Карнавал Арлекина

Президентский благотворительный прием в Испанском зале Пражского града был в самом разгаре. Воропаев по обыкновению чувствовал себя на этом рауте как рыба в воде, радуясь возможности освежить свой чешский. Конечно, ничто не мешало перейти на английский, но это казалось ему неспортивным, да и невежливым по отношению к гостеприимным хозяевам. Без труда добыв приглашение на это закрытое мероприятие, он непринужденно попивал хорошее вино, беседовал с парой дипломатов и незаметно выискивал глазами ту, ради которой пришел. Жара и дресс-код, казалось, обрекли всех присутствующих здесь дам на откровенные декольте и платья на тоненьких бретельках, и все же она умудрялась выделяться и на этом фоне — или ему так казалось? Бесшумно, по-кошачьи приблизившись к ней сзади, вкрадчиво и слегка фамильярно прошептал на ушко: — Ahoj krásko, jak se máš? Už je to tisíc let a ty ses ani trochu nezměnila, vypadáš skvěle.* Холодноватая хрупкая блондинка а-ля Патрисия Каас не выказала ни волнения, ни удивления. Обернулась и с мягкой выученной улыбкой отсалютовала ему бокалом. — Alexi, dobrý večer, děkuji, čemu vděčím za tuto poctu? Stále mluvíš dobře česky, i když s přízvukem.* Отметив про себя, что характер у белокурой бестии ничуть не изменился, Алекс сухо пробасил: — Nepřišel jsem si vyměňovat zdvořilosti. Musíme si o něčem promluvit*. Дама усмехнулась, перенимая его внезапно забронзовевший официальный тон. Дальше по ходу беседы они так и прыгали с «ты» на «вы» и обратно. — Přesně jak jsem si myslela, lidé jako vy, pane Voropayeve, neztrácejí čas. Co chcete, povídejte, prosim*. Воропаев широко осклабился: — O nic nejde, alespoň pro vás a vašeho manžela*. Она скрестила руки на груди и слегка нахмурилась: — Zaujalo mě to, o čem to mluvíš? * Ответил молниеносно и на голубом глазу: — O pronájmu Trojského zámku na módní přehlídku za deset dní*. Такая вопиющая наглость этого рыжего котяры заставила ее расхохотаться чуть громче, чем позволительно. — Vždycky jste měli skromné potřeby. Děkuji, že jste si nevybrali Pražský hrad. A proč bych měla souhlasit? * И к этому вопросу он давно был готов: — Mám pro to důvody, navrhuji, abychom to probrali zítra v 11:00*. Блондинка поджала губы. — Ve 12 nebo nikdy*. Милостиво кивнул: — Dobře, zítra v kavárně Louvre ve 12 hodin. Vřele vám doporučuji přijít*. Саркастически приподняла бровь: — Děkuji za radu*. Достал из внутреннего кармана пиджака визитку и протянул ей, вдруг резко взяв интимный тон: — Zavolej mi zítra půl hodiny před schůzkou*. Дама фыркнула: — A když ne, co pak*? Вздохнул с притворным сожалением: — Pak zavolám tvému manželovi*. Она отставила бокал с шампанским и насмешливо тряхнула головой. — Je to muž na příliš vysoké úrovni, jeho telefonní číslo tak snadno nezískáš*. Настал его черед расхохотаться. — Zdá se, že jsi přece jen zapomněla, s kým máš tu čest. Jeho číslo už mám. Сохраняя невозмутимость, Адела холодно кивнула ему и удалилась. Столь полюбившийся Александру в качестве локации для выездного показа «Зималетто» Тройский замок во времена империи Габсбургов был во владении древней княжеской династии, потом отдан государству, потом снова выставлен на продажу и в начале тысячелетия куплен знаменитым чешским миллионером Зденеком Бераном: из-за него в своё время его, Сашу, бросила эта стерва Аделка, красотка, в которую он был до одури влюблен в Гарварде, которую самым беспощадным образом отбил у однокурсника и к которой прилетал в Прагу, исходив ее всю вдоль и поперек, ради которой выучил чешский, — а потом, в один прекрасный день, она сообщила ему о помолвке с другим, якобы по воле ее отца, тоже крупного бизнесмена, покинула Гарвард, и больше их пути не пересекались. Правда, он продолжал за ней следить по своим каналам, знал многое о ее жизни, и эти знания именно сейчас могли ему очень пригодиться. Наутро ровно в полдень Александр продолжил практиковаться в чешском. В полдень в кафе было не менее людно, чем на