Ты любишь только однажды

Ранняя месса в церкви Нотр-Дам в Дижоне подходила к концу. И хоть снаружи солнце уже нагрело воздух, внутри собора было по-прежнему прохладно. И как обычно царил полумрак, что позволяло прихожан – или, по меньшей мере тем, кто пришёл сюда не за общением з Богом – спокойно смотреть по сторонам. А высокий молодой человек в чёрном принадлежал как раз к последним. Он вошёл позже всех, когда служба уже началась; пристроился на одной из ближайших к входу скамей. Когда священник обращался в сторону прихожан, человек в чёрном смиренно опускал голову, повторял вполголоса слова молитвы, крестился вместе со всеми. Но в те минуты, когда на него никто не смотрел, человек этот поднимал голову гордо. Когда он смотрел на алтарь, постороннему наблюдателю могло бы показаться, что запоздавший прихожанин разговаривает с Богом на равных. Но, на счастье человека в чёрном, сумрак хранил его от любопытных очей. Хоть и утруднял его собственную задачу. «Где же она может быть? Демуазель Легуа ведь точно тут, Жак мне доложил.» Та, ради которой мужчина пришёл сегодня сюда, не пропускала, как ему сообщили, практически ни одной мессы. «Слева, на первой скамье? Нет, то не она. Правее, ближе ко мне?» необычный визитёр начал снова обводить глазами пространство Божьего дома. «Тоже нет, слишком ярко выглядит её подол, и это-то в темноте!» Дополнительную сложность представляло для человека в чёрном то, что та, кого он искал глазами, тоже носила одеяния исключительно этого цвета. Единственным светлым в одеянии девушки был белый платок на голове, и он-то и помог искателю обнаружить её. «Ах вот она где!» заметив движение справа, нетипичный прихожанин увидел разгибающуюся фигурку, стоявшую перед статуей Непорочной Девы. Вырезанная из черного дерева, статуя стояла в приделе южного нефа собора. Но её маленькую фигурку с младенцем Иисусом на руках окружало столько горящих свечей, что пространство вокруг было светлее, чем остальная часть собора. И это позволило человеку в чёрном уверенно опознать в стоявшей на коленях девушке ту, ради которой он сегодня сюда пришёл. Чёрное одеяние. Белый платок. И, главное, светлая коса! Настолько длинная, что часть её всегда оказывалась на полу, стоило только её обладательнице преклонить колени. «Всё точно, это она, демуазель Легуа!» и наблюдатель с успокоением выдохнул. «Ну всё, теперь она от меня никуда не денется…»

