Волшебники, звери и прочие неприятности

      Драко наслаждался вечером. Обед был превосходен, напитки оказались и того лучше, компания собралась большая и разнообразная — на завтра даже назначили матч по квиддичу на скромном поле Гринграссов — всего-то вполовину меньше хогвартсовского. Дамы перешли в гостиную, мужчины собрались в курительной, и повсюду зажурчали ручейки разговоров — легких, пикантных, забавных. И все было бы прекрасно, если бы не Теодор, намертво приклеившийся к нему сразу по окончании обеда, и все это время изливавший на него свои горести и печали.       — Представляешь, отказала! В какой-то жалкой кучке гиппокампов! МакДорманд и так её уламывал, и эдак — нет, и все! Как Робардсу демимасок организовать — да, пожалуйста, с края света притащим в кратчайшие сроки, а одолжить гиппокампов в Шотландии, всего на денечек — это нет! Да кому вообще сдались демимаски?! И посмотреть толком не на что. Ну вот кто, кто додумался назначить Грейнджер на эту должность?! Будь на ее месте нормальный человек…       — Слушай, а почему Забини не приехал? — прервал его причитания Драко, у которого при одном звуке фамилии «Грейнджер» превосходный огденский огненный вставал поперек горла. — Его разве не пригласили?       — Его-то пригласили, — усмехнулся Тео. — Да только он очень уж гордый. Вон там Пьюси, видишь, нарядный, как жених? Да слева, с твоим дядюшкой Реджи болтает, голову поверни! Так вот, говорят, он всю неделю не вылезал из гостиной Гринграссов, и Дафна его вполне в этом поощряла. Вот Блейзи и решил показать, что у него дела поинтереснее есть.       — И что за дела? — вздернул бровь Драко.       — Насколько я слышал, рванул на выходные на Ривьеру. А там, может, еще куда занесет…       Драко хмыкнул, глотнул виски и покачал головой. Напрасно Забини показывает характер, напрасно. Он неплохо знал Дафну — упряма она была, как стадо ослов; уж если ей что взбредет в голову — потом можно хоть в лепешку расшибиться, не передумает. А Пьюси и в самом деле разухарился…       Ситуация стала еще комичнее — хотя Забини наверняка оценил бы её как трагичную — когда мужчины присоединились к дамам. Почти все молодые люди сгруппировались вокруг Дафны, которая этим вечером просто сияла, и выпендривались изо всех сил — кто на что горазд. Драко подметил, что Астория при этом сидела в противоположном конце комнаты за чайным столом в компании собственной матери и её подруг и отчаянно скучала. Её единственным проступком был цвет волос: каштановый, в противоположность облаку чистого золота, что окружало головку её сестры; он счел этот недостаток не таким уж существенным и уже собрался было подойти и завести легкую, ни к чему не обязывающую беседу, когда поймал на себе хищный, оценивающий взгляд миссис Гринграсс — и решил не рисковать понапрасну. Вечер был теплым, погода — чудесной, луна красиво освещала парк, которым поместье Гринграссов могло гордиться по праву, и Драко подумал, что самое время прогуляться.       Он неспешно брел, погрузившись в свои мысли, не обращая особого внимания на окружавшую его красоту: величественные деревья, чья листва серебрилась в лунном свете, аккуратно подстриженные живые изгороди по обеим сторонам дорожки, пышные кусты роз, усыпанные крупными, роскошными цветами, неподвижно сидящую на скамейке Пэнси с сигаретой, которая отбрасывала красноватый отблеск на её лицо… Пэнси?!       — Не самое подходящее время для прогулки в одиночестве, — заметил он, приблизившись достаточно для того, чтобы их разговор не был слышен на весь парк.       — Могу сказать то же самое тебе, — безразлично проронила она.       — Это не то же самое, — строго ответил Драко.       — Ну конечно! — презрительно фыркнула Пэнси.       Она хотела сказать что-то еще, может быть, даже грубое и оскорбительное — настроение было уж очень подходящим, — но тут оба услышали звук приближавшихся торопливых шагов. На мгновение её сердце сжалось от страха, но потом страх сменился равнодушием. Пусть её поймают с Малфоем наедине в темном парке на пустынной дорожке, пусть. И без того уже все всё знают, хуже быть уже не может.       