завтраке, однако Воропаев сразу приметил тоненькую фигурку, которая внезапно показалась ему хрупкой и беззащитной. Что за наваждение, это она-то беззащитна? Одновременно кивнув, протянув Аделе увесистую папку и изящным движением руки подозвав лучезарного официанта, он молниеносно сделал заказ, сел и огляделся. — Вообще, несмотря на некоторую помпезность, тут бесспорно лучшее утиное конфи в городе. Жаль, что я сейчас не голоден, придется ограничиться клубничными вафлями и кофе с амаретто. Да и торжественный интерьер весьма к месту: где еще договариваться об аренде замка, как не здесь. Адела фыркнула и неопределенно повела плечом. Медленно раскрыла папку, пролистнула без всякого удивления, печально покачала головой и захлопнула. — Знаете, пан Воропаев, раньше вы сильно отличались от моего мужа. По крайней мере, мне так казалось. Вы всегда были азартны и язвительны, но при этом играли по правилам и сохраняли спонтанность, искренность. А теперь, похоже, превратились в настоящую барракуду. — Как у нас говорят, пани Беранова, не мы такие — жизнь такая. — Ну да. Или, как мы говорим, с воронами жить — по-вороньи каркать. Всегда приятно снять с себя ответственность, не так ли? — Неужели я удостоился нотации от самой матери Терезы? — Да нет, просто что с тобой случилось, Алекс? До чего же надо дойти, чтобы годами собирать компромат на человека, а теперь что? Шантажировать его жену, я правильно понимаю? — Да брось, простая подстраховка. В конце концов, я переживал за тебя. Важно же было понимать, в чьи руки я тебя отдал. — Типичный мужской эгоцентризм и шовинизм. Я, оказывается, предмет, который передают из рук в руки. Трофей, ценный приз, не так ли? — Прости, обидеть не хотел. Ок, переформулирую: присматривал за тем, кого ТЫ выбрала, на всякий случай. — Я тронута. Хотя, знаешь, в чем-то ты прав: я действительно была тогда как вещь, как неодушевленный объект, только отдал меня мужу не ты, а родной отец, мир его праху. — То есть ты не хотела этого брака? — Какая теперь разница. Отец умел быть очень убедительным. К сожалению, династические браки до сих пор в моде. Один круг, объединение капиталов… Да ведь и тебе это знакомо? — Я не женат. — Речь не о тебе, а о твоей сестре, которая была помолвлена с сыном друга твоего отца… — А ты, я вижу, тоже неплохо осведомлена. — У меня свои каналы. — Александр с изумлением заметил, что Аделка не утратила способность краснеть. — Ладно, перейдем к делу. Миг — и перед ним снова была невозмутимая стервозная бизнес-леди. — Итак, я должна уговорить мужа предоставить вам замок на льготных условиях, иначе ты и твои головорезы пустите эту папку в оборот? — Фу, как грубо про головорезов. Но основная мысль уловлена верно. — Очаровательно. Что стало с человеком, который когда-то твердил мне о своей любви. Воропаев поперхнулся кофе и поморщился. — Любовь? Это у нас было юношеское помешательство. Ромео и Джульетта — голый вымысел. Вообще с годами я понимаю, что любовь сильно переоценена. Есть лишь одержимая зависимость или простая похоть. Первая приносит только горе, вторая способна доставить кратковременное удовольствие, наравне с затяжкой или косячком. Остальное — бизнес, ничего лишнего. Ты ведь согласна со мной, разве нет? Ты тоже мне твердила о любви, а потом поступила весьма практично. — Алекс, — вздохнула Адела и заговорила с неожиданной горечью, — маска циника хоть и сидит на тебе как влитая, но местами ты переигрываешь. — Мы любили друг друга по-настоящему, я не пошла против воли отца, хотя двадцатый век был уже на исходе, вышла за Зденека, и знаешь что? Да, это была ошибка, да, ты воспринял это как предательство, но это не значит, что любви нет, уж поверь мне! Ведь, если бы ее не было, люди бы не страдали, сближаясь друг с другом, не боялись сближения, как его теперь боишься ты, не мучились, не искали какого-то смысла, не разводились в поисках счастья… — Да уж, не ожидал, что у нас с тобой тут образуется философско-психологический