Пэйринг и персонажи
Описание
Разговор, что должен был состояться так давно
Часть 1
04 декабря 2024, 12:45
***
— Ты не хочешь поговорить о том, что было между нами? Инупи ритмично постукивает пальцами по каменной столешнице, холодно глядя на друга. Раздается щелчок чайника, что последние пару минут шумно бурлил в абсолютно тихой кухне. Хаджиме дотягивается до него и разливает кипяток по кружкам, в которых уже был рассыпной кофе с сахаром. — Хочу, — коротко отвечает он. Звонкий стук ложки о края кружки немного раздражает, но вскоре прекращается, и Коко кладёт ее на белоснежную барную стойку, немного испачкав поверхность. Сейшу молчит некоторое время, ни разу не отвлекаясь от Коко, пристально наблюдая за его действиями. Он ловит его взгляд и лишь тогда продолжает: — Кто мы друг другу? — Друзья, — Хаджиме немного стыдливо отводит взгляд, делает мелкий глоток кофе, лишь бы хоть чем нибудь занять руки, обжигается и болезненно шипит под нос. Но Инупи игнорирует это и, немного склонив голову вбок, спрашивает: — Просто друзья? — Лучшие друзья, — монотонно отвечает Хаджиме, словно его абсолютно не интересует этот диалог. Словно он не дал свое согласие своим «хочу» минутой ранее. Инуи закатывает глаза и приближается к нему немного ближе: — Ты был со мной только потому что я похож на Акане? Казалось бы, ничто не в силах переубедить его в этом. — Нет… — …А почему тогда? — быстро перебивает его, не давая договорить до конца даже первое слово. Он знал, что он так ответит. Коко замолкает, не находя подходящий ответ — Ты всегда видел её во мне. Ты хотел, чтобы на моем месте была она, — он отодвигается и выпрямляется в спине, берет кружку в руки и греется от неё. Он ненадолго переводит взгляд на тёмную жидкость, от которой исходит горячий пар, так и не решаясь сделать первый глоток, боясь обжечься, но вскоре вновь смотрит на своего собеседника. — Это не так, Инупи, — его голос дрожит, а глаза бегают по лицу парня, что пронзительно ловит этот взгляд. — Уверен в этом? В таком случае объясни мне, что случилось тогда в библиотеке Инупи разговаривает с ним с заметной обидой в голосе, явно наезжая. Но, как будто бы, он абсолютно прав в своих чувствах по отношению к нему, ведь доставить своему «лучшему другу» столько боли нужно суметь постараться. В квартире Коконоя безумно жарко, хочется сбегать и открыть все окна, что есть в этой комнате. Но от этого вопроса будто бросает в холодный пот, и непонятно, холодно ему теперь или жарко. Чувствуется, как по телу пробегает озноб, а лицо начинает полыхать, словно на сорокоградусной жаре. Коко не показывает, что ему неловко, держит лицо и отвечает вопросом на вопрос: — Когда «тогда»? — Ты знаешь, о чем речь — Нет, не знаю Сейшу горестно посмеивается, наблюдая за тем, как на лице его собеседника все-таки появляется стыдливый румянец, но он все равно стоит на своем. — Коко… Смысл от того, что мы «разговариваем», если ты мне врешь даже сейчас? — Я тебе не… Но Сейшу снова его перебивает: — …Давай так: я расскажу тебе то, о чем ты должен был узнать очень давно, но по определенному ряду причин этого не происходило. И, возможно тогда, тебе будет немного проще наконец открыться мне. Коко приоткрывает рот, но ничего не говорит, лишь смотрит в глаза Инупи, будто бы говоря «продолжай» — Понимаешь, Коко… — Сейшу впервые за этот разговор надолго отводит взгляд от парня и смотрит куда то вперёд. Он немного тупит, собираясь с мыслями, переводит взгляд на свои руки, неловко царапая заусенки на пальцах. — Я… — он выдыхает, пытаясь хоть немного оттянуть момент, который он сам же и спровоцировал. А Коко, как назло, молчит, не подбадривает, а просто сверлит глазами. И Сейшу на него специально не смотрит, лишь чувствует на себе его взгляд. По правде говоря, это его «поговорим о том, что было между нами» было только для того, чтобы рассказать об этом. Потому что это чувствовалось как что то неподъемное, что нужно было разделить с ним уже давно, но он, идиот, все это время молчал и справлялся с этим в одиночку. Хотя, казалось бы, как Коко смог ему помочь?.. — Все это время, что мы