in love

одиннадцать вечера, пятница, двадцать седьмое октября. Я уже не помнил какого это просыпаться без боли, какого не чувствовать вечной тошноты. Травма головы изменила мою жизнь на «до» и «после». Ретроградная амнезия. Я не помнил ничего, что было до травмы. Порой в памяти всплывали обрывки, тусклые воспоминания – но все они не имели никакой логической связи. Я был ужасно подавлен. Из-за частых болей, ставших хроническими, мне было сложно что-либо делать. Пришлось забыть о любимых занятиях. Каждый день я глотал около нескольких, противных на вкус, таблеток. Они не помогали. Нет, безусловно, боль они снимали, но уже через пару часов я корчился от давящего чувства где-то внутри головы. Надоело так жить. пять утра, суббота, двадцать восьмое октября. Я еле как разлепил глаза, на часах пять утра, в горле все пересохло. Спал я плохо, ранние подъемы стали формальностью для меня. Голова раскалывалась. Попытки заснуть хотя бы на час были безуспешны. Из комнаты выходить я не стал, боялся разбудить родителей. Время шло безумно медленно. Я мерил шагами комнату, ходил из угла в угол, отсчитывая секунду. Позднее Мать зашла ко мне в комнату около семи утра, спросила про самочувствие (голова перестала болеть, чему я был несказанно рад), а после, немного помявшись в дверном проеме, заявила, что сегодня вечером к нам придут гости. Я давно ни с кем не общался, но по словам врача это пошло бы мне на пользу. Мы жили на севере Йоркшира, красивое место, с необъятными зелеными холмами и бескрайним небом. Тут всегда тихо, людей почти не бывает. Отличное место, для тех, кто не любит социум. Или для тех, у кого проблемы со здоровьем. Холодный ветер обдувал конечности, развивал пряди волос, путая их между собой. Мне нравилось гулять здесь, казалось, что природа говорила со мной (или это последствия лекарств и травмы), в любом случае, именно здесь я чувствовал себя лучше всего, боль отступала, позволяя мне нормально дышать. Но я никогда не понимал одного: я не помнил всей местности и стоящих рядом усадеб, но ноги несли меня всегда к одному месте, в ложбине одного из холмов была поляна, со всех сторон укутанная высокими деревьями с раскидистыми корнями. Каждый раз оказываясь там, я пытался вспомнить – что оно для меня значило. Ведь мозг не будет ради забавы путать тебя, заставлять идти в незнакомое место? Хотя в своих мыслях и недовоспоминаниях я совсем не был уверен, поэтому просто возвращался обратно, так и не дойдя до него, такого манящего, и, кажется, волшебного. Повторив этот странный маршрут и сегодня, я махнул рукой и хотел уже пойти обратно, как в голове всплыли воспоминания: пыльные, обрывистые, слегка непонятные. Я слышал детский хохот и неразборчивый лепет, голос своей матери, кричавший “пора домой, ребята!” и в этот миг все оборвалось, вернулось на круги своя. Впервые за год мне удалось вспомнить. Считаю это прогрессом, хотя до сих пор не понимаю, почему именно там. Семь вечера, того же дня. Столовая, где обычно проходили ужины, была небольшой. Стол на шестерых из темного дерева, стулья с мягкой сидушкой и спинкой, сзади сервант с красивыми хрустальными бокалами и чашками для чая, расписанные в ручную. Посредине стеклянная дверь, ведущая в сад. Сейчас там было пусто: цветы завяли, деревянные качели стояли без дела вот уже как полгода. В мае я часто видел, как мать проводила там все время, занимаясь садоводством. Мне нравилось наблюдать за ней, было в ней что-то интересное и необычное. Она, как лесная нимфа, с осторожностью дотрагивалась до каждого лепестка, а они в свою очередь сами тянулись к ней, как к ясному солнцу. Стол был накрыт уже давно, я сидел на пуфике в коридоре, дожидаясь долгожданного звонка в дверь. Заняться было нечем, поэтому я прокручивал в голове то воспоминание, как старую фотопленку, найденную где-то на чердаке. Оно не давало мне никаких ответов, просто заглушало шум в голове. И вот, трель звонка вывела меня из состояния транса. – О Господи! Майкл, как хорошо видеть тебя на ногах! - Пожилая дама бросилась ко мне с объятиями, пока я стоял, как вкопанный, не понимая, кто это. Лица были незнакомыми, размытыми. Её супруг пожал мне руку, улыбнувшись. Я последовал за ними в столовую. Спустя минут десять мой отец невзначай упомянул их имена и мне пришло осознание — это мои бабушка и дедушка. Стыдно было их не помнить, но, кажется никто не заметил моего смятения. Есть я не мог, меня ужасно тошнило и я готов был вот-вот встать из-за стола, но решил не подавать виду. Не хотел, чтобы за меня опять начали переживать и носиться, как с маленьким дитя (может кого-то и радовала такая излишняя забота, но точно не меня). Девять вечера того же дня. Они все были слегка подвыпившие, на столе стояла полупустая бутылка белого вина и коньяка, который привез из Лондона мой отец. Мама встала из-за стола, достала из нижнего ящика серванта потрепанный альбом темно-синего цвета с вензелями на обложке, положила на стол и открыла первую страницу. «Майк. 1950-1965» -, быстро прочитал я. Мой детский альбом, вплоть до пятнадцати лет. Раньше мне его не показывали, что странно, ведь он мог освежить мне память. Первый разворот - я маленький, и года нет, завернутый в пеленки. Второй - мое первое день рождение, волосы в разные стороны, я в джинсовом комбинезоне. Третий - я держусь с мальчиком за руку на фоне дома с красной черепицей. Мы улыбаемся во весь рот, явно счастливые. Это была не последняя фотка с неизвестным мне мальчишкой. До самого конца альбома, на каждой новой фотографии, врезавшейся мне в память, мы были вместе. И кто он? Почему все они молчат, ничего не объясняя? Я просидел в раздумьях до самого ухода гостей, поставив цель узнать о нем. Хотя бы имя. Мама хлопотала на кухне, когда я подошел к ней, подбирая правильные слова. Включенная вода заглушала мое прерывистое дыхание, а темнота делала меня почти незаметным. Вряд-ли бы она меня заметила, не подай я знака. — Почему вы раньше не показывали мне альбом? Она выключила воду и недолго постояла ко мне спиной, пока резко не обернулась. — Не было подходящего момента. - Я знал, что она сильно устает, выжимает из себя последние силы. Мама всегда переживала за меня, а после того случая это стало куда заметнее. В первые дни, когда я был прикован к постели, она ни на шаг не отходила от меня, часто плакала, держа мою руку в своей, я даже слышал ее тихие молитвы по вечерам. Врачи не предсказывали мне ничего хорошего - «Ваш сын может на всю жизнь остаться калекой. Травма головы очень серьезная, может, он даже не вспомнит, как держать ложку. Вам повезло, что он отделался лишь переломанной рукой, а не позвоночником». Жаль, что я не могу подарить ей целый мир. — Ладно. - Она поджала губы. — А тот мальчик? - Ее выражение лица мигом поменялось. Мне показалось, что я спросил что-то не то. — Ты правда не помнишь? - Я отрицательно покачал головой. — Твой друг детства, милый. Можно сказать часть нашей семьи, хоть и не кровной. Ты любил проводить с ним время. — А где они сейчас? — Не знаю. Год назад они продали свой дом и уехали. С тех пор от них нет новостей. - Обидно. — Этого мальчика, если тебе нужно, зовут Уилл. Может... - Я знал о чем она думала. Любая информация могла указать мне верное направление, помочь вспомнить, что было давно потеряно в глубинах моего сознания. Фразу она так и не закончила, вместо этого она поцеловала меня и ушла. Позднее Часы пробили двенадцать. Я сидел возле окна, подперев колени к подбородку, вглядывался в даль, в ночное небо, от скуки искал известные мне созвездия. Мне было интересно, куда делся мой загадочный друг, почему семья продала дом и оборвала с нами всякую связь. Как жаль, что люди не могут заглядывать в прошлое, искать ответы на волнующие их вопросы. Мне бы это очень помогло. Я загорелся идеей найти его. Это явно пойдет на пользу, поможет вспомнить события до мельчайших деталей, по крайней мере я на это надеялся. Да и просто мне хотелось приключений, дома сидеть уже было невозможно. Но где искать я не знал. С чего начинать тоже. Шесть утра, двадцать девятое октября. Я уснул прямо на подоконнике, облокотившись головой о стекло. Шея ныла, голова снова адски болела, а тошнота, взявшая верх еще вчера вечером, так и не прошла. Все-таки стоило пойти в кровать, одной болью меньше. Меня стошнило. Не особо приятно об этом говорить, но я поклялся кровью, что буду сообщать своему дневнику все в подробностях! Есть я не стал, лишь выпил таблетки (на голодный желудок этого лучше не делать). Перед сном я думал, что неплохо было бы найти дом, в котором жил мой друг, может, нынешние хозяева что-то знают. Хотелось на это надеяться. И потом можно будет отталкиваться от этого, строить теории и выдвигать гипотезы, словно Шерлок Холмс. — Где они жили? - Спросил я у мамы, когда та сидела за чашкой кофе и со свежей, еще пахнущей типографской краской, газетой. — Дом с красной крышей, будет видно издалека. И я, примерно в десять, накинув пальто коричневого цвета, вышел из дома. Заметить красное пятно посреди голубого неба было не сложно. С годами крыша скорее всего выцвела, потому что приобрела оттенок ближе к терракотовому, но своей яркости так и не утратила. Усадьба находилась недалеко, пару миль, если идти строго, по протоптанный с годами, дорожке. От людских глаз дом закрывала живая изгородь, почти во весь мой рост. Я все еще думал стоит ли врываться на частную собственность, нарушать покой хозяев. Я ступил на чужую территорию, огляделся, подмечая каждую деталь: старую собачью будку, местами отколовшиеся куски штукатурки, выцветшие ставни, фигурка садового гнома со смешным галстуком-бабочкой. На двери висел кнокер в виде головы льва. Я помялся на месте всего секунду, постучал и стал ждать. Было страшно, живот скрутило, голова заболела с новой силой. Совсем не вовремя. В такие моменты я еле на ногах стоял, а говорить так тем более не мог. Дверь мне открыла молодая девушка, лет двадцати пяти. На ее щеках был легкий румянец, глазки-пуговки, лицо вытянутое, с заостренным подбородком, волосы завязаны. Я оторопел. Переборов боль, я прочистил горло: — Тут раньше жили мои друзья. Кажется, она не понимала о ком я говорю. Мысленно я уже предвкушал неудачу. — Те, что продали вам дом. - Дама кивнула. — Извините, не сразу поняла о чем вы. - Я сделал вид, что ничего страшного, со всеми бывает. — Я вас раньше не видела. Я не против устроить светскую беседу за чашечкой чая, но это потом, когда