Карнавал Арлекина

Андрей глянул в глазок, чертыхнулся, раскрыл дверь и молча посторонился. На пороге стоял сияющий Малиновский с тортиком, букетом и пакетом апельсинов. При взгляде на бледного и болезненно серьезного друга он как-то сразу помрачнел и прервал заготовленную было шутливую тираду о здоровье Ольги Вячеславовны и о том, как он здесь очутился. ─ Привет. Протрезвел? ─ не теряя напускной бодрости, все же поинтересовался Рома, вручая Андрею тортик и пакет. ─ Отнесешь? А фрукты помыть надо. Андрей кивнул и по дороге на кухню хмуро пробормотал: ─ Да уж. Протрезвел… Почесав в затылке, Малиновский разулся и застыл в дверях комнаты: ─ Ну, как здоровье нашей главной музы? Ольга Вячеславовна тяжело вздохнула и поправила подушки: ─ Какие люди! Рома, легок на помине. Ну, здравствуй, проходи, раз пришел. За цветы спасибо, сам в вазу поставь. ─ Я смотрю, здесь все очень рады меня видеть. А мне Кира вчера вечером звонила, волновалась, и про вас рассказала, и что Андрей не приехал, я тогда Федору позвонил и узнал, что он у вас. Вот и решил заодно и вас навестить, и… Так сказать, убить двух зайцев сразу. ─ Да, зайцев убивать у тебя неплохо получается, ─ Андрей поставил вазу с фруктами на стол, потом вдруг резко обернулся к другу, схватил его за лацканы пиджака и начал трясти что есть сил: ─ Ты мне только одно скажи: как ты мог написать такую гадость? Нет, я все понимаю: ты придумал этот план, я ему следовал, я виноват, но как из тебя только выливались все эти мерзкие слова в адрес Кати? Или я, балбес, не замечал, когда ты эти перлы устно выдавал, а теперь, так сказать, в письменном виде, что написано пером… Откуда столько жестокости, неприязни, ты же вроде неплохо к ней относился, хоть и подтрунивал? Словно жабы какие-то из тебя на бумагу выпрыгивали ─ в голосе Андрея слышалась неподдельная боль вперемешку с горьким недоумением. Рома резко отдернул его руки, помотал головой и с чувством стыда оглянулся на Уютову, потом снова взглянул на Андрея. ─ Да, ты все правильно понял, ─ предвосхитил его вопрос Андрей. ─ И если бы не Ольга Вячеславовна, неизвестно, кто бы еще ознакомился с плодом твоей больной фантазии. ─ Может, хватит? Только бои тут не устраивайте, в конце концов, вы у меня дома, а я нездорова. Отношения выясняйте в другом месте, ─ одернула их Уютова. ─ Извините, ─ хором откликнулись оба. Андрей взял со стола инструкцию и протянул Роме: ─ На вот, освежи в памяти, потом поедем на работу. Ольга Вячеславовна, спасибо вам и простите нас. Вам покой нужен. ─ Я успокоюсь, когда вы оба за ум возьметесь, охламоны! Передай-ка мне апельсин пока. Пока Андрей разделывал апельсин на блюдечке, а Ольга Вячеславовна полулежала, прикрыв глаза и откинувшись на подушки, Рома перечитывал свою нетленку, что-то неслышно бормоча себе под нос. Затем отшвырнул ее на стол и тряхнул головой, словно после наваждения. ─ Палыч, можно тебя на минутку? Оба прошли на кухню. Помолчали. Малиновский хотел было закурить, но передумал. Нервно ходил взад-вперед, пока Андрей стоял у окна, скрестив руки на груди, и разглядывал до боли родную детскую площадку. ─ Слушай, я знаю, ты ждешь от меня каких-то извинений, объяснений, а я даже не знаю, что сказать тебе. Ну да, был неправ. Сильно. Как ни нелепо, хотел тебя же уберечь, ну и ревновал, наверное, к нашей дружбе… ─ Уберечь? Гадостями и насмешками в адрес Кати? ─ Да там и тебе перепало ─ хотел я мозги тебе на место вставить, охладить, так сказать, твой пыл, пока ураган Катрин тебя не снес окончательно… Жданов, когда ты так на меня смотришь, я тебя боюсь. ─ Малиновский поежился. ─ И правильно делаешь. Сейчас бы заткнулся уже? ─ Жданов смотрел мрачно, исподлобья. ─ Ой, ну ладно, Палыч, не нагнетай, я же просто хотел, чтобы ты на нее взглянул прежними, холодными, даже черствыми глазами, чтобы излечился от своих чувств, казавшихся мне абсурдными… Действовал, между прочим, по методу самого Овидия. ─ Кого? ─ невольно отвлекся от тяжелых мыслей Андрей. ─ Овидия, великого римского поэта, знатока любви. Мы в гуманитарном классе проходили. Наш незабвенный учитель пригласил лектора ─ дядечку-античника из МГУ, я на всю жизнь запомнил, и тот читал нам «Лекарство от любви». ─ Что за бред, Малиновский? ─ Ничего не бред, я тогда проникся, книгу достал. А потом, когда в 90-е рекламой и пиаром занимался, использовал строки оттуда. Сейчас, погоди… ─ Ты что сейчас, Овидия цитировать собрался? ─ Андрей непроизвольно повеселел и приподнял бровь. ─ А ты думал, я только «Девятую роту» процитировать способен? Сейчас… Как же там было… Юноши, вам говорю — вас ли не мучит любовь? Я научил вас любви, и я же несу вам целенье, Ибо в единой руке — раны и помощь от ран. Почва одна у целебной травы и травы ядовитой — Часто крапива в земле с розою рядом растет. ─ Я тебя породил, я тебя и убью? Ну у тебя и самомнение, Малиновский, ─ невольно усмехнулся Жданов. ─ Ну а что? Я придумал план, увидел, куда все зашло, попытался вернуть в сугубо деловое русло. Прости, я все же слишком долго был циником, фантомные боли. Но это еще не все. Ближе к делу: Было со мною и так: не умел разлюбить я красотку, Хоть понимал хорошо пагубу этой любви. Тут-то меня и спасло исчисленье ее недостатков — Средство такое не раз было полезней всего. Я говорил: «У подруги моей некрасивые ноги!» (Если же правду сказать, были они хороши.) Я говорил: «У подруги моей неизящные руки!» (Если же правду сказать, были и руки стройны.) «Ростом она коротка!» (А была она славного роста.) «Слишком до денег жадна!» (Тут-то любви и конец!) Всюду хорошее смежно с худым, а от этого часто И безупречная вещь может упреки навлечь. ─ Что ж, по крайней мере, память у тебя отличная. Стесняюсь спросить, что ж ты рекламировал с помощью этих строк? Привороты ─ отвороты? ─ Не поверишь ─ адвоката по бракоразводным делам. ─ Да уж, классика на злобу дня. Ну а в мою личную жизнь, прости, ты зачем полез? Учил меня жить ─ по какому, спрашивается, праву? ─ слегка повысил голос Андрей. ─ А по такому, увы, Андрюша, что личное и бизнес нашими же стараниями оказались уж слишком переплетены, до степени неразличения. ─ тихо и грустно констатировал Малиновский. ─ А что касается всех бранных слов… ─ То это ты излил всю свою обиду на женский род из-за той давней истории, я уже понял. Скажи спасибо, что инструкцию Ольга Вячеславован вовремя вырвала из лап Милко и Вики, а то все было бы куда хуже. Судя по тону этой пакости, обида твоя была просто нестерпимая… ─ Жданов, не ждал от тебя подобной проницательности. Да, злоба и обида. И, как оказалось, абсолютно беспричинная. ─ Неужели? ─ не удержался от сарказма Андрей. ─ Столько женщин пострадали зря из-за твоих застарелых комплексов? ─ А вот сейчас обидно было. Но я не сержусь. Да, я дебил. Подозревал ее во всех грехах, что она чуть ли не организовала тот жестокий розыгрыш, а она вообще ничего не знала ─ у нее тогда как раз брат родился очень раньше срока, поздний ребенок, мать еле выносила, она в больнице дневала и ночевала чуть не полгода… ─ Ну и что? Теперь ты, надеюсь, подобрел к лучшей половине человечества? ─ Не смотри, не смотри на меня так, Жданов. Я, между прочим, через такое вчера прошел. Трудные роды принял. Можно сказать, на пути нравственного возрождения. ─ Новую жизнь начинаешь? ─ Зря иронизируешь. Думаешь, я такой был, потому что у меня велосипеда не было? ─ Ну, или Белки. ─ Белки… ─ выражение лица Ромы стало мечтательным. ─ Не знаю, есть ли она у меня теперь. Но, во всяком случае, поговорили хорошо, камень с души… И она может прийти на показ… ─ Показ… ─ вздрогнул и словно опомнился Андрей, ─ Черт, надо ехать. Который час? ─ Не волнуйся, еще только полдевятого. Тут их строго окликнула Ольга Вячеславовна: ─ Ну что, все выяснили наконец? Живы? Может, чайку перед трудовыми и личными подвигами на дорожку? ─ Да нет, спасибо большое, нам действительно пора, ─ оба вернулись в комнату и подошли к столу. ─ Но одну вещь на дорожку мы обязательно сделаем, ─ Андрей выразительно посмотрел на инструкцию, потом перевел взгляд на Романа. Тот понимающе усмехнулся и достал зажигалку. ─ Ольга Вячеславовна, простите нас, двух балбесов. Мы тут напоследок совершим ритуал, своего рода инициацию ─ переход в новую эру жизни, так сказать. Уничтожим сие злое, ничтожное и бездарное эпистолярное творение. ─ Просто порвать не хотите, мальчики? ─ слегка смягчилась Уютова. ─ А знаете, пожалуй, Ромка прав: просто порвать недостаточно. Надо ее буквально испепелить. Уничтожить навсегда. Такой символический жест, ─ задумчиво проговорил Андрей, внезапно для самого себя. ─ Тогда, чур, займитесь этим в ванной – и для безопасности, и чтобы здесь сейчас не дымить. Сказано ─ сделано. Друзья полностью уничтожили следы преступления, стихия воды заглушила огонь, дым развеялся. Потом они расцеловали Ольгу Вячеславовну, поклялись отправить ее в отличный пансионат после показа, а потом Рома подвез Андрея в «Зималетто». Так начался новый день.