были вместе… Я… — он неловко опускает голову и недовольно шикает, будто бы ругаясь на самого себя за слабость сказать всего лишь два слова. Он, как будто бы, и не готовился столько лет к этому признанию. — Любил тебя. Очень сильно любил, — он берет кратковременную паузу, сглатывая накопившуюся слюну. Но молчать крайне неловко, поэтому он продолжает: — Я всегда был рад, что ты рядом, несмотря на то, что ты был со мной только потому что влюблен в мою сестру, а я, к сожалению, на неё действительно похож… Я видел, как ты смотришь на меня. И я… Какое то время пытался хотя бы представить, что ты так смотришь на меня… Именно, блять, на меня. Но я знал, что это не так. Я знал, что ты хочешь смотреть так на Акане. Я закрывал на это глаза, но все это накапливалось одной большой, сука, кучей дерьма, что было просто невозможно выносить, — на секунду в его речи чувствуется искренняя горечь и боль, и он сам эмоционально жестикулирует руками, но тут же кладет их обратно на холодный стол и тянется к кружке с кофе; делает короткий глоток и ставит её на место. — Я понимал, что выжил по ошибке. По твоей ошибке. Я понимал, что стал лишь заменой Акане. И сколько я ни пытался доказать себе, что любить тебя — дорога к петле и табуретке, разлюбить тебя не выходило. И самое паршивое, что не выходит до сих пор. Я люблю тебя. И любил всегда. Столько, сколько я себя помню. С самого детства, — он говорит монотонно, безэмоционально, будто это заученная по сто раз речь на защите диплома в шараге. — А ты, блять… — он осекается, продолжая теребить пальцы ногтями, на которых уже появляются маленькие капельки крови. Он судорожно вздыхает, борясь с болючим комом в горле, желая продолжить свой монолог. — Все, что мне нужно было и нужно сейчас — это ты. Несмотря на то, что ты предал меня пару лет назад. Я тебя простил за это. Я просто, блять, не могу позволить себе обижаться на тебя, хотя имею полное на это право. — Он уже сказал слишком много, чтобы просто заткнуться сейчас, хотя говорить уже нечего. Казалось, что было бы достаточно сказать лишь «Я люблю тебя всю свою жизнь» и ждать объяснений от Коко, но он продолжает и, блять, продолжает говорить. Замолчать как-то стыдно, что ли, сейчас, особенно понимая, что его «собеседник» ни слова не скажет. Он просто не найдёт, что сказать. — И после того, что ты сделал в библиотеке, я очень долго боролся с мыслью, что лучше бы просто умер. Вместо Акане. Или вместе, — он грустно усмехается. — И все эти маниакальные мысли о самоубийстве просто не давали покоя… Но как парадоксально, что я жив только благодаря тебе. Я не мог оставить тебя, потому что в долгу перед тобой. Даже если ты этого не хотел, так случилось, и я чувствую огромную вину за это до сих пор. Знаешь, так странно чувствовать себя виноватым просто за то, что я сейчас жив. Но это чувство сравнимо с тем, будто бы я убил кого то. И иногда мне действительно казалось, что это правда так, хотя я понимал, что это — просто несчастный случай. А ты лишь подпитывал это чувство вины, когда вёл себя так, будто я Акане, и мы с тобой встречаемся. И ты будто бы забыл, что Акане — это не просто твоя возлюбленная, но ещё и моя сестра. Так что когда она умерла мне тоже было больно, а ты не давал отпустить её ни себе, ни мне. Но все это не помешало мне влюбиться в тебя. Ты не представляешь, как я скучал по тебе все это время. Я, блять… Каждое утро хотел повернуться и увидеть тебя рядом. Я так сильно жалел, что не сказал тебе об этом сразу. Возможно, отпустить тебя и забыть было бы значительно проще, когда нам было ещё по тринадцать. Это, наверное, изменило бы многое… — он глубоко вздыхает и наконец затихает. Некоторое время они сидят молча, Сейшу непереставая смотрит на свои руки, ожидая ответа Коко, но тот молчит слишком долго, поэтому Инуи с трудом переводит на него взгляд. А у него по лицу текут слезы, собираясь на подбородке и капают вниз. Он не издаёт ни звука, почти не дышит, будто бы ему совсем не нужен кислород. Глаза смотрят в одну точку, на лицо Инупи, который удивлённо рассматривает плачущего Коко. Блондин шумно