Из-за поворота вынырнула крепкая мужская фигура, в которой она не без труда узнала Реджи Лестрейнджа.       — Мисс Паркинсон, — в темноте его улыбка сверкнула каким-то зловещим блеском, — быстро в кусты. А ты, дорогой племянник, давай-ка плети какую-нибудь чушь, и лучше поубедительнее. Сюда идёт Гринграссиха.       Оказывается, хуже быть очень даже могло. Не тратя времени на раздумья, Пэнси и в самом деле нырнула в ближайшие кусты, которые, на её беду, оказались розовыми — но выбирать не приходилось.       — Как ты думаешь, дорогой племянник, что это за сорт роз, что так дивно цветет в эту июньскую пору? «Савой» или «Карлтон»?       — Мне думается, дядюшка, это «Четыре сезона», — со всей учтивостью, на которую только был способен, ответил Драко. — Хотя, признаться, в розах я не специалист, да и освещение, знаете ли, не самое подходящее… Может быть, вам стоит спросить у миссис Гринграсс? Она признанный знаток роз — только не говорите, пожалуйста, маме, что я так сказал — она этого не перенесет.       — Что ты, разумеется, не скажу. Но я не смею отвлекать хозяйку дома своими пустячными вопросами, когда у неё столько гостей… О, мадам Гринграсс! Que surprise!.. А мы с племянником любуемся вашими непревзойденными розами!..       Вышеозначенная мадам Гринграсс, тяжело дыша, между тем с подозрением оглядывала кусты — однако в переменчивом лунном свете, к своему огромному сожалению, ничего разглядеть не могла.       — Что? Розы? — довольно сварливо переспросила она, но тут до неё запоздало дошел смысл сказанного, и она заметно смягчилась: — Вам нравятся мои розы?       — Они великолепны! Совершенно charmant!.. Fascinant!..       — О, я не знала, мистер Лестрейндж, что вы знаток роз!       — Увы, нет! Потому и прихватил с собой племянника — но что толку от современной молодежи? Совершенно не разбираются в важных вещах. Видите ли, я сейчас занимаюсь благоустройством семейного гнезда — парк большой, но такой запущенный!.. Конечно, о подобной красоте я не смею и мечтать, но, если вы соблаговолите дать мне несколько советов…       — Разумеется, мистер Лестрейндж, — проворковала польщенная матрона. — Вот только, пожалуй, лучше заняться этим завтра, при солнечном свете, вы так не думаете?       — О, конечно! — Реджи хлопнул себя по лбу. — Какой же я le fou! Вечер такой сырой, а мадам в вечернем туалете. Давайте же скорее вернемся в дом! Гости наверняка потеряли свою обворожительную хозяйку. Кстати, а что привело вас в парк в такой час?.. — будто бы невзначай спросил он, беря даму под руку и ненавязчиво разворачивая её в ту сторону, откуда она только что пришла. Вторая рука легла на локоть Драко и впилась в него мертвой хваткой.       — Видите ли… — миссис Гринграсс вроде как смутилась. — Я заметила отсутствие в гостиной одной юной леди, и забеспокоилась, не заплутала ли она. Как видите, не все дорожки достаточно освещены. У вас нет при себе волшебной палочки? Мы могли бы подсветить…       — Увы, оставил в доме, — безапелляционно заявил Реджинальд. — Но, я уверен, ваша леди, если и затеяла прогулку в столь поздний час, уже вернулась. Или вовсе поднялась к себе — а вы и не заметили. Я помню, через террасу есть вход в библиотеку, а из библиотеки можно прямиком пройти к боковой лестнице — гостье было бы разумно воспользоваться этим путем, чтобы никого не беспокоить. У хозяйки ведь столько забот!..       — Да, возможно… — уже совсем неуверенно согласилась миссис Гринграсс. — Что ж, и правда, давайте вернемся.       Только когда их голоса стихли вдали, Пэнси, чертыхаясь, выбралась на дорожку. Руки и колени были исколоты шипами, на платье наверняка осталась сотня зацепок, и вдобавок она теперь обязана этому Лестрейнджу за спасение жалких остатков своей чести. Ведьма Гринграсс наверняка заметила, что ни её, ни Драко нет, вот и помчалась по парку вынюхивать, чтоб ей провалиться!.. Метко он назвал её Гринграссихой — имечко в самый раз, стоит запомнить на будущее. Мерлин, что он о ней подумает!.. А впрочем, все равно. Что он там болтал? Вход с террасы в библиотеку, а потом по боковой лестнице?.. Что ж, стоит попробовать.