диспут. Впрочем, само место располагает: недаром сюда частенько наведывались и Кафка, и Франц Брентано… ближе к делу. Ты сможешь уговорить мужа предоставить нам замок? Адела откинулась на стуле и усмехнулась. — А зачем тебе это, стесняюсь спросить? Хочешь делать приятное своей сестре, я права? — Все должно пройти на высшем уровне, этот показ очень важен для нашей компании. — Ну да. Что и требовалось доказать. Вы, пан Воропаев, законченный циник и хам, обожаете родную сестру и готовы на все, чтобы ей помочь. Александр почувствовал глухое раздражение и неловкость, словно оказался на публике без одежды: — Мне уже наскучили эти глупые разговоры, да и времени нет. Сколько времени тебе надо на размышление? Адела цокнула языком, положила ногу на ногу и аккуратно протянула ему папку: — Нисколько. — Не понял. Ты отказываешься? — Напротив. Видишь ли, весь твой крайне убедительный компромат на моего благоверного оказался совершенно ни к чему. Дело в том, что мы скоро разводимся. Удивительно, что твоя разведка тебе этого не донесла. Воропаев приподнял бровь. — И как же стервятники еще не разнесли эту сногсшибательную новость? Адела сложила руки на груди и довольно улыбнулась. — Не вини свой Моссад, у таблоидов тоже все еще впереди. Просто это совсем свежая новость, прямо с куста. Мы и сами-то приняли решение буквально на днях. — Что ж… Сочувствую. Или уместнее поздравить? — Всего понемногу. — Постой, но ты все равно могла бы надавить на пана Берана этим компроматом. — Ты разговариваешь как настоящий бандит, а не как выпускник Гарварда. Во-первых, мы сохранили со Зденеком хорошие отношения, я многим ему обязана и предпочла бы просто уговорить его сдавать вам в аренду замок, без всякого шантажа. Поскольку мы все равно разводимся, то он бы меня к тебе не приревновал. Во-вторых, мой муж не повелся бы на шантаж и нашел бы способ тебя обезвредить, не прибегая к криминалу. Ну и самое главное: во всем этом теперь нет никакой нужды. Видишь ли, после развода замок отойдет мне, так что мне и решать. Саша порадовался, что на столе был кувшин воды, мгновенно налил и осушил стакан. — Редкий случай: пан Воропаев лишился дара речи. Так что думать и решать мне. Надеюсь, на меня компромат твои люди не собирали? Хотя, думаю, самый страшный компромат на меня — роман с тобой, который слегка наложился на начало знакомства и официальных встреч со Зденеком. Но, повторюсь, поскольку мы разводимся, его это уже вряд ли заинтересует. Воропаев прочистил горло. — Да, признаться, твой почти бывший муж весьма щедр. Если у вас такие прекрасные отношения, не поделишься, почему решили расстаться? Аделка промолчала, пожала плечами. — Скоро и сам все узнаешь от тех же стервятников, так что скрывать смысла нет. Зденек всегда знал, что я его не люблю, и нашел себе новый объект идеального возраста, роста и параметров. — Он просто болван. — Нет, он просто, как и все, тоже хочет любви. Той самой, в которую ты не веришь. Зато мне достался замок. Пусть и без принца. — Что ж, — Воропаеву вдруг стало мучительно неловко, и все его выходки, и эта, с компроматом, и многие предыдущие, показались какой-то нелепой игрой, фарсом. — Ты меня извини. Те, кто меня знает, были бы в шоке, ибо таких слов от меня не услышать примерно никогда. По привычке раскинул понты: компромат, шантаж. А может, стоило для начала просто поговорить по-человечески. — Ну я же в твоем понимании тоже одна из барракуд и жена барракуды, какие уж тут разговоры по душам, — глаза Аделки как-то подозрительно блестели. Линзы или… — И ты меня тоже прости, что я тогда от тебя ушла. Если бы все повторилось, честно говоря, не знаю, хватило бы у меня духа сделать другой выбор. Но без любви жить довольно погано. Даже и в замке. — Я, пожалуй, пойду. Надо успеть договориться об аренде, у меня еще пара мест на примете. — Алекс, постой, не надо ни о чем договариваться. Считай, ты уже договорился. — Нне понял. — Раньше ты был более сообразительным. — Неужели ты дашь нам