. Может, именно поэтому его не настигает какая-либо тревога. И Хисына он отпускает со спокойной душой, а сам слегка облокачивается на стол, устланный закусками и напитками. Даже не смотрит в сторону парня, полностью доверяя ему.              Его втягивают в диалог, который не кажется каким-то тяжёлым. Джей расспрашивает о недавно подаренном букете белых гортензий, медленно подводя к вопросу о запланированном свидании, которое не случилось, потому что Сонхун отказался следовать чьим-то советам об отношениях и быть похожими с Хисыном на кого-то другого. Правда, вслух это не проговаривается, и вместо этого он выдаёт простуду за истинную причину, которую спокойно принимают. Возможно, Джей всю истину знает от Джейка, но ничего не произносит, чем только радует.              Сонхун изредка бросает взгляды в сторону Хисына, так и разговаривающего с бывшими коллегами. Ему нравится находиться в компании Джея и Джейка, но он чувствует себя третьим лишним: те обмениваются короткими поцелуями между фразами, что не вызывает комфорта у него. Только проглатывает слова недовольства, предпочитая изучать украшенный спортзал и делать вид, что он ничего не видит и не слышит из-за громкой музыки, не заглушающей совсем звуки поцелуев из-за близкого нахождения к паре.              Помещение украшено различной мишурой, которая буквально везде: на трибунах, на полу и на столе. К приглушённому свету глаза давно привыкли, поэтому на это никаких жалоб нет. Единственное, что Сонхуну не нравится, — это отсутствие Хисына рядом с ним. Однако он молчит, понимая, что ему нужно время на общение с людьми, по которым он, вероятно, скучал. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, он отталкивается от деревянного стола, поставленного сюда на короткое время. Его пальцы пробегают по бумажным конфетти, прежде чем те настигают пластикового стаканчика, который через несколько секунд опускается в жидкость, носящую название «пунш».              Только этот безалкогольный, потому что пьяные подростки никому не нужны на территории школы. Сонхун чувствует фруктовый вкус, остающийся на языке. Напиток помогает утолить возникшую жажду. Потреблять алкоголь ещё он не собирается пока что, поэтому стаканчик сворачивается и отправляется в близстоящее мусорное ведро. Взгляд вновь обращается на Хисына, а затем возвращается к фигурам Джея и Джейка, решившим укрыться на одиноких трибунах.              К чёрту. Так решает Сонхун. Больше нет желания находиться в одиночестве. Его уверенные шаги направляются в сторону парня, из-за которого он чувствует себя брошенным. Стук каблука заглушается громкой музыкой, и появление Сонхуна за спиной Хисына становится неожиданным. Он кладёт ладонь на плечо и поглаживает его в попытках привлечь внимание, в котором он нуждается. Подростковое тело само льнёт к спине, которую от наготы спасает рубашка и белый пиджак, и уже голова опускается на крепкое плечо. Каряя радужка моментально встречается с двумя парами глаз, направленных чётко на него. Два парня, которые лишь несколько раз вели у Сонхуна, и то это была замена других учителей, смотрят на него и явно удивлены подобному исходу событий, ведь обычно эмоции скрываются, а тут показываются в полной мере.              — Ты забыл про меня? — глупый вопрос раздаётся в самое ухо, перекрывая какую-либо музыку для Хисына. Тот лишь слегка напрягается, прежде чем аккуратно отцепить Сонхуна от себя и повернуться к нему лицом. Физический контакт не разрывается на долгое время: уже спустя считанные секунды его обнимают настолько крепко, что кости хрустят. Его будто желают сломать на части из-за проявленной силы.              — Ни за что. Просто заговорился. Не хочешь присоединиться? — спрашивает Хисын и тут же расслабляет объятия, видя лёгкую боль, отражающуюся на лице Сонхуна. Его губы находят аккуратно выбритую щёку, не носящей на себя каких-либо царапин из-за острого лезвия бритвы.              Он оставляет на ней нежный поцелуй и желает переключиться на увлажнённые тинтом губы. Мысли твердят Сонхуну отстраниться и не позволить ему поцеловать его на глазах у всех. Правда, он слушает только сердце сегодня, поддаваясь самостоятельно вперёд. Губы встречаются в нежнейшем поцелуе, и они оба забывают обо всех людях вокруг, возможно, смотрящих на них одних, хоть они и скрыты в темноте спортивного зала. Соприкосновение, наполненное обожанием, не длится слишком долго. Хисын отстраняется первым, но продолжает крепко обнимать, заставляя тело Сонхуна таять.              — Если позволишь присоединиться, то я согласен, — произносит он и одаривает парня своей самой тёплой улыбкой, ползущей чуть ли не до ушей на губах, на которых всё-таки размазывается тон. Сонхун поправить его хочет, но для этого придётся разорвать желанные объятия, на что пойти он сейчас не готов. Уж лучше ещё несколько мгновений постоять, прежде чем им на самом деле придётся отстраниться друг от друга.              Сонхун отступает назад, понимая, что попросту отнимает время у собеседников Хисына. Они ждут лишь их одних, поэтому пора прекращать сладкие прикосновения. Хисын только кивает на действие парня и совершает шаг назад, поворачивая голову в сторону своих коллег. Сонхун вторит ему и вступает в бессмысленный, как ему кажется, диалог. Только не проговаривает свои мысли вслух уже в который раз за этот вечер. Возможно, время и правда тянется медленно, но сейчас ему не нравится это.              Голова располагается на плече Хисына, как только слова слетают с губ, тинт на которых всё ещё стёрт. Сонхун, вспоминая про это через несколько минут, решает отлучиться ненадолго, чтобы подправить тон, флакон с которым лежит в его кармане. Спасает самого себя от скучного разговора. Возможно, ему просто неинтересно обсуждение других учащихся. Правда, это уже неважно. Главное, что это мучение подошло к концу.              Сонхун покидает спортивный зал, располагающийся на первом этаже, и идёт в сторону туалета, который должен быть не так далеко. Он стремительно рассекает расстояние в тёмном коридоре, где никто не позаботился о том, чтобы включить свет. Когда дверь, ведущая в туалет, открывается, его настигает спокойствие, ведь здесь никого нет. Так даже намного спокойнее для него. Сонхун рассматривает самого себя в отражении зеркала, и ладони скользят по ткани белого пиджака, сглаживая невидимые складки, которые возникают из раза в раз. Прежде чем он успевает приступить к поправлению тона на губах, из сосредоточения его вытягивает открывающаяся дверь. Долго думать не приходится: всё очевидно слишком. Хисын возникает рядом с ним, и его пальцы скользят в карман Сонхуна, в котором и лежит такой нужный сейчас тинт.              