Сдаются только квартиры.

***

Гониль отчаянно откидывает барабанные палочки подальше, долой из поля зрения куда-то далеко в угол, уставше прикрывая глаза ладонями. Звонкий стук деревяшек о паркет ничуть не пугает мужчину, главным страхом сейчас является непредвиденное появление кого-то из мемберов в этой аудитории. В достаточно поздно осознавший содеянное, и неправильно расставивший приоритеты мозг врезается горькое понимание — в другой части комнаты сейчас ненавистной безделушкой валяется новогодний подарок директора. От этого неуместного, бессвязного потока мыслей, как бы перед самим собой извиняясь, выдыхает Ку, падая головой на мембрану одного из барабанов. Беспокойства о её целости не возникает, сейчас об этом думать сил попросту не осталось. Хочется поесть и крепко заснуть, прямо сейчас, прямо здесь. Но как назло, остатки самодисциплины нещадно дают затрещину, напоминая о расписанном поминутно графике, и к списку неотложных желаний добавляется биение лбом об итак пострадавший музыкальный инструмент. Вот бы войти в привычное, спокойное расписание. Но вместо этого входит кто-то другой, предварительно три раза постучав в дверь аудитории. Ку поднимает голову с барабана сразу же, лишь заслышав стук, делая вид что занят чем-то невероятно важным, например рассматривая фиксатор подструнника. — Хëн, это я, - слышится знакомый, добрый голос со стороны входа. Ещё по оповещению о присутствии, в виде трёх стуков, мужчина сразу понял, что это просто Чонсу. Никто из парней никогда не стучал больше двух раз, а кто-то периодически ограничивался одним негромким возгласом, мол, открывай скорее дверь, у меня полные руки пакетов. А сейчас прозвучали три громких удара костяшек о дерево, с ровными интервалами между соприкосновениями, и напряжение старшего как рукой снимает. — Обеденный перерыв закончился, а тебя так и не увидели в столовой, - Ким многозначительным намёком протягивает последние слова, аккуратно прикрывая дверь, чтобы та не хлопнула оглушая всю компанию. Идеи, что же ещё можно использовать в качестве вступления как назло не появлялись, и клавишнику оставалось лишь остановится где-то между дверным проходом и центром комнаты, с неподдельным интересом рассматривая аудиторию как в первый раз. Конечно, стоило сперва прощупать почву и узнать, как же себя чувствует Гониль, а потом уже бить в упор вопросом об отсутствии на обеде, но в делах, касающихся самочувствия ближних, Чонсу не умел подходить издалека. А сейчашний разговор парень и вовсе мог приравнять к особо трепетному и важному для него. В конце концов, речь шла о человеке, кого хотелось оберегать от всех невзгод и бед, какой бы ценой то не обернулось. — Ох, прости если напугал, - барабанщик всё ещё ссутулившись прячется за инструментом, создавая впечатление что и вправду ищет поломку установки. Он прекрасно понимает, что вошедший не продвинется вглубь комнаты без разрешения, поэтому немного подсобравшись с силами мужчина виновато выправляет спину, и оглядывает Чонсу, пытаясь прочитать его эмоции, что остаётся безуспешным. Скривив губы и окончательно взяв всю волю в кулак, Гониль отведя взгляд в сторону выдаёт: — Я приехал на час раньше, и сразу же пообедал, иначе бы не успел на практику. Такую детскую глупость удалось придумать буквально на ходу, избавляя себя от потребности доказывать, что не голоден. Но Кима такое явно не устроило. Для Ку прочувствовать это недовольство не составило особого труда. Пожалуй, единственным минусом в этом идеальном человеке, стоящем напротив, в данный момент оказалась привычка смотреть прямо в глаза при любом взаимодействии. Благо, Гониль сейчас не смотрел на вокалиста в ответ, но уже привыкший разум осознаёт весь спектр недоверчивых эмоций, что бумажным корабликом плещется в океане глубоких карих глаз, как-бы дразня и в очередной раз доказывая, что дурак среди них двоих точно не Чонсу. — Мы все в одной машине ехали, если что, - любезно напоминает младший, скривив губы в тонкую неровную полоску, даря барабанщику недоверчивый взор. — Ладно, как знаешь. - Осознав бессмысленность разговора, Ким закатывает глаза, параллельно вставая на ноги, осматривая свой внешний вид. Выглаженная как на парад рубашка немного помялась, но сейчас это особой роли не играет — первостепенен сейчас только один вопрос. Почему Гониль врет? — До вечера... - неуверенно кидает вслед Ку, надеясь что неожиданно ушедший клавишник успел услышать хотя бы звук, прежде чем выйти из аудитории, на этот раз уже хлопая дверью со всей немалой силой. Теперь комнату заполняет не присутствие двух музыкантов, а протяжный выдох зажмурившегося от неудобной ситуации барабанщика.