замок? — Подучи еще чешский, не дам, а предоставлю в аренду. — Не может быть, с чего вдруг такая доброта? И на каких же условиях? — Считай, в память о нашей былой любви. Хотя одно условие, так и быть, у меня есть. — Так и знал, что будет подвох. — Я бы хотела прийти на этот показ. — Неожиданно. Что ж, это легко устроить. Правда, есть одна загвоздка: приглашение на два лица, обычно дамы приходят со спутниками… — Ах ты, негодяй, если ты намекаешь на мой развод, то найти другого кавалера для меня раз чихнуть. — Какая жалость, а я хотел пролоббировать свою кандидатуру. — Что, неужели пан Воропаев без спутницы? Впрочем, из-за своих делишек тебе пришлось покинуть родину и, наверное, всех своих красоток… — Ты не только хорошо информирована, но еще и злюка. Высокий шанс остаться в гордом одиночестве. — Алекс, не будь букой, тебе это не к лицу. Так и быть, рассмотрю твою кандидатуру. Только скажи, зачем тебе взбрело в голову меня пригласить? — Мне всегда нравилось, как мы смотримся вместе. *** Как же было радостно видеть Павла бодрым и веселым на необычном, «выездном» совете директоров в пражском офисе! «Что ж, если гора не идет к Магомету, — отшучивался Жданов-старший в ответ на участливые расспросы с привычной сдержанностью, — то я решил прилететь сюда. Врачи одобрили, да. Ну, раз некоторые члены правления по своим причинам не могут пока быть в Москве, да и показ состоялся здесь, да и филиал наш здесь весьма успешен, то я решил: почему бы и нет? Тем более что мне уже можно пиво». Насколько ему удалось разузнать по своим каналам, Саше в Москву пока лучше не соваться, надо выждать. Впрочем, ему, кажется, и здесь неплохо. Как и Кире. Кристина все всплескивала руками и поражалась, почему всех Воропаевых потянуло в Богемию: не иначе особая аура. Павел откинулся в кресле, выдохнул, выпил минералки. Прикрыл глаза. Совет закончился полчаса назад, а уходить не хотелось. Совсем недавно поочередно выступали с отчетами о положении дел в компании Андрей, Катя, Роман. Расширение модельного ряда, форменная одежда, франшизы, новые маркетинговые ходы… Удивительно, но и Милко, убаюканного вчерашним триумфом, все уже устраивало. Киру тоже все хвалили и благодарили за показ. Этот их новый финансовый гений Зорькин, смахивающий на гайдаевского Шурика, остался в московском офисе, но звонил и даже ненадолго смог подключиться по видеосвязи — до чего дошел прогресс! Да, сейчас впервые есть ощущение слаженной команды, крепкого тыла. Даже Сашка выглядит непривычно миролюбиво, на показе торжественно пожал Андрюше руку, помог арендовать этот восхитительный замок… такое ощущение, что он отстал от бывшего жениха сестры и переключился на что-то другое. Или кого-то. Да и сын больше не казался Павлу неразумным мальчишкой, которого надо все время воспитывать, скупо сцеживая сухие похвалы. Да, наломал дров, но сам разгребает, не бежит в кусты. Теперь отец доверял Андрею всецело. А с голосованием получилось почти без интриги: Саша, естественно, свою кандидатуру не выдвигал, у него с Минаевым теперь совместный бизнес здесь; Андрей хотел было предложить кандидатуру Кати (по мнению Павла, роскошный и правильный ход), но она категорически отказалась, предпочтя оставаться его правой рукой. В общем, в результате Андрея переизбрали, или, как говорят чиновники, переутвердили на новый срок. При единодушном одобрении собравшихся — ну или почти единодушном, во всяком случае, Сашка и тот не язвил, отчего Роман подозрительно на него покосился и заявил, что так неинтересно. И все облегченно рассмеялись. Что ж, молодцы ребята. И цифры хорошие, и показ прошел на ура. Отчего-то у Павла было неясное чувство, словно все висело на волоске и могло кончиться катастрофой. Но как-то устояло, сбалансировалось, устаканилось. То же явно чувствовала и Олечка Уютова, с которой они тепло пообщались после показа, пока маэстро принимал поздравления (не только ей, всему женсовету дорогу в Прагу оплатили). — Ох, Паша, все хорошо, что хорошо