Он поворачивает подростка к себе и обхватывает подбородок своими длинными пальцами, задирая голову для собственного удобства. Намерения Хисына становятся очевидными, поэтому никакого сопротивления не возникает. Правда, перед тем как аппликатор, содержащий на себе розовый тон, успеет соприкоснуться с мягкими губами, парень, не смея больше противиться искушению, целует их сначала. Сонхун сдаётся ему полностью и безвозвратно. В его голове даже не возникает мыслей о том, чтобы отстраниться. Да и зачем? Они в одиночестве здесь: нет смысла скрываться.              Сонхун тянет к себе ближе, а сам облокачивается на холодную кафельную плитку. Загоняет себя самостоятельно в ловушку, из которой не планирует выбираться никогда. Губы прижимаются к его собственным и совершенно не хотят отстраняться от них, желая испробовать остатки тинта. Хисын зарывается ладонями в коричневые волосы, словно забывая про флакон, который выпадает из рук и падает на пол. Звук отдаётся в уши. Возможно, пластик треснул, но Сонхуна это не волнует пока что. Может, позже послышится тысяча жалоб на опрометчивый поступок.              Губы сокрушаются всё в новых и новых поцелуях, давно переставших быть нежными и превратившихся в страстные. Хисын вжимает податливое тело в кафель и оттягивает пряди тёмных волос, словно хочет, чтобы голова запрокинулась ещё выше и чтобы была возможность целовать сильнее. И кто Сонхун такой, чтобы не подчиниться воле прекрасного дьявола, забравшего его душу? Он готов стать самым настоящим грешником ради него, а затем отмаливать грехи на коленях. Правда, тоже перед Хисыном.              Сонхун обвивает руки, скрытые под пиджаком, вокруг шеи, не устланной никакими следами, потому что он был нежен в последние разы и не кусал прекрасную кожу, которая на вкус похожа на сахар. Чужое тело моментально прижимается к его собственному и перекрывает возможность набрать полную грудь кислорода. Хисын покусывает мягкие губы и не пытается оставить никаких ранок, что получается не слишком хорошо, ведь похоть, поселившаяся в нём, явно берёт над ним верх.              Сонхун готов опуститься на колени прямо здесь, в грязном туалете. Готов испачкать белый костюм. Готов разрушить собственное совершенство ради Хисына, если тот попросит его об этом. Он чувствует, как ноги начинают подрагивать от поцелуев, приходящихся на мягкие губы, и находится в шаге от своего намерения. Правда, его удерживают крепко. Ладони, располагавшиеся ранее на затылке, перекладывают на хрупкую талию, сжимая ту и выбивая грязные мысли из головы.              — Я хотел тебе накрасить губы, — шепчет Хисын. Его дыхание неимоверно тяжёлое, и оно совершенно не приходит в норму. Он отступает на шаг, и взгляд тут же опускается на кафельный пол, на котором лежит флакон с тоном. Сонхун, смотря на Хисына, опускающегося перед ним, чтобы поднять вещь. Голова самостоятельно задирается, а затем подбородок вновь обхватывают длинные пальцы. — Разрешишь мне это сделать, котёнок?              — Всё, что твоя душа желает, Хисын, — отвечает Сонхун и цепляется ногтями за чужой белый пиджак. Он тянет к себе вновь до того момента, пока их тела не стоят вплотную. Каждый подъём грудной клетки ощущается, и это сносит голову всё сильнее. — Я не против совершенно, — его шёпот становится едва различимым в помещении, тишина которого прерывается лишь двумя голосами.              — А танцевать медленный танец, после которого мы сбежим с выпускного, ты тоже не против? — в игривом тоне скрывается серьёзность вопроса. Хисын ведёт большим пальцем по нижней губе, усеянной маленькими ранками и остатками тинта, чтобы стереть тон и нанести новый. К счастью, пластиковый флакон с косметикой оказывается целым, на нём не видно ни одной царапины в темноте.              — Если ты приглашаешь, — только и отвечает Сонхун. Он не решается добавить ещё что-то, потому что по его губе ведётся аппликатор с розовым оттенком. Совсем немного наносится. Хисын будто знает наизусть, сколько необходимо, чтобы добиться идеального результата, который понравится его парню и который ему не придётся переделывать. Губы сминаются самим Сонхуном, дабы распределить тинт по всей площади. — Спасибо, дорогой.              Сонхуну нравится называть так до безумия Хисына. Ему слишком подходит это прозвище, и он бы использовал вечно это слово. Правда, тогда оно бы утратило всё своё значение, поэтому и ограничивается чаще всего одним: «Хисын». По лицу ползёт довольная улыбка, а пальцы аккуратно забирают закрытый флакон и укладывают в карман, ткань которого выполнена из хлопка.              Прежде чем Хисын успевает что-либо сообразить, Сонхун уже тянет в сторону выхода из туалета. Наверное, им повезло, что никто к ним даже не пожаловал. Ладонь, обхватывающая запястье, держит несильно и позволяет вырваться в любой удобный момент. Только этой возможностью не пользуются, предпочитая находиться в своеобразном плену. Хисын этим действием подталкивает Сонхуна к тому, чтобы позабыть напрочь об обещании потанцевать самый значимый танец. Его обволакивают сильнейшие чувства к любимому человеку, и удержаться просто невозможно от лёгкого поцелуя в щёку. Сонхун делает это прямо перед тем, как войти обратно в спортивный зал.              Громкая музыка отдаётся в уши. Неизвестно сколько остаётся до заветного танца, однако на этом мысли не хотят задерживаться. Сонхун утягивает в свои объятия моментально. Смелость возникает непонятно откуда. Возможно, на него так повлияли поцелуи в школьном пустом туалете. Его нос утыкается в изгиб шеи, чтобы аромат карамельного одеколона ударил по нему и выбил из реальности окончательно, что, конечно же, происходит.              Хисын, быстро соображая, укладывает руки на хрупкую талию, притягивая к себе максимально близко. Наверняка слишком близко, чтобы это входило в нормы приличия. Правда, Сонхун не отлипает ни на секунду, выбирая для самого себя потонуть в одеколоне, перемешанного в его голове с чувствами. Если и какие-то взгляды направлены на них, то они явно принадлежат тем, кто не может смириться с фактом их пары, не скрывающей своего обожания.              — Ты же будешь вино? — неожиданно раздаётся над ухом. Сонхун не спешит отстраняться от шеи, искусать которую хочется, и обдумывает сказанные слова, взвешивая все «за» и «против». Всё тянет его к положительному ответу, однако он решает чуть-чуть помолчать, делая задумчивый вид, скрываемый пиджаком. На ткани остаются едва заметные следы тинта, правда, до этого нет никакого дела.              — Буду, — наконец-то произносит Сонхун.              Его голова отрывается от своеобразного укрытия. И карие глаза встречаются в приглушённом свете помещения. В этот момент кажется, что никакой алкоголь уже и не нужен: Сонхун пьян и без него. Он пьян из-за своей безграничной любви, отдаваемой сейчас в большом количестве, что любой человек будет удивлён. А ему нет дела до чужих мыслей. Точно не когда единственным желанием является оказаться в родной квартире и получать безграничную дозу поцелуев, ощущаемых как наркотик, ползущий по венам и заменяющий кровь.              