я буду здоров и найду друга. Сейчас же мне было не до этого. Еще немного и эта милейшая леди увидит не самые приятные вещи. — Я живу здесь не далеко. — Ясно. Так что вы хотите? - Она заметно насторожилась, а я хотел как можно быстрее это закончить. — Вы не знаете где они? — Знаю, что уехали в Лондон, но год назад случилась ужасная трагедия. - Слова мимо ушей. Я не хотел слышать плохой исход событий этого детективного расследования, но похоже, даже здесь жизнь преподносит мне подарки. — В доме, где они жили, взорвался газ, несколько семей погибли, думаю, как бы прискорбно это не звучало, они вошли в их число. Стоять становилось все сложнее, перед глазами плыло, боль давила на виски, а те в свою очередь отдавали вибрациями по всему телу. Выдавив короткое «спасибо», я зашагал прочь, надеясь не упасть прямо по дороге. До дома я и сам не помню, как добрался. Не успев войти в прихожую, я схватился за ручку шкафа. Меня трясло. Так больно мне давно не было. Слезы сами выступили на глазах, медленно скатываясь по щекам, образуя влажные дорожки. Я чувствовал соленый привкус во рту. Нужно было всего-то дойти до своей комнаты, а я как слабак рухнул на пол, прижимая голову к коленям, сдавливал ее руками. Мать, услышав грохот, мигом оказалась возле меня. Паника. Я чувствовал, как ее руки тряслись, когда она поднимала меня. Мне жаль, что я заставил тебя переживать, прости. Два часа дня. Она сидела возле меня, в ее глазах отражался неподдельный страх. Я не любил, когда со мной носились, но прогнать маму я не помог, язык не поворачивался. Боль утихла, скорее всего от очередной порции обезболивающих. Интересно, врачи предполагали ухудшение моего состояния? — Они в Лондоне. - Прошептал я, приподнявшись в постели. — Мне нужно туда, матушка, пожалуйста. - Говорить о возможной смерти моего друга я не стал. Тогда бы мой шанс выбраться в город упал бы до нуля, хотя и сейчас его почти не было, учитывая недавний приступ. — В Лондон? Ты сумасшедший! Как ты себе это представляешь, особенно после произошедшего? Да если с тобой что-то случится, я никогда не прощу себе этого! - Я накрыл ее руку своей, выдавил что-то наподобие улыбки. — Это шанс. Не всегда же мне сидеть в родительском доме, как в гнезде. — Ты болен, Майкл! Ты целый год пытался оправиться после травмы, к тебе до сих пор не вернулась память, и ты хочешь сказать, что справишься там один? В большом городе? - Я не знал, что еще сказать в свою пользу. Слова вылетели из головы. Травма. Иронично, но за весь год я так и не получил должного объяснения. Что со мной произошло? Я задавался этим вопросом кучу раз и все эти разы получал лишь мрак. Отец с матерью всегда говорили одно и то же — «Не забивай себе этим голову, это уже прошло». Конечно они пытались уберечь меня, но от чего? Что, если травма является отправной точкой, что если вспомнив, как это произошло, я смогу связать обрывки воспоминаний в один большой клубок? Разве им самим не хочется, чтобы я зажил нормальной жизнью, как подобает молодым юношам? — Это единичный случай! Позаботиться о себе я точно смогу. - Она закусила губу, встала и подошла к окну, скрестив руки на груди. В комнате повисло напряженное молчание, прерывающиеся лишь моим томным дыханием. — Я поговорю с отцом, когда он вернется. Я был рад, не до конца, но все же. Мой папа человек более лояльный и за любые предложения, что касаются меня и моего здоровья, отвечает положительно, аргументируя тем, что «наш сын уже не маленький, Мередит, он вправе сам себя постоять, вести свою жизнь, мы лишь должны его направлять, а не держать взаперти». Мама ушла, прикрыв за собой дверь. Я потянулся за стаканом воды, в горле пересохло, как снова услышал голоса, увидел перед глазами того мальчика и себя. Местность мне понятна не была, было расплывчато, за то небольшие отрывки разговора я услышал с точностью. « — Не будь трусом, ничего не случится. - Крикнул тот мальчик, стоя на последней ступеньке деревянной лестницы. — А если кто-то из нас упадет? — Я на ногах хорошо стою, так что не упаду. - Он улыбнулся. — И ты тоже, пока я рядом. Клянусь. - Я подал ему руку и пошел за ним, резво взбираясь по ступеням. — Тебе понравится. Ты же любишь звезды? Не отрицай, знаю, что без ума от них. Скажи, ведь я не зря читал книги по астрономии, чтобы хоть немного понимать твои умные речи?» Я любил звезды? Впрочем, меня это не сильно удивило. Больше всего меня поражало то, как неожиданно мой мозг выдвигал воспоминания. Я даже не понял, из-за чего это произошло, какая вещь или деталь заставила его “пробудиться”. А еще это воспоминание показалось мне очень даже романтичным? Что нас связывало? Насколько мы были близки и что способствовало разрыву наших уз? Девять вечера. Я слышал, как отец пришёл. Я до сих пор валялся в постели, ожидая дальнейшего развития событий. Скажет ли мать ему о моем желание? В любом случае, стоило ожидать любого решения. Не отпустят – так уж и быть, найду другой способ, отпустят – буду безмерно благодарен. Спустя минут десять, я услышал шарканье ботинок на лестнице. Было страшно. – Почему ты так усердно хочешь найти своего друга? - Отец не выглядел сурово или как-то по злому, наоборот, лицо его было расслабленным, брови