Волшебники, звери и прочие неприятности

      — Это все из-за тебя!       Гермиона топнула ногой и досадливо закусила губу. Едва ли Малфой был на самом деле виноват в том, что её метла упала на камни и разлетелась в щепки. Но если бы он её не разозлил, она была бы осторожнее, не стала бы так резко толкать рукоятку, метла не перевернулась бы в воздухе, и ничего бы этого не было!.. Не было бы бешеного, всепоглощающего страха, мучительно медленного падения, не было бы этих рук, что поймали её почти у самой земли…       Да если бы не Малфой, ей вообще не понадобилось бы останавливаться — она могла просто плавно спуститься и продолжить облет!.. А что теперь?!       Гермиона была напугана, её до сих пор трясло от пережитого страха, она замёрзла, проголодалась и, если по-честному, очень хотела плакать — но скорее сама прыгнула бы с самой высокой горы, чем призналась бы хоть в чем-то из этого Малфою. А потому ей не оставалось ничего другого, кроме как сердиться. Сердиться на него — не на себя же?!       — Ну конечно, из-за меня, — фыркнул он, но в голосе ощущалась лишь тень былой язвительности. — Это же я столкнул тебя с метлы, как же иначе. Ты ведь прекрасно летаешь!       — Нормально я летаю! — вспылила Гермиона. — К твоему сведению, я летала на гиппогрифе, фестралах, драконе, и только какая-то паршивая метла!..       «И только какая-то паршивая метла меня едва не убила», — хотелось бы ей сказать, но в горле встал ком, не позволивший окончить фразу. Гермиона отвернулась, чтобы скрыть подступившие слезы.       — Сойдемся на том, что метла и в самом деле была паршивой, — примирительно произнес Малфой. — Ты сможешь трансгрессировать домой? Я закончу облет.       — И речи быть не может! — возмутилась она. — Ты же не думаешь, что я вдруг начну тебе доверять, только потому, что… — Гермиона осеклась. Сказать вслух: «Потому, что ты меня спас», — у неё не повернулся язык.       — Ну разумеется, не думаю, где уж мне! — съязвил он. — Пойдешь пешком?       Гермиона задумалась. Прищурившись, окинула взглядом гористую, неприветливую местность.       — Буду трансгрессировать, короткими прыжками. А ты будешь смотреть сверху. Спускаться, чтобы проверить расселины и овраги, тебе не придется, так что быстрее управимся.       Она не увидела, как Малфой отреагировал на это — просто почувствовала, как порыв воздуха ударил в спину, а секунду спустя подошвы его сапог просвистели прямо над её головой. Поднесла руку к лицу, уткнулась носом в сгиб локтя, пытаясь ощутить родной запах — Гарри никогда бы так не поступил, он не оставил бы её вот так, ни за что бы не бросил!.. Но Гарри здесь не было. Она была здесь одна, совсем одна — и случайный порыв Малфоя, который из какой-то прихоти не позволил ей разбиться, подхватив на лету, ничего не менял.       Всхлипнув и утерев рукавом набежавшие слезы, Гермиона перевела взгляд на ближайший склон. Сосредоточилась, повернулась на месте — и переместилась. Осмотрелась по сторонам, проверила направление, выбрала следующую точку, повторила; снова, и снова, и снова. Время от времени она поднимала голову вверх, и каждый раз видела темный силуэт высоко в сером небе. Но сразу же отворачивалась, отводила взгляд, как будто делала что-то неправильное, как будто даже сама мысль о том, что она ждет какой-то помощи, поддержки — от него — была преступной.       Прошло полчаса. За это время её галлеон потеплел дважды: две группы закончили облет своих районов, обе ничего не нашли. Паузы между трансгрессиями становились все дольше, и Гермиона чувствовала, что она на пределе. Сколько еще она сможет выдержать? Одну, три, пять? А что потом? Расщеп?.. Идея была паршивой с самого начала — сейчас Гермиона понимала это вполне ясно — но отступать было поздно. Да и как она могла отступить?!       — Ты уже достаточно устала, чтобы наступить на хвост своей гордости, или мне еще полетать, впустую тратя время? — раздался ехидный голос откуда-то сверху.       Гермиона сжала зубы. Чертов хорек!       — Ты хочешь мне что-то предложить? — надменно спросила она, обернувшись. Малфой парил буквально в двух шагах от неё, и выглядел отвратительно свежим.       — Всего лишь место на моей метле, если дама пожелает присоединиться.       Он усмехнулся. Она зарделась — очень уж двусмысленно это прозвучало. Но кивнула — на более развернутый ответ и остроумные пикировки попросту не оставалось сил.       Метла зависла в метре над землей. Малфой сдвинулся вперед, освобождая ей место позади — и Гермиона с ужасом осознала, что этот вариант ей не подойдет. Она не сможет держаться за него достаточно крепко, чтобы её не сдуло с метлы на первом же повороте — слишком устала. Ей нужно — придется — попросить о большем.       — Я… Я не уверена, что смогу удержаться. Можно мне…       В его лице не дрогнул ни один мускул. Привстав на ноги, он толкнул метлу вперед — так, что сам оказался почти у самого хвоста; убрал руки с рукояти. Она подошла, неловко перекинула ногу, устроилась так, чтобы занимать как можно меньше места, крепко вцепилась в холеное, гладкое, отполированное до блеска древко. А в следующее мгновение спину согрело теплом чужого тела, сильные руки обхватили её с обеих сторон, укрыли от пронизывающего, сырого ветра. Белые, холеные кисти с крупным серебряным перстнем на пальце одной из них — она помнила, все еще помнила, как они обхватывали кое-что другое — легли рядом с её; и они взмыли в воздух.       Лететь с ним было совсем не то, что одной. Метла Малфоя не дергалась, не двигалась рывками, не вибрировала при наборе высоты — она просто летела, плавно и ровно парила в воздухе, и, только опустив взгляд вниз, можно было понять, с какой чудовищной скоростью они движутся.       Внезапно скорость начала падать — и они зависли на месте.       — Ты что-то заметил? — встревоженно спросила Гермиона, всматриваясь в горы под ними.       — Я ничего не могу заметить, потому что весь обзор закрывают твои волосы, — раздраженно процедил Малфой. — Ты не могла бы что-нибудь сделать с ними?!       Она могла бы, наверное. Вот только для этого нужно было оторвать руки от древка — а делать это на такой высоте было чертовски страшно. Будто подслушав её мысли, он что-то буркнул себе под нос — а потом крепко обхватил её одной рукой за талию, продолжая удерживать метлу в воздухе другой.       Можно было ведь просто спуститься. Ощутить твердую землю под ногами, сделать все быстро и просто. Но нет — он как будто нарочно испытывал её, заставляя довериться ему — тому, кому в здравом уме Гермиона не стала бы доверять никогда.       Его рука сдавливала ребра, мешала дышать, вынуждала её чувствовать себя зажатой в ловушке, в узком капкане между его предплечьем и грудной клеткой. Она глубоко вдохнула. Зажмурилась — если упадет, то, по крайней мере, не будет снова смотреть, как стремительно приближается земля, — отцепила замерзшие пальцы от рукоятки метлы, быстрым движением собрала волосы, завязала их в узел — и тут же схватилась обратно.       — Так лучше?.. — голос дрожал и никак не желал слушаться.       — Намного.       Он переместил руку обратно на метлу и снова набрал скорость.

***

      Драко ненавидел все это. Дурацкого дракона, который наверняка давно уже покинул пределы Британии — или прятался где-нибудь совсем в другом месте; идиота-себя, у которого не хватило мозгов воспользоваться любезным предложением Грейнджер и остаться в Министерстве; саму Грейнджер с её неуместной гордостью и ужасным характером…       О да, Гермиону Грейнджер он ненавидел больше всего!.. Упрямую до упертости, высокомерную, заносчивую, невыносимую!.. Он вообще-то спас ей жизнь — и сам, между прочим, испугался до полусмерти! — и что, получил в ответ хоть каплю признательности? Благодарности? Элементарное «спасибо»?! Нет! Она еще и обвинила его в том, что треклятая метла разлетелась на части. Как будто этой трухлявой деревяшке вообще нужен был какой-то повод!.. И Драко уже предвкушал, как она попросит — вежливо, на самом деле попросит, — взять её на его метлу, уже мысленно наслаждался тихим и таким умоляющим «пожалуйста», которое непременно сорвется с её своенравных губ — но нет, ей надо было испортить и это! Грейнджер из кожи вон лезла, чтобы показать, как сильно она ему не доверяет, как ни во что его не ставит, какое он пустое место — как будто это еще надо было показывать!..       Он мог бы полететь дальше по проложенному маршруту, предоставив ей выпутываться самой. Но это означало бы, черт побери, оправдать все её ожидания — а допустить такого Драко не мог. Поэтому остался — и лениво парил над головой Грейнджер, с мрачным удовольствием наблюдая её попытки обойтись без его помощи. Он видел, как она замедляется; видел, как её движения становятся неточными, неловкими; понимал, что она устала и держится на одном лишь упрямстве — и все равно ждал. Ждал, чтобы она попросила. И только в тот момент, когда после очередного приземления она едва удержалась на ногах, но выпрямилась и собралась трансгрессировать снова, понял — не попросит. Поттера — да, Уизли — в любой момент, но не его. И даже предложенную помощь наверняка не примет — но все же решил попробовать.       — Ты уже достаточно устала, чтобы наступить на хвост своей гордости, или мне еще полетать, впустую тратя время?       На мгновение ему показалось, что сейчас в него полетит что-то непростительное, или, во всяком случае, болезненное.       — Ты хочешь мне что-то предложить?..       