***

Помешивая трубочкой молочный коктейль, ранее украшенный разноцветной посыпкой, Ким старается не отвлекаться на бессмысленную, несвязную болтовню сидящего рядышком Джисока, а сконцентрироваться на своих мыслях. Что не так с Гонилем? Сперва подозрительными были лишь отсутствия лидера на некоторых приёмах пищи, что особого внимания не привлекало. Но затем к сомнительным ситуациям прибавились ещё и незначительные мелочи, что-то вроде вечно спутанных волос или излишняя неуклюжесть за обедом. А потом всё вовсе переросло в тревожные звоночки, и в конце концов лидер иногда не появлялся на ночь в общежитии. Всё это тяжёлым грузом давило на по-природе заботливого Чонсу, и синяки под лисьими глазами росли с той же прогрессией, что и у барабанщика. Заметив отсутствие вовлечённости клавишника в разговор, который больше походил на диалог страдающего шизофренией и его галлюцинаций, Квак прервался, взволнованно осматривая лицо друга. — Чонсу, хэй! Реакции, к огромному удивлению, не последовало. Ким даже не моргнул на оклик, зато морщинка между бровей становилась всё виднее и виднее, скорее всего в той же прогрессии что и углубляющийся в ложном направлении поток мыслей. Вторая попытка гитариста привлечь внимание окончилась полным провалом, и оставался последний способ: — Чонсу, - парень изобразил рядом с лицом вокалиста щепотку из двух пальцев, игриво ухмыляясь предвкушению выходки, — А ты боишься во-от такой собачки? - ожидаемая тишина словно подливала масла в огонь, и протянув буквы, Джисок с ребяческим восторгом громко хлопает в ладоши рядом с ухом Чонсу, сразу же заливаясь смехом на реакцию. На резкий звук сразу же обернулись остальные посетители кафе, но Джисок так же громко извинился, ослабляя всеобщий интерес. В то время Ким, чуть не свалившийся со стула от неожиданности, собирался уже возмущаться, но вовремя остановился, осознавая свою вину. — И с какого момента ты меня не слушаешь? - Гаон сложил ладони вместе, положив под их щеку, с интересом рассматривал шокированного старшего. — Честно говоря, с самого начала, - Ким виновато оглядывает солонку и подставку для приборов, которую забыл унести официант. — Прости, я задумался. — И о чем же? - Гаон перестал, хоть и игриво, но давить на Чонсу, принимаясь корябать отслаивающийся лак на ногтях. — Да так, по мелочам. — Ты из-за мелочей такой суровый не сидишь, - отстаивал свою позицию младший, норовясь кинуть в коктейль старшего посыпку из чёрного лака. Знает ведь, что от него что-то пытаются скрыть. — Да правда, из-за ерунды. - Ким готов был ладони в защищающемся жесте выставить, лишь бы младший не докапывался. — Ну давай хотя бы в горячо-холодно сыграем! — Нет! - успел перебить, и предотвратить самоунижение клавишник. — Ладно, скажу напрямую, — Ким осторожно огляделся, будто кому-то и вправду было дело до их разговора. - Ты заметил, что Гониль ведёт себя, мягко говоря, неправильно? - самой опасной вещью при общении с Джисоком были попытки заходить издалека. Всегда. И в очередной раз старшие убеждался в этом путём собственных ошибок: — Он что, из религии уходит?! - глаза Гаона чуть из орбит не выкатились, на что Ким просто закрывает лоб ладонью. — Идиота кусок, нет конечно, я не про это! - губа рассудительно закушена, ибо нужно понять, в какой форме преподнести новости Джисоку, и при этом не оказаться представителем неудачных сталкеров. — Просто он будто бы отдалился от нас. — А, ну это да, — с