приподняты. – Ведь если бы ты не увидел его фото в альбоме, то даже не вспомнил бы. – Потому что это отличный шанс испытать себя. – Испытать свое здоровье? – Отчасти. - Я боялся, что сейчас он наорет на меня. – Ладно. - От удивления я чуть не вскочил с кровати. – Ты можешь поехать, но при одном условии – звонишь нам каждый день и если все будет бесполезно, то сразу едь домой. Я был безумно рад. И хоть неуверенности во мне было куда больше, чем уверенности, я знал, что найду этого человека. Тридцатое октября. Вчера руки так и не дошли открыть дневник, целый день был на ногах, собирая вещи. Мама дважды пыталась меня переубедить, но я был непреклонен. О двух, резко нахлынувших воспоминаниях, я так и не рассказал. Возможно стоило, но мне казалось, что я могу сам разобраться со всем этим, безо всякой помощи. Страх потеряться в огромном городе с каждой секундой одолевал меня. Я не знал куда идти и к кому, если что, пойти за помощью, но о своих переживаниях так же умолчал. Из любой ситуации можно найти выход, даже паршивой. Как нибудь прорвусь. Примерный план действий у меня был: приехать в Лондон, найти жилье и дальше попытаться напасть на какой-нибудь след. «Безрассудный поступок» - все чаще и чаще приходило мне в голову. Поезд выезжал тридцать первого октября, в восемь утра. За полчаса нужно было быть на вокзале. Моя первая поездка за пределы Йоркшира после травмы. Не знаю, путешествовал ли я до того случая, или же нет, но сейчас это не столь важно. Но больше всего меня пугало то, что слова нынешней хозяйки дома могут подтвердиться, и я, раненный до глубины души вернусь домой с пустыми руками. А я ведь даже не знал, где они похоронены. И никогда не узнаю. Тридцать первое октября, полседьмого утра. Я целую ночь не мог заснуть, соответственно к утру я был хуже мертвеца. Не скажу, что до этого я выглядел лучше. Как я вынесу четырех часовую поездку? А если мне станет хуже? Почему-то об этом я не подумал. Ладно, пути назад нет. Я сильный, вынесу любые трудности. В семь мы были на вокзале. Сопровождал меня отец, мама осталась дома, напоследок крепко обняв, что я на секунду перестал дышать. Было чувство, что они не увидят меня еще целый год. – Не волнуешься? - Он взъерошил мои волосы. – Только если немного. – А самочувствие твое как? – Голова побаливает, но в принципе терпимо. - Я преуменьшал. Голова всегда болела сильно и порой до слез, обезболивающие же стали моим спасением. Спасибо викодину. – Помни – если что-то понадобиться, то звони. Как только деньги закончатся сразу сообщи нам. – Мне хватит, не переживайте. Следующий час мы провели в полном молчании. Погода сегодня выдалась мрачной, наверное, будет дождь. Стоять на холоде было невыносимо, желание наконец-то оказаться в теплом вагоне росло. Ветер обдувал конечности и уже спустя минут десять я не чувствовал рук, кажется, они посинели. Поезд подъехал за двадцать минут до отбытия. Я достал билет из кармана, как смог сжал его. В планах у меня было выспаться. Отец обнял меня, сказал, что я со всем справлюсь. Приятно было такое услышать, особенно когда сам не особо веришь в себя. Контролер проверил билет, что-то зачеркнул и отдал обратно, пропустив меня внутрь. Сразу стало тепло, даже жарко. Уже находясь на своем месте, я снял пальто, взглянул в последний раз в окно и помахал рукой. Я будто оказался в другом мире, перешел черту, став полноценным «взрослым» человеком. Поезд тронулся, а это значило, что у меня есть четыре, я надеялся, спокойных часа. Запрокинув голову, я закрыл глаза. Гул колес действовал как колыбельная, а тихие голоса людей успокаивали. Я здесь не один, тут еще десяток таких же, как и я. Со своими проблемами и переживаниями и это было так странно ощущать, живя в четырех стенах и общаясь только с родителями. «Здесь было совсем тихо, солнце сюда практически не попадало, из-за чего лица двух мальчишек были наполовину в тени. Один из них лежал на коленях другого, смотрел куда-то вдаль, пока его волосы, темные и кудрявые, перебирали, зарывались в них пальцами. – Почему тебе так нравятся мои волосы? - С небольшим упреком спросил брюнет, повернув голову на сидящего. – Не знаю. - Мальчик приподнял бровь, убрав руки от волос. – Что-то не нравится? – Хоть один раз можешь не язвить? - Кудрявый улыбнулся и потянувшись к другу, поцеловал того где-то возле губ. – Молчаливым ты мне больше нравишься. – Я тебе просто нравлюсь, даже если буду полнейшим гадом. – Не утрируй. - Шатен снова запустил пальцы в волосы, а другой мальчик лишь прикрыл глаза, чувствуя себя так спокойно, как ни с кем другим. И только он мог заставить его раствориться в мире грез, не думая об окружающих». Я проснулся от громкого смеха где-то сзади, не успев до конца осознать, что это всего-то сон. Мне казалось, что я чувствую, как мои волосы сминают, оттягивают. Все это было с неописуемой нежностью и любовью, какую описывают в книгах – непорочной и искренней, наполненную самыми не притворственными чувствами. Теперь я был просто обязан найти его и все обсудить. Да я даже спать не смогу, пока не узнаю всей истории! Двенадцать часов. Я приехал в Лондон, вышел из поезда, вздохнув полной грудью. Воздух здесь значительно отличался: запах канализации