Всё, что понято

Теперь им оставалось только ждать. Полиции предстояло проделать все типичные действия в связи с исчезновением Эбрил Эриас. Убедиться, что девочка не потерялась, опросить её родных и проверить, не шла ли речь о каких-то семейных дрязгах, в результате которых один из родителей мог решить попросту «увести» общего ребёнка. Для этого полицейским требовалось выяснить подробности исчезновения девочки и наметить всех потенциальных свидетелей. Должно было пройти несколько дней, прежде чем власти неофициально заключат, что, скорее всего, Эбрил похитил убийца. После чего ещё пара дней уйдёт на раскручивание шумихи в СМИ. Убийца этого ждал, а Уилл — ждал убийцу. Он использовал это время для сбора информации. Просматривал все видео, которые смотрел убийца, и даже больше; изучал все мелочи, какие только мог, о зале для пресс-конференций (хотя операторы обычно снимали лица, так что Уиллу мало что удалось разузнать). Ганнибал связался с кем-то, кого никогда не видел и не увидит вживую, с новым запросом на изготовление документов. Уилла почти удивляло, что, несмотря на подготовку к убийству, они по-прежнему сохраняли свой типичный распорядок дня, но это было так. Ну разумеется. У них были собаки, которых требовалось кормить и выгуливать, да и сами они готовили, ели и спали в привычное время, и всё было вполне домашним и нормальным… кроме тех моментов, которые таковыми не были. — Когда мы будем его убивать, каким оружием ты воспользуешься? — поинтересовался Ганнибал. Спокойно и рассудительно, словно спрашивал, что Уилл хотел бы съесть на ланч. А вот Уилл не испытывал ни грамма спокойствия ни от этого вопроса, ни от соответствующих образов, возникших у него в голове. Он застыл на месте, перестав шинковать морковку. Они собирались это сделать. Они смогут это сделать, так что вопрос Ганнибала был вполне логичным. Уилл привык к огнестрельному оружию, но здесь у него такового не было, а кроме того, это ощущалось… неправильным. Он вспомнил Рэндалла Тира; вспомнил, как отбросил в сторону дробовик — и это даже не было сознательным решением. Просто ему нужно было оказаться ближе, причинить Рэндаллу вред физически, голыми руками. Уилл опустил взгляд на нож в своей руке. Тот был типичным для кухонь Ганнибала: стильная, сияющая элегантность с безупречно острым лезвием. Уилл вспомнил Долархайда и то, как клинок погрузился в его плоть, чтобы её рассечь. Вспомнил, как по ножу потекла кровь, прямо на его собственную кожу, и как на него тогда смотрел Ганнибал, напрочь завороженный и очарованный. Именно это чувство, это мгновение его жадная натура рвалась повторить. — Я подумывал о ноже. Что скажешь? — Уилл и сам впечатлился отрешённостью в своём голосе: он чувствовал себя напряжённым как струна, ярко видя то воспоминание перед глазами. У Ганнибала приподнялись уголки губ в легчайшем намёке на улыбку: ответ Уилла оказался ожидаемым. — Тогда нам стоит провести пару занятий, — сообщил он. — Существуют приёмы наиболее эффективного обращения с ножом и места, в которые стоит целиться, чтобы противник не смог обратить твоё оружие против тебя. У Уилла в голове промелькнула вереница фотографий пропавших детей: смеющихся и улыбающихся, с дырками на месте выпавших молочных зубов, и кошмарная, сокрушительная боль от утраты Эбигейл, их псевдодочери всего на пару месяцев. Он слышал и чувствовал бездну, разверзающуюся за словами Ганнибала в те невероятно редкие разы, когда тот упоминал Мишу. Уилл вскинул голову и приподнял брови. — А если я не хочу действовать эффективно? И увидел секундную вспышку у Ганнибала в глазах: веру. Веру, которой раньше не было, несмотря на всю любовь; веру, которая исчезла с «воскрешением» Фредди Лаундс. Уилл видел её всего мгновение, но она была, и Ганнибал улыбнулся, мягко погладив его по щеке. — Этому я тоже могу тебя научить. * * * Ганнибал начал их занятия с части про эффективность, и Уилл признавал, что это было правильной стратегией. Он не хотел затевать с убийцей в затяжную ножевую драку, но всё равно, первые объяснения Ганнибала были удручающе элементарными. Уилл ткнул Ганнибала в шею тупым концом карандаша; чуть сильнее, чем требовалось. — Ганнибал, я знаю, где расположены