пониманием кивает Гаон, снова погружаясь в свои мысли, пытаясь вспомнить ещё ситуации с участием Гониля. — И ещё! Он стал меньше шутить и чаще уходит в себя. Даже на репетициях выглядит как-то... потерянно что-ли. Чонсу на это заявление лишь наигранно похлопал в ладоши, мол, гениев на мир не напаслись, и самых главных растеряли по шарашкам. — Да ну тебя! - отмахнулся Квак. — Я серьёзно. Помнишь, раньше, когда Хëнджун только учился квинтаккорды на семнадцатом ладу брать, Гониль с ним допоздна оставался. Не знаю, чем они там занимались, конечно. Не моё дело, всё-таки... - Успевший обрадоваться вовлечённости младшего, Ким цокнул с проступившей несерьёзности. Важная тема, между прочим. Почуяв неладное, а в том числе и пренебрежительный взгляд откуда-то сверху, гитарист сразу же принялся тараторить, молясь, что взор принадлежит кому-то из богов, а не сидящему напротив клавишнику. — Нет, ну сам вспомни! Он ему и кофе подогнал тогда, и спать с ним там остался, чтобы ему страшно не было. А сейчас что? Ты ему слово, а он уже в другой части компании. Чонсу вздыхает, осознавая, что его беспокойство не безосновательно. Да, пусть Квак приподнес свои догадки в относительно нелепой форме, но корень мыслей-то верный. Он помнит, как раньше Гониль всегда старался быть душой компании наравне с Джуëном и Джисоком, всегда поддерживая остальных, поднимал настроение шутками и наиглупейшими подкатами. Даже те самые официальные тикток-аккаунты других, более популярных групп, перестали выпускать видео с участием танцев Гониля. А мужчине, между прочим, всегда было всё равно на комментарии от недовольных уровнем его мастерства в танцах. Негативные комментарии Ку никогда близко к сердцу не принимал, дело было совсем не в восприятии Гонилем критики. Продюссера попросту не устраивало вечно грустное лицо лидера, которое не изменилось даже после четырёх выданных выходных. Так дело тоже идти не могло. — Я не знаю, может, у него что-то происходит, — говорит Ким, потирая лоб. — Но если он не начнёт открываться, мы можем потерять его. — Ты думаешь, он не доверяет нам? — Гаон приподнимает бровь, и в его голосе звучит легкая тревога, о которой ранее даже речи идти не могло. Парень только сейчас серьёзность ситуации осознаёт, и то, Чонсу уверен, не в полном её масштабе. — Может, ему просто нужно время? — Возможно, — соглашается Чонсу, но его интуиция подсказывает, что дело не только в времени. Как оказалось, время-то совсем и не лечит. — Но мы не можем просто сидеть и ждать. Сынмин с Хëнджуном, вероятнее всего, ещё ничего не заметили, а Джуëн наверняка всë проспал. Нужно что-то делать, и чем раньше, тем лучше. — А что? — с сомнением спрашивает Гаон, покачивая головой. В какой момент дружеская дискуссия, с элементами ярко выраженного стёба переросла в обсуждение масштабной проблемы парни не знают, зато уверены, что решение ситуации обязательно отыщется. — Мы же не сможем его заставить с нами разговаривать, если он сам не хочет. — Мы можем попробовать предложить поговорить с нами, — ставит акцент на первой половине фразы Чонсу. — Может, после его репетиции, когда все будут собираться. В другое время до него просто не возможно достучаться. — Хорошо, — кивает Гаон, хотя видно, что он был совсем уверен. — Но если он начнёт уходить в себя ещё больше, что тогда? — Мы будем рядом, — уверенно говорит Чонсу, хотя внутри его терзают сомнения. — Главное - показать ему, что он не один.