сглатывает, быстро моргает, активно борясь с наступающими жгучими слезами. — Это действительно изменило бы многое, — шепотом отвечает Хаджиме и опускает голову. Его губы дрожат, и он судорожно вздыхает. А после расплывается в истеричной улыбке и начинает смеяться. Закрывает рот рукой и громко всхлипывает. В голове разом всплывают все его двусмысленные намёки, прикосновения. Он вспоминает, как Инупи постоянно брал его за руку, а Коко не противился, хотя не понимал зачем он так делает. Вспоминает его трепетные объятия, когда его руки обвивали его тело и крепко прижимали к своему. Вспоминает его заботу после драк, то, как ласково он трогал его лицо, вытирал слезы, что были больше от злости, чем от боли или обиды. Вспоминает, его «Я хочу быть с тобой всегда», что он говорил так часто, на что Коко всегда уверенно отвечал «Будем». И это только то, что повторялось из раза в раз, то и дело проскакивало в их непрерывном общении, что засело в подсознании и не смогло забыться. А мелких бытовых ситуаций было так много, что вспомнить их всех невозможно. Сразу появляется объяснение того, почему он был с ним все это время. Появляется объяснение того, почему он так хотел его вернуть. Так хотел был рядом, быть вместе с ним. Резкое осознание всего этого вызвало острое чувство вины, которое итак не покидало его все это время. Сначала из-за Акане, потом из-за Сейшу. — Ты чего? — Инупи обеспокоенно смотрит на него, проходит взглядом по взъерошенным волнистым волосам, что уже потеряли укладку и теперь закрывают правую часть лица парня. — Я не видел в тебе Акане, — выдавливает он. — Никогда — Да что ты? — он вскинул брови. — Тогда на кой хуй ты меня, блять, поцеловал?! Коко недолго молчит, вытирает слезы и, поднимая голову, отвечает: — Захотел — «Захотел», — он его передразнивает. — Акане ты захотел поцеловать… — он печально выдыхает воздух, берет кружку в руки и отпивает все ещё горячий кофе Коко медленно отрицательно качает головой: — Ты не прав. Я не хотел целовать Акане. Точно не тогда — А что ты, блять, хотел? — он начинает истерично посмеиваться. — Я никогда, нахуй, не поверю, что ты хотел, блять, поцеловать «меня»! — он агрессивно всплескивает руками и из кружки вылетают капельки кофе на стол, на что никто не обращает внимание. — Ну и не верь, — Коко пожимает плечами. — А я хотел. — Ты все ещё надеешься, что я ничего не помню? — его голос слегка надрывается, и он откашливается, а Коко непонимающе склоняет голову вбок. — Ты, блять, надеешься, что я не слышал, как ты рыдал после этого? — Не надеюсь. Но поражаюсь твоей памяти — Такое не забудешь, — он ставит кружку на стол, запускает пальцы в волосы и наклоняется над столом, подпирая голову рукой. — Инупи, прошло очень много времени… — …И что, блять?.. — он вновь его перебивает, — Что ты вообще хочешь мне этим сказать? Что если это было давно, то все в порядке? — Нет, Инупи… Это не из-за Акане — А из-за чего тогда? Из-за того что ты хотел поцеловать «меня»? Откуда, блять, такое желание? — А ты хотел когда-нибудь поцеловать меня? — Коко скрестил руки и положил их на стол, а после лёг на них головой. — Разумеется. Я не понима… — …Так откуда такое желание? — но теперь Инупи перебивает Хаджиме. — Я тебе уже все сказал. Разве так сложно сложить два плюс два? Инупи понимает к чему он клонит. Понимает, но отказывается в это верить. Поэтому излишне осторожничает, сам не понимая зачем, будто съязвить Коконою сейчас намного важнее, чем поговорить об их чувствах, в которых они не могут разобраться так давно. — Раз ты это уже сказал — не трудно повторить, не так ли? Ну же… — …Я люблю тебя. Так что я хочу… Не только поцеловать тебя Коко усмехается и молча глядит на собеседника, высоко вскинув брови, будто говоря «ну и?». Его губы дрожат в неловкой улыбке. Но зная, что Инупи придурок и понимать намёки — это явно не его конёк, говорит: — Пока ты хочешь, я действую, — он смеется, наблюдая за реакцией блондина. — Твои чувства взаимны. И были всегда. Инупи поворачивает к нему голову, округлившимися глязами смотрит на Коко, губы дрожат, а глаза нервно бегают, не