На троих

      Душно. Каждую клеточку тела охватывает жар. Ноги непроизвольно раздвигаются в стороны, надеясь охладить поверхность и немного приглушить волны спазмов. Одеяло комкается пальчиками. Смазка пачкает нижнее белье, штаны, промокает простыни, делая его кровать совсем в беспорядке. Приступ смущения, стыда и безудержного желания оказаться натянутым на крепкий альфий член, а желательно — на два.        На улице светло. Наверное, около девяти часов, значит, пары все-таки придется пропустить, как и ночной марафон дорам, на который надеялись каждый тяжелый вечер.        Комната закрыта наглухо. Минхо на дрожащих ногах поднимется, прекрасно понимая, где находится его источник успокоения, к которому он всегда припадает, стоит какой-то опасности замаячить за углом или на горизонте. Спазмы успокаиваются. Сердце продолжает биться истошно в грудной клетка. Стремится попасть в любимые руки, что приласкают и утешат, вытрут выступившие слезы и доведут до исступления своими плавными действиями.        Последний учебный день выдался сложным. Все эти стычки с неопознанными альфами, бесконечная зубрежка тем, гонки за успешным успехом, который утекал из рук. Его всегда ждали дома, целовали в губы и заверяли во все лучшее. Становилось лучше.        Теперь же он хочет получить немного другую любовь от своих альф. Квартира полностью пропахла смешанными запахами. На худом теле оверсайзная футболка Хёнджина, пока босые ноги шлепают по холодному полу к источнику пожара в низу живота.        Его омега отзывается ярким криком к своим альфам. Он ощущает доминирующие нотки фрукта, ощущает возбуждение за стеной, ощущает гон своего доминантного альфы. Течет безбожно, стоит запаху усилиться от приближающегося Ли. В грейпфрут вплетается перечная мята, наталкивая на разные мысли.       Дверь открывается тихо. На пороге стоит растрепанный Феликс без лишней одежды, в одних трусах, с искусанными губами и Хёнджином позади, что тяжело дышал, точно после марафона. Минхо моментально ощущает себя лишним и потерянным. Он здесь не нужен? Ему нашли замену? Его больше не любят, потому так оглядывают с головы до пят? Он станет лишнем, ненужным и брошенным? Один на один со своей проблемой?       Первым подает голос Хёнджин, аккуратно потеснив одурманеного феромонами Феликса, приглашая внутрь хёна и извиняясь за возможный шум, который мог донестись до чуткого слуха. Минхо расцветает, когда его целуют в лоб. Пышет счастливыми ягодами, слыша рычание у себя под ухом. Крепкие руки сжимают его поперек талии, притягивая ближе к груди.        — Мой маленький, — рычит возбужденно альфа, окутывая своим запахом омегу.        Горячее дыхание опаляет загривок. Нос утыкается в плавный изгиб плеча. Втягивает шумно аромат брусники, черники, клюквы и смородины. Язык облизывает область запаховой железы. Прорезавшиеся клыки дразняще водят по бледной коже, угрожая моментально вонзиться и поставить метку на хрупком парне, присвоив себе окончательно. Смесь их феромонов текла бы по венам и возбуждала сильнее.        Тело замирает в объятиях. Обмякает в сильных руках, позволяя делать все, что душе захочется, желая понравиться так сильно, чтобы взяли со всей страстью, разложив на любой горизонтальной поверхности. Минхо плавится от ощущений. Но его омега все равно придирчиво водит носом, будто той чего-то не хватает. Кого-то конкретного.        Минхо поднимает взор и сталкивается с блестящими глазами Хёнджина, что-то щелкает в голове, и он начинает тянуть к нему свои руки, скуля невнятно и вскрикивая от аккуратного укуса у основания шеи. Не метка, но первый след.        — Альфа, Хённи, хочу, — бессвязно бормочет он, когда парень подходит к нему, кротко чмокая в губы. Руки сильнее вцепляются в бицепсы, точно боясь, что от него отрекутся в моменте. — Ты ведь не оставишь? Не оставишь? — он задыхается от переизбытка эмоций, когда его мотает от чувств, что теснились в груди.        Ему так хотелось почувствовать в себе два члена, насадиться на два узла и наконец-то забеременеть от своих парней, что доверчиво облизывали его, впитывая жадно запах морошки и клюквы. Хван успокаивающе целует в веки, в кончик носа. Прикусывает подбородок, не касаясь руками, и улыбается так доверительно и правильно, что любые переживания отходят на последний план. Его здесь любят, так сильно, что в груди начинает щемить от расцветающей благодарности и взаимности.       После этого жар окончательно забирает его в свои владения, охватывает и сжигает каждую клеточку, оголяя нервы, и позволяет вертеть собой так, как хочется тому другим. Феликс в гоне не оставит на нем свободного места. Остается принимать животную заботу и всхлипывать, когда острые кончики вновь вонзаются куда-то в плечо, оставляя глубокий след. Алые капли крови моментально слизывают, извиняясь. Привкус крови должен отрезвлять зарвавшегося альфу, но Хёнджин внимательно следит за ситуацией, готовясь вмешаться в любой момент.       Наверное, Ли должен из-за этого оттолкнуть свою пару, тот ведь не соображает и может пометить, но Енбока он знает давно, потому позволяет и попутно лишь доверчиво льнет к старшему альфе, открывая больше пространства на бледной шее. После он проснется и обязательно будет искать водолазку с высоким воротником. Но это после, а сейчас он наслаждается.        Хёнджин успокаивает его. Касается ладони возбуждения и несильно сжимает, вызывая всхлипы и дерганные попытки притереться пахом к чужому бедру, пока в зад упиралась головка чужого члена, вызывая мурашки по коже. Они держат его в крепких объятиях. Любят и целуют неглубоко, борясь за первенство по очереди. И не понятно, сколько продолжается это сладкое безумие. Такое тягучее и неутомимое, на вкус как дорогое вино и изящество.       Ноги перестают держать от слабости и накатывающих волн течки. Его омега беснуется, хочет получить гораздо больше чем успокаивающие поглаживания ладонью и легкую дрочку, больше, чем простые объятия и ненавязчивое обнюхивание. Он хочет, чтобы его как следует прижали к стене и трахнули. Растянули пальцами жадную дырку и заполнили спермой.        — Мне мало, — ноет Ли, когда оба парня от него отстраняются, переглядываясь. — Трахните меня уже, пожалуйста, альфы, вы ведь обещали позаботиться обо мне, — слезы слегка застилают глаза, делая те стеклянными и затуманенными от желания.       — Конечно, маленький, — соглашается охотно Хван, целуя в надутые губы, и аккуратно подводит к большой кровати слипшихся парней. Феликс продолжает вылизывать лебединую шею. — Присаживайся, — спокойно хлопает он по своим бедрам, заставляя моментально усесться на эрекцию и довольно поерзать.        — Кто первый? — хриплым голосом спрашивает Феликс, все еще удерживая себя в сознании. Он пометил свою омегу запахом и чувствовал себя на седьмом небе от счастья.        — Как? — поворачивается на звук хрупкий омега, слизывая ниточку слюну со своих соблазнительных губ. — Вы разве не возьмете меня вместе?       — Детка, — Феликс присаживается на колени перед их омегой. — Навряд ли ты сможешь выдержать две вязки подряд или вместить два члена.       — Я выдержу, — обещает в горячке парень, кивая и сжимая пальчиками толстовку на Хёнджине. — Честно-честно.        — Мы верим, но мы не хотим навредить тебе, сладкий, — хрипло внимает Феликс, целуя в опущенный уголок рта. — Давай, мы сначала подготовим тебя, м?       — Давайте, — кивает задушенно омега, моментально спуская штаны, и встает на четвереньки, светя своей текущей задницей, выставляя напоказ, извиваясь от нетерпения.       Хёнджин застывает на месте, оглядывая плавный изгиб спины. Да, он уже не первый раз видит такую картину, но ток по венам течет все равно, отключая рассудок и уступая затуманенным инстинктам помочь омеге, облегчить нарастающую боль.        Футболка скатывается к лопаткам. Глубокая линия позвонков аккуратно подчеркивает стан парня. Жадная дырочка сжимается судорожно, выпуская еще больше опьяняющей смазки, что скатывались вниз по бедру, пачкая и оставляя блестящий след. Запах сгущается.        Феликс первый поддается чарам, аккуратно приближается, собирая капли смазки по ногам. Пальцы облизывают. Глаза закатываются от сладковатого привкуса. Старший в горячке так горяч, что возбуждение плотным узлом завязывается в низу живота. Он выглядел бы так хорошо с большим животиком, слегка пухлым от первой беременности. С их щенятами.       — Такой ненасытный, — хрипит он, аккуратно проталкивая два пальца, разводя их на манер ножниц. — Твоя дырка такая узкая, Хо-я, как ты планируешь вместить два наших члена?       Минхо поскуливает невнятно, не в силах произнести что-то адекватное. Его размазывает по простыням от ощущений, от фаланг, что двигались в нем яро. Взрывная смесь грейпфрута с мятой поджигает фитиль, вызывая мурашки по коже и неумное желание оказаться в крепких объятиях.        Скулеж, раздавшийся внезапно по всей комнате, отрезвляет. Хван подползает ближе и устраивается с боку от старшего, аккуратно очерчивая набухшую грудь и вставшие соски, ласково переминая их пальцами, наблюдая за тем, как того натурально ломает от всего. Тело под ладонями вздрагивает. Ли задерживает дыхание и довольно жмурится, когда ладонь ползет ниже, очерчивая едва заметный пресс.        Становится прохладно. Из приоткрытого окна воздух блуждает по кровати, оставляя смешанные ощущения, вызывая прилив большей лихорадки. Ладонь аккуратно надавливает на область под пупком. Пальцы пробегают по тазовым косточкам, красиво выпирающим со стороны.        Феликс рычит, довольно добавляя третий палец. Те двигаются свободно в расслабленном теле омеги, пропадая на мгновение и возвращаясь обратно.        — Не могу сдержаться, — делится младший, прежде чем припадает губами к дырочке, аккуратно выпуская язык и оглаживая податливые стенки.        — Мхм, — хнычет Минхо, чувствуя, как скользкий язык вторгается внутрь, едва ли не касается правильно простаты, вместе с пальцами разрабатывая его дальше. — Е-еще, — просит он, двигая бедрами в такт.        Хёнджин перенимает настрой и спускается еще ниже, ласково очерчивая чувствительную головку, наблюдая, как начинают подрагивать ноги старшего. Грудью он утыкается в постель. Соски трутся об грубую ткань и наверняка опухнут к завтрашнему дню. Но всем сейчас плевать. Единственное, что действительно волнует — тяжелое дыхание на троих и огонь, распаляющий донельзя.        Пальцы смыкаются вокруг члена. Проходятся вверх-вниз, сжимаясь сильнее, желая выдоить всю сперму из омеги, что самозабвенно продолжал ерзать на чужом лице и закатывать глаза от прошибающего удовольствия.       Хван не может сдержаться от глупой замашки. Склоняется и мокро целует свою пару, проглатывая стоны и проталкивая язык внутрь, вылизывая дочиста рот и надавливая под чужим языком, встречая ответное рвение и попытку угодить. Феликс шипит, когда его совсем сжимают стенки.        — Такой красивый, прекрасный, наш, — шепчет он в бреду, наблюдая за поцелуями своих бойфрендов. Пальцы продолжают толкаться внутрь, пока зубы то и дело покусывают ягодицы. — Давай, хён, кончи для нас.        