и выхлопных газов сразу ударил мне в нос. Да и плевать на запахи, я сюда не за этим приехал. Лондон-Ватерлоо находится в центре города и является самым загруженным вокзалом, где тысячи людей толпятся в проходах и жмутся к друг другу. Я еле как протиснулся через толпу, меж этим задев семилетнюю девочку с игрушкой зайчика и взрослого мужчину выше меня на голову. Оставалось разобраться куда идти. Не хотелось заблудиться в первый день. Свернув на Мефем-стрит, улицу, с впритык стоящими домиками, я старался вглядываться в каждую вывеску. «Кафе - итальянская кухня», «парикмахерская», «прачечная». Витрины приманивали взгляд, овладевали мной, еще немного, и я бы оказался в каком-то ресторане, не зная зачем пришел. Как нибудь потом осмотрю город, после того, как найду частого посетителя моих воспоминаний. Интересно, может ли он жить на этой улице, в одном из этих кирпичных домиков? Хотелось, чтобы было именно так. Сев на автобус, я проехал Биг-Бен, Вестминстерский дворец, несколько парков с голыми деревьями. Не знаю, сколько длился весь маршрут, может минут десять, а может и тридцать, я вышел на незнакомой мне улице, название которой я давно забыл. Побродив по обшарпанным переулкам, с выходящими друг на друга балкончиками и повешенным бельем, с неприметными вывесками дешевых пабов и забегаловок, я наткнулся не небольшой отель. Рядом с ним магазин выпечки, пару велосипедов, оставленных без присмотра и почти нет людей. Машин было много, до центра около получаса, здание, где я хотел обосноваться, выглядело прилично. Не буду долго тянуть и вдаваться в точные описания заведения. Я снял 505 номер, на четвертом этаже. Внутри двуспальная кровать, застеленная обычным серым покрывалом (довольно уныло, учитывая погоду за окном), письменный стол в самом углу, небольшой шкаф и дверь в ванную. Не сравниться с комнатой в нашей усадьбе, но жаловаться на такие пустяки я не собираюсь. В комнате также был телефон, набрав родителям и коротко сказав, что я приехал, они положили трубку со словами «удачи, Майкл!» Я не стал разбирать вещи, завалился на постель, перекатился на бок. Я совсем не знаю, что мне делать. Еще в поезде я засомневался в правильности своих решений, а теперь, лежа в постели и тупо пялясь в окно, это лишь укрепилось. Если он правда погиб, то сколько времени мне понадобиться, чтобы принять это? Но отчего-то я в это не верил. Внутри меня росла небольшая надежда, маленький огонек, который кричал мне «он жив». Я верил огоньку, а не разуму. Час ночи. Я резко проснулся, пытаясь отдышаться. Перед глазами все плыло, голова болела. Я не мог нормально соображать, все мысли спутались в огромный колтун. Темнее, чем обычно. На столе тускло горела лампа, отбрасывая на стену тени, похожие на монстров с огромными руками и клыками. Мне снилось, что меня сбила машина, а до этого опять русый мальчик, держащий меня за руку в темной комнате. Кажется, мы были в одной кровати, укрытые одним одеялом, он шептал мне, что то всего сон и мне не стоит бояться. Сон во сне, как интересно. А еще я видел дом, в окне его силуэт, а потом оглушающий звук, меня отбросило, воняло газом, на месте кружились пожарные машины и полицейские. Я видел, как некоторых выносили на носилках. Закрытые тканью трупы. Видел окровавленные тела, со мной говорили, а я молчал, тяжело дышал. Его там не было, я точно знал. Голова была в крови, волосы на затылке склеились. Я бежал, расталкивая на своем пути прохожих, глаза жгли слезы. Все было как в тумане, а потом режущий свет от фар, осветивший мою фигуру. И что из этого правда? Меня сбила машина или отбросило при взрыве? А может все вместе? Как найти ответ там, где его, кажется, не существует? Возможно это просто несвязанные между собой фантазии, которые мой мозг придумал из-за кучи вопросов и несостыковок, из-за недавних новостей и о пережитом год назад стрессе? Мне безумно хотелось найти ответ, положить конец моим метания и зажить нормальную жизнь. Не пытаться больше во всем искать смысл и воспоминания, не просыпаться с болью и постоянной тошнотой. Но как это сделать, когда единственное, что тебе отвечают при расспросах о травме и людях из прошлого – «неважно». А ведь это все важно. Пытаясь скрыть от меня горькую правду они лишь делают хуже, заставляют заниматься самокопанием и терпеть все это. Как бы я не пытался заснуть, этого сделать не получалось. Я вставал, ходил по комнате, ополаскивал лицо холодной водой, но ничего не помогало. Как люди справляются с бессонницей? Проблем со сном, кроме раннего подъема, у меня никогда не было. Я пялился на улицу, совершенно пустую, с изредка проезжающими машинами, при виде которых мое тело покрывалось мурашками. Улицу освещали редкие фонари, капли дождя беспощадно барабанили по подоконнику, скатывались по стеклу, словно слезы. Чувствовал я себя ужасно, но таблетки принять не решался. Точнее просто не хотел доставать их из кармана в пальто, повешенного на вешалке в шкафу. Что было бы, если в тот роковой день, двадцать седьмого августа, я не очнулся средь белых стен, не видя родителей с полными слез глазами, не почувствовал боль в височной доле, а после и лобовой? Как бы сложилась моя жизнь, чем я бы сейчас занимался и поехал бы в