Ночь была создана, чтобы говорить вещи, которые нельзя сказать назавтра

— Cara mia, если мы не поторопимся, пропустим всё веселье, — голос Уэнсдей звучит, как обычно, громко и чётко, пока Энид всё ещё стоит перед зеркалом в их спальне и поправляет причёску. — Если Пагсли утопит всю взрывчатку без меня, я лично казню его, — бурчит себе под нос девушка. Блондинка напевает какой-то заезженный мотив, который услышала, листая новости в Инстаграме. Это был её маленький ритуал, чтобы немного успокоить нервы, разыгравшиеся к моменту, когда им уже пора было выезжать в поместье Аддамсов. Конечно, Энид нервничала. Несмотря на то, что они довольно часто общались с родителями Уэнсдей и её братьями по волшебному шару в течение всех пяти лет, что они были вместе, теперь условия изменились. Раньше она была всего лишь соседкой, максимум подругой, но никак не девушкой. Даже несмотря на то, что Уэнсдей отказывалась от такого ярлыка, говоря, что этим словом невозможно объяснить истинное отношение медиума к своей волчице. — Я готова, готова, — скорее для себя проговаривает блондинка, выходя из спальни. Она тут же сталкивается с поражённым взглядом, который вскоре сменяется раздражённым. — Что? — спрашивает Энид, прекрасно догадываясь, что именно не нравится Уэнсдей. Девушка тяжёлым взглядом окидывает её наряд. Она ничего не говорит, давая блондинке время объясниться, но, не услышав ничего, наконец замечает, как сильно та переживает. Впервые они едут вместе в дом, в котором Уэнсдей провела всё своё детство, теперь уже в новом статусе пары. Но брюнетка знала, что поводов для волнения нет. Мортиша давно знала все подробности, а Гомес молчаливо поддерживал любую позицию своей возлюбленной. Но Энид этого не знала. Она не была частью переживаний Уэнсдей всё это время, и откуда ей было знать, что семья Аддамсов не просто приняла её, но и с нетерпением ждёт воссоединения девушек в новом статусе? Она стояла перед брюнеткой в одежде, о существования которой та даже не подозревала. Энид была одета в тёмно-серый гольф и такие же штаны. Макияж был нейтральным, и только лёгкий блеск на губах напоминал о её истинной природе. Будь у неё больше времени, Уэнсдей была уверена, что блондинка выкрасилась бы в чистый платиновый оттенок. — Синклер, что это? — спокойно спрашивает Уэнсдей, складка меж её бровей слегка разглаживается, когда в голубых глазах она обнаруживает чистое волнение. Энид смущается под её проницательным взглядом. Казалось, за столько лет рядом с Аддамс она должна была привыкнуть. — Хорошо, я еду знакомиться с твоей семьёй. — Я знаю. И вся моя семья уже давно с тобой знакома. — Да, но не как с твоей девушкой. До этого я была обычной блондинкой-соседкой, которая носила яркую одежду и заставляла всю твою семью кривиться. Уэнсдей подходит ближе, ловит лицо девушки в свои ладони и мягко проводит большим пальцем по любимым шрамам, стараясь успокоить её мандраж. — Ты всегда была кем-то большим, чем просто моей соседкой или подругой. Я готова поставить на кон всё, что имею в арсенале пыток, чтобы доказать, что моя мама давным-давно поняла, что я влюблена в тебя. — Да, но… — Энид, ты первая и единственная, кто посещала поместье моей семьи среди друзей, первая, кто разделила с нами одну еду за одним столом, первая, кто побывала в маминой теплице. Ты бывала там так часто с самых первых зимних каникул, что знаешь каждую могилу и каждый уголок дома. Ты с самого начала была для меня особенной, и моя семья знала об этом. — Она заправляет прядь за слегка покрасневшее ухо блондинки и улыбается так, как улыбается только для Энид. Голубые глаза светлеют при взгляде на любимые ямочки. — Я также хочу тебя уверить: мои родители любят тебя такой, какая ты есть. Они не обрадуются смене твоего стиля, если он изменится только ради их одобрения. Энид опускает голову, чтобы Уэнсдей не увидела, как лёгкий румянец расползается по её лицу. — А теперь, волчица, переоденься в то, что ты так любишь носить, и спускайся вниз. Я разогрею машину.