кончается. Слава Богу, что и ты здоров, и молодежь довольна, и компания в порядке, — вздохнула она, крепко обнимая старого друга, и что-то в ее интонации заставляло думать, что этой мудрой женщине известно куда больше. Но допытываться Павел не стал: во-первых, бесполезно, во-вторых, многие знания — многие печали… Тем более что и Ольгу надо было отпускать, не докучать долгими разговорами: ее глаза озорно блестели впервые за последние лет двадцать — видать, всему виной тот самый загадочный поклонник, прилетевший с ней вместе на показ… Павел потянулся и неспешно встал. Ну все, можно с чистой совестью и на покой, мемуары писать, грядущих внуков нянчить. Пора идти, а то Марго уже заждалась. *** Кире потом несколько ночей снился этот показ. Милко с Юлианой придумали назвать его «Богемская рапсодия». Оказывается, на самом деле у «Квин» она богемная — это гимн индивидуализму творческих людей, богемы, но здесь маэстро обыграл то, что дефиле проходит на территории Богемии. Название выстрелило, пресса была в восторге. Напряжение не отпускало. Модели, порхающие, словно бабочки, синхронно спускались с крыльца замка в разные стороны по двумаршевым лестницам, затем обходили фонтан с двух сторон и встречались, сделав круг. Вишневые сады, гортензии, розы, буйство красок, полет воздушных тканей. Зрители наслаждались показом прямо в парке возле замка, здесь же звучала живая музыка. В финале (задумка Киры!) выходил сам маэстро под музыку Меркьюри, тем самым отдавая дань почтения близкому ему по духу творцу. Кира вдруг поймала себя на том, что с начала показа еще не видела Никиту, и разволновалась. Увидела Андрея в обнимку с Катей, таких счастливых, умиротворенных. С удивлением поняла, что обычного неприятного укола в сердце на этот раз нет. Дыхание почти ровное, спокойное. Она почти уже может смотреть на них и не отводить взгляд. И улыбаться искренне. Потом взгляд задержался на Роме и Белке, то есть Жанне, и их сыне, то есть ее сыне (показательная оговорочка, эти двое мальчишек неразлучны). Троица все что-то перешептывалась и хихикала, пока Кристина шутливо не погрозила им пальцем. Сашка, признаться, удивил: сперва каким-то чудом пробил Тройский замок для дефиле, затем заявился на него с какой-то, откровенно говоря, не слишком выразительной блондинкой, щебечут по-чешски о чем-то, не то флиртуют, не то пикируются, и не поймешь… Вряд ли эта фифа достойна ее брата. Мог бы и найти кого помоложе и поинтереснее, честно говоря. Однако, когда Воропаев представил сестре спутницу и объяснил, что она относится к знатному роду и что именно ей «Зималетто» обязано возможностью проводить мероприятие в таком замке, Кира немного устыдилась. Вообще-то она не вправе судить, конечно, это его дело. В конце концов, понятие красоты субъективно, да и не знает она эту дамочку совсем. Тем паче и выглядит братец после общения с ней не таким дерганым, как прежде. Если этим двоим весело и Сашка перестанет бросаться на людей, это уже достижение. Тем временем напряжение не спадало. В такт музыке и выверенным движениям моделей проносились мысли и картинки из прошлого. Надо же, как в одночасье изменилась Кирина жизнь. Уже несколько месяцев ни Андрея, ни Москвы, ни Клочковой (Вика звонила недавно, сообщила, что увольняется и уезжает в Питер к отцу, будет работать в его фирме, в общем, кругом семейный бизнес, куда ни глянь!) Зато рядом внезапно нарисовался братец и, конечно… — Простите, прекрасная пани, скучали без меня? — услышала она знакомый шепот за спиной. Слегка покачнулась, но теплые руки уверенно обхватили ее за плечи. Кира невесомо рассмеялась, прижалась спиной к знакомой груди, аккуратно уткнулась макушкой в Никитин подбородок и наконец расслабилась. *** Они гуляли по Виноградам, взявшись за руки и словно боясь отпустить друг друга хоть на минуту. — И все-таки жаль, что ты отказалась. — Да не жаль. — Да жаль. — Андрюш, ну мы же это уже обсуждали. Во-первых, ты продолжаешь дело отца. Во-вторых, тебя