Лондон, ради одного человека? Слишком много вопросов, мой мозг не справляется с таким потоком информации. Жаль, что я не взял с собой книгу, кроме дневника. Писать сюда стало моим развлечением, моей отдушиной. Только с ним я могу быть честен и не скрывать всего, что происходит у меня внутри. Утро, девять часов, первое ноября. Как и ожидалось, на утро мне стало только хуже, обезболивающие я все же принял, вышел из номера и резво спустился вниз. Решил действовать по наитию, идти куда глаза глядят, пока не уткнусь в какой-нибудь столб. Каждая машина напоминала мне тот момент из сна, я буквально чувствовал боль, слышал голоса людей, врачей, которые проверяли мой пульс. Слабый, но он был. Я не знал как это выкинуть из головы, ведь с каждым разом страх нарастал. Я проживал этот момент снова и снова, видел все больше подробностей, диалоги становились разборчивыми. Это воспоминание, которое прогрессировало каждую секунду или плод моего странного воображения? Я и сам не заметил, как оказался возле огромного здания театра. Королевский театр Ковент-Гарден. Огромное здание в стиле классицизма, дорический ордер, в некоторых местах присутствует рельеф, а в небольших углублениях круглые скульптуры. И вот, я снова ловлю себя на мысли, что уже был здесь. Воспоминания становятся более осязаемыми, точными. Это точно что-то значит, верно? Как скоро весь мой потерянный с годами опыт вернется ко мне? Как скоро я наконец-то вспомню - что он для меня значит и почему теперь я калека? Я остановился посреди дороги, взирая на театр с полными восхищения глазами. Внезапно, я услышал знакомый мне голос. Голос моей матери. «Стой смирно и поправь галстук!» – послышался ее голос где-то рядом, в сантиметре от меня. Я обернулся, никого не было. Снова они. Я видел ее красивое лиловое платье с перьями на подоле, изящные руки, облаченные в атласные перчатки. «А где Уильям? Мередит, ты его не видела? Как всегда, этот сорванец решил убежать!» – Голос этой женщины мне знаком не был, но ее лицо я помнил до мельчайших деталей. Именно ее я увидел на фотографии пятьдесят пятого, в окружении моей семьи. Мать того мальчика. Но где же он сам? – Эй, уйдите с дороги! - Голос пожилой дамы отвлек меня и мне пришлось отойти в сторону, неловко улыбнувшись. – Извините. - Пробурчал я. – Что за люди пошли! - Она продолжила причитать, даже когда я перестал обращать на нее какое-либо внимание. Сейчас меня не волновали люди, снующие туда сюда. Они стали тенью, незаметными призраками, до которых мне не было дело. Когда я уходил, в надежде найти более тихое и менее людное место, голос матери плотно засел у меня в голове. Повторялся из раза в раз. стоило мне на секунду отвлечься. Мы были здесь, и, похоже не так давно. Только сейчас я задумался о том, что стоило бы перекусить. Я зашел в небольшой ресторан с приятной музыкой, ванильным запахом и уютной обстановкой. Заняв столик, я заказал кофе и стейк. От скуки я начал следить за толпой, проходивших за большим окном, как заметил лицо, мелькнувшее всего на секунду и сразу скрывшееся за поворотом. Та же копна русых волос, тот же профиль. Клянусь, это был он. Вскочив с места, я вылетел из ресторана, в надежде поймать его взглядом, но никого не было. Он ушел, а я расстроился, будто бы у меня был шанс выследить его. Возможно, это была единственная попытка и я с позором проиграл. Второе ноября. У меня были мысли, что он скорее всего жил на той улице, наполненной богатыми домами, где каждый день проводились званые ужины, собирались известные люди за бокалом вина и обсуждали насущные проблемы. Место, где не место «отбросам» общества, где бедняки могут лишь с завистью смотреть на фасады зданий, которые никогда не будут им под силу. Жизнь такова. Либо ты добиваешься всего сам, идешь по головам, либо гниешь в старой квартире, еле как сводя концы с концами. Если я не ошибаюсь, то в альбоме были некоторые записи, связанные с его годом рождения. Он всего на год старше. Неужели он правда живет там? Хотя я больше склоняюсь к тому, что он там работает. Не знаю, почему меня это так волнует, просто стало интересно. Я беспечно бродил по этой улице, начинало темнеть, в окнах загорался свет, людей становилось все меньше, пока совсем не опустело. Я хотел уйти, как сзади меня послышался лязг металла, неприятный и ужасно режущий. Я оторопел, кажется, перестал дышать. – Майкл? - Я думал, что показалось, что это опять какие-то воспоминания, пробудившиеся в столь неудобный момент. – Майк? - Повторил кто-то незнакомый за моей спиной. И уже спустя секунду руки незнакомца обвили мою талию, прижали к себе, уткнувшись в ткань пальто. Я слышал тихие всхлипы, руки сжали меня еще сильнее, выдавив из меня еле слышный писк. Я так и стоял спиной, не решаясь повернуться. «Не верю», - сразу подумал я. Мое сердце бешено стучало. Я чувствовал, как оно билось о стенки ребер, еще немного и оно становится, а в медицинской карте напишут «умер от тахикардии». – Ну же, повернись, прошу. - И я, будто мной овладели чары злой ведьмы, обернулся. Это был он. Лицо в точь-в-точь такое, каким я его запомнил, исходя из фотографий. Те же волосы, только теперь короче. Он возмужал, детская припухлость пропала, но улыбка осталась