Второе дыхание

Зал заседаний больницы Сент-Бонавентура был холодным и строгим. Удлинённый стол, блестящий от света потолочных ламп, тянулся через весь зал, в центре которого собрались люди, готовые обсуждать её будущее. Юн Ли сидела в одиночестве напротив совета, в составе которого находились акционеры, влиятельные лица, а также руководство больницы, включая президента – доктора Маркуса Эндрюса. Весь зал был наполнен напряжённым ожиданием. Случай с Карлом Мейерсом, умершим после рискованной операции, стоил Юн Ли спокойствия и теперь угрожал её карьере. Она знала, что больница теперь оказалась в центре внимания, а её самого пристально рассматривали как виновную сторону. Но больше всего её угнетало то, что вокруг всё говорило о доверии, которого она не чувствовала. Маркус Эндрюс, облачённый в строгий костюм, открыл папку с материалами дела, затем посмотрел на неё, как судья на обвиняемого, и начал: – Доктор Ли, мы собрались здесь для обсуждения ваших действий по делу Карла Мейерса, которые привели к трагическому исходу. Ситуация привлекла внимание не только пациентов и их семей, но и спонсоров больницы. Многие усомнились в вашей способности работать в рамках протокола и придерживаться необходимых мер осторожности. Юн молча слушала, стараясь оставаться хладнокровной. Она ожидала критики, знала, что здесь не собирались быть мягкими. Эндрюс отложил бумаги и взглянул на неё с холодной серьёзностью. – Кроме того, были озвучены вопросы относительно вашего прошлого. Судебное разбирательство в Корее, связанное с врачебной практикой, ставит под сомнение вашу профессиональную репутацию. Юн почувствовала, как в груди сжалось от боли при упоминании её прошлого. Она была готова, что это рано или поздно станет достоянием всех, но осознание, что её жизнь снова превратилась в предмет обсуждения, принесло тяжёлое чувство, заставившее её стиснуть кулаки под столом. Вдруг слово взяла Аллегра Аоки, представитель акционеров, с твёрдым и справедливым голосом: – Маркус, я думаю, что в данной ситуации важно помнить о профессионализме доктора Ли. Ситуация была экстремальной, а её решение было продиктовано состоянием пациента. Я считаю, что нельзя судить человека за готовность рисковать ради спасения жизни. Маркус Эндрюс посмотрел на Аллегру с неприкрытым недовольством, но промолчал, позволяя высказаться остальным. Джессика Престон, юридический консультант больницы, также выступила в защиту: – На юридическом уровне мы не имеем оснований полагать, что доктор Ли нарушила правила. Как юрист, я должна рассматривать только факты, и, насколько мне известно, её действия соответствовали клиническому протоколу. Мы должны учитывать сложность случая Карла Мейерса. Маркус ответил резко, не скрывая раздражения: – Джессика, юридические обоснования – это одно. Но я как руководитель больницы не могу игнорировать риски, связанные с дальнейшей практикой доктора Ли. Её история говорит сама за себя. Юн почувствовала, что больше не может оставаться безмолвной. Она сделала глубокий вдох и, опустив взгляд на стол, заговорила, её голос звучал твёрдо и тихо: – Я знаю, что мои решения кажутся вам сомнительными. Моё прошлое... – она замялась, чувствуя, как дрожат руки, но продолжила, подняв глаза. – Моё прошлое тяжёлое, и, возможно, оно навсегда останется тенью на моей репутации. Юн глубоко вздохнула, на мгновение вернувшись в воспоминания, которые были для неё столь болезненными. События тех лет навсегда изменили её, и теперь она чувствовала, что должна быть искренней перед собравшимися. – В Корее у меня был пациент, ребёнок, которому требовалась срочная операция, – начала она, и её голос на мгновение дрогнул, но затем снова стал твёрдым. – Он был тяжело болен, а