Сонхун расслабляется максимально в чужих руках, и до ушей доносится медленная смена музыки. Словно всё подстраивается под них сегодня. Всё, чтобы сделать их максимально счастливыми и не жалеющими об этом вечере. Руки Сонхуна ложатся на плечи, а зрительный контакт не прекращается ни на секунду, делая всё происходящее более чувственным. Они тонут в моменте, и вовсе не замечают окружающий их мир. Хисын видит перед собой лишь Сонхуна, смотрящего на него самыми влюблёнными в мире глазами. А Сонхун видит Хисына, полюбившего его сильнее всего на свете при их второй встрече наедине. Всё сложилось идеально, и поспорить с этим они не могут.              Объятия становятся крепче ровно так же, как их связь друг с другом. Сонхун тает под медленной мелодией, не вслушиваясь в слова песни. Его не интересует ничего, кроме Хисына, прижимающегося к нему и шепчущего что-то до невозможности сладкое на ухо. Милые слова посылают дрожь по телу, и парень не спешит ей предаваться, решая растянуть приятный момент, который останется в его сердце навсегда.              Клятвы любви слышатся, и Сонхун им вторит, произнося всё, правда, более эмоционально. Он тонет в любви и более не скрывает это. Подростковое тело сдаётся и млеет раньше положенного, не дожидаясь квартиры. Но Хисын быстро это исправляет и зарывается ладонями под белый пиджак, аккуратно расстёгивая одну единственную пуговицу, смыкающую обе части ткани между собой.              Внезапный, но настолько близкий физический контакт вытягивает из размякшего состояния. Сонхун чувствует напряжение, ползущее по позвоночнику, и приоткрывает глаза, ресницы которых подрагивают. Он всегда позволяет трогать самого себя, только не настолько, особенно когда вокруг них столько людей и особенно когда на нём надета рубашка с кружевом. Правда, никаких жалоб не срывается с увлажнённых губ. Это действие лишь подкрепляет уверенность в том, что им пора уходить отсюда. Подальше от лишних глаз. Даже с Джеем и Джейком никто из них двоих не прощается.              А всё просто: они слишком увлечены друг другом. Сонхун первым проявляет инициативу, потому что больше не в состоянии терпеть это. Его мозг желает очутиться в уединённом месте, где их никто не будет трогать и не сможет им помешать. Хисын лишь усмехается на проявленное нетерпение, больше ничем не скрываемое, но он не вырывается из хватки, предпочитая находиться в плену своего парня, только уводящего в сторону выхода из школы.              Правда, Сонхун неожиданно останавливается и поворачивается лицом к Хисыну, не подготовившемуся к резкому стопу движения. Тот, чтобы удержаться от падения на грязный пол, ухватывается за хрупкие плечи, которые начинают подрагивать из-за приложенной силы. Рваный вздох срывается с губ, когда Сонхун практически поддаётся давлению, оказываемого на него, и чуть ли не падает вместе с Хисыном. К счастью, этого не происходит и белые костюмы не пачкаются в грязи, валяющейся на школьном полу.              Пальцы Сонхуна спустя несколько мгновений после того, как тело приходит в себя, настигают карманов чужих брюк. Те ищут заветные ключи от автомобиля, которые прячутся в одном из них. Много времени на это не уходит: вещь быстро находится и тут же подбирается им. Отросший ноготь поддевает металлический брелок, прежде чем вытащить из плена ткани. Довольная улыбка ползёт по его лицу и выдаёт все намерения, являющиеся такими очевидными сейчас.              Пальцы вновь находят друг друга и переплетаются, связывая их воедино в который раз. Разлучаться не хочется вовсе, поэтому они этого не делают, решая показать всем крепкость их связи. Хисын, целуя висок Сонхуна, приходит в себя первым после мыслей, затмивших разум, и наконец уводит в ночь, давно наступившую в городе. Их дорога до автомобиля, а затем до лифта и квартиры кажется бесконечной.              А всё из-за прикосновений, настигающих его тело на чужих коленях, на которые Сонхуна аккуратно усаживают, когда они оказываются на подземной парковке жилого комплекса. Ремень безопасности отстегнулся с лёгкостью, поэтому и никаких проблем не возникло. Хисын трогает его бесстыдно, будто хочет залезть под кожу и никогда оттуда не уходить, оставаясь верным спутником. Чужие руки ощущаются по всему телу, потому что доступ ему никто не перекрывает, а губы раскрываются в немом стоне, так и не имеющем права слететь с покусанных самим Сонхуном губ.              Они так и не спешат оказаться в уютной и тёплой квартире, где их ожидает вино: у Хисына, впрочем, как и всегда, другие планы, исполнить которые ему никто не мешает. Он прижимает податливое тело к себе ещё ближе, уничтожая выходы к отступлению, которому Сонхун даже и не думает предаваться. Каждый вдох даётся с неимоверной тяжестью: его дыхание попросту сбивается из-за смазанных поцелуев, проходящихся по всему его лицу и по острому подбородку.              Сонхун давится собственными вздохами, так и не отдающихся салону автомобиля, чтобы впитаться в воздух и свести с ума Хисына окончательно. Ему не хочется привлечь чужое внимание людей, возвращающихся с работы в столь поздний час. К такому выводу приходит он, когда периодически слышит, как за окном проезжают автомобили, чтобы занять место, закреплённое за квартирой. Ладони отчаянно цепляются за крепкие плечи, напрягающиеся под кожей, пока чужие руки не спешат снять пиджак, поэтому и все прикосновения проходят через него.              Хисын бесстыдно сжимает белую ткань на уровне талии, посылая тонну приятных ощущений, заставляющих откинуть голову назад, а нижнюю губу прикусить, дабы продолжать сохранять тишину, разрушить которую можно в любой момент, ведь никакого запрета нет на разговоры. Но Сонхун всё продолжает быть тихим, даже когда касания переходят на бёдра. Все намерения настолько очевидны, что и думать затуманенным разумом не приходится.              Ноги раздвигаются шире, и Сонхун сдаётся своим чувствам, окутывающим его полностью, не давая и шанса на то, чтобы возразить. Правда, этого всё равно бы не произошло никогда. Пока Хисын доводит его до обмякшего состояния тела, никаких жалоб не будет произнесено. Только ему это дозволено, и он об этом прекрасно осведомлён, раз спокойно пользуется своими правами, предоставленными ему добровольно на подростковое тело, покрыть поцелуями которое ему безумно желается.              