артерии. Будучи копом, я каждые два года проходил курсы по оказанию первой медицинской помощи, и я присутствовал на множестве вскрытий. У Ганнибала едва ли изменилось выражение лица, но его неодобрение было очевидным. — Ты знаешь, где проверять пульс у бессознательного человека, и понимаешь анатомию удобно уложенного тела. Эти знания могут оказаться не столь полезными, когда твоя цель будет двигаться. Оскалившись, Уилл перехватил карандаш покрепче и поудобнее: — Тогда двигайся. И Ганнибал послушался. Сперва он попытался схватить Уилла за правую руку: очевидный выбор, чтобы завладеть его оружием — и вполне ожидаемый, так что Уилл увернулся и снова ткнул Ганнибала карандашом в шею… вот только Ганнибала на том месте уже не было. Бросившись вниз, Ганнибал резко дёрнул Уилла за ногу, заставив потерять равновесие. Чтобы не упасть, Уилл метнулся ему навстречу — в прямом смысле слова — и откатился в сторону, прежде чем Ганнибал сумел подмять его под себя. Но Уиллу не хватало места для манёвра без риска врезаться в диван. Когда Ганнибал потянулся к нему, Уилл полоснул его карандашом по запястью, целясь в сухожилия возле большого пальца. Отпрянув, Ганнибал сменил тактику и вместо этого цапнул Уилла за лодыжку, подтягивая к себе. Уилл попытался лягнуть его свободной ногой, но Ганнибал оказался достаточно проворным, чтобы схватить и её, после чего навалился на обе его ноги коленями, прижимая к полу. Уилл вскинулся вверх — что было легко, поскольку Ганнибал сидел на его ногах, — и снова ткнул карандашом в направлении Ганнибаловой шеи, заставив того отпрянуть. Продолжив своё движение, Уилл согнулся, чтобы оказаться ближе к Ганнибалу, и схватил того за горло левой рукой. Всего лишь в качестве отвлекающего манёвра: под таким углом и с использованием недоминантной руки Уилл не мог превратить это в серьёзную атаку, и Ганнибал правильно оценил ситуацию. Заблокировав его попытку локтем, он схватил Уилла за правое плечо и крепко сжал пальцами, одновременно толкая Уилла на пол. Уилл попытался снова полоснуть Ганнибала карандашом по запястью, но тот поймал его левой рукой за предплечье и вывернул его кисть назад и вверх. Сустав Уилла пронзила острая вспышка боли, его пальцы дрогнули, выронив карандаш, и Ганнибал тут же ослабил хватку. Осторожно повращав плечом, Уилл поднял взгляд на склонившегося над ним Ганнибала, внимательно наблюдавшего, не попытается ли он сопротивляться. — Ты грязно дерёшься, — с широкой ухмылкой заявил Уилл. Джек его об этом предупреждал много лет назад. Ганнибал отзеркалил его улыбку, обнажив зубы, что отчётливо выдавало его настроение. — А ты ожидал правил Куинсберри? Уилл до сих пор пытался отдышаться, так что его смех больше напомнил фырканье. — Не от тебя. Ганнибал применял любые методы, которые помогали ему победить. Так было всегда. Придвинувшись ближе, Ганнибал сильнее сжал его плечо, вызывая дискомфорт. — От моего преимущества в весе больше толку, когда ты на полу. Поэтому я всегда буду пытаться поскорее тебя уложить. Когда ты падал, тебе стоило атаковать мою ногу, — Ганнибал мягко перекатился на пятках, освободив руку и плечо Уилла. — Вот здесь проходит феморальная артерия, — он прочертил пальцем линию на внутренней стороне своего бедра, — она залегает глубоко. Тебе нужно будет приложить усилия, чтобы достать до неё сквозь слой мышц. Затем он коснулся внутренней стороны колена Уилла. — Подколенная артерия может оказаться более доступной. Она находится прямо за суставом и гораздо хуже защищена. — Понял, — благодаря проведенным осмотрам трупов, Уилл знал эти факты, но они не пришли ему в голову во время схватки. Ганнибал поднялся на ноги, и Уилл последовал его примеру. — Повторим? — Повторим, — согласился Ганнибал. На этот раз Уилл сразу перешёл в наступление. Он никогда не видел, как Ганнибал дерётся, хотя достаточно часто видел последствия его свирепой жестокости. Он видел часть её потенциала с Долархайдом, но тогда Ганнибал получил пулевое ранение, прежде чем дело дошло до близкого рукопашного боя, и Уилл понимал, что увиденное им той ночью нельзя было назвать типичным. Поэтому сейчас он испытывал восторг, лично видя то, что в прошлом сумел вычислить, восстанавливая