знают все банкиры и так далее. К чему сейчас перемены… — Еще скажи, что коней на переправе не меняют, — надулся Жданов. — Нет, Андрей Палыч, рабочая лошадка — это я, — хихикнула Катя. — А вы — орел! — Да уж, орел, — Андрей покраснел и нахмурился, видимо, предавшись мрачным воспоминаниям. Катерина тут же посерьезнела, остановилась, провела второй рукой по его подбородку. — Андрей, ты видел, как Павел Олегович теперь на тебя смотрит? Он тобой очень гордится. И я, между прочим, тоже. — А вот про гордость мне понравилось сейчас. Я, между прочим, горжусь тобой еще больше. Помнишь, как ты выступать боялась? А теперь что? — Что? — переспросила Катя и тут же ахнула, когда Жданов внезапно утащил ее в узкий переулочек и нежно поцеловал. — Хочу пирожное, — неожиданно вырвалось у нее, возможно, потому, что дома, старинные и разные, напоминали ей нарядные разноцветные тортики. Андрей зачем-то похлопал себя по карманам и радостно, свободно рассмеялся. — Тут неподалеку, в паре кварталов, есть чудесная каварна*, не устала на каблуках по брусчатке? — Немного. — Тогда все же побуду конем. Присаживайтесь, принцесса, — Катя всегда казалось ему легкой, как пушинка, хоть отнюдь и не была такой. Кате же казалось, что она на руках Андрея летит, что они оба летят над городом, как в картине Шагала. А в ушах звенела кода песни Меркьюри… — Ааа, как быстро… Андрюш, и все же ты орел! — Андрей, ликуя, бережно нес Катю, как подарок, и был уверен, что именно это старинное кафе станет самым подходящим местом, чтобы вручить ей кольцо. *** Между тем Карлсон, Белка и Мишка бродили по Пражской национальной галерее. Завтра лететь в Москву. Мишка быстро устал и уселся ждать в детской зоне. Жанна увлеченно рассматривала импрессионистов. Может быть, преувеличенно увлеченно. Надо успокоиться и обдумать, как ему обо всем сказать. И как так вообще вышло? Честное слово, она не нарочно. Вроде большая тетя уже, к тому же врач, и такое… И как он отнесется, неизвестно. Одно дело переехать, а другое… Рома же с отрешенным видом разглядывал полотна Пикассо. Моральные ориентиры у него, бывало, сбоили, но дураком он никогда не был. Если его догадка верна, то… То круто, чего уж там. Он давно готов на самом деле. А как Мишка будет рад! Но Белка, похоже, шифруется. Боится? Надо расставить точки над и. Прямо сейчас. Ромка разыскивал Белку, и, несмотря на музейную тишину, в нем звучала музыка: громкая, торжественная, разнообразная. Гремучая смесь оперы и тяжелого рока, нежная романтическая баллада и праздничный хорал. Решительно подошел и сзади прошептал на ухо, как бы комментируя шедевр живописи: — Белка, я все понял:ты два дня уже не куришь. А сегодня утром ты отказалась от завтрака и убежала. Я все правильно понял? Жанна вздрогнула, бледная, серьезная. Медленно кивнула и зажмурилась. Сосчитала до трех. Сейчас он уйдет навсегда. Исчезнет. Испарится. Но вместо этого произошло что-то странное. Малиновский вдруг закричал, подхватил ее и закружил, так что все посетители зашикали, а смотрительница сделала строгое замечание. Смиренно попросив прощения, Ромка быстро увел Жанну, нашел Мишку и позвал всех есть мороженое в честь таких потрясающих новостей. Позже, откусывая от фисташкового шарика и слушая радостную болтовню Мишки, который хотел братика, но был согласен и на сестричку, он думал, как же ему несказанно повезло, но заслужил ли он такое чудо всеми своими манипуляциями и бесчувствием? Ведь чуть все не испортил той инструкцией, мир ее праху… Малиновский стряхнул наваждение и вдруг вспомнил, что видел в галерее странно знакомую картину — ту самую, что висела в номере его пражского отеля зимой. Сейчас они остановились в том же отеле, но на стенах их номера висели всякие идиллические пасторали. Владельцы отеля справедливо решили не пугать посетителей и отдать этот живописующий хаос и тревогу подсознания шедевр в Выставочный дворец — главную художественную галерею Праги. Именно там теперь и красовался «Карнавал Арлекина».