Сонхун успевает вовремя прийти в сознание: имеет возможность предотвратить избавления от белоснежного пиджака, скрывающего под собой рубашку, обладающую множественными кружевами на рукавах. Данную красоту нельзя увидеть раньше положенного. Только лишь в квартире, до которой кажется так далеко. Правда, это совсем неправда: она находится ближе, чем Сонхун думает сейчас. Всё с лёгкостью сбрасывается на разум, подверженный возбуждению, а не здравому смыслу, который был оставлен ещё на выпускном вечере где-то в школьном туалете.              Пальцы аккуратно перехватывают тянущиеся к нему кисти и не отпускают их, когда даже Хисын ими дёрнуть пытается, чтобы выбраться из некрепкого плена. И у него бы получилось без трудностей, если бы он попробовал ещё раз, но немного сильнее. Только Сонхун видит в глазах не желание выбраться, а узнать последующие действия, раз он решил взять в руки власть, которую вовсе не держали крепко, как оказывается. Хисын расслабляется, однако силу, не уходящую от него никуда, использует на то, чтобы притянуть парня к себе.              — Что ты удумал, котёнок? Расскажешь мне? — игриво произносится.              Он давит ухмылку в темноте ночи, но она не остаётся упрятанной для самого Сонхуна, абсолютно всё видящего и не пропускающего ни единого действия из-за нежелания потерять из виду какие-либо важные детали или слова, воспользоваться которыми позже не составит никакого труда. Только он совершенно забывает, что этим приёмом владеет в идеале и пользуется постоянно лишь один из них. И это определённо Хисын, притворяющийся постоянно невинным. Сонхун желает быть таким же. Так почему же ему не воспользоваться возможностью?              — Оставляю тебе один сюрприз, — его слова звучат шёпотом. Никаких больше пояснений. Сонхун решает поиграться немного со своим парнем. Ухмылка не скрывается, в отличие от той, что принадлежит Хисыну. Свои намерения оставляет в секрете, понимая, что их с лёгкостью можно обернуть против него же. — Ты увидишь всё, когда окажешься в квартире, — лишь проговаривает он, давая одну деталь, над которой подумать не будет времени.              Карие глаза, смотрящие на него, выражают подозрение подобной недосказанности. Хисын не имеет понятия о том, что будет происходить дальше. И всё понятно становится, стоит взглянуть на его лицо, брови на котором хмурятся, а губы прекращают быть в форме ухмылки. Ему не нравится это, однако слов недовольства не срывается. Впоследствии делается несколько глубоких вдохов, способствующих расслаблению тела. А Сонхун, аккуратно водящий по коже запястий в попытках успокоить, льнёт ближе к Хисыну, чтобы оставить трепетный поцелуй на искусанных губах.              Долго хватка не держится: руки оказываются на свободе, как только парень обхватывает крепкие плечи, за которые он тянет без промедления. Хисын, отстраняющийся от спинки водительского кресла, спокойно поддаётся. Ладони вновь оказываются на тонкой талии, моментально заставляя млеть в руках. Сонхун лишь шипит от сжатия её, хотя он чётко помнит, что не давал никакого разрешения на это действие. Ему не дают сделать абсолютно ничего, потому что отдавать власть слишком тяжело, как оказывается.              — Ли Хисын, — произносится перед очередным шипением, раздающимся из-за особенно сильного сжатия хрупкой талии. Сонхун настигает ладоней, лежащих на ней, и накрывает их своими. Их взгляды пересекаются в темноте, к которой глаза давно привыкли, и у него проходит дрожь по телу из-за карей радужки, наполненной лишь одним желанием завладеть. — Я хочу поцеловать и укусить тебя, — он сдаёт все свои карты, не оставляя при себе никаких козырей. Лишь поражение в их игре.              Тело под ним моментально обмякает, и руки прекращают свою сладкую пытку, не дававшую сделать хоть что-то. Ему позволяют осуществить желанное. С лица даже пропадает подозрение и напряжение, что не может не радовать Сонхуна, получившего возможность поцеловать и искусать любимое тело.              Поцелуи, сыпящиеся по сахарной коже, вызывают исключительно хорошие эмоции, выражающиеся в прошёптанной на ухо похвале. Та лишь топит сердце Сонхуна, бьющегося всё чаще из-за подкатывающего возбуждения, и заставляет хотеть бросить изначальную затею, чтобы отдаться навстречу приятным ощущениям. И он уверен, что именно это и произойдёт после того, как зубы вопьются в нежную кожу, оставляя после себя заметный отпечаток. Пальцы оттягивают воротник рубашки и пиджака, поддевая ногтем ткань. Он утыкается носом в кожу и ведёт по яремной вене, наслаждаясь ароматом карамельного одеколона.              Хисын будто запретный плод, вкусить который означает поддаться искушению дьявола. И Сонхун будет сегодня главным грешником этой ночи. Он кусает аккуратно и тонет в бездне, когда над ухом разносится шипение, становящееся конечной точкой его безумия. Голову сносит окончательно. Мысли перемешиваются друг с другом, и найти среди них здравую попросту невозможно. Всё грязное. Все содержат в себе представление о том, как Хисын его целует и ублажает, как самую настоящую принцессу.              После единственного укуса Сонхун начинает верить, что ему разрешено впиться зубами ещё несколько раз. Правда, у Хисына в очередной раз совсем другие мысли, идущие в разнос с его собственными. Его ладони скользят с талии наверх, к коричневым волосам, пряди которых оттягивают без промедления, чтобы голова оказалась запрокинута и чтобы был открыт вид на адамово яблоко, подскакивающее от резкости движений. Хисын испытывает взглядом и приближается к губам, на которых никакого тинта уже нет, ведь он был стёрт поцелуями и съеден многочисленным закусыванием нижней губы.              Но не целует. Он дразнит своими глазами, на дне которых похоть, смешанная с растущим желанием, и поглаживанием кожи головы. Укладка разрушается спустя время, становящееся рекордом для них обоих: обычно она держится час, а сегодня практически весь вечер. Правда, Сонхун, будучи на грани дрожи, не жалуется, а спокойно принимает всё происходящее. Ему нравится настолько, что мурчание срывается с его губ. Подобен самой настоящей кошке, нуждающейся в ласке хозяина.              — Пойдём, Сонхун? — неожиданный вопрос выбивает из забвения. Хисын определённо издевается над ним в ответ на его запрет на снятие пиджака, скрывающего под собой кружевную рубашку. Подростковое тело подрагивает и жмётся к парню, чтобы всё продолжалось. Сонхун жадно ловит ртом кислород, которого его будто лишили этим внезапным вопросом, раздавшегося в салоне автомобиля. Слов никаких не может произнестись. — Котёнок, не молчи, — сладкая смена тона уничтожает Сонхуна окончательно. Его тело млеет, и возбуждение становится слишком очевидным. Громкое мычание срывается с губ, а ноги неосознанно раздвигаются шире в поисках желанного трения. — Нет, не здесь, — шепчет Хисын, сжимая пряди волос сильнее и не позволяя примкнуть ближе.              — Забери меня, — только и может произнести Сонхун. Его дыхание не приходит в норму, а грудь учащённо поднимается в попытках получить желанный кислород. Ладони, пробитые дрожью, сжимают плечи, пока слова мольбы срываются с придыханием с покусанных губ. Но и здесь Хисын медлит, дразняще ведя по затылку.              — Волшебное слово? — тянет по слогам он. Пальцы скользят по шее, пока другая ладонь не исчезает с волос, держа мягко, но крепко, чтобы никакая боль не была нанесена. Адамово яблоко подскакивает, когда Сонхун тяжело сглатывает с пониманием того, что с ним продолжают играть. И в глубине души он осознаёт, зачем это всё: чтобы тело и разум окончательно расслабились и чтобы мысли исчезли.              — Пожалуйста, — отвечает Сонхун и сдаётся в руки дьяволу, искушающему его всё сильнее и сильнее. Выхода из плена нет, да и сбегать он не планирует вовсе. Парень ощущает, как и вторая рука исчезает с его растрёпанных волос, чтобы оказаться на ручке, прикреплённой к дверце, ведущей к выходу из автомобиля.              Ноги наваливаются свинцом. Он даже не отдаёт себе отчёт в том, как выходит на подземную парковку, кажущуюся пустой без людей. Его глаза полузакрыты и не спешат раскрываться совсем. Эмоций слишком много, Сонхун попросту не может с ними справиться. Те переполняют его. Необходимо найти способ вылить их все. Причём сделать это за раз. Но только Хисын может помочь ему с этим. А он будто совсем не замечает его обречённого и нуждающегося состояния. Только оглядывает с ног до головы, ухмыляясь, но ничего не говоря, и забирает руку в свою, чтобы аккуратно переплести дрожащие пальцы, которые цепляются за Хисына, подобно спасательному кругу.              Сонхун не желает запоминать, как его бренное тело доходит до лифта, находящегося слишком далеко по ощущениям. Он облокачивается на металлическую стену и ощущает холодящую кожу прохладу, разнящуюся во много раз с температурой его тела, будто горящем от обжигающих прикосновений, которые настигают и в кабине. Голова самостоятельно задирается без каких-либо манипуляций со стороны Хисына, изучающего его глазами. В их глубине одни танцующие черти. И Сонхун уверен, что в его собственных всё то же самое.              Тело вжимается в металл, и с губ срывается тяжёлый вздох, приглушаемый моментальным поцелуем, наполненным страстью. За темпом успевать попросту невозможно: Сонхун слишком расслаблен из-за прикосновений, которые испытал на себе в салоне автомобиля, поэтому и только отвечает нежно. А Хисына подобные действия будто не беспокоят: ему главное, что он получает отдачу на свои действия, в которых прослеживается слишком яркая любовь.              Внезапная волна тока проходит по подростковому телу, когда на губы сокрушаются всё новые и новые поцелуи и когда между ног выставляется колено, не позволяющее их сомкнуть, идеально подчёркивая такое заметное возбуждение. Сонхун чувствует, как к нему возвращаются силы, будто его вытянули из забвения одним простым контактом с его эрекцией. Только ненадолго он в сознании: уже скоро его вновь утянет водоворот чувств, вызванный ублажением его обнажённого тела на белой простыне в уютной спальне, где никто не способен им помешать.              Поцелуи кажутся вечными, и если Сонхун попадёт в ад за свою похоть, то он хочет, чтобы его пытали губами Хисына, не прекращающих целовать ни на секунду. Его присваивают, забирают и показывают это всем тем, кто сомневается в продолжительности их отношений, становящихся только крепче.              Кабина лифта останавливается на необходимом им этаже, и её двери раздвигаются в сторону, открывая вид на тёмный коридор, приглашающий окунуться в его тьму. Выбора особо у них нет, однако Сонхун полностью гарантирует, что Хисын даже не раздумывает, прежде чем утянуть их обоих туда. Шаги их не издают никаких звуков из-за постеленного ковра, тот делает абсолютно всё бесшумным. Наверное, это хорошо, потому что точно никто не хочет слушать, как каблук стучит по паркету.              Хисын проворачивает замок в скважине несколько раз, после которых дверь поддаётся им. Радость отражается на лице обоих, однако быстро сменяется вырастающими на губах ухмылками, способные свести с ума ещё сильнее. Обувь кое-как успевает сняться, чтобы не испачкать костюмы, перед тем как Хисын, более не в состоянии терпеть медлительность и ждать, вновь тянет за фарфоровое запястье. Сонхуну лишь остаётся следовать навстречу самому настоящему удовольствию.              Спальня встречает их темнотой, но сквозь шторы попадают лучи лунного света, которые оказываются на бледной коже Сонхуна и практически заставляют ту светиться. То же самое происходит и с Хисыном, предпочитающего не сосредотачивать на этом своё внимание, потому что его интересует совершенно другое. Что конкретно Сонхун не особо понимает, пока не оказывается напротив собственного отражения. Непонятно откуда взявшееся зеркало в пол вызывает лишь непонимание, отражающееся на лице из-за множества вопросов, которые проскальзывают в туманном разуме.              — Только сегодня его привезли, — поясняет Хисын, наклоняясь к ушной раковине, которая постепенно начинает краснеть. — Покажешь, что так упорно скрывал от меня в салоне автомобиля?              На мочке оставляется лёгкий, практически невесомый поцелуй, посылающий приятные мурашки по телу. Непонимание на лице Сонхуна и несильное напряжение в его плечах исчезают, стоит лишь губам начать целовать бритую щеку, а пальцам поглаживать кожу. За всем действием он наблюдает через отражение, не решая обернуться по неизвестной его сердцу причине. Может, страх того, что всё тут же закончится и вернёт Сонхуна в реальность, в которой ему всё приснилось.              Спина льнёт к грудной клетке, чтобы найти в ней надёжную опору. Руки моментально обвивают его тонкую талию, и пальцы поглаживают кожу через хлопковую ткань, передающую все ощущения прекрасно. Глаза прикрываются от удовольствия, приносимого ему. Сонхун дрожащими пальцами тянется к пуговице, которую легко вынимает из ткани. Белый пиджак скользит по хрупким плечам, открывая небольшой вид на кружево, располагающееся на руках.              Взгляд Хисына подобен хищническому, словно тот лишь ждёт момента, когда можно будет прикоснуться. А намерения его понятны любому. Поэтому Сонхун продолжает играть с ним, не снимая пиджак полностью, хоть и понимает, что позже за это может поплатиться ещё более медленными действиями, заставляющими молить в краснеющее от духоты комнаты ухо.              Пиджак оказывается снят, и он предстаёт перед парнем, стоящим сзади него, в белой рубашке с просвечивающими кружевными рукавами. Сонхун пальцами снимает с себя надоевший галстук-бабочку, чтобы ворот был расстёгнут и позволил вздохнуть полной грудью. Улыбка, возникающая на лице Хисына, не укрывается от него, а его ладони, ведущие по кружеву, посылают только мурашки. Только совсем не ожидается, что за плечи парень ухватится с необычайной силой.              