сцены убийств. Ганнибал был быстрым. Не так, как знатоки единоборств — хотя он двигался быстрее, чем Уилл ожидал бы от человека его возраста и веса. Но его настоящая скорость заключалась в чтении ситуации, предугадывании действий Уилла и мгновенным выбором эффективных контрдвижений. Он атаковал непредсказуемо, игнорируя очевидные возможности в пользу более скрытых, а ещё реже — поступал именно так, как Уилл ожидал, как только Уилл переставал этого ожидать. До него было возмутительно сложно дотянуться в любых местах, кроме не жизненно важных, и Уилл сумел бы зацепить его ножом раз двадцать, а то и больше, но не сумел бы убить. Ганнибал смягчал силу своих ударов лишь наполовину: завтра Уиллу светила обширная коллекция синяков от контакта как с ним, так и с полом, но Уилл и сам не слишком сдерживался, так что синяки ждали не только его. Пусть он и не побеждал, его нельзя было назвать лёгким противником. Они оба были сосредоточены на схватке, на соперничестве разумов и мышц, но скрытая сексуальность добавляла их борьбе неизбежное напряжение: пристальные взгляды, весьма тесный и непрерывный физический контакт с этим человеком, которого тело Уилла так хорошо знало и ассоциировало с совершенно другой активностью... У Уилла даже наполовину не встал член (слишком большой приток крови сейчас требовался его рукам и ногам), но внизу его живота, сквозь адреналин, определённо витала возможность. Распростёртый на спине, в то время как сверху навис Ганнибал, Уилл думал, что когда они закончат, он отведёт Ганнибала в их постель и вытрахает из его взгляда все следы этого самодовольного превосходства. Чем дольше Уилл об этом думал, тем больше ему нравилась данная мысль. В очередной раз поднявшись с пола, он посмотрел Ганнибалу в глаза, после чего окинул медленным и красноречивым взглядом его тело. — Может, сделаем перерыв? — с улыбкой предложил он. У Ганнибала на лице промелькнула ответная вспышка неприкрытого желания, но он её подавил, покачав головой. — Тебе нужно больше практики. Уилл сузил глаза. — Я вполне неплохо справляюсь. Ты побеждаешь, потому что хорошо меня знаешь. — Использование его больного плеча служило тому отличным доказательством. — У незнакомца не будет такого преимущества. — Но он может оказаться моложе и быстрее нас обоих, — шагнув к Уиллу вплотную, Ганнибал накрыл его шею ладонью и прижался к его лбу своим. — Я хочу, чтобы ты получил всё, чего хочешь, но не желаю, чтобы тебе причинили вред. Эти слова были самой ласковой клятвой, и Уилл взял Ганнибала за руку, пытаясь совладать со своим резко заколотившимся сердцем, потому что Ганнибал любил его безгранично: в любой момент, когда он решит, что ему нужно сделать Уиллу больно для того, чтобы защитить, он не станет колебаться. Если к ним домой вдруг ворвутся пятьдесят копов, Уилл без малейшего предупреждения снова получит ножом в живот. Сила любви Ганнибала и успокаивала, и ужасала одновременно, потому что иногда у него были очень странные представления о том, что лучше для Уилла Грэма. Уилл задержался на этом мгновении и своих ощущениях, позволив им отпечататься и осесть в памяти, после чего слегка отодвинул голову и выпустил ладонь Ганнибала. — Ну, значит, больше практики, — сказал он, потому что Ганнибалу это сейчас требовалось. Ганнибал убрал руку с его шеи и сделал несколько шагов назад. — Насколько я помню, так ты начинаешь атаку, — сообщил он, и Уилл ринулся на него, поднырнув под его блокирующее движение и ткнув его карандашом в области подмышки. Они боролись ещё почти полчаса, прежде чем Ганнибал объявил остановку. — Полагаю, на сегодня такой тренировки достаточно. Нам стоит идти дальше, — к этому времени они двигались заметно медленнее, и Уилл уже не учился, а только тренировал выносливость, и её пределы были почти на исходе. Их обоих украшали живописные синяки, а у Ганнибала вдобавок кровоточила губа, потому что Уилл не остановил свою атаку вовремя, а Ганнибал не успел увернуться. Ганнибал тяжело дышал, и когда он пошёл на кухню, к его лопаткам влажно липла рубашка. Уилл двигался за ним по пятам, зная, что Ганнибал не имел в виду окончание их занятия — только изменение формата. — Держать в руке оружие — не то же самое, что держать карандаш, — блеснул зубами Ганнибал, и повернулся к блоку с ножами, чтобы вытащить средней длины обвалочный нож с узким, немного изогнутым лезвием. — И его можно использовать множеством разных способов, — он осмотрел свой нож, повращав под разными углами и заставляя лезвие отбрасывать на стену яркие солнечные зайчики. На его скуле — там, где впечатался локоть Уилла, — начал проступать синяк, а на нижней губе, разбитой о зубы, виднелись следы крови, заканчивающиеся размазанной по подбородку засохшей струйкой. Ганнибал шагнул ближе: с блестящим лезвием в руке и падающими на глаза растрёпанными волосами. И улыбнулся, демонстрируя свежие пятна крови на зубах. За маской, которую представляло его лицо, сквозило что-то живое и очень хищное, лишённое таких понятий, как милосердие или понимание. И… По стеклу барабанил дождь, и к телу Уилла липла ледяная рубашка. Ганнибал притягивал его к себе в комнате, полной любви, ярости и боли; такой невообразимой, что Уилл едва мог хоть что-то сквозь неё выдавить. Это была невероятная агония, не прекращающаяся ни на секунду. Ганнибал ударил его ножом, затем ещё раз, и ещё, и ещё… А потом вокруг снова оказался солнечный день, и Уилл находился у себя дома в Аргентине, с человеком, который теперь был не только его любовью, но и его любовником; с человеком, с которым с безоговорочным доверием спал рядом, кожа к коже, каждую ночь. Приоткрыв рот, Уилл задышал глубже и медленнее, регулируя дыхание и не разрывая зрительного контакта со своим убийцей, желающим, чтобы он оставался целым и невредимым. Ганнибал медленно и красноречиво отложил нож на ближайшую столешницу. — Возможно, нам стоит провести наше занятие чуть иначе. Уилл сделал ещё один глубокий вдох, желая убедиться, что ноги по-прежнему его держат, что он не падает на колени, чтобы присоединиться к луже собственной крови на напольной плитке. И шагнул вперёд, беря нож. — Согласен, — Уилл повращал нож, ловя им солнечные блики, как это делал Ганнибал, и глядя на отражения в чуть изогнутом лезвии, знакомом и безопасном — в его руке. Всего два дня назад Уилл разделывал этим ножом куриные грудки. Иногда они с Ганнибалом действительно ели курятину. — То, как ты его держишь, зависит от того, что ты собираешься с ним делать. Уилл быстро перевёл глаза на Ганнибала, который неспешно подошёл и встал рядом, чтобы, протянув руку у Уилла из-за спины, сплести их пальцы на рукоятке ножа. — Для проникающего удара лучше всего подходит такая хватка, — Ганнибал легко постучал по его большому и указательному пальцам, мягко их сместив, а затем крепче сжал Уилла за руку, когда тот правильно взял нож. Это оказалось… удобно. В таком положении было легче преодолевать чужое сопротивление без риска соскальзывания собственных пальцев. Ганнибал прижался к Уиллу со спины в своей помятой, испачканной потом и кровью одежде, обдавая дыхание его шею, и Уилл замер, наблюдая, как Ганнибал снова передвинул его пальцы на рукоятке ножа. — Для режущего удара справа налево нож лучше держать вот так, — слушая эти слова, Уилл безропотно менял положение пальцев, пока Ганнибал не удовлетворился его пониманием. Мысли Уилла оставались сосредоточенными на ноже, сместив прикасающегося к нему человека на второй и… второстепенный план. — Поскольку ты правша, режущий удар слева направо получится у тебя сильнее, если вместо движения запястьем ты используешь обратный хват, — Ганнибал убрал пальцы Уилла с ножа, после чего развернул и снова сомкнул на рукоятке. — Вот так. Уиллу не нужно было представлять, каково окажется использовать нож подобным движением. Он и так это знал. Именно так он держал нож, когда убил в схватке Долархайда. — Я понимаю, — его собственный голос прозвучал так же пугающе, как и тот, который нашёптывал ему в ухо, и Уилл не чувствовал себя полностью присутствующим в этой комнате. Ганнибал вывернул нож из его сомкнутых пальцев и, обойдя Уилла по широкой дуге, подошёл к блоку с ножами и вложил нож на место. Уилл посмотрел на свою ладонь, по-прежнему сжимающую пустоту, и опустил руку. На кухне воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов, и Уилл мысленно считал бегущие секунды. С улицы