«Будем жить!»

      Лица бессмертных исказились от боли, но они не позволили демону это заметить. Попробовали было разорвать державшие их тени, но усилия оказались тщетны.       Черные щупальца подняли их над землей, до хруста сдавив кости, запрещая выбираться, а нечеловеческий голос, похожий на скрежет зубов, тем временем продолжал:       – Пришлось усердно потрудиться, чтобы привлечь ваше внимание, но вы наконец-то то здесь! Сильно изменилась Святая Земля с тех пор, как мы были тут в последний раз, не правда ли?       – Тебя представляться при знакомстве не учили?, – лениво протянул Давид. – Сам кем будешь?       – Разве так принято приветствовать старых друзей?, – обиженно прошипел демон. – Совсем ты меня не помнишь, Давид… Как ты мог? Забыл совсем, как в незапамятные времена мы развлекались воскресными днями?       – Ты меня с кем-то путаешь. С таким мусором, как ты, я бы никогда не связался.       – Лжешь… Я же тебя никогда не забуду, – отвечал демон, а затем красивое лицо ребенка обезобразила кривая улыбка, но глаза остались закрытыми. – Ты, верно, не узнал меня? Ведь я уже не тот хилый и слабый Аквиэль, каким был раньше… Меня одарили силой, о которой я даже не мечтал!       Внезапно послышался насмешливый голос Фелонии.       – Парни, а вы когда-нибудь мечтали стать лучшей версией себя? Моложе, красивее, идеальнее…       Губы мальчика исказились в гримассе презрения.       – Закрой пасть. Ты всего лишь мелкая псина на службе у своих хозяев, что держат тебя на коротком поводке.       – Как и ты…       Тень резко сдавила ее тело, с тихим хрустом переломив ребра, но демоница не издала и звука. Она только уронила голову на грудь, волосы закрыли ее лицо, но в следующий миг брюнетка резко вскинула ее назад.       Сухие губы растянулись в безумной улыбке.       – Ну же, сошка, кто был так глуп, что доверил свою силу такой падали? Расскажи нам о своем хозяине!       – Ничтожество! Как смеешь ты…       – Аквиэль, – заговорил рыцарь. – Что это за отродья?       – Ах, это?       Демон мгновенно отвлекся – упиваясь своим могуществом, он был рад поведать пленникам о своем творении.       – Они мое произведение искусства! Раньше я мог овладеть телом только одного ничтожного смертного, а сейчас я могу сотворить сотни совершенных существ! Весь секрет преображения кроется в их душах. Теперь я могу извращать их до неузнаваемости и менять так, как пожелаю! Они же обращаются идеальными созданиями...       – Ты эту тухлятину называешь «совершенными существами»?, – усмехнулся Давид. – По-моему, они уже начали разлагаться.       Демон отвратительно захохотал.       – Совершенство состоит в их преданности! Безоговорочное, слепое подчинение любой моей воле. Я скучал по такой верности. В Дудаеле каждый друг друг – волк, ни на кого нельзя положиться, ни с кем не продумать побег. А я жил только грёзами о том, что однажды смогу снова ходить по земле. Я уже было отчаялся, как вдруг явились они... Наконец-то я перестал быть одинок!       – Ты вообще понимаешь, что несёшь?, – раздраженно проговорил Кас.       – Получается, у тебя не один господин, – оскалился Давид. – И что, они пускают тебя по кругу?       – Ерствуй, пока можешь… Совсем скоро мои детки съедят твой язык, но а пока я с вами не закончил. Господин приказал получить тех, кто был повинен в заточении наших братьев в Дудаеле. Предателей своего народа и отступников.       – По этому принципу ты убивал бессмертных, – рыча от ярости, проговорил Кассиэль.       – Сообразил, мальчик, молодец. Итак, кого бы из вас первым сделать козлом отпущения?       Демоны одновременно перевели взгляд на ангела, а тот, вскинув голову, холодно произнес:       – Азазель. Один из беглецов, твой господин – Азазель.       Аквиэль довольно зашипел.       – Верно-верно... Вы хорошо знакомы с ним, не так ли, Рафаил? Господин хотел расправиться с тобой лично, но он слишком занят, потому любезно поручил это задание мне. Тебя непросто одолеть, от того мне была доверена его сила, плоды которой вы можете лицезреть сейчас!       – Вторым господином ты нам не похвастаешься, да?, – прорычал Кас.       – О, нет, господин всего один. Другой – добрый друг. Он очень скромен и о себе просил не распространяться.       Демон как будто бы зевнул.       – Что же, господа, я ожидал более оживленной беседы, но, раз вы не в настроении, нам с вами пора прощаться. Рад буду лицезреть ваши предсмертные муки!       Снова хищный оскал и мерзкий хохот заставили