Сонхун не успевает чего-то осознать, как его тянут назад. Хисын усаживается на мягкую кровать и устраивает его между раздвинутых ног. В зеркале разворачивается развратная картина, добавляющая только страсти. Губы ощущаются на фарфоровой шее, и те не спеша покрывают её влажными поцелуями, иногда всасывая кожу и оставляя после себя красные пятна, быстро проходящие, потому что не прикладывается стараний, чтобы были полноценные засосы, которые будут напоминать о прошедшей ночи.              Множественные комплименты сыпятся с губ Хисына, продолжающих мазать по нежной коже, быстро краснеющей из-за чувствительности. И Сонхун вновь млеет, отдаваясь навстречу воронке, утягивающей его на дно, где покоится только одна похоть, предаться которой он желает всецело, чтобы более не думать о чём-либо. Спина выгибается навстречу прикосновению ладони, скользящей по груди. Хисын не торопится совершенно, и Сонхун знал, что именно так и будет с ним.              Возбуждение настолько очевидно, но парня это будто не заботит совсем. Он делает всё медленно и не думает даже набирать скорость, даже если Сонхун начнёт скулить в ухо для того, чтобы получить желаемое удовольствие, которого его лишают. Голова запрокидывается назад на предложенное плечо. Сонхун тает под касаниями, не переходящим на его бёдра. Ткань рубашки слишком тонкая, поэтому и твердеющие соски оказываются замечены моментально в отражении зеркала.              — Посмотри на себя, котёнок, — шепчет Хисын в тёмной комнате. Его шёпот лижет кожу, посылая приятные ощущения по всему телу. Узел внизу живота затягивается лишь сильнее, и поэтому неровный вздох срывается с губ. — Я не продолжу, пока ты не откроешь свои прекрасные глаза, — тянет по слогам, из-за чего ноги начинают подрагивать.              Сонхун с силой подчиняется чужой воле. Ресницы подрагивают, а веки до безумия тяжёлые, что сами вновь хотят опуститься. Собственное отражение возникает перед его взором, и он никогда не мог бы подумать, что выглядит настолько растрёпанно в их интимные моменты. Только лишь сейчас появляется возможность это увидеть. Хисын притягивает ближе к себе, а его пальцы настигают рубашки и оставшихся на ней пуговиц, которые он принимается расстёгивать, однако делает это медленно.              Губы Сонхуна находят бритую щёку и принимаются покрывать её поцелуями. Он хочет целовать дальше, но Хисын, игриво отстраняясь, перехватывает пальцами подбородок и вновь поворачивает к зеркалу, безмолвно упрашивая смотреть только туда. Сонхун более не отворачивается от их отражений. Глаза, не отрываясь, наблюдают за тем, как пуговицы выбираются из ткани, которая в конце концов оказывается откинута на пол, оставляя только обнажённую грудь.              Хисын сам не торопится раздеваться. Только лишь пиджак снимает, и Сонхун может только наблюдать, потому что при любом действии его призывают обратно смотреть в зеркало и больше ничего не делать. Тело ублажает максимально, заставляя дрожать из-за нежных поцелуев, тянущихся с лица до ключиц. Ногти начинают впиваться в белую простыню из-за негласного запрета касаться Хисына, который через секунду намеренно настигает чувствительных сосков.              Сонхун несдержанно стонет и выгибает спину, чтобы ощущать ладони на грудной клетки ещё ближе. Он льнёт к парню, игнорирующему его подрагивающие ноги совершенно. Весь процесс растягивается максимально. И Сонхун готов назвать Хисына безжалостным, раз тот продолжает эту игру, даже когда с губ срываются мольбы двигаться дальше, а не медлить. Голос хрипит, а ладони, сжимающие простыню, дрожат ещё сильнее.              Пытка более не кажется такой сладкой, потому что прикосновения только движутся вниз, к впалому животу, и пальцы давят на нижнюю часть, срывая особенно громкий стон, благодаря которому всё тело обмякает моментально. Сонхун находится на грани, но всё, что он может делать, это лишь принимать поцелуи, приходящиеся на его шею и смешанные с укусами, которые оставляют после себя красные следы, и прикосновения, ощущаемые абсолютно везде.              Грудная клетка поднимается необычайно тяжело из-за сбитого поцелуями дыхания, вовсе не думающего возвращаться в привычное состояние. Сонхун запрокидывает голову уже в который раз, хоть и знает, что её вернут на место. Ведь Хисыну важно, чтобы весь процесс был запечатлён карими глазами, не видящих уже ничего и слезящихся от приносимого удовольствия. Правда, желание проявить инициативу тоже возникает у него. Ему надоело только принимать, поэтому веки через силу раскрываются и ладони, отрывающиеся от смятой простыни, настигают рук Хисына, как только те снова касаются его тела.              — Ты не слушаешься, — констатирует шёпотом он прямо в красное ухо, делая абсолютно справедливое заявление, из-за которого Сонхун вздрагивает и хочет забыть все свои намерения. Всё просто: хриплый голос, наполненный игривой строгостью, посылающий ещё одну волну дрожи по ногам.              — Я знаю, — отвечает на одном лишь выдохе Сонхун. Его голова поворачивается, чтобы встретиться с пылкими глазами, а затем и всё трясущееся тело. Ладони аккуратно ложатся на уже обнажённую грудную клетку. Не даже успевает понять, куда девается рубашка. — Но я хочу тоже поучаствовать в процессе и доставить удовольствие тебе, дорогой, — произносит он и аккуратно седлает бёдра Хисына, пока пальцы поглаживают грудь, а нос утыкается в шею, пахнущую одеколоном, давно смешавшегося с запахом пота.              — Тебе не нужно сегодня, — шепчет Хисын, но не отталкивает от себя, позволяя льнуть к телу, смешивая запахи воедино. Сонхун только отвечает нечто похожее на: «Мне всё равно», но слова остаются невнятными для парня, лишь усмехающегося от подобного рода защиты своих желаний.              Ткань брюк и боксеров являются главными препятствиями для них. Правда, Сонхуна, находящегося под действием неописуемого возбуждения, будто не волнует это, потому что ему слишком хочется создать приятное трение. Оно сможет привести их хоть к какой-то разрядке сейчас, если Хисын позволит отдаться приятной истоме. Бёдра, на которые ложатся ладони, медленно двигаются. Сонхун задыхается от новых ощущений: его ногти впиваются в спину и царапают кожу, а клыки находят место, принимающее на себя атаку зубов. Хочется простонать от удовольствия, но его останавливают мысли о соседях, способных их услышать.              На краю сознания всплывают слова Хисына, суть которых заключается в том, что ему не нравится, когда Сонхун себя заглушает. Как только это вспоминается, клыки отстраняются от искусанной кожи, а рот раскрывается в тихом стоне, наполненном чистым удовольствием. А Хисын только шипит, прижимая к себе и направляя движения бёдрами до того момента, как подростковое тело начинает безудержно дрожать.              