понимая, за что зацепиться. У него лицо такое забавное, где смешиваются лишь две эмоции: непонимание и смущение. На щеках еле заметный румянец, и через несколько секунд на них же появляются ручейки слез. Он опускает голову и сжимает ткань своих бежевых штанов. На белой столешнице появляются солёные капельки, что капают с его глаз. — Не правда. Это не правда. Ты врешь!.. — Я тебе хоть когда то врал? — По крайней мере, уж точно не был со мной честен, — непонимающе смеётся он и вытирает слезы с лица, проходит рукавом по столу, вытирая их ещё и оттуда. — Почему ты тогда назвал меня «Акане»?.. — Я не называл тебя Акане, — тихо отвечает Коко. — Тогда кого ты назвал её именем? — Никого… Точно не тебя — Коко, блять, что ты несёшь? — Блять! — воскликает Хаджиме и резко встает. — Я не знаю, как объяснить тебе это… Я… Я… — Объясняй, как есть — У меня было чувство, что я её предал. Это… Было слишком тяжело. Ты тогда… — он глубоко вздыхает. — Был таким красивым. И сейчас тоже… — он сказал это так тихо, и кажется, что Инупи понял сказанное лишь по движению его губ. — Я просто… Я… Я сам не понял, в какой момент влюбился в тебя… — он неловко мямлит, и видеть такого Коко действительно редкость, ведь обычно он «за словом в карман не полезет». Он действительно не понимал своих же действий в тот момент. Но он понимал, настолько абсурдно они выглядели, особенно для Инуи, который все-таки, сука, не спал. — Понимаешь, Инупи… Я действительно сначала представлял её на месте тебя. Скажем так, заставлял себя представлять. Заставлял себя любить Акане, когда понял, что больше ничего к ней не чувствую. Но у меня не получалось отделаться от мыслей о тебе. Тогда я понял, что люблю тебя так же, как любил когда-то Акане. Только сильнее. И… Если Акане мне нравилась только потому что она красивая, то ты… В тебе я полюбил абсолютно все. И я не мог принять то, что влюбился в парня. И, сука, чем ближе ты подпускал меня к себе, тем сильнее я в тебя влюблялся. В твой характер, в твою мимику, в твой голос, в твою, сука, внешность! — последние слова звучат чересчур громко. — Я влюблен в тебя, Сейшу, в тебя!.. — от произнесенного имени у Инупи пробегаются мурашки по телу. Слышать, как он называет его по имени так непривычно, но так приятно. Сразу что-то переключается в голове, и он чувствует каждой клеточкой собственного тела, насколько сильно он любит его. Новая волна влюблённости, что утихла пару лет назад и оставила после себя лишь разбитую любовь и разрушающую привязанность, от которых просто невозможно избавиться, вновь накрыла с головой. И если ранее эта «волна» была лишь сильным штормом, то сейчас она сравнима с сильнейшим всеразрушающим цунами, а все его слова — страшным землятрясением, что вызывают ураган эмоций, от который невозможно скрыться. Инупи невольно улыбается, стеснительно отводит взгляд и еле слышно произносит: — Мне так нравится, когда ты меня по имени называешь… — М?.. По имени? Мне казалось тебе нравится моё «Инупи», — он кратко улыбается. — Для тебя ведь придумал — Меня вся «Тосва» из-за тебя так называет… — он кашляет и поправляется. — Называла. — Ревную, — отшучивается Коко и делает глоток подостывшего кофе. По правде говоря, его действительно обижало и вызывало не совсем обоснованную ревность, что все друзья Инупи подхватили его фишку. Да и хуй бы с ней, но конкретно «Инупи» связано с его любимым человеком, чью фамилию он специально исковеркал, как милое прозвище. Это как если бы все его друзья называли его котёнком. Было бы странно, так? Проходит некоторое время как Сейшу снова начинает говорить: — Коко… Ты меня запутал. Ты мне буквально три дня назад сказал, что всегда ставил Акане выше меня… А сейчас говоришь, что не любил её вовсе… — Когда я такое говорил? Сейшу нахмурился, пытаясь придумать, как объяснить это Коко — Я дрался с Вакасой и Бенкеем… И… Ты присоединился ко мне и сказал, что всегда ставил Акане выше меня. Что это значит?.. — Но я ничего не говорил про Акане… — его глаза нервно забегали, и он задумался, а через несколкьо секунд воскликнул: — А!.. «Я всегда ставил деньги выше тебя». Ты