***

      Следующим утром Пэнси нежилась на солнышке, потягивала коктейль и откровенно любовалась видом: восемь молодых, по большей части симпатичных парней играли в квиддич четыре на четыре, и это зрелище, стоило признать, было весьма впечатляющим.       Приторно-учтивые, распушившие перья и распустившие хвосты в чужих гостиных в попытке очаровать женщин, о которых в случае успеха через полгода после свадьбы и думать забудут, они были ей смешны и отвратительны. Здесь же, на поле, все было забыто: манеры, приличия, душно-сладкое лицемерие, и можно было, не изображая смущение и не пряча стыдливо глаза, рассматривать их в истинном обличье.       Вот Флинт — настоящее животное, грубый, жестокий, тщеславный; расшвыривает тех, кому не повезло оказаться у него на пути, и делает это демонстративно, напоказ, на публику. Пьюси — немногим лучше, разве что не такой наглый. Боул опасается лобовых столкновений, но не чурается любой подлости, чтобы получить свое. Монтегю — просто огромная горилла, прет напролом, рассчитывая в основном на грубую силу. Хиггс — ловкий, юркий, пронырливый, но легко увлекается, теряет голову — и всякую осторожность, чем и пользуются его соперники. Уоррингтона гораздо больше занимает собственная персона, чем игра — он откровенно любуется собой, выставляется, как заправская кокетка. Нотт пытается успеть везде, пролезть в каждую щелочку — за что часто получает по голове и прочим чувствительным местам, зато упорства ему не занимать: отряхивается и лезет снова. Малфой — то ли трусливый, то ли осторожный, парит где-то там, в вышине, смотрит на всех сверху вниз, а потом дожидается подходящего момента, подбирается и берет свое, пока все остальные заняты дракой. Черт, может, какая-нибудь драка вокруг собственной персоны — это как раз то, чего ей не хватало?..       — Развлекаетесь? — раздался приятный баритон совсем рядом.       Пэнси нехотя отвлеклась от захватывающего зрелища и искоса взглянула на нежданного визави. Ну, конечно же, Лестрейндж!.. Её охватило раздражение и внезапная злость. Она ненавидела чувствовать себя обязанной, ненавидела эти навязанные благодеяния, о которых она не просила — но за которые от неё ожидалось, что она будет испытывать благодарность.       — Вы, верно, ждете оваций? — не скрывая неприязни, осведомилась Пэнси.       — Что? Ах, вы о нашем вчерашнем petite farce?.. Не стоит, — вальяжно отмахнулся он. — Я не ради вас старался.       — А ради кого же тогда? — удивление заметно потеснило раздражение в её голосе, и Реджинальд мысленно поздравил себя с удачно выбранной тактикой.       — Ради себя, certainement! Я забочусь seulement о своих интересах. Вдруг бы вы дрогнули пред взглядом этой почтенной матроны — я так не думаю, конечно, но кто знает? — и согласились бы выйти за моего дуралея-племянника? Как бы тогда я на вас женился? Нет-нет, такого поворота допустить я не мог. Хотя было trèz bête с её стороны пытаться поймать вас с поличным, если она рассчитывает сбыть за него одну из своих дочерей.       — Может, она считает, что он не женится на девушке, которая позволила так глупо себя скомпрометировать?.. — задумчиво предположила Пэнси, которую тоже интересовал этот вопрос. — Или же её больше беспокоит возможный разврат под крышей её дома, чем замужество дочерей, тем более, что претендентов у Дафны хватает... — тут она внезапно спохватилась, с кем и о чем она говорит, и бросила с досадой: — Откуда вы вообще узнали!..       — Видите ли, ce n’est pas un secret: мой взор обращен лишь на вас, подобно тому, как цветок тянется к солнцу. Вы вышли на террасу, оттуда спустились в парк. Через некоторое время тем же путем отправился юный Малфой, а за ним, как гончая за зайцем — наша прелестная хозяйка, чья прелесть, признаться, знавала лучшие годы. Нетрудно было догадаться, что по злой воле судьбы ваши дорожки могут случайно пересечься, и еще проще — просчитать возможные последствия. Остальное вы знаете.       Гнев Пэнси, вовсе необоснованный, как она и сама осознавала, смягчился, и уголки губ против её воли поползли вверх.       — Ma chèrie! — обратился к ней Реджи, ободренный этими переменами к лучшему. — Поймите, я не шучу. Выходите за меня! Вам может показаться, что у меня есть кое-какие недостатки, но, уверяю вас, при ближайшем рассмотрении вы убедитесь, что это сплошь достоинства!..       — Например? — вскинула брови Пэнси, которую все это начало забавлять.       — Ну вот смотрите. Возьмем par example меня и юного Малфоя. Он, bien sûr, моложе и, peut-être, на чей-то вкус красивее. Но годы — это опыт, а опыт в некоторых вещах, поверьте, бесценное сокровище. Далее. Он богат — так что ж? Я тоже не беден; во всяком случае, разницу вы едва ли заметите. Может быть, с ним вы знакомы дольше и вам кажется, что лучше его знаете? Так это ничего, у нас с вами будет вся жизнь, чтобы познакомиться; лично мне ужасно интересно!..       — Как у вас все просто, — усмехнулась она. — А что, если вы мне не нравитесь?       — Это вряд ли. А даже если и так — обязательно понравлюсь, просто чуть позже, — сверкнув обаятельной, стоило признать, улыбкой, заверил Реджинальд. — Кроме того, у меня есть козырь.       — И какой же?       — Я вас люблю.       Он сказал это просто, безо всякой рисовки — как будто это была самая естественная и очевидная вещь в мире. Но Пэнси была не такой дурочкой, чтобы поверить.       — Прямо любите? — подозрительно прищурившись, переспросила она.       — Люблю, — все так же свободно подтвердил он.       — Да вы видите меня второй раз в жизни!.. — возмутилась Пэнси.       — Откровенно говоря, мне хватило и первого. Преимущество жизненного опыта, знаете ли, как раз и состоит в том, чтобы без труда отличать заинтересованность от влечения, а влечение — от влюблённости.       — И мой случай — первый, второй или третий? — насмешливо поинтересовалась Пэнси.       — Aucun de trois, et tous ensemble. Я же сказал, что люблю вас — мне вы можете верить.       — И все же не верю, — фыркнула она.       — Напрасно, — пожал плечами Реджи. — Что ж, я подожду. Надеюсь, вы хотя бы станете по мне скучать?       — Это затруднительно, когда вы сидите менее, чем в футе.       — К сожалению, этому земному наслаждению скоро настанет конец. Вообще-то мне нужно было уезжать сорок минут назад — les affaires, что поделать! — но я не смог отказать себе в удовольствии с вами попрощаться.       — Что ж, в таком случае — прощайте!       — La belle dame sans merci! — вздохнул он. — До встречи, прекрасная.       И, отвесив галантный полупоклон, он легко поднялся и с той неповторимой грацией, которую дает лишь непоколебимая уверенность в себе, удалился, окинув её напоследок долгим, задумчивым взглядом.