Всё резко прекращается, и Сонхун правда скулит на ухо от потери такого желанного трения. Его ладони сжимают крепкие плечи, пока бёдра пытаются возобновить движение, в котором ему напрочь отказывают. И Хисын совершает неожиданное для него: слабо отталкивает от себя, чтобы вернуть на изначальную позицию. Только теперь позволяет улечься на нагретую телами простыню, разнящуюся с температурой его взмокшего тела, и не смотреть на собственное дрожащее отражение.              Голова Сонхуна поворачивается в сторону Хисына, оставляющего его в одиночестве на смятой кровати и настигающего прикроватной тумбочки, ящик которой открывается. Он достаёт оттуда лишь одну вещь, возвращающую всё напряжение телу. Тюбик смазки аккуратно кладётся рядом с ним, а Хисын нависает над ним, подмечая волнение в карих глазах.              — Если ты не хочешь, я не буду заставлять тебя, — нежно шепчет он. Вся его игривость и строгость пропадают в один единственный момент, чтобы позаботиться о нём одном. Хисын большими пальцами поглаживает нежные щёки и выжидает момента, когда Сонхун вновь расслабится под ним.              — Я хочу, Хисын, — наконец произносит Сонхун после минутной тишины, наполненной одним только напряжением. Его голос звучит уверенно в тёмной комнате, и подвергнуть сомнению попросту невозможно. Да и знания у них определённо есть. От одних же людей, явно разбирающихся больше них самих.              Хисын, видя уверенные глаза, больше не смеет медлить всё. Белые брюки снимаются вместе с нижнем бельём и откидываются неизвестно куда: Сонхуну попросту не позволяют проследить за тканью. Да и не особо это важно, когда над ним нависает сам эталон красоты, в который он влюбляется в тысячный раз за этот день. Ноги раздвигаются шире, приглашая устроиться поудобнее, что Хисын охотно делает.              Тело расслабляется для того, чтобы было проще растягивать. Сонхун лишь слушает нежности, которые ему шепчут на ухо, когда подушечка пальца ведёт вокруг чувствительного кольца мышц и срывает рваный стон, отдающийся по всей комнате и впитывающийся в стены. Парень ухватывается за плечи Хисына, моментально напрягающихся под его прикосновениями. Они вдвоём волнуются, но никто из них двоих не собирается этого признавать.              Сонхун всё прерывистее дышит с каждой проходящей минутой из-за начавшейся растяжки, являющейся такой необходимой для предстоящего секса. Его тело прижимается ближе к Хисыну. Тот настолько сосредоточен на том, чтобы не нанести боль и чтобы продолжать шептать различные нежности на ухо. Сонхун уверен на все сто процентов, что не у каждого есть партнёр, готовый уделять столько времени на первую растяжку. Однако никаких возражений не слышится, потому что единственным ответом является расслабление из-за нахождения простаты, нажатие на которую сопровождается звучными стонами.              Поцелуи не пропадают никуда. Хисын, хоть и находящийся в возбуждении, продолжает ублажать, целуя всё лицо и уделяя большее внимание искусанным губам, выглядящими слишком привлекательными в опухшем состоянии. Сонхун млеет и отвечает на каждый поцелуй с жадностью, будто всё может пропасть в любом момент и оставить ни с чем. Сам становится инициатором множественных соприкосновений губ, пока процесс растяжки продолжается.              Однако всё вскоре прекращается. Пальцы покидают тело, оставляя за собой только пустоту. А позиция вновь меняется: Хисын усаживает к себе на бёдра, будто желает повторить их сцену с трением. К счастью, не вынуждает смотреть в зеркало, а иначе Сонхун не выдержал самой грязной картины в его жизни. Да и не хочется видеть собственное растрёпанное состояние, пусть этим займётся Хисын, явно находящий удовольствие в виде своего парня таким.              Единственное, на что способен Сонхун сейчас, — это медленно опускаться на член, истекающий предэякулятом и обмазанный смазкой для лучшего и менее болезненного проникновения. Зрительный контакт практически не прекращается: благодаря ему Хисын может отслеживать, если что-то пойдёт не так и возникнут первые признаки боли. Сонхун лишь ближе прижимается, стирая в пыль расстояние между ними.              Сам он больше не нервничает. Волнение исчезает в один момент и не возвращается теперь к нему. На самом деле, всё достаточно просто: страха нет, потому что он доверяет Хисыну, хоть это и первый раз. Сонхун принимается целовать ключицы, которые искусать не торопится, решая сделать это позже, пока ладони на бёдрах направляют его движения в медленном темпе.              Хисын шипит от ощущения узости, а Сонхун лишь давит ухмылку, стремящуюся возникнуть на его губах, которые не спешат целовать и которым дают возможность ронять нарастающие стоны. Ногти с отросшей ногтевой пластиной оставляют белые линии на коже. И парня, продолжающего направлять движение, это только возбуждает сильнее, ведь всё ускоряется. С ума сойти слишком легко, поэтому Сонхун совершенно не сопротивляется искушению.              Его ноги подрагивают от получаемого внимания, которого слишком много к его телу. Поцелуи мажут по линии челюсти, шее и ключицам. Параллельно ему шепчут о том, какой красотой он обладает и каким прекрасным парнем является. Нежная кожа всасывается аккуратно, чтобы оставить едва заметные засосы. И Сонхун млеет и более не думает сдерживать самого себя от стонов, распространяющихся по всей комнате. Он аккуратно начинает двигаться самостоятельно, сбивая напрочь установленный Хисыном темп. Делает это намеренно, хоть и начинает дрожать от новых ощущений.              Член трётся об проявившийся из-за тренировок пресс, приближая к такому желанному оргазму. Правда, Сонхуну нужно чуть больше этого. Поэтому и соприкасается своим лбом с тем, что принадлежит Хисыну. Он продолжает двигаться, дрожащими руками цепляясь за плечи, словно боясь упасть. Губы оставляют смазанные поцелуи на лице Хисына.              — Касайся меня больше, — шепчет Сонхун. Его дыхание сбивается окончательно с произнесёнными словами. Правда, в пустой голове возникает мысль, заставляющая его вновь научиться дышать. Ладони резко скользят вверх и обхватывают шею. Сонхун только держит, не давит и выжидает разрешения. — Дорогой?              — Бери всё, чего твоя душа желает, Сонхун. Я всецело твой, — только лишь и звучит ответ в тишине, перебиваемой рваными вздохами.              Только Хисын не только принимает, но и начинает касаться больше, как его и просят. Водит пальцами по рёбрам, параллельно с тем, как Сонхун начинает аккуратно сжимать шею, перекрывая доступ к кислороду. Не хочет ранить, поэтому и делает медленно, пока его касаются намного увереннее. Томные вздохи срываются с губ обоих. И они наслаждаются всем процессом, продолжая тонуть друг в друге.              