про это?.. На лице Инупи появляется осознание, а глаза начинают бликовать от вновь надвигающийся слез, которые он быстро смахивает. Парень глубоко вздыхает и жмурится — Почему ты мне об этом просто не сказал?.. — О чем? — О том, что любишь меня… — А ты? — Боялся — И я боялся — А ты чего? Если в моем случае страх объясняется тем, что ты любишь другого человека, то что в твоем? — Боялся отказа, — он пожимает плечами — Как я мог тебе отказать? — Ты не выглядишь как человек, который согласится на отношения с парнем — С каким то парнем — нет. И с девушкой тоже. Только с тобой — Я не знал об этом, понимаешь? Я поверить не мог, что мои чувства к тебе взаимны. Я догадывался, конечно… — Коко… Я был готов умереть за тебя. Ты был моим «всем». И об этом ты прекрасно знал — Знал. Но я всегда думал, что ты считаешь меня просто своим… Другом?.. Очень близким другом… — А то, что мы спали в обнимку на одной кровати тебя не смущало? Все «близкие» друзья так делают? — он усмехается — Мы с тобой никогда это не обсуждали… — он расплывается в по-настоящему радостной улыбке и потирает рукой красный от слез нос. — Это было что то вроде нашей «запретной темы»… Или «общим секретиком», о котором мы никогда не упоминали — Как мы вообще дошли до того, чтобы так спать? — немного придаваясь ностальгии, задумчиво спрашивает Инупи — Холодно было. Вот и пришлось — Я не жалуюсь, — он прикрывает глаза и уголки его губ слегка дергаются в улыбке. — Да я тоже… Особенно после того, как обогреватель купили, — раздается его бархатистый смех, что изредка прерывается тихими всхлипами. — Коко… — он тихо вздыхает. — Я все равно тебя не понимаю… Тогда почему ты ушёл? — Ради твоей безопасности — Какой «моей безопасности»? Разве мне с тобой небезопасно? — Верно, Инупи… Знаешь, когда тебе угрожают убийством твоего любимого человека, потому что хотят твои бабки, ты волей-неволей задумываешься об этом. И, несмотря на то, что мне казалось, что деньги решают абсолютно все, отбирают они ещё больше. — Смог бы ты также оставить Акане? — Причём тут Акане? Все это началось с неё. — Предположим? — Я не могу поставить её на твоё место. Вы, как ни крути, разные. И ситуации разные Инупи все равно уверен, будь на его месте Акане, судьба Коко сложилась совершенно иначе. Если бы Акане не умерла, то и денег ему не нужно было, не нужны были группировки и все, что с ними связано. А это значит, что он был счастлив. Без своего «лучшего» друга. — Как мило, — он саркастично закатывает глаза. — Но все же: если ты говоришь, что любил меня, так какого хуя ты ушёл? Разве это нельзя было решить иначе? Или деньги ты любил настолько больше? Я даже не могу подумать о том, что может быть что-то важнее для меня, чем ты. Даже если бы ты поставил меня перед выбором «Чёрных драконов» и себя, я бы выбрал тебя!.. — Всё не так просто, Инупи. Если у меня изначально был выбор, по какому пути идти: по тому, какому пошёл я или быть с тобой, то выбор очевиден. Я выберу тебя. И, понимаешь, я тогда даже не задумался о том, что могу потерять тебя. А когда все это произошло, я уже был по уши в этом дерьме. И случилось это не потому что у меня были деньги, а потому что я умею их зарабатывать, и об этом знало слишком много людей. Так что даже отдай я «Поднебесью» все свои деньги, а я честно думал об этом, чтобы остаться с тобой, ничего бы не изменилось. Даже если бы они взяли эти деньги и отстали от нас, появились бы другие, кому это было нужно. За деньги люди способны на все, и я это понял слишком поздно. — Зачем ты тогда звал меня с собой? — Куда? — В «Поднебесье» Коко опустил взгляд и грустно ответил: — Чтоб совесть не грызла — А если бы я согласился? Что тогда? — Я боялся этого… Хотя был уверен, что ты откажешься. Ты слишком принципиален. — Я был в шаге от того, чтобы пойти с тобой. И я так сильно жалел, что не согласился, хотя понимал, что в «Поднебесье» мне не место. — Так получается, что ты предпочёл мне Ханагаки? — произнесенная фраза, которая должна была быть лишь шуткой, отпечаталась клеймом ревности в подсознании. Он итак неосознанно ревновал его к Такемичи, ведь