донеслось тявканье Сары, сменившееся топотом лап и одиноким басовитым «Гав» Лолы. Взглянув в окно, Уилл увидел мчащегося к кустам молоденького зайца, намного опережающего обеих собак. Уилл отвернулся, и его внимание неизбежно переключилось на Ганнибала и его влажную от пота рубашку, туго облепившую широкие плечи. Опустив голову, тот склонился над столешницей, положив на неё ладони. Уилл разлепил губы, чтобы что-то сказать, но сумел лишь тихо выдохнуть. Ганнибал повернулся к нему. Его изукрашенное кровью и ссадинами лицо было неподвижным и холодным как мрамор. — Я не стану извиняться за то, что сделал. Если ты снова меня предашь, я снова поступлю точно так же. — Я знаю, — собственная улыбка показалась Уиллу размытой, бледной и узкой, как дымка над линией океана, и он погладил Ганнибала по предплечью тыльной стороной ладони в качестве заверения и попытки смягчить правду, с которой они оба решили жить дальше. У него не было ответа на слова Ганнибала — не могло быть, поэтому он вышел из кухни и присоединился к собакам на заднем дворе. Наклонившись, Уилл потрепал их по шелковистой шерсти за ушами, а псы в ответ принялись тыкаться влажными носами ему в ладони и запястья. Затем Уилл свистом скомандовал животным сесть у его ног и зашагал вперёд, в тепло позднего утра. * * * Уилл с Ганнибалом больше не затрагивали данную тему — разговор не изменил бы фактов. Вместо этого они предоставили друг другу возможность побыть в одиночестве, и, когда Уилл вернулся в дом ближе к ланчу, Ганнибал уже что-то готовил. Он приветственно улыбнулся, Уилл вымыл рукколу — и их общение мигом вернулось к норме в виде непринуждённой беседы и частых прикосновений. Уилла это не удивило. Он прекрасно помнил, как вошёл в БГБДДП, напряжённый как струна и полный бешенства, чтобы наорать на Ганнибала из-за его попытки убить Молли. А уже через три минуты (или около того) они переключились на обсуждение психологии и мотивов Великого Красного Дракона, со всеми их параллелями, и Молли попросту исчезла из комнаты. — Разве ты не жаждешь перемен, Уилл? В последовавшие за этим дни Уилл изменил многое. А в ближайшие дни — собирался изменить ещё больше. Ганнибал возобновил свои уроки, закрепляя пройденные утром приёмы, ещё подробнее объясняя, как быть «эффективным» — и переходя к гораздо менее эффективным идеям. Уилл схватывал всё на лету: он всегда был способным учеником, благодаря своей способности ощущать всё лично, а не только наблюдать, а Ганнибал соблюдал осторожность, пока они держали в руках ножи. Без крови и кухни дальнейших сложностей не возникло: был только Уилл, который любил Ганнибала, хотел его и наслаждался их близостью. Их секс после того утра непрошенных воспоминаний оказался быстрым и яростным, добавив новые синяки к тем, которыми они уже успели друг друга наградить. Впрочем, так было не впервые. Теперь между ними витало напряжение, выходящее за рамки обычного взаимного влечения. Каждый день, каждую совместно проведенную минуту. Ничего некомфортного — просто нечто затаившееся под кожей; щекочущее ожидание. Они оба помнили, каково это было — победить Долархайда, убить вместе и ради друг друга. Они видели это при каждой встрече взглядов, каждый раз, когда засиживались после ужина с вином при свечах, и осознавали дикую ярость, которая снова в них вспыхнет. И воздух потрескивал от силы их взаимного желания, чтобы это произошло поскорее. Их это ждало, в очень близком будущем. И на этот раз Уилл не собирался его отвергать. Он знал, что не увидит в происходящем ужаса: с Долархайдом это были последние извивающиеся протесты человека, некогда преподававшего в университетских аудиториях, чтобы избежать шока от непрерывно вспыхивающего у него в голове насилия. Теперь Уилл насладится, почувствует, как сила и восторг пронизывают каждую клеточку его тела так глубоко и надолго, как только возможно — он это знал. Уилл покрутил это знание в голове и так, и сяк, изучая под разными углами — и не нашёл в нём ничего тревожащего. Он готов был стать таким человеком — и, обретя в этом уверенность, хотел, чтобы это произошло поскорее. * * * Уилл решил побриться перед пресс-конференцией начисто, на что Ганнибал улыбнулся одной из своих