Волшебники, звери и прочие неприятности

      — … нападения на маггловские поселения — Оттери-Сент-Кэчпоул, Леоминистер, Бич-Крофт-фарм, Брэмптон — не были случайностями, их нельзя списать на действие природы оборотней и потерю контроля! — решительно заявил Робардс.       — Вы полагаете, оборотни понимали, что делают? У аврората есть основания полагать, что они находились под действием волчьего противоядия, и все равно решили напасть? — уточнил Огден.       — Нет, господин верховный чародей, таких данных у нас нет. Но полнолуние не наступает неожиданно, и, зная о его приближении, оборотни могли бы уйти подальше от поселений — когда им необходимо, они прекрасно умеют перемещаться быстро и эффективно. Поскольку они не стали этого делать, мы предполагаем, что нападение входило в их планы — а это уже преступление: преднамеренные убийства и распространение ликантропии, за которые необходимо судить!       — Однако же все эти преступления оборотни совершили, будучи в измененном состоянии сознания, правильно я понимаю? Они были в своём волчьем обличье — так?       — Все верно, господин верховный чародей.       — В таком случае мне не совсем понятно, на каком основании вы поддерживаете предложение отдела по контролю и регулированию популяций магических существ передать эти дела на рассмотрение Визенгамота. Визенгамот рассматривает дела волшебников, но не зверей и не существ! Для этих целей, насколько мне известно, учреждена специальная комиссия в рамках вышеозначенного отдела…       — Последние два дня, господин верховный чародей, мы обсуждаем то, что сводится к простому вопросу: являются ли оборотни людьми? Такой же частью волшебного сообщества, как и другие волшебники? И, если мы уже пришли к решению, что да, являются, и готовы создавать им условия для нормальной жизни, учёбы и работы, то и судить их следует так же, как и других. Волшебник без ликантропии может напиться до положения риз и вести себя, как грязное животное, и даже совершать преступления — вот, скажем, на прошлой неделе один такой Филлис…       — Благодарю вас, мистер Робардс, мы поняли вашу точку зрения, — перебил его Огден, справедливо опасаясь, что показания главы аврората могут уйти вообще не в ту сторону — и тогда это слушание не закончится никогда. — Что ж, мы выслушали аргументы как в пользу такого решения, так и против него, и сейчас я предлагаю уважаемым судьям…       — Господин верховный чародей, мы просим выслушать ещё одного свидетеля! — раздался вдруг громкий и уверенный мужской голос.       Гермиона удивлённо посмотрела на Диггори — но тот только пожал плечами. Никаких других свидетелей они не вызывали — так кто же это мог быть? Присмотревшись, она разглядела говорившего — и узнала в нем Лукаса Треми, парня из управления по поддержке оборотней. Если у него были на примете ещё какие-то эксперты, почему он не согласовал это с ней?!       На середину круглой арены тем временем вышел мужчина. Высокий и стройный, лет тридцати, темные волосы до плеч, лицо обезображено шрамами будто от ожогов…       — Меня зовут Уильям, — отвесил он шутовской поклон. — И я — тот самый оборотень, которого столько месяцев разыскивает аврорат во главе с господином Робардсом, и один из тех, чью судьбу вы, господа, собрались тут решать. Полагаю, было бы неплохо выслушать и наше мнение, не так ли?       Он обвел зал насмешливым взглядом тёмных глаз. Гермионе показалось, что на миг этот взгляд задержался на ней — и в нем сверкнула сталь. Нет, ей только показалось: он смотрел не на неё, а выше. И не нужно было оборачиваться, чтобы знать, кто сидит позади. Драко.       — Назовите ваше полное имя, — поджав губы, процедил Огден.       Арену начали оцеплять по кругу авроры.       — Уильям Фрэнсис Треми.       Треми?! Так значит, он родственник Лукаса?! И все это время…       — Вы оборотень?       — А мне казалось, что вы тут договорились называть нас «страдающие ликантропией» — или меня неверно информировали?       — Что он делает? — в отчаянии прошептал Диггори. — Он же все испортит!..       Гермиона крепче стиснула руки. Если их вожак здесь — значит, они отказались от идеи напасть на Хогвартс? У них все получилось? Или здесь только он — а остальные…       — Все верно, мистер Треми, — проронил Огден.       — В таком случае — да, у меня ликантропия. Меня заразил Фенрир Сивый, когда мне было тринадцать лет.       Гермиона бросила взгляд на Лайелла, сидевшего через два места от него. Он смотрел на Треми, не отрывая глаз, губы дрожали. Не выдержав, она отвернулась.       — Разумеется, Хогвартс мне пришлось бросить — родители забрали меня на домашнее обучение. Так что волшебник из меня вышел неважный — можете опустить ваши палочки, господа. Своей у меня нет — оставил под каким-то кустом перед трансформацией, а потом так и не нашел. А новая, знаете ли, не по средствам. Моя семья быстро узнала о ликантропии все, что смогла — тем более, что и узнавать-то особо было нечего. В полнолуние меня запирали в сарае — и поначалу это даже работало. К семнадцати годам я набрал полную силу — и однажды ночью выломал дверь сарая вместе с железными засовами, что её держали. Я едва не убил своего отца, пытавшегося меня остановить — но меня отогнал брат. Горящим факелом. Оборотни не боятся огня, но жжется, знаете ли, неприятно. Утром я пришёл в себя в лесу неподалеку от того места, где жила моя семья — и, когда узнал, что чуть не натворил, ушел из дома.       — Я не совсем понимаю, мистер Треми, какое все это имеет отношение к делу, — перебил его Огден.       — Прежде, чем вы решите, как с нами поступить, я хочу, чтобы вы узнали, кто мы и как стали теми, кто мы есть сейчас, — невозмутимо парировал Треми, а ухмылка на его лице стала шире. — Вы не хотите ничего знать, не хотите ничего слышать, закрываете глаза и отворачиваетесь, делая вид, что нас нет — но сегодня вам придётся меня выслушать. Думаю, у меня есть на это право.       Огден промолчал — и Треми воспринял это как знак согласия.       — Тогда уже было изобретено волчье противоядие — но мои родители не покупали его, потому что тогда все узнали бы, что их сын оборотень. Я пытался подрабатывать сам — но дольше трех недель ни на одном месте не задерживался: люди не очень-то любят работников, которые внезапно пропадают раз в месяц. Того, что мне удавалось заработать, едва хватало на еду, да и то не всегда — и тогда я её воровал. Когда приближалось полнолуние, я уходил как можно дальше в леса, стараясь уйти так далеко, чтобы запах человеческого жилья не привлёк мою звериную сущность. Там я и нашёл других таких же, как я. Многие из нас были обращены Сивым, и все мы ненавидели его за это. Но он был единственным, кто верил, что мы способны что-то изменить. Он говорил, что ликантропия — это не проклятие, а сила, и эта сила заставит волшебников с нами считаться. Многие из нас ему поверили, многие — пошли за ним… Вернулись единицы. Тех, кто погиб под Хогвартсом, похоронили как егерей и прочую шваль, даже не узнав, кем они были, за что сражались на самом деле. Разумеется, никто из нас не хотел сражаться с детьми — но Волдеморт обещал нам хоть что-то. Вы — не обещали ничего. После той битвы леса обшаривали, постоянно проводили облавы — и держаться вместе становилось небезопасно. Мы разошлись. Я вернулся домой. Мой брат научился варить аконитовое зелье, хотя получалось у него не всегда — и тогда я опять уходил в лес. И снова встретил таких же, как я.       Я хочу, чтобы вы поняли, господа. Все вы, сидящие здесь — сытые, здоровые, хорошо одетые. Когда все это закончится, вы поднимете свои задницы с тёплых скамеек и потащите их в свои тёплые дома, есть горячую еду и спать в мягких постелях. Если вы заболеете — выпьете зелье, делов-то, и уже на следующий день будете на ногах. Вы понятия не имеете, сколько из нас гибнут по причинам, которых вы и не заметили бы — от голода, от болезней, даже от банальной простуды — спать в лесу, знаете ли, бывает холодно. Почти всегда — даже летом. В ночи полной луны нас убивают, не раздумывая. Ни у кого из нас нет жилья, даже если есть родня — мы просто боимся к ним возвращаться, потому что знаем, что можем убить. Часто нам нечего есть. Негде остановиться на ночлег. Мы даже не смеем мечтать о семье — хотя некоторые из нас заводят отношения с себе подобными, но мужчин среди нас несравнимо больше, чем женщин. Мы не живём и не выживаем — мы просто существуем. У нас нет ни прошлого, ни будущего, а настоящее так паршиво, что не найдётся ни одного существа в мире, готового поменяться с нами местами.       Да, мы нападали на магглов. Мы делали это сознательно — потому что это был единственный способ привлечь ваше внимание. Сделать так, чтобы нас заметили. Вы не хотите видеть, как мы существуем, не желаете замечать, как мы умираем — вы не оставили нам выбора. И тот факт, что сегодня все вы собрались здесь, громче любых слов говорит о том, что мы все сделали правильно. Я ни о чем не жалею и ни в чем не раскаиваюсь. Но я хочу, чтобы вы знали — мы не верим ни одному вашему слову. Все эти громкие лозунги, красивые речи — это все чушь. Потому что ваш страх сильнее всего этого — и, стоит вам увидеть перед собой оборотня в трансформации, вы...       Его речь вдруг оборвалась на полуслове. Треми будто окостенел, его руки и ноги стали дрожать.       — Сегодня полнолуние! — ахнула Гермиона. — Он превращается!       И он действительно превращался: лицо вытягивалось, как и все тело; плечи сузились, руки обратились в когтистые лапы, прямо на глазах он покрывался длинной косматой серой шерстью. Авроры вскинули волшебные палочки, но в ту же секунду на арене что-то мелькнуло: Лукас Треми закрыл брата собой.       — Он принимал зелье! Он не опасен!       — А ну-ка в сторону, сынок, — процедил Робардс и сделал шаг вперед, явно намереваясь отшвырнуть Лукаса прочь, если тот не послушается.       И остановился как вкопанный: потому что теперь перед ним стоял не только младший Треми, но и Лайелл Люпин, неизвестно когда успевший сбежать вниз. Гермиона бросилась к ним, не обращая внимания на крики за спиной.       — Остановитесь! Немедленно остановитесь! Разве вы не видите, что он не собирается нападать?!       Это была правда — она поняла это в ту же секунду, когда превращение завершилось. В отличие от всех этих дураков Гермионе было, с чем сравнивать — она прекрасно помнила, как превращался профессор Люпин, каким стал его взгляд, как лязгнули зубы. Но Уильям продолжал стоять на том же месте, где его застигло превращение, смиренно опустив крупную лохматую голову и не делая попытки сдвинуться с места.       Краем глаза она заметила движение рядом с собой. Гарри! И не только Гарри: Малфой, Диггори, Уординг… Все больше и больше людей покидали свои места и спускались вниз, вставая стеной между неподвижно замершим в ожидании смерти существом и шеренгой приготовившихся атаковать авроров.       И, когда Робардс опустил палочку и знаком отдал команду своим людям сделать то же самое и отступить — она поняла, что они победили.