прежней. – Глазам не верю. - Я стоял, как вкопанный, слова вылетели из головы. Я нагло пялился на того, кого искал. Точнее он меня нашел. – Я думал ты умер. - Я проморгался, наконец выйдя из транса. – Почему? - На его лице появилась улыбка и он снова обнял меня. Так тепло мне давно не было. Эти объятия стоят многого и, кажется, они навсегда выжгли след в моем сердце, Я обнял его в ответ, неловкость парила в воздухе, обволакивая наши тела. Он плакал, я чувствовал слегка подрагивающую спину. Ответа на свой вопрос я так и не получил. Его искрящееся от слез зеленые глаза светились при свете фонарного столба. Они были похожи на два разбитых стеклышка от бутылки, на два камня, найденных на морском дне, на два изумруда, хранящиеся в музее. – Неважно. - Уильям махнул рукой. На лице промелькнула тень страха, которая мигом пропала. Что бы это не значило, отчего-то он не хочет об этом говорить. – Ты устал? Пойдем ко мне? Он схватил меня за руку и потащил к одному из домов. Я так и не понял, что произошло и не снится ли мне это. Я не верил и даже крепкая хватка не давала мне полной уверенности. Я думал, что сейчас это все рухнет, сломается или лопнет. Вся эта хрупкая конструкция была сомнительной. Мы не виделись год, а я так и не вспомнил всех подробностей нашей дружбы. О чем вообще говорить, ведь он для меня почти незнакомый человек. Не так я представлял первую встречу. Мне казалось, что меня будет не заткнуть, но на деле я молчал, поджав хвост. Квартира, в которую меня привели, была на втором этаже. Внутри полнейший хаос, будто недавно здесь прошелся шторм. Кожаный диван стоял в углу, заваленный стопками газет; в шкафу куча книг, хаотично поставленных; камин недавно зажигался, обугленные угли еще не до конца догорели, кажется, от них продолжало исходить тепло. Я любил квартиры такого плана. В них текла жизнь, в каждой картине, в каждой брошенной рубашке и оставленной кружке кофе. Творческий беспорядок. Это походило на макет, который выставят на какой-нибудь выставке в каком-нибудь неприметном углу. Окна были зашторены, обитель погрузилась в темноту, горела всего одна напольная лампа и то освещала лишь половину. Я мялся на пороге, пока он, скинув пальто и разувшись, прошел внутрь, поманил меня рукой, приглашая войти. С другой стороны, не видной глазу, была небольшая кухня. На столешнице стояло куча специй в баночках, посуда вымыта. Стол занимала большая кипа бумаг, ручка и пару скрепок. Кем он работает? Я продолжал стоять, наблюдая за действиями своего загадочного друга. Говорить из нас двоих никто не решался. Хотелось нарушить тишину, которая медленно давила на меня. Я даже не заметил растущую боль, подступающую к горлу тошноту. – Что ты здесь делаешь? Разве ты не должен быть в Йоркшире? - Он подошел ближе и его лицо осветила капля света. Я не отводил взгляд от него, почему-то хотелось запомнить каждую черту и каждый изъян. Будто художник, смотрящий на своего натурщика зорким взглядом. – Тебя ищу. – Зачем? – Потому что. - Почему я его искал? Из-за воспоминаний. – Ты помогаешь мне вспомнить то, что я забыл. – А ты ничего не помнишь? - Уильям свел брови к переносице, протер все еще влажные глаза рукавом кофты. – Совсем…ничего? – Почти. Лишь некоторые детали. Я отвел взгляд в сторону. Стоило спросить про родителей и о том, что же все-таки произошло, почему они уехали, ничего не объяснив моей семье. – Почему вы уехали? – Неотложные дела в Лондоне. – А твои родители…? – Да. - С грустью сказал он. – Погибли. Мы замолчали. Я не любил задавать нетактичные вопросы и всегда обходил их стороной, но другого выхода не было. Наверное, мне нужно уйти, но он, словно прочитав мои мысли, прошептал: – Ты же пьешь кофе? Когда мы общались ты его любил. Спрашиваю, может что-то изменилось. Я осторожно кивнул. Придется задержаться. Насколько не знаю. По нему было видно, что он просто так меня не отпустит. Не знаю, хотел он со мной поговорить или провести время. – Как ты выжил? Тебя разве не было там? - Он стоял ко мне спиной. Не стоило сразу задавать такие вопросы, наверное. – Не было. - Значит мой сон фальшивка, момент с машиной казался мне все более реальнее, но я не хотел думать об этом. Все это так сюрреалистично. Позднее. Время было около полуночи. Мы сидели на диване, он положил свою голову мне на плечо, рассказывал о том, как мы проводили время раньше, насколько часто и чем занимались. Было необычно осознавать, что до травмы у меня была обычная жизнь. Я гулял, мы с родителями выбирались в Лондон, приглашали гостей чуть ли не каждый день, ходил в школу. Теперь это все кажется далеким и недоступным. Жаль, что я так ничего практически и не вспомнил. Факты обо мне, которые Уильям говорил с улыбкой на лице, вызывали удивление. Жизнь моя, а путеводителем в нее является он. Я жил ее, а до мельчайших подробностей помнит он. Но была в этом море недосказанности. Он специально о чем-то умалчивал, не хотел говорить мне из-за каких-то своих предрассудков и страхов. Я чувствовал это. Я надеялся, что он откроет мне глаза на то, что со мной случилось, но Уилл продолжал молчать, обходя этот запретный плод, в попытках уберечь меня от горькой правды. – Мне снился сон. - Я прервал его. – Там был ты, взрыв, а