абсолютно искренних улыбок и предложил: — Я бы очень хотел тебе с этим помочь, если ты не против. Уилл был не против гораздо большего, когда Ганнибал вот так на него смотрел, излучая бесконечную любовь и восхищение. Выпустив собак во двор, Уилл уселся за обеденным столом, накрыв плечи полотенцем и повесив на шею ещё одно. Ганнибал осторожно смазал его щёки пеной для бритья с тем же приятным запахом, что и их шампунь, приподнимая подбородок и заставляя кожу натянуться. Он предпочёл безопасную бритву драматизму классической, за что Уилл был ему крайне благодарен. Сейчас он чувствовал себя гораздо спокойнее, чем когда Ганнибал исправлял его шрам всего через несколько недель после приезда, но прошлонедельный эпизод на кухне отчётливо показал, что у его устойчивости по-прежнему были пределы, когда Ганнибал приближался к нему с обнажённым лезвием в руке. Уилл знал, что в мягком сером тумане, скрывающем мутную воду внизу, прятались камни, но он плыл без карты и никогда не мог быть уверен в их местоположении вплоть до момента столкновения. Ганнибал излучал невероятное спокойствие, целиком погружённый в свои действия, и Уилл последовал его примеру, расслабившись в волнах внимания и заботы. Прикрыв глаза, он наслаждался умиротворённостью происходящего, представляя себе вставшую на якорь лодку, балансирующую между волнами и порывами ветра. Временами он мог позволить себе забыть, кем был Ганнибал. Разлепив веки, он посмотрел Ганнибалу в глаза: сквозь слой очарованного поклонения, существовавший только для него, в простирающиеся ниже глубины. Уилл не хотел забывать — больше не хотел. Ганнибал был именно таким, каким Уиллу было нужно. Ганнибал в последний раз аккуратно провёл бритвой, убирая с его шеи остатки пены и щетины, и досуха вытер кожу полотенцем. Затем отступил назад и, выпрямившись в полный рост, чуть наклонил голову вбок, изучая результат своих трудов. — Думаю, это обеспечит желаемый эффект, — сообщил он. Сбросив полотенце, Уилл подошёл к зеркалу, чтобы взглянуть самому; Ганнибал следовал за ним по пятам. Под ярким светом ванной лицо Уилла казалось почти абсурдно гладким и бледным. После душа он предоставил волосам высохнуть как попало, так что теперь тугие кудряшки падали ему на лоб и торчали во все стороны в области ушей. В итоге Уилл выглядел гораздо моложе и невиннее: это лицо не вызывало мгновенных ассоциаций с убийцей. Его щёку по-прежнему пересекал продольный шрам, но тонкий и выцветший. Сходство этого Уилла с тем бородатым, изуродованным мужчиной с пустыми глазами на опубликованных Джеком фотографиях семимесячной давности было весьма отдалённым. Уилл не был в восторге от своего нового облика: слишком много лет он прятался — от мира и от себя самого — за весьма похожим… но это годилось для требуемых целей. Встретившись в зеркале глазами с Ганнибалом, Уилл улыбнулся. — Хорошая работа. Ганнибал провел пальцами по его подбородку, по-прежнему не разрывая с ним зрительного контакта в зеркале. — Я могу лишь обработать предоставленный исходный материал. У тебя очень приятное лицо. Уилл потянулся через плечо, чтобы, ориентируясь на зеркало, погладить Ганнибала по носу. — И это заявляет человек, похожий на живую рекламу красивых скул, — он ещё шире улыбнулся. — Я говорил не о костной структуре твоего лица, хотя она тоже миловидная, — Уилл продолжал смотреть в зеркало, где Ганнибал накрыл его непривычно голую щёку ладонью, вызывая щекотку. — Но она — грань неизмеримо большего целого. Твои глаза, в которых отражается каждая мысль; яркие и быстротечные выражения твоего лица... Твоя внешность показывает твою суть, Уилл, демонстрируя миру твоё существование и твой необычный шарм, чтобы умеющие смотреть смогли их оценить. Уилл никогда толком не знал, как отвечать на подобные тирады Ганнибала. Разумеется, он на них реагировал: у него уходила земля из-под ног от головокружительного наплыва адреналина и желания; у него ёкало и замирало сердце, чтобы заколотиться вдвое быстрее, потому что Ганнибал любил его безгранично. Но от такой откровенности у Уилла выметало все мысли из головы: он знал, что должен что-то ответить, что-то не менее искреннее, но любые его попытки прозвучат совершенно