Кто же знал, что именно этих прикосновений недоставало всё время, ведь благодаря им сладкая истома настигает Сонхуна первым. Голова запрокидывается, а с губ срывается достаточно громкий стон, заглушающийся нежным поцелуем, помогающим вернуться с высоты безумия и прийти в себя. Сонхун ложится на грудь Хисына, ощущая горячую сперму в себе и на своём теле.              Дыхание наконец-то восстанавливается, а глаза прикрываются в попытках найти успокоение в слушании учащённого биения сердца. Хисын ложится на белую простыню и утаскивает за собой Сонхуна, полностью обмякающего в крепких руках. Кажется, что сон готов настигнуть его в любой момент. Правда, нежный тихий голос раздаётся в душной комнате.              — Ты в порядке? — спрашивает Хисын. Его пальцы вырисовывают узоры на взмокшей спине, пробивая тело очередной волной дрожи, ползущей по всему телу. Сонхун лишь мычит удовлетворённо и не спешит отстраняться от груди, прячась в ней и желая вдохнуть родной запах сильнее.              Сонхун переваливается на спину, но не разрывает объятия, которые так обожает всем сердцем. Он целует шею, устланную слабыми укусами, оставленными им самим же несколько мгновений назад. Правда, повторить действия хочется, однако усталость даёт о себе знать: ничего не происходит, лишь дыхание восстанавливается, а глаза закрываются в поисках сна, в котором ему никто не отказывает. Обо всём можно поговорить завтра. А в особенности о приближающемся переезде в другой штат. Сонхун отодвигал эти мысли максимально долго, что теперь им необходимо всё решать в быстром темпе.              

***

             Утро наступает быстро. Солнечные лучи преломляются, проходя через стекло, и попадают прямо на лицо парня, так и не отлипающего от тела, лежащего подле него. Сонхун прячет глаза в чужой шее в попытках спрятаться от утра, настигающего их и застающего вместе. Недовольное мычание срывается с его губ, когда Хисын отстраняется от него, разрывая желанное соприкосновение и прекращая быть тем, кто защищает его от солнца. Глаза открываются медленно, чтобы вновь оказаться закрытыми из-за лучей, попадающего прямо на него. А Хисын только лишь смеётся с сонного парня и, прежде чем уйти в душ, целует искусанные губы.              Сонхун успевает удержать его вблизи своего тела. Горячее дыхание избавляет от сонливости и опаляет щёку им, пока ожидание следующих действий повисает над ними. Их отношения стали только крепче, и он думает, что его сказать: клятву в любви или обсудить переезд сразу, чтобы больше не думать. Правда, спрашивается лишь разрешение присоединиться в душ.              Водные процедуры не занимают много времени, потому что Хисын предпочитает мыться быстро, что разнится с принципами Сонхуна, привыкшего проводить около двадцати минут в ванной комнате. Недовольства никакого не слышится: он молча решает следовать за своим парнем, чтобы быстрее обсудить их совместное будущее. Домашняя одежда ложится на худое тело просто идеально, и от него не укрывается довольный взгляд, которым его одаривают.              Сонхун, возвращаясь к кровати, садится на её край подле Хисына и кладёт голову на его плечо. Зрительный контакт необходим, но ему нет дела до этого. Ладонь аккуратно укладывается на чужое колено и поглаживает. Кажется, таким образом тишина приобретает только отрицательный оттенок. А Сонхун пытается придумать, как стоит начать разговор о переезде, означающем, что им придётся покинуть родную и любимую квартиру и попрощаться с Джейком.              — Я выбрал Технологический институт Джорджии в Атланте, — тяжело сглатывая, произносит Сонхун. Он понимает, что им будет нужно найти квартиру, в которой они смогут жить вместе. Правда, на это тоже необходимы деньги, поэтому придётся находить очередную работу на определённое время. — Мы переедем, устроюсь где-нибудь и зимой подам заявление. Ты же не поменял своё решение? — шепчет он. В его голосе прослеживается страх остаться в одиночестве в новом городе. — Хисын?              — Я поеду с тобой даже на край света, если ты попросишь, — отвечает ему он. Он перехватывает ладонь, лежащую на своём колене, и переплетает холодные от волнения пальцы, чтобы Сонхун чуть успокоился и не предавался отвратительным мыслям. — Разберусь с работой, поговорю с родителями. Может, уговорю их помочь мне устроиться в их компанию. Она как раз находится в Атланте, — Хисын слегка поворачивает голову и оставляет убеждающий в словах поцелуй, моментально расслабляющий напряжённое до предела тело.              — Твои родители же захотят со мной познакомиться, — при их упоминании у Сонхуна моментально возникает мысль. Может, они вообще будут против отношений? Может, Сонхун недостаточно хорош для Хисына? — Дорогой, а если я им не понравлюсь, то что будет? — расслабление, длящее буквально несколько мгновений, окончательно покидает его. Голова отрывается от удобного плеча, а пальцы отчаянно обхватывают подбородок, разворачивая к себе. — Ты же не оставишь меня?              — Не оставлю. Больше никогда, — клянётся Хисын уверенным голосом и, чтобы подтвердить собственные слова, наклоняется к раскрывающимся губам, нежно целуя их. Поцелуй не длится долго. Лишь нескольких секунд хватает для осознания всей серьёзности, ведь врать они друг другу не собираются. — Ты поступишь обязательно, и мы уедем вместе. Только так, Сонхун, другого исхода событий я не потерплю.              Сонхун вздыхает с полным облегчением. Он решает верить в лучшее, потому что не хочет, чтобы плохие мысли прятались на краях его сознания, поэтому и заграждает их исключительно хорошими. Тело млеет в руках, и сердце отдаётся приятным эмоциям, начинающих переполнять душу целиком. Сопротивляться этому даже и не думает: Хисын следует примеру парня, уже тянущегося для очередного нежного поцелуя, спасающего ото всего.              И правда ведь всё сбывается для Сонхуна. Он никогда не мог подумать, что сможет быть принятым в университет со своими баллами, набранными в достаточно большом количестве благодаря потраченному на занятия времени, и что переедет в другой штат вместе с человеком, за которым буквально бегал с начала учебного школьного года и с которым по итогу начал встречаться, влюбляясь с каждым днём всё сильнее. Он никогда не был настолько счастлив за все свои восемнадцать лет, прожитых в Майами. Однако Хисын смог показать ему и объяснить, что такое любовь, пусть они ещё и учатся ей, познавая привычки, язык тела и характеры друг друга. Правда, это только самое начало их отношений. У них ещё все впереди. Связь укрепится, и связывающая их ныть никогда не оборвётся из-за незначительных конфликтов.