Хван специально сжимает пальцы плотнее, заставляя выгибаться омегу и поскуливать себе в рот, выдыхая горячий воздух в губы. Минхо дрожит, прежде чем окончательно замирает, насаживаясь на длинные пальцы и захлебываясь в своих стонах. Сперма пачкает руку, попадает на простыни под телом. Немного на футболку, что мило открывала напряженный животик.        Грязно. Пошло. Восхитительно, думает альфа, наблюдая за оргазмом любимого, аккуратно отнимая руку, чтобы не мучить сверхстимуляцией, и слизывает подтеки семени, наблюдая за расширившимися зрачками Феликса.        — Поделишься?        Феликс мурчит довольно, приближаясь к ошеломленному лицу Хёнджина, и утягивает в глубокий поцелуй, ощущая горьковатый вкус спермы, мыча от извращенного удовольствия. Их языки сплетаются, слюна смешивается. Воздух выходит из легких, а губы начинает покалывать от клыков, что царапали и не отпускали.        Хён под ними лишь вздыхает от марафона и жадно поглощает картинку любимых альф, что ублажали друг друга: ладонь Феликса аккуратно сжимает набухающий узел другого, когда Хёнджин копирует движение и проделывает то же самое. Пара секунд, несколько грязных слов и рычания. Они кончают друг на друга одновременно, помечая семенем и ярким ароматом смешанных феромонов.        Минхо скулит, обращая на себя внимание, приближается, тычется губами в сплетенные руки, выпуская язык и обводя фаланги пальцев под пристальным взором. Ему нравилось собирать публику возле себя. Нравилось, когда все внимание доставалось ему любимому. Нравилось доводить до сумасшествия. И горьковатый привкус на кончике языка тоже, как ни странно, доставлял удовольствие.       — Наш котенок такой жадный, — усмехается Феликс, но взгляд не отводит от течного Ли. — Хочешь еще, сладкий?       — Хочу, — соглашается активно парень, надувая свои прелестные губки. Между бровями прокладывается милая морщинка. Капля пота течет по лбу. — Вы не вошли меня, я плохо старался?       — Ну что ты, маленький, — воркует над ним удовлетворенный Хёнджин, целуя в нос и щеки. — Нельзя ведь получить все и сразу.        — Но я хочу! Повяжи меня, альфа, — скулит он, слегка раздвигая ноги и приподнимаясь, позволяя наблюдать за пятном смазки на простыни. — Пожалуйста.        — Какой непонятливый и торопливый, — рычит от возбуждения Феликс. — Я сзади. Так сильно хочу очутиться в нем и поставить метку, блядство, — выдыхает он сквозь сжатые зубы, впервые выругавшись так грязно и красиво одновременно.        — Поставь, поставь, — подначивает его пьяный от феромонов Минхо, вызывая двоякие мысли.        Хёнджин останется наблюдателем на несколько минут. Феликс аккуратно проставляет головку ко входу и толкается внутрь, вынуждая бедра разъехаться по сторонам. Руки перехватывают омегу под ребрами, прижимая к сильному торсу. Ноги старшего совершенно не держат, и это неудивительно. Он весь дрожит от подступающего второго оргазма, поскуливая и наверняка сладко сжимаясь на члена.        — Уложи его на себя, — командует доминантный альфа, и Хёнджин беспрекословно подчиняется, укладываясь спиной на кровать, и утягивает следом на себя бессознательного омегу. — Я трахну его, чтобы растянуть, а потом мы его повяжем. Да ведь, солнце? Ты ведь хочешь от нас щенков?       — Д-да, альфа, — выдыхается омега, приподнимая голову, что пробормотать эти слова прямо в губы Хвана.        Нос омеги утыкается прямо в запаховую железу Хёнджина. Тут концентрированный аромат перечной мяты, что воздействовала, будто как на кота, на организм, вызывая дрожь и моментальное привыкание. Зависимость. Минхо лижет довольно шею, как настоящее животное, не давая себе отчета. Покусывает бледную кожу, оставляет парочку засосов.        