***

Некоторое время они ехали в абсолютной тишине, ведь Энид, которая обычно без труда находила темы для разговора, так сильно переживала, что даже не смотря на любовную триаду Уэнсдей, молчала думая о своём. Она хмуро смотрела на дорогу перед собой, пока брюнетка не потянула руку к бардачку, нащупывая чёрную флешку, не глядя. Уэнсдей в несколько движений настраивает звук и выбирает нужный плейлист, и Энид может услышать первые ноты своей любимой песни. — Откуда у тебя этот плейлист? — с удивлением спрашивает блондинка, кивая головой в такт музыке. Уэнсдей пожимает плечами, полагая, что этого будет достаточно в качестве ответа, но, заметив на себе всё тот же внимательный взгляд, спокойно объясняет: — Когда я впервые получила эту машину в подарок от родителей на совершеннолетие, мы были на последнем курсе в Неверморе. Энид кивает. — Да, я помню. — Конечно, она помнит, как невольно засмотрелась на Аддамс рядом с красивым чёрным Мерседесом и то, как машина прекрасно дополняла образ девушки. Она помнит, что тогда Уэнсдей взяла только её, чтобы впервые проехаться до Джерико не на автобусе. Спустя некоторое время, на летние каникулы, Синклер, как обычно, собирала вещи для всей семьи Аддамс, которая в очередной раз прислала письмо с приглашением, понимая, как блондинка тревожится о том, рады ли они её видеть. — Тогда твои родители были более настойчивыми в поиске подходящей пары, и прямо перед отъездом они довели тебя до слёз, — вспоминая, как тяжело приходилось тогда блондинке, сердце Уэнсдей сжимается от боли. — Но ты всё равно отказалась и продолжила собирать свои вещи. — Это было плохо? — неуверенно спрашивает Энид. — Нет, то, как поступила твоя якобы семья, вот что плохо. А то, что ты настояла на своей поездке к моей семье, только заставило меня гордиться твоим бесстрашием перед Эстер, — она слегка улыбается, когда перед глазами мелькает призрак разъярённой главы Синклеров. Всем давно было известно о том, как Энид переживает за своё место в семье, но несмотря на это, она выбрала Уэнсдей и её семью. — Поэтому, может быть, я попросила Вещь скачать несколько песен, чтобы ты не задумывалась о произошедшем, пока мы едем. Мои навыки ведения диалогов с тобой улучшились к тому времени, но не были совершенны. Энид только опускает голову, глядя на свои руки. Уэнсдей всегда была рядом, всегда присматривала и делала всё, чтобы она чувствовала себя лучше, и Мортиша, Гомес, Пагсли и Бабушка (когда та впервые попросила Энид называть её так, девушка чуть не расплакалась) были к ней более чем добры. С того момента, как чужая семья почти с самого начала приняла её с искренним гостеприимством, благодарность только росла в груди блондинки с геометрической прогрессией. — Я сказала что-то не так? — спрашивает медиум, когда Энид слишком долго не отвечает. — Нет, — поднимает она голову и улыбается. — Просто я так сильно люблю вас всех. Не знаю, что сделала в прошлой жизни, чтобы заслужить такое. — Ты заслуживаешь намного большего, Энид.

***

В середине поездки Энид отказывается немного поспать, потому что, несмотря на усталость от раннего подъёма, чтобы успеть к первому рождественскому завтраку, она не хочет оставлять Уэнсдей одну. Однако спустя пятнадцать минут, когда Аддамс вновь переводит взгляд на свою возлюбленную, как только заканчивается одна из лирических песен Оливии Родриго, Энид уже спит. Усмехнувшись, Уэнсдей осторожно съезжает на обочину и достаёт с задних сидений плед, чтобы укрыть теплолюбивую Синклер.