* * *

Закончив молитву, демуазель Легуа двинулась к выходу, так и не заметив, что взгляд незнакомца в чёрном по-прежнему следовал за ней. Зато мужчина, к определённому своему неудовольствию, обнаружил, что объект его интереса посещала церковь не сама по себе. Ибо стоило только девушке отойти от статуи Мадонны, как с ближайшей скамьи, из темноты, появилась фигурка, что поспешила догнать демуазель Легуа и взять её под руку. «А это еще кто с ней?» человек в чёрном поначалу впал в недоумение. «Прислужник?» Хотя, принимая во внимание пол особы, правильнее было бы сказать «прислужница». «Ах, нет же! Знаю я, кто это…» тут гость Божьего Дома вспомнил, что рассказывали её о домочадцах демуазель Легуа. «Эта нам не повредит! Даже лучше, следить этих двоих до выхода будет проще.» Ибо темнота церкви сгущалась по мере того, как люди удалялись от сияния света, окружавшего Черную Мадонну. Более того, идти – с сожалением констатировал человек в черном – приходилось осторожно нащупывая дорогу, поскольку пол снова был раскопан для очередных похорон. Но вот наконец света от открытых дверей стало достаточным, чтобы не бояться подвернуть себе ногу, и мужчина снова смог поднять взгляд с пола вверх. Как он и ожидал, демуазель Легуа со спутницей направились к чаше со святой водой. Зато дальше произошло то, чего наблюдатель за девушками из дома Легуа скорее не мог предсказать – старшая из них вдруг споткнулась о разбитую плиту и с лёгким стоном упала на пол. - Ой, сестрица, что с тобой? – раздался тут же звонкий девичий голосок. - Ничего страшного. Ногу подвернула, - последовал ответ, после чего упавшая попыталась было встать сама. Но у неё это не вышло. - Где ты, Катрин? Помоги мне. - Сейчас, сейчас! – та, которую назвали Катрин, начала суетиться вокруг сестры. – Только найду, где безопасно стоять, а то тут лежат камни и плохо видно. Но и её усилия не помогли её спутнице встать. И тогда мужчина в чёрном понял, что пришёл его час. - Разрешите помочь вам, мадемуазель, - с этими словами он склонился над упавшей. Одна его рука обвила талию девушки, другая же ловко подхватила ее саму и поставила на ноги. - Обопритесь на меня, чтобы вам было удобно. Снаружи ожидают слуги. Они проводят вас домой. - Благодарю вас, мессир! За помощь, что вы оказали… мне и моей сестре… - демуазель Легуа, казалось, было тяжело говорить. Однако для человека в чёрном такая медлительность была скорее благом, позволяя на дольше задержать объект своего интереса в своих объятиях. - Катрин, милая… - следующие слова демуазель Легуа были обращены уже к её сестре, - … открой нам двери пошире, прошу… чтобы было больше света. - Сейчас, сейчас, Лоиз! И Катрин побежала вперед и открыла большую дверь храма, впустив внутрь ослепительный луч золотого света, пробившегося под массивный нависающий, портик. Благодаря этому мужчина в чёрном смог теперь рассмотреть лицо той, которую вёл наружу. Черты лица у светловолосой демуазель Легуа были тонкими, кожа белой, почти прозрачной, а глаза – голубыми. Вдобавок она – как чувствовал державший её в объятиях человек - обладала гибкой и изящной фигурой, хоть вместе с тем и не была худой. Однако вот его объятия становились девушке скорее в тягость. - О мессир, не стоит беспокоиться... - пробормотала она в замешательстве. - Ноге уже лучше. Через несколько минут я смогу спокойно идти. - Но я слышал, как вы сказали, что подвернули ногу? – отвечал тот, кого назвали мессиром, радуясь в глубине души, что Лоиз употребила именно это обращение, что она не распознала в нём «монсиньора». - Сначала было очень больно, и я действительно подумала, что это так. Но сейчас боль проходит, благодарю, мессир, - и девушка сделала попытку высвободиться от руки, которая все еще поддерживала ее. – И прошу прощения, что нарушила ваши молитвы. «Нарушила ты, прелесть моя, как же!» заслышав такое, улыбнулся в глубине душе Филипп, герцог Бургундский – ибо это был именно он. «Наоборот, подарила мне радость! Радость созерцать тебя, Лоиз, красавица моя! Держать в объятиях…» Однако в портике-таки убрал руку, благодаря чему демуазель Легуа, сильно покраснев, неуверенно поклонилась ему. - Вы ничего не нарушили. А ваше милое лицо смущение украсило еще больше. В самом деле, чем больше Филипп смотрел на Лоиз, тем больше видел красоты в её лице, которому румянец только добавил свежести. И даже нос, что – когда девушка повернулась в профиль – оказался чуть длинноват, нисколько не испортил демуазель Легуа в глазах влюблённого в неё человека. Даже наоборот, Филиппу – который сам был обладателем весьма длинного носа – такое сходство физическое сходство между ними пришлось ещё больше по сердцу. - Ну как, Лоиз, ты идёшь? – тут к ним снова подбежала младшая демуазель Легуа, девчушка лет тринадцати, и Филипп волей неволей перевёл взгляд на неё. Перевёл и тут же отвёл обратно, ибо юная Катрин – так, кажется, его звали? – по контрасту с Лоиз показалась ему слишком… приторной, что ли. Золотистые локоны, выбивающиеся из-под чепчика, личико в форме сердечка, глаза цвета засахаренных фиалок. «Нет, многих наверняка, когда эта Катрин подрастёт, такая внешность не оставит безразличными. Но не меня.» - и Филипп снова посмотрел на Лоиз. А может быть, дело было в том, что Катрин Легуа внешностью своей припомнила герцогу его собственную супругу, принцессу Мишель, с которой он уже почти как год… - эту мысль Филипп поспешил отогнать, возвращаясь не только взглядом, но и мыслями к Лоиз. «А ведь было нами есть еще и родство душ! Недаром же она одна, из всех, была тогда одета в траур!» В тот момент правитель Бургундии не сомневался, что Лоиз носила чёрное потому, что тоже скорбела и молилась за его отца. Тем временем они подошли к углу площади, и Филипп понял, что дальше сопровождать девушек было бы уже неосмотрительно. До улицы Гриффон, где их дядя Матье Готрэн имел дом и лавку, отсюда было недалеко. Да и с другой стороны - его самого в любой момент могли ведь опознать. Это в темноте церкви было безопасно глазеть по сторонам, не боясь быть узнанным. При свете же дня… И хоть Филипп специально выбрал на сегодня самый скромный из своих чёрных нарядов, Нотр-Дам-де-Дижон лежала слишком близко ко дворцу, чтобы иметь полную уверенность в том, что никто из прохожих его не узнает. - Прошу извинить меня, мадемуазель, что не смогу проводить вас дальше… - как ни противилась его душа этому, герцог вынужден был начать прощаться. - Ничего страшного, мессир, мы уже почти пришли, - первой, однако, ему отвечала бойкая Катрин. - Позвольте еще раз поблагодарить вас, - Лоиз же ответила на его поклон реверансом, давая Филиппу возможность еще раз полюбоваться на то, как красит её щёки румянец. - Желаю госпожам хорошего дня! И доброго здоровья! – пусть это могло показаться слишком, но герцог не удержался. - И вам того же, мессир! «Ах, эта Катрин! Такая юная, а уже кокетка…» По правде говоря, Филипп был бы совсем не против, чтобы немного резвости от Катрин передалось и Лоиз. Но тогда бы его возлюбленная – в мыслях правитель Бургундии уже не боялся называть демуазель Легуа так – не была бы такой… деликатной, такой понимающей! Вслух же ответил: - Благодарю, прекрасные дамы! А про себя улыбнулся: «И до следующей встречи!» И пошел через площадь к ее дальнему углу, где в одежде скромного слуги стоял Жак де Руссе и держал под уздцы его коня.