***

Вернулись с кафе парни около полуночи, на цыпочках перемещаясь по общежитию, дабы не разбудить младших. Сбросив куртку и рюкзак у себя в комнате, которую Квак делил с басистом, он обнял на ночь Чонсу, и завалился на мягкую кровать, заранее кладя голову под подушку. Оглохнуть от уже привычного, но сегодня особо громкого храпа всё таки будет не очень приятно. Ким на этот жест лишь хихикнул, и выйдя в коридор сразу стягивает улыбку, направляясь к себе, уже прекрасно осознавая что спит он сегодня соседствуя с пылевыми клещами, а не мягкой мягкой игрушкой в виде лидера. Но оказавшись в трёх шагах от двери в комнату, до слуха витающего в облаках Чонсу доносятся исходящие из комнаты звуки, характерные для болеющего, или же крайне расстроенного человека. Если Гониль на работе, то кто же там? Желание сигануть в комнату Сынмина и Хëнджуна, дверь которой сейчас буквально на расстоянии вытянутой руки, растёт в геометрической прогрессии, но нужно быть храбрым старшим пока Гониль временно ушёл с этого поста. Предварительно выдохнув, и ещё раз успокоив себя фактом о существовании монстров только в играх, Ким не медля поворачивает дверную ручку, и к собственному удивлению видит сидящего на своей кровати лидера. Ошеломленно остановившийся в дверях Чонсу оглядывает помещение на наличие жизнедеятельности Гониля, но всё что он успел заметить — было сконцетрировано в одной точке. Исходящий от зеркала с подсветкой, что висело на стене перед прикроватной тумбочкой, тёплый свет заливал всю комнату, заставляя предметы отбрасывать причудливые тени. Обычный порядок и идиллию на деревянной поверхности этой крохотной мебели нарушали разбросанные окровавленные влажные салфетки, часть из которых прикрывала для взгляда Кима широкая спина Ку. Успевший перепугаться до смерти клавишник вовремя замечает у носа старшего платок, и предположения о возможном занятии селфхармом улетучиваются. Видимо, просто кровотечение из носа. — Хëн? - негромко окликнул вокалист, и сразу же взглянул в зеркало, которым пользовался Гониль. Первое, что заприметил взволнованный Чонсу - это кровь, струйкой текущую из ноздри старшего. Поднимаясь глазами чуть выше носа он замечает уже второе — испуганный и уставший взгляд карих узких глаз. Зрачки этих прекрасных очей смотрели через зеркало прямо в душу Кима, пусть и с неопределённым страхом, но впервые без прегрáд за несколько месяцев, даря кратковременное спокойствие обоим. Им был необходим хоть какой-то контакт друг с другом, пусть никто из парней об этом никогда и не скажет. Но неловкая тишина, наступившая после неожиданной встречи взглядами, понесла за собой череду новых бессвязных мыслей для Ку, ранящих итак искалеченное своими же домыслами сердце. Сейчас хотелось только одного - стереть из истории все допущенные ошибки, обнять стоящего в дверях парня и стать для него таким же важным, каким он является для Ку. Но мужчину вновь подводит низкая самооценка, заставляющая от безысходности и очевидного меньшинства перед Кимом давление подняться, а кровь течь из носа быстрее, на что оба среагировали моментально. Гониль прикрывает ладонью источник кровоизлияния, не заботясь о вероятности запачкать светлую кофту. И всё это для того, чтобы ринувшийся к нему младший не увидел его уродливый нос, ещё и истекающий этой страшной, неприятной красной жидкостью. Но взволнованный Ким уже был рядом, и присев на колени перед Ку вытирал большим пальцем стекшие на чужой подбородок алые капли, как только можно заботливей касаясь бледной кожи. На этот нежный жест Гониль лишь зажмурился, ровными верхними зубами принимаясь терзать нижнюю губу, в слабых попытках успокоиться. Ничего из проделанного от взгляда Чонсу не скрылось, давая ещё лучше понять, что с сидящим перед ним человеком нужно быть ещё мягче. Спустя пару минут кровь перестала течь, и только когда младший в этом полностью убедился, он позволил себе убрать фаланги с