Вероятно, она хотела, чтобы это прозвучало в её обычной, грейнджеровской, манере — высокомерно и заносчиво, но в сочетании с красным от холода носом и уставшими, как у больной собаки, глазами, которые её вовсе не красили, вышло что-то жалкое и невразумительное. И в этот момент Драко её даже понимал — повернись ситуация иначе, ему и самому гордость не позволила просить о помощи, как бы сильно он в ней ни нуждался. И даже более того: чем плачевнее положение, тем громче вопило бы попранное, оскорбленное достоинство.       — Всего лишь место на моей метле, если дама пожелает присоединиться.       Драко выбрал нарочито витиеватую формулировку, чтобы по возможности смягчить то унижение, которое Грейнджер, должно быть, испытывала. И все же не смог сдержать усмешки — именовать её дамой было довольно комично.       Он опустился ниже и любезно подвинулся — но по лицу Грейнджер понял, что опять что-то сделал не так. Да чтоб её!..       — Я… Я не уверена, что смогу удержаться, — промямлила она, покраснев, как вареный лобстер. — Можно мне…       Ах вот в чем дело!.. Гриффиндорская принцесса считает ниже своего достоинства обнимать бывшего Пожирателя и желает предоставить это сомнительную честь ему. Что ж, так будет только хуже, вот только пока что — по наивности или же неопытности — Грейнджер этого не поняла.       Она неуверенно перебросила ногу через рукоять и устроилась на самом краешке, сжавшись в комок — как будто это могло как-то помочь избежать контакта, столь нежеланного обоими!.. Впрочем, другого выхода все равно не было; не мог же он просто убраться домой, оставив ей свою любимую метлу!..       Он придвинулся ближе — иначе до рукояти было просто не дотянуться, потянулся вперед, заключая Грейнджер в кольцо своих рук и ухватился за древко. Она была в его руках — в самом буквальном смысле слова, и эта близость, такая неправильная, такая запретная, взволновала кровь. Ни одна девушка его круга не позволила бы себе подобной вольности — а Грейнджер все-таки, несмотря ни на что, была девушкой, хоть он и старался об этом не думать.       Ноги пружинисто оттолкнулись от земли, метла взмыла в воздух, ветер ударил в лицо — а вместе с ветром взметнулись и длинные, черт бы их побрал, густые, волосы Грейнджер. Они щекотали ему нос и щеки, лезли в глаза и казались клубком оживших змей, так и норовящих вцепиться в лицо. Выругавшись про себя, Драко сбросил скорость.       — Ты что-то заметил? — она обернулась — и снова хлестнула по его лицу своими проклятыми волосами.       — Я ничего не могу заметить, потому что весь обзор закрывают твои волосы. Ты не могла бы что-нибудь сделать с ними?!       Её тело напряглось, словно окаменело — он был слишком близко, чтобы не почувствовать, чтобы не заметить. Боится! Конечно, боится. Но снова спускаться, чтобы ей было удобнее, Драко не собирался — а потому, коротко чертыхнувшись сквозь зубы, он заставил себя поднять руку и обхватить её поперек тела, прижав к себе еще крепче.       Балансировать на метле вдвоем, в сотне футов над землей, держась только одной рукой, было опасно — и эта опасность чистым, неразбавленным адреналином хлынула прямо в кровь. Он никогда не делал чего-то настолько глупого, безрассудного — и подумать не мог, что это может доставить такое пряное, острое удовольствие, густо замешанное на страхе и упоении собственной смелостью. Время как будто остановилось; остался лишь стук сердца, шум крови в ушах, сбитое дыхание. Все чувства обострились, звуки стали четче, краски — ярче, и каждое движение Грейнджер он не просто видел — чувствовал всем телом, ощущал всем своим существом, словно она была с ним одним целым, его продолжением — готовый в любую секунду отреагировать, вновь поймать баланс, удержаться в этом хрупком, смертельно опасном равновесии.       — Так лучше?..       Она закончила — и вновь замерла неподвижно, держась за метлу обеими руками. И ему следовало сделать то же самое — но Драко, вопреки здравому смыслу, медлил, желая продлить небывалое переживание еще хоть на чуть-чуть. Однако момент был не то чтобы упущен — он закончился, безвозвратно, бесповоротно. Вернув руку на прежнее место, он сосредоточился и вновь набрал скорость и высоту.       После резкого всплеска адреналина удерживать концентрацию становилось все сложнее и сложнее. Драко направлял метлу скорее в силу многолетней привычки — мысли его блуждали где-то далеко. Поэтому, когда впереди показалась серая, голая скала с причудливыми выступами, он подумал только о том, с какой стороны её проще обогнуть. И осознал, что именно видит перед собой, лишь когда услышал торжествующее восклицание Грейнджер:       — Дракон! Это он! Мы нашли его! Нашли!..