потом меня сбила машина. Потом, я решил прогуляться наткнулся на театр и что-то вспомнил. Твоя мать сказала, что ты куда-то убежал. Что это значит? Ты же должен знать, я прав? Уилл вскочил, отодвинулся от меня. Его дыхание стало прерывистым. Ну-же, скажи же мне правду! Просвети меня! Я устал жить ничего не зная! Утоли мою жажду. – Это из-за меня. - Процедил Уильям. Я уставился на него. Его слова не дали мне точного объяснения и даже не натолкнули на мысль. – Мы должны были пойти в театр. Я не хотел, сбежал. Ты пошел за мной, хотел найти меня, попытаться «вразумить». Ты выскочил на дорогу, не обратив внимания на приближающуюся машину, пока я стоял на другой стороне. Я должен был сказать тебе обернутся, но я будто проглотил язык. Было слишком поздно. Я видел твой секундный страх в глазах, видел, как тебя откинуло в сторону. С каждой секундой я все больше и больше приходил в ступор. Уильям ненадолго замолчал, встал и прошелся по комнате. От него веяло испугом и виной на самого себя. Его движения были нервными, словно его через пару минут казнят. Взъерошив волосы, он продолжил. Я слышал, с каким трудом ему дается каждое слово. Мне стало его безумно жалко. Меня даже не волновала вся трагичность случая, произошедшего со мной. Я не хотел, чтобы Уилл винил себя в этом. Он же не виноват? Риторический вопрос, который крутился в моей голове. Ему нужно успокоиться. – Надо было подойти, попробовать нащупать пульс, но страх овладел мной. Я снова убежал, стараясь не оборачиваться. Я даже не знал, что ты тогда оказывается был еще жив. Я мысленно похоронил тебя. Хоронил каждый день, стоило мне проснуться и вспомнить ту трагедию. Я все вспомнил. Перед глазами застыли образы людей, я чувствовал сырую землю под собой, кровь, стекающую по лбу. Это все было реальным. Я не мог поверить в это, но воспоминания, одно за другим, возвращались ко мне. Я улыбался. То, ради чего я сюда приехал, вернулось ко мне. Мои догадки о том, что травма окажется главной соединяющей – оправдались. Да это самый лучший день за последний год! Я вспомнил, как впервые научился кататься на велосипеде, как впервые упал, как впервые искупался в озере. Я даже не думал, что одно событие оживит все шестнадцать лет моей жизни. Это какое-то чудо. Причем самое настоящее. – Ты только что помог мне. – Чем? - В его голосе проскользнула капля недоверия. Я не стал объяснять, не было никакого смысла. Тут было все понятно и без слов: по моей улыбке. Я обнял его как можно крепче. Он стоял, ничего не понимал, но сделал в ответ то же самое. Не буду ничего говорить, они сами это поймут, я хочу удивить их. Его и родителей. Третье ноября. Мы вернулись в Йоркшир. Я заставил его поехать со мной, хотя он сильно упирался, говорил, что его, наверное, не хотят видеть. Это все не правда. Нас хотели видеть. по нам двоим скучали, я знал это. Когда мы стояли на пороге дома, то Уильям все время порывался уйти, но я, крепко сжав его руку, не отпускал. – Хватит. Они будут рады. - Звонок. Он напрягся, а я рассмеялся. И стоило родителям увидеть меня в таком расположение духа, как они все поняли. Без слов. Они были безумно рады Уиллу, даже не вспомнили тот случай, который перевернул его жизнь на сто восемьдесят градусов. Все было хорошо. Начало нового меня и новой жизни. Все новое - хорошо забытое старое. Двадцать пятое мая. Я и совсем забыл об этом дневнике. Моя жизнь значительно наладилась, собираюсь подавать документы в один из университетов. Прошло несколько месяцев, как я нашел его и свои воспоминания. Они все еще продолжают возвращаться ко мне, уверен, совсем скоро я снова буду «здоров». Мы были на той поляне, про которую я уже говорил раньше. Только теперь тут все было покрыто зеленью, все цвело. Красиво. Я уже и забыл, какого это радоваться обычным вещам, по типу цветения цветов. Самочувствие так же значительно улучшилось. Боли остались, просто волновали меня уже куда меньше. Теперь моей главной головной болью стал Уильям, которому все время не сиделось на месте. Объяснял он это тем, что «не до конца насладился мной». Его характер остался таким же – слегка язвительный, дерзкий. Впрочем, как и год назад, и два. Теперь я мог смело говорить о том, что было пару лет назад. – Ты прям все вспомнил? – Наверное. - Я пожал плечами. Он кошачьи улыбнулся, повалил на землю, сев сверху. – Теперь же у тебя не пропадет память от небольшого удара? - Я цокнул, закатил глаза, Мне все еще не хотелось вспоминать год, ставшей сплошной неудачей, но теперь я воспринимал это без каких либо проблем и обид. Было и прошло. Он поцеловал меня. Сладко и приторно. Со вкусом меда и спелой клубники. За несколько месяцев наши отношения вернулись в прежние русло, он заставил заново влюбиться в него, заново чувствовать то же самое, что и год назад. Может чувства конечно и не проходили, нужно было просто вспомнить. Я не знал. И для меня это было неважно. Я любил, люблю и буду любить его. Не зря же я все-таки нашел его. Точнее он меня, напоминал Уильям каждый раз, когда представлялась возможность. Меня устраивала жизнь, устраивал ее распорядок. Она всегда преподносит нам трудности, нужно просто уметь с ними справляться и тогда для тебя не будет ничего невозможного.