его родители, отчаявшись, обратились ко мне в последнюю минуту. Операция была рискованной. Ребёнок не выдержал. Я стала врагом не только для семьи, но и для всей системы, которая посчитала моё решение ошибкой. Моя карьера была разрушена, потому что я рискнула... но я рискнула, чтобы спасти жизнь. Зал застыл в тишине, и Юн ощутила, что её слова повлияли на многих присутствующих. Даже на лице Эндрюса появилось выражение, которое можно было бы назвать задумчивым. Её голос был полон боли, но она сохранила холодное выражение лица: – Возможно, я сделала ошибку, возможно, рисковала больше, чем должна была. Но это не отменяет того, что я буду снова и снова пытаться спасти жизни, даже если это значит снова оказаться перед вами вот так. Если моя готовность рисковать для вас неприемлема, я готова уйти. Но я не перестану быть врачом. Эти слова вызвали едва заметный вздох у некоторых членов совета. Она чувствовала, как её уверенность и боль одновременно проникли в сердца собравшихся. Аллегра и Джессика кивнули ей, поддерживая. – Спасибо за вашу откровенность, доктор Ли, – сказала Аллегра с уважением. – Я верю, что такие врачи, как вы, делают больницу лучше, даже если ваши методы требуют обсуждения. Маркус Эндрюс, внимательно слушая монолог Юн, наконец, заговорил: – Доктор Ли, ваше объяснение впечатляет, но не оправдывает вас полностью. Репутация больницы для меня – не пустой звук. Мы должны думать о возможных рисках, которые вы представляете для наших пациентов и всего персонала. – Маркус, – раздался спокойный голос Нила Мелендеса, который сидел в стороне, наблюдая за дебатами. Он посмотрел на Эндрюса, его взгляд был уверенным и непоколебимым. – Ты всегда учил нас быть решительными и ставить интересы пациентов выше всего. Я видел Юн в операционной, видел её готовность бороться, когда никто не верил в успех. Да, она рисковала, но я бы поступил так же. Потому что её решение было единственно правильным. Эндрюс посмотрел на Мелендеса, в его взгляде читалось раздражение. – Ты действительно веришь, что готовность рисковать делает её хорошим врачом? – спросил он резко. Мелендес встретил его взгляд: – Не готовность рисковать делает её хорошим врачом, а готовность быть честной, даже если ей грозит потеря работы. Она готова брать на себя ответственность, а таких врачей редко встретишь. Если ты уволишь её, ты потеряешь больше, чем можешь себе представить. В этот момент в зал вошёл Аарон Глассман. Он кивнул собравшимся и остановился рядом с Юн, его лицо выражало сочувствие и твёрдую поддержку. – Я прошу прощения за опоздание, – сказал он. – Но я бы хотел напомнить всем, что врачебная практика – это не только протоколы и статистика. Мы все здесь, потому что верим, что можем спасти жизни, даже если придётся ошибаться. Юн рисковала ради пациента. Она не ищет оправданий. Разве этого недостаточно, чтобы дать ей шанс? Маркус, почувствовав себя загнанным в угол, постарался сохранить самообладание, но в его голосе прозвучала нотка раздражения. – Аарон, ты не понимаешь. Это не только её ошибка, это угроза для нас всех. – Нет, Маркус, – прервал его Глассман. – Угроза – это закрыть глаза на готовность врача бороться за пациента, несмотря ни на что. Юн заслуживает доверия и второго шанса. И я лично готов поручиться за её профессионализм. Зал вновь погрузился в тишину, пока акционеры переглядывались, обсуждая решение. Наконец, Маркус Эндрюс вздохнул и медленно произнёс: – Хорошо. Доктор Ли остаётся. Но знайте, что теперь каждый её шаг будет под наблюдением. Юн, если вы допустите хотя бы малейшую ошибку, я вас больше не защищу. Юн тихо выдохнула, встретив взгляд Глассмана и Мелендеса, ощущая, что благодаря их поддержке она получила второй шанс.