по-идиотски. Поэтому в результате Уилл обходился шутками. Расплывшись в широченной улыбке, он подался назад, прижимаясь спиной к груди Ганнибала. — Ты, наверное, единственный, кого я знаю, кто назвал бы меня «обладающим шармом», — отозвался он, и накрыл пальцы Ганнибала своими, удерживая на месте, потому что Ганнибал был прав, и тело Уилла говорило всё, чего он не мог произнести вслух. У отражения Ганнибала дрогнули уголки губ; тепло и позабавленно. — Что ж, тем больше для меня причин это повторить, — ответил он. На какое-то мгновение они оба замерли, наслаждаясь зрительным и физическим контактом. Предложение отвлечься было очевидным, и Уилл сделал глубокий вдох, прежде чем отодвинуться, нарушив складывающуюся в зеркале картинку. — Мне нужно выйти раньше десяти, — сообщил он, и пошёл на кухню, где поставил кипятиться воду для кофе, а затем свистом подозвал собак к двери для кормёжки. * * * Накануне вечером Ганнибал съездил в город за ключом от ячейки хранения и, когда они с Уиллом убрали со стола остатки непривычно короткого завтрака, вручил Уиллу пропуск посетителя, объявляющий его представителем прессы: журналистом местного новостного сайта. Имя на пропуске было незнакомым, другим, чем в его нынешнем канадском паспорте. — Если ты настаиваешь на осуществлении своего плана, этого хватит, — сообщил Ганнибал. Уилл оторвался от разглядывания пластикового пропуска, чтобы адресовать Ганнибалу шутливую улыбку. — Ты считаешь это плохой идеей только потому, что я поеду без тебя. Ганнибал опёрся спиной на край стола и скрестил лодыжки. — Я осознаю, что с моей стороны было бы неразумно появиться в помещении, полном журналистов, интересующихся серийными убийцами. А вот ты демонстрируешь удивительное отсутствие бдительности. Уилл округлил глаза и улыбнулся ещё шире. — Я не серийный убийца. У Ганнибала приподнялись уголки губ, и на мгновение их будущее повисло в воздухе, невысказанное. — Всего лишь сообщник такового. Уилл пожал плечами. — Я — сумасшедший экс-профайлер со склонностью залегать на дно, когда всё летит к чертям. Никто из работавших со мной людей не удивится, что я не выдержал и исчез после событий с Долархайдом — и с тобой. — Однако правоохранительные органы всё равно захотят задать тебе немало вопросов. — Угу. Поэтому, учитывая, что в прошлом меня упекли за решётку по ложным обвинениям, вполне очевидно, почему я сбежал, — Уилл озвучил это как простой факт; в его тоне сквозили лишь легчайшие следы былого негодования. Ганнибал по-прежнему не отрывал от него взгляда. Выражение его лица оставалось пустым и бесстрастным. — Не все считают, что ты сбежал в одиночку. Джек Кроуфорд определённо так не считал, но его мнение ни черта не значило для правовой системы. — На мой арест нет ордера, Ганнибал, не в этой стране. Единственное моё правонарушение, которое кто-то сможет доказать, это то, что я украл у мужика бумажник и потратил с его кредитной карты пятьдесят баксов. Никто не экстрадирует людей за мелкое воровство. Если бы Уилл кому-то угрожал или применял насилие, это уже считалось бы тяжёлым преступлением, и тогда ситуация выглядела бы совсем иначе, но никто не знал об охранниках в том домике, потому что Джек не мог выдвинуть соответствующих обвинений, не признав, что он там Уилла удерживал. Выражение лица Ганнибала не изменилось. Положив журналистский пропуск на стол, Уилл подошёл к Ганнибалу и положил ладонь ему на грудь, чувствуя под пальцами мягкую ткань. Если его сфотографируют в Аргентине, иммиграционные власти заинтересуются отсутствием каких-либо документов, объясняющих его присутствие в стране, но это не будет для них первоочерёдной задачей. — Если меня опознают, нам придётся уехать, но я не возражаю, — Уилл тепло и мягко улыбнулся. — Здесь мило, но я буду не менее счастлив, живя с тобой где-нибудь в Боливии. Черты Ганнибала смягчились. Приподняв кисть Уилла, он поцеловал его костяшки. — Я бы предложил вместо этого Колумбию. В Боливии гораздо менее толерантно относятся к паре мужчин, явно состоящих в романтических отношениях. В этом ответе не было ничего неожиданного: ну разумеется, Ганнибал учёл данный фактор, прежде чем купить дом в Аргентине. По приезду Уилл слегка изучил этот вопрос, и выяснил, что они жили в стране, легализовавшей гей-браки первой во всей Южной Америке. Они с Ганнибалом не состояли в браке. Не могли — по-настоящему, — и не то чтобы милые юридические формальности были для них приоритетом. Они оба знали, кем друг для друга являются, и не нуждались в выданных кем-то бумажках, которые это узаконили бы. Уилл даже не был уверен, что смог бы сохранить серьёзное выражение лица, стоя перед официальным представителем закона и торжественно клянясь в вечной любви к Гектору Клэссону, однако наличие такой возможности было важным, поскольку это означало общественное принятие и ауру нормальности, в которой они нуждались. — Колумбия подойдёт, — согласился Уилл, и переплёл с Ганнибалом пальцы, проведя большим пальцем по тыльной стороне его ладони. Любая страна подходила, лишь бы они могли жить там вместе, не привлекая лишнего внимания и не вызывая вопросов. Ганнибал с долгим протяжным вздохом убрал руку и наклонил голову, изучая Уилла. — Это может оказаться не так просто, как ты надеешься. Уилл вопросительно поднял бровь. — Распознать серийного убийцу-психопата в помещении, полном психопатов, которые всего лишь журналисты? — у него в голове промелькнул образ Фредди Лаундс, самодовольно восседающей за конференционным столом и провозглашающей их с Ганнибалом психопатами. — Думаю, я достаточно повидал и тех, и других, чтобы суметь разобраться. — Этот убийца хитроумен, Уилл, — ответил Ганнибал. — Всматриваясь в бездну, будь осторожен, чтобы бездна не начала смотреть на тебя в ответ. — Он трудится и планирует целый месяц ради этих нескольких драгоценных минут, — заметил Уилл. — Полагаю, у него будет разновидность тоннельного зрения — в той или иной степени. — Он сознательно идёт в львиное логово. Он захочет узнать, заметили ли его хищники. Уилл беззаботно ухмыльнулся: — Ты поступал весьма похоже. Ганнибал погладил его по щеке, чтобы в итоге положить ладонь ему на шею. — И сразу же нашёл своего хищника, который меня увидел. Услышав эти слова, Уилл опустил свои щиты, все до единого, и засомневался, работали ли они хоть когда-нибудь против этого человека. Бурлящий водоворот эмоций Ганнибала: жажда-тревога-гордость-страх-преданность захлестнул его, словно внезапная волна; такой силы, которую Уилл редко улавливал вне секса, и полная сложных противоречий, которым не было решения. Всё это давило, грозя ошеломить, поэтому Уилл разорвал зрительный контакт с Ганнибалом и шагнул назад, чтобы освободиться от его ладони. Взяв со стола журналистский пропуск, Уилл прицепил его к рубашке и снова воздвигнул свою ментальную защиту, прежде чем посмотреть на Ганнибала. — Если я хищник, мне пора поохотиться. Смутное напряжение, сквозящее у Ганнибала во взгляде, было ему прекрасно знакомо: именно так Уилл себя чувствовал каждый раз, когда лежал без сна в слишком просторной постели, пока Ганнибал пропадал где-то по ночам. Это было одним из компромиссов, на которые они оба теперь шли, потому что любили тех, кого любили, и ни один из них не выбирал безопасность. Уилл не волновался так за Молли, оставляя их дом, чтобы поехать в Балтимор охотиться на Зубную Фею. Он знал, что может вернуться настолько изменившимся, что их брак распадётся. И также знал, что справлялся до появления Молли, а значит, справится и после её ухода. Уилл справлялся и до знакомства с Ганнибалом, но ему никогда не приходилось справляться без Ганнибала, потому что он всегда и везде носил Ганнибала с собой. Ганнибал мог находиться за тысячу миль или годами отсутствовать в его жизни, но Уилл всё равно всегда мог с ним поговорить, когда в этом нуждался или этого хотел. И даже — ничуть не реже — когда не хотел. Не важно, что Ганнибал не присутствовал на этих разговорах физически. Но было бы важным, если бы Ганнибала больше не было нигде, если бы он исчез навсегда. Ганнибал ничего не ответил, пока Уилл сверлил его взглядом. Только выпрямился и поцеловал Уилла долгим и ласковым поцелуем. Прижимаясь мягкими губами и легко гладя по рёбрам. Когда они оторвались друг от друга, Уилл улыбнулся. — До встречи, — сказал он и, развернувшись, зашагал ко входной двери, а затем наружу, навстречу утреннему солнцу.