Ему все мало. Хочется поставить настоящую метку на стыке плеча и шеи. Но рассудок кричит, что он не может этого сделать, пока сами альфы не захотят оставить о себе следы на его загривке. Брачная метка. Она ни к чему не обязывает, но внутренняя сущность подстраивается под подходящего человека и протяжно скулит, мечтая поскорее пополнить потомство и стать беременным.       Ладони его альфы ползут по плечам наверх, вплетаются в каштановые волосы парня и массируют голову, пока нутро растягивалось на члене Феликса, сжимаясь от незамысловатой ласки. Сзади слышится ругательство сквозь зубы.        — Тугой, пиздец, — рычит Феликс, входя еще глубже и делая размеренные толчки. Минхо покачивается на чужой груди, спускаясь губами на подбородок, касаясь губ проворным языком.        — Поцелуй меня, — хнычет он, прежде чем его понимают, аккуратно прижимая к себе за затылок и вторгаясь в горячий рот.        — Такой жадный, — усмехается Феликс, стискивая расставленные по бокам бедра. — Такой сладкий, хороший.        Минхо всхлипывает, ощущая, как хорошо его сейчас имеют и наверняка накачают спермой под завязку, оставив с полным животиком и возможными щенятами. Еще немного, самую малость. Внутренняя омега урчит и ласково просится. Самую малость.        Но ничего не происходит. Феликс выходит, выдыхая тяжко, пока Минхо балансирует на грани оргазма, недовольно отрываясь от припухших губ Хёнджина.        — Сейчас, маленький, ты ведь хотел принять два члена, или уже забыл? — стирает влажные дорожки на щеках Хван, целуя в кончик носа. Омега моментально забывает о своих печалях и кивает, приподнимаясь.        Два члена входят слегка болезненно в тугую напряженную дырку. Феликс дает время привыкнуть, когда головка аккуратно проходит внутрь, останавливаясь. Они оба вслушиваются в звуки. Комната наполнена тяжелый дыханием и галопом сердца, что отбивало чечетку от недостатка кислорода в легких.        Дышать тяжело. Он буквально тонет в ощущениях, слегка сжимаясь на двух стволах, когда Хван наконец-то доходит до конца, все так же прижимая за затылок к своей шее, усыпляя феромонами и действуя, как настоящее снотворное. Минхо не противится. Льнет доверчиво ближе и облизывает кожу, блестящую от слюны. Его распирает. Свет из незашторенных занавесок падает на лицо, вынуждая зажмурить глаза и уткнуться в противоположную сторону чужой шеи. Тут запах слаще и маняще.        — Хороший омега, — рычит Феликс, заставляя вздрогнуть. Ладонь оттягивает левую ягодицы в сторону. — Так хорошо принимает нас двоих.        Пальцы мнут одеяло, что откинуто в сторону и позабыто. Он ощущает, как альфы постепенно начинают двигаться, а смазка хлюпает позорно, из-за чего румянец красным ожогом растекается по щекам. Ему плохо-хорошо от такого контраста. Хёнджин продолжает массировать голову. Феликс метит его запахом и порыкивает куда-то в загривок, склонившись.        Через пару секунд они давят на предстательную железу, вынуждая поддаться назад, насадиться глубже, вновь ощутить электрический ток по венам. Минхо слизывает слюну со своих губ. Стонет громко, закатывая глаза и получая легкий шлепок по заднице. Тело горит и изнывает, просит большего. Он переживает, не слишком ли тяжелый, чтобы вот так просто лежать на Хване, пытается приподняться, но ему не дают, когда свободная ладонь давит на лопатки, вынуждая улечься и притереться ближе.        — Лежи, — строго говорит Хван.        Собственный член пачкает бедро младшего, размазывает предэякулят по бледной коже, но ему ничего не говорят. Наоборот, хвалят и вынуждают течь сильнее, пока смазка текла по мягким бедрам ниже, оставляя неприятный прохладный след.        — Больше не могу, — он стонет это жалобно, едва ли не мяукая, когда оба члена начинают периодически попадать в уязвимое место, вызывая мурашки. Они двигаются поочередно, иногда выходя из сжимающейся дырки.       — Наш маленький хорошо постарался, — воркует ласково Хёнджин, выводя круги на лопатках. — Кончай, мой хороший, а мы повяжем тебя, ты ведь хочешь с узлом, верно?       — Да, да, — он едва успевает сглатывать слюну, что оставляла подтеки на остром подбородке. Хёнджин прикрывает глаза, ощущая, как каменеет все тело от такого развратного хёна.        Время смазывается. Он кусает плечо в попытках запереть стоны глубоко внутри себя, прежде чем все нутро сжимается, отдаваясь легкому оргазму, бьющему обухом по всему телу. Его продолжают трахать, как безвольную куклу. Удерживать на месте. Порыкивать на ухо и оставлять следы на саднящих ягодицах. Так, как ему всегда нравилось и хотелось, так, как он в этом сейчас нуждался.        Узлы у них завязываются одновременно. Минхо просто ощущает, как живот слегка надувается от спермы, а парни поочередно прикусывают его бледное плечо с разных сторон, оставляя не метку, но след, который явно не скоро сойдет. Это вынуждает вновь выгнуться от удовольствия и кончить, опустошая себя. Шумное дыхание, которое они делят. Пульсация внутри, сводящая с ума узость. Феромоны довольных людей, что смешивались и превращались в гремучую смесь удовольствия и экстаза, укрывая плотным слоем одеяла. Тепло в низу живота от двойной разрядки и семени, что заперли внутри, повышая шанс на оплодотворение. Конечно, Минхо сидит на таблетках. Разумный Минхо. Сейчас же это был задурманенный инстинктами парень, мечтающий о своих детях и о том, как альфы бережно будут вылизывать его наполненный живот, чтобы почуять смешанный запах их щенят.       Феликс продолжает держаться на ногах, аккуратно оглаживает, слегка сжимая плюшевые бедра в руках, наблюдая за сокращением упругих мышц. Хотелось вонзиться в них клыками. Наполнить феромонами, чтобы те текли по венам и стали природным ароматом его омеги. Ногти оставляют красные полосы на белоснежном полотне. Минхо под ним задушенно всхлипывает, носом утыкаясь в пульсирующую жилку на шее довольного и сытого Хёнджина. Тот удерживал в сознании парня, приглаживая взъерошенные и взмокшие волосы. Целовал за ушком и шептал какие-то свои нежные словечки, воздействуя успокаивающе и на доминантного альфу. Гон постепенно сходил на нет. Мурашки бегали по коже от переполняющей нежности.       — Мне хорошо, — признается тихим шепотом Минхо, когда его наконец-то отпускают. Мышцы сокращаются вокруг пустоты, выталкивая густую сперму, вызывая прилив смущения, как жар немного стих. — Только можно было не кончать внутрь, я теперь липкий и грязный.       — Сейчас мы тебя вымоем, милый. Да и как не кончать внутрь, если ты так хотел узел, м? — задает логичный вопрос Хёнджин, заранее узнав от Феликса, каким капризным бывает Минхо во время горячки. — Пойдем, я отведу тебя в ванную, а Ликси пока приберется.        — Да, — соглашается младший, аккуратно собирая одеяло и укладывая его на кресло. — Как раз успею поменять постель.        — Хочу, чтобы кто-то из вас трахнул меня у стены, — мечтательно вздыхает омега, вскрикивая, когда его поднимают на руки, как настоящую принцессу. — Хённи, — цепляется он мертвой хваткой в рукава толстовки, понимая, что так и остался в оверсайзной футболке. Грязный, потный и липкий.       — Держу тебя, — чмокает он в лоб, направляясь в ванную. — У стены, так у стены, — соглашается он.        Ведь никто не захочет перечить любимому человеку, верно? Особенно когда тот так ярко ластится и умоляет.