тот пошёл за ним с таким интузиазмом, с которым не шёл ни за кем больше, кроме Шиничиро. Ещё до того, как он перешёл в «Поднебесье» он весь мозг ему выебал со своим Ханагаки и воскрешением тех самых «Чёрных драконов». — А ты помнишь, как началась наша встреча? Как она продолжилась? И чем она, сука, закончилась? Ты помнишь сколько дерьма ты мне наговорил? — Помню, конечно… — он глубоко вздыхает и поджимает губы. — Я был не в себе… — Даже после этого я хотел к тебе. Но я был уверен, что ты хочешь про меня забыть. Это одна из причин, почему я не перешёл в «Поднебесье». — Я хотел заставить тебя отпустить меня. И забыть. Поэтому столько всего наговорил. Я так хотел обнять тебя напоследок… Я понимал, что так просто тебя не разлюблю. Но мне нужно было, чтобы ты забыл обо мне — Когда я туда шёл, думал, что когда я убью Мучо, и ты вернёшься в «Тосву», тогда я признаюсь тебе в своих чувствах… Я тоже так хотел крепко обнять тебя после этого… Но ты… О чем ты, блять, вообще думал, когда решил, что мне нужно забыть про тебя? — Я думал о тебе, Инупи… — …Мы так долго были неразлучно вместе, и ты думаешь, это так легко забыть? Даже если бы я не был в тебя влюблен… — Я понимаю это. Понимаю. Но так нужно было. Для тебя. — Это нужно было для тебя, — он печально выдыхает и смотрит на Коко, так грустно и болезненно, что сводит с ума. Его глаза холодные, немного покрасневшие от плача, со слипшимися от слез светлыми ресничками. — Лучше бы я всегда был в опасности, но с тобой, чем в безопасности, но один… — Нет, Инупи… Нет. Ты не был на моем месте. — А ты на моем… — …Я не мог потерять тебя!.. — …Но ты потерял, Коко! — Это было моё осознанное решение. Если бы тебя убили, то… Я бы не простил это себе. Инупи прикрывает глаза, и по его щекам стекают слезы. Пшеничные волосы закрывают глаза, а тело еле заметно содрагается от плача. Он прикрывает рот рукой и судорожно вздыхает. — Прости, Инупи... — он касается его руки и несильно сжимает. Сейшу переворачивает ладонь и обхватывает его пальцы своими. — Это было больно, — тихо шепчет он и вытирает свободным рукавом слезы с щёк, что уже начинают гореть из-за постоянного контакта с грубой тканью. Коко молчит, лишь передвигается к нему поближе из-за чего стул, на котором он сидит, издаёт неприятный скрежет о паркет. Кладёт голову ему на плечо и глядит на их сплетенные вместе пальцы, где Сейшу аккуратно поглаживает его пальцы своим большим. — Прости меня, пожалуйста… Я такой идиот… — спустя некоторое время произносит он. По щекам снова текут слезы и капают на светлую кофту Инупи, а он потирается щекой о его макушку, взъерошивая черные волосы. — Я ещё очень часто обдумывал одну твою фразу… Она слишком плотно засела у меня в голове, но теперь её смысл как-то теряется… — М? О чем ты? — «Если бы Акане посмотрела на меня сейчас, она бы разозлилась с таким же выражением лица?»… — Как четко ты запомнил формулировку… Даже я уже об этом позабыл — Ты не представляешь, как это было больно… — Представляю. Мне тоже было больно — Так нахуя ты мне это сказал?.. — Потому что выбесил. Нахуя ты вообще про неё разговор начал? — Пытался тебя переубедить — В чем? В том, что ты не Акане? Я это итак прекрасно знал. Сложно, наверное, переубедить кого-то, приводя в аргумент то, что итак известно… Это как пытаться плоский винт шестигранником расхуячить, — он легко посмеялся — Мы… — он немного замялся, не зная, что сказать. — Ты мне заливал какую то хуйню про деньги… — …А ты мне про Акане. Мы не слышали друг друга… — …И не хотели слышать — Ага. Мы оба были зациклены на своём. Ты на Акане, а я на деньгах… - глухо вздыхает Хаджиме Осознание постепенно появляется на лице Сейшу, и он сжимает руку Коко ещё сильнее, не желая отпускать больше никогда. Он поджимает сухие губы и хмурится, пытается собраться с мыслями. Все сходится: Коко никогда не был помешан на Акане, как на его сестре, лишь на «Акане», как на деньгах. И теперь Инупи предстоит переосмыслить слишком многое: ведь та маниакальная мысль, которой он жил последние семь лет своей жизни, оказалось ложью. Ложью, что он выдумал сам. К