нежной щеки, снизу вверх пытаясь заглянуть в глаза старшего. Наконец-то, всё утихло. Но к лучшему ли это? В давящей тишине находиться сложно, но это куда лучше, чем допытывать лидера в упор нежеланными для него разговорами. Может, всё таки спросить, как Ку себя чувствует? Принести воды, что нормализовать кровообращение? Или, лучше подождать, пока он перестанет дрожать? Слишком сложно найти нужный подход, когда информации о состоянии старшего ровно ноль. Единственное, в чем вокалист сейчас был полностью уверен, так это в неготовности барабанщика к серьёзным разговорам. Он и до этого не проявлял признаков желания к общению, и сейчас сидит с прикрытым ладонями лицом к Чонсу, принимая закрытую позу. Был ли смысл в этих прятках, если Ким уже и так всё увидел? — Гониль, - мягко зовёт младший, как-бы предупреждая, что сейчас он ничего не собирается с ним делать, кроме как поговорить. Такой расклад явно устраивает обе стороны, раз Ку перестаёт дрожать. Но убедиться в полном спокойствии старшего сейчас не удастся. Как понять это, если лицо спрятано от внешнего мира преградой в виде светлых ладоней? И, к слову, эту самую белизну тыльным сторонам кистей придавали белеющие от силы, с которой прижаты к лицу, костяшки. Неужели Ку настолько нервничает? Чонсу вздыхает, и отвернув голову в сторону падает на задницу, принимая более удобную позу. Намечаются долгие посиделки. Пусть и не совсем душевные. Хочется взять и обнять Гониля. Наплевать на установленные директором рамки взаимоотношений в группе, и просто по-человечески успокоить его, показать, что он не один. Рядом с ним есть поддержка. На Кима можно, и нужно положиться, он никогда не подведёт! Но легко сказать, и тяжело донести, что это и вправду так, ибо вновь подняв глаза вокалист не замечает перемен в позе Гониля. Всё так же прячет лицо, по всей видимости пользуясь выражением "раз не вижу, значит нет". Почему под руками нет энциклопедии по разруливанию таких ситуаций? На собственном опыте Чонсу смело может заявить, что пока человек не захочет делиться своими проблемами, из него и чугунными щипцами их не вытащить. И будет он сам себя кошмарить, со всей своей силы, пока к психотерапевту в кабинет не загремит. А вдруг с Гонилем тоже что-то случится? Понятно, что до психотерапевтов, и не дай Бог, летального исхода, не дойдёт. Но ещё месяц-другой Ку проведёт наедине с собой, и терминальное состояние ему обеспечено. Ким этого точно не допустит, чего бы ему то не стоило, и он тут же обещает себе, что обязательно вытащит лидера из этой гребанной ямы. Крепко сжимая кулаки, и двигаясь поближе к Гонилю, Ким мягко тянется к телу напротив. Тонкие пальцы аккуратно и нежно ложатся на колени, спрятанные под широкими джинсами, и Чонсу с ужасом замечает худобу ног старшего. Что же он с собой делает, господи... Шуруя длинными фалангами к бёдрам, Ким тихонечко зовёт старшего, в ответ никакой реакции не получая. Только ноги под ладонями мелко задрожали. Чонсу глубоко вздохнул, чувствуя, как напряжение нарастает в воздухе. Он не знал, как помочь Гонилю, но чувствовал, что сейчас самое время проявить свою поддержку. Его кисти по-удобнее устроились на мягких конечностях старшего, и он вновь попытался поговорить с ним, как только можно успокаивающе: — Гониль, — произнес он, стараясь вложить в голос как можно больше тепла. — Я здесь. Ты не один. Эти слова заполнили комнату, и Чонсу надеялся, что они хоть немного обнимут Гониля, даже если тот этого не ожидал. Он был готов ждать, даже если это займет вечность. Но Ку к этому был объективно не готов. Тяжёлый вздох вырывается из уст уставшего Чонсу, находящегося в бессильном положении. Откровенности не вызывали в Гониле чувства спокойствия и уверенности, как было ожидаемо, и вместо желаемого ответа до ушей доносится лишь тяжёлое дыхание сверху. Выходит, правда города вовсе и не берёт. Значит, придётся идти по кривой дорожке "лгать во благо".