***

— Mi vida, мы на месте. — Рука с чёрным маникюром аккуратно гладит её плечо, бережно выводя из сна. Энид с трудом открывает глаза, но мягко улыбается, когда видит нежный взгляд карих глаз. — Доброе утро, Уилла. Уэнсдей кивает и улыбается, заправляя прядь волос за ухо. Кончики её пальцев всё ещё покалывают от таких прикосновений к Энид. Ей кажется, что если это всего лишь сон или чья-то глупая шутка, что блондинка на самом деле не ответила на её чувства взаимностью, её сердце не выдержит. Но сколько бы ядов она ни выпила и сколько бы раз Синклер сама её не ущипнула, сон не проходит, а глаза напротив только светятся любовью. И это приносит исключительное спокойствие на душу. Энид, вспоминая, куда они приехали, снова выглядит слегка встревоженной, но пытается держать себя в руках, когда её возлюбленная глушит мотор и обходит машину, чтобы открыть ей двери. Уэнсдей спокойно выгружает сумки; солнце едва показалось из-за горизонта, что означает, что они прибыли как раз вовремя. — Думай о том, что навещаешь своего школьного друга, — предлагает медиум, беря в одну руку чемодан блондинки, а под другую саму Энид. Ворота с радостным скрипом открываются перед ними, напоминая, что пока Энид находится в поместье Аддамсов, ей ничего не угрожает. Только если не вспоминать её первый визит, когда они чуть не прихлопнули её. Они поднимаются к подворью, и на нервной волне девушка сначала не замечает элемента декора, пока Уэнсдей не сжимает её руку, слегка привлекая внимание кивком к дверям и колоннам, украшенным чёрными ветвями. Чёрные ветки украшены тонкими, едва заметными, но всё же присутствующими розовыми лентами и такими же чёрными, как ветви, колокольчиками. — О боже! — восторженно подскакивает Энид. — Твои родители украсили поместье к нашему приезду? — Обычно они все вместе после завтрака собирались в гостиной и распределяли какие-то украшения к Рождеству, которые с каждым новым приездом Энид только пополнялись. Однако она никогда не привозила ничего цветного. Уэнсдей делает пометку для себя поблагодарить мать и отца за эту идею. Кажется, они сами знали и чувствовали, что в этот раз Синклер нужно показать, что ничего с прошлого её визита не изменилось, и что они любят её даже больше. — Думаю, нас уже ждут, mi vida, — кивает брюнетка и тянет блондинку за собой внутрь поместья. Ничего практически не изменилось с прошлого визита Синклер на Рождество. При входе их сразу встретила Мортиша, которая мягко обнимала Гомеса, чья рука была будто припаяна к талии жены. Пагсли весело улыбался в чёрной новогодней шляпе и держал за руку маленького Пуберта, который при виде Энид забыл про брата и побежал навстречу девушкам. — Эни! — громко крикнул мальчик, прыгая на девушку, которая улыбаясь подловила его к себе на руки. — Ты прибыла! — радостно воскликнул Пуберт, кладя руки на щеки девушки. Энид нежно улыбаясь, поправляя его футболку, которая задралась при всех этих махинациях, ответила: — И я приехала с подарками! Самый младший Аддамс восторженно хлопнул в ладоши, спускаясь с рук девушки и заглядывая им за спину, но, не увидев ничего, вопросительно поднял брови. Уэнсдей закатила глаза, собираясь сделать младшему брату замечание, но Мортиша её опередила. — Пуберт, Рождество будет завтра, соответственно, все подарки ты получишь только завтра утром, — пояснила женщина и, пока мальчик разочарованно пошагал в гостиную, перевела взгляд на девушек. Гомес, который вместе с женой украшал двери и каменные колонны после новостей о том, что их тучка везёт яркую волчицу в этот раз как свою возлюбленную, улыбнулся и широким шагом преодолел расстояние между ними, затянув обеих в приветственные объятия. Энид лишь с радостью приняла приветствие, уже не обращая внимания на Уэнсдей, которая скривилась и тяжело вздохнула. — Добро пожаловать домой! Вы голодны? — Несмотря на то, что Энид бывала у них чаще собственной дочери, мужчина понимал, что по своему характеру девушка всегда тревожилась за отношения с ним и остальными членами семьи. Поэтому он положил руку на плечо девушки и, довольно сощурившись, подвёл её ближе к Мортише, оставляя дочь позади. — Сегодня ночью мы с Пагсли устроили охоту, и самое свежее мясо в округе ждёт только тебя, волчица. Энид смущенно кивнула, она всё ещё чувствовала себя не в своей тарелке. Это, конечно же, практически сразу замечает Мортиша, и когда женщина подходит к ней ближе, чтобы поздороваться, нежно гладит её по волосам и увлекает в осторожные объятия. С целью рассеять все сомнения в голове юной девушки, Мортиша шепчет: — Я надеялась, что это будешь ты. Блондинка слегка отстраняется, не покидая тепло объятий, растерянно смотрит на матриарха. — То, какими вы были вместе с первого дня Уэнсдей в Неверморе, давно подсказывало мне, что это лишь дело времени, когда ваши души вступят в гармоничный союз, — говорит Мортиша, кидая взгляд своей дочери, которая лишь довольно смотрит на них и проводит Энид к столовой. — Мы бы не приняли никого другого, кроме тебя, в качестве пары для нашей гадючки. — Правда в голосе женщины заставляет её где-то внутри выдохнуть и искренне улыбнуться. Они проходят в столовую, чтобы наконец-то разделить всей семьёй Рождественский ужин. Ларч помогает вынести большой поднос с мясом к середине стола и слегка усмехается, когда встречается с искрами в голубых глазах. Энид, как всегда, сидит по левую сторону от Уэнсдей и аккуратно поправляет вилки, чтобы они легли ровно перпендикулярно столу. Готка держит дистанцию, но всё равно находится достаточно близко; Энид чётко может различить запах брюнетки по составляющим её парфюма. Мортиша, сидя с Гомесом во главе стола, мягко улыбается и, наполняя бокалы их традиционным вином, поднимает его вверх. — Я благодарна всем за этим столом за ваше присутствие, давайте же проведём это Рождество по-настоящему отвратительно.

***

В следующий раз, когда Уэнсдей встречает Энид после завтрака — на одном из балконов верхних этажей дома. Как только стрелка часов пробила два часа дня, температура снаружи резко упала, но именно это и нужно было блондинке, чтобы охладить голову. Аддамс, наблюдая за своей возлюбленной, какое-то время не спешит нарушать идиллию девушки, поэтому даёт ей возможность побыть одной и возвращается только спустя полчаса, обнаружив Синклер на том же месте. — Приятно снова видеть тебя в стенах нашего дома, Синклер. Энид совсем и не пугается внезапно появившейся рядом девушки, будто подобного рода ситуации не были для неё в новинку. Так или иначе, она лишь слегка поворачивается, чтобы встретить тёплый кофейный взгляд и улыбнуться так, как она это делает только для Уэнсдей. — Я здесь всего лишь... Опережая Энид, Уэнсдей приглаживает растрепавшиеся от ветра блондинистые волосы, перебивая: — С момента, как твоя нога ступила за порог поместья и забирая себе воображаемый титул первопроходца, ты стала частью семьи Аддамс. — В ответ девушка получает только едва ощутимый поцелуй на губах и озорную улыбку. — Значит ли это, что у тебя были на меня планы ещё задолго до твоего признания? Уэнсдей пожимает плечами. — Я надеялась, что мама поможет мне приворожить тебя, однако, думаю, она бы отказалась. — А ты просила? — Может быть, думала. Хихикая, Энид игнорирует малую часть того, что осталось от той наивной девчонки с Невермора, которая бы уже убежала куда-то глубоко в лес после такого признания. Вместо этого она просто чувствует себя на своём месте рядом с Уэнсдей Аддамс, которая держит её лицо в своих руках и с нежностью убирает мешающие волосы, когда ветер меняет своё направление. Они могли пойти самым быстрым путём, могли уже много раз признаться в своих чувствах. Однако девушки были уверены, что если на всё нужно своё время, они прождали бы и ещё больше, если бы это означало, что они смогут быть вместе. А пока у них есть целая жизнь и даже больше, чтобы быть рядом и любить друг друга.

***

На следующее утро Энид громко смеётся, когда всё же заставляет Уэнсдей надеть яркий новогодний колпак и фотографирует её довольную улыбку, когда девушка получает в подарок редкое издание своей любимой книги. Пуберт не может налюбоваться новым набором пыток, как и Пагсли, который получил самый продвинутый сегмент взрывчатки. Вещь, которого долгое время не видели девушки, был вне себя от счастья, что уж говорить о новых лаках, которые привезла ему блондинка. Медиум ходит какое-то время более молчаливая, нежели обычно, но волчица списывает всё на излишнее внимание к их новому статусу. Однако, когда приходит её очередь получать подарки, Гомес и Мортиша лишь молчаливо встают и призывают всех пройти в гостиную, чтобы увидеть то, что они приготовили для Синклер. — Мы были более чем рады поучаствовать в задумке нашей Грозовой тучки, — спокойно прояснил Гомес, обращая внимание на медиума, которая сильнее сжала руку своей возлюбленной. Он лукаво улыбается. — Волнуешься? — Никак нет, отец. Дальше они идут в тишине, но Энид прекрасно прочитала сказанную ложь Уэнсдей. Поэтому она сильнее сжала её ладонь и, пока никто не видел, оставила едва ощутимый поцелуй на тыльной стороне ладони. Когда же они оказываются у почему-то закрытых дверей гостиной, все отступают слегка назад, давая Уэнсдей и Энид пространство. — Помнишь, когда ты была здесь на вторых наших зимних каникулах, мы рассказали, что раз в несколько лет обновляем общий портрет, а старые вешаем в бальный зал, чтобы никто из четы Аддамс не забылся? Не совсем понимая, к чему ведёт её девушка, Энид кивает. — Ты говорила, что это важная семейная традиция. Не говоря больше ни слова, Уэнсдей толкает двери. Энид поражённо ахает, когда замечает, что семейный портрет, который всё время висел над её любимым камином, поменялся. Раньше на нём были изображены все, кого она так любила в этом доме: Вещь, Ларч, Мортиша, Гомес, Пагсли, Пуберт, Бабушка и, конечно же, Уэнсдей. Все они выглядели такими разными и такими родными одновременно, что каждый раз, когда они находились возле камина, Энид подолгу рассматривала уже знакомые лица. Но сейчас, среди всех её любимых людей, рядом с Уэнсдей стояла молодая девушка в ярком фиолетовом гольфе и в таких же штанах, ведь именно это был её любимый цвет. Она была изображена вместе со снудом, который когда-то подарила брюнетке. От её глаз не ускользнуло и то, что в этот раз и её возлюбленная тоже изменилась: её взгляд был более тёплым, и на ней также был парный чёрный снуд. Они стояли прямо в середине, за ними находились Мортиша с Гомесом, слегка поодаль Бабушка и Ларч, а по левую и правую сторону от них с Уэнсдей стояли Пуберт и Пагсли, у которого на плече торжественно сидел Вещь. Энид, честно говоря, не может найти слов, чтобы описать всё, что она чувствует. — Мы подумали, что уже давно пора обновить семейный портрет. Мы не могли оставить его без тебя, — говорит Уэнсдей, ловя Энид, которая почти сразу срывается с места и загребает её в объятия. Девушка слегка отстраняется, чтобы посмотреть на Гомеса и Мортишу, которые с нежными улыбками наблюдали, как перед ними пишется новая глава в жизни их семьи. — Я так сильно люблю всех вас и так благодарна, что не знаю даже, что сказать, — произносит она, полная эмоций. Мортиша, вопреки своему желанию подойти ближе, наоборот, тянет своего мужа и сыновей назад, давая девушкам время побыть наедине. — Мы любим тебя намного больше, чем ты думаешь, волчица, — эти слова так гордо звучат с уст Гомеса, что каждая частичка отпечатывается на её сердце. Вскоре Энид остаётся наедине с Уэнсдей, всё ещё наслаждаясь теплом и мягким взглядом карих глаз. — Я люблю тебя, Уэнсдей, — тихо шепчет она, глаза её слезятся от переизбытка чувств. Уэнсдей, которая, казалось, и так полностью растаяла, ещё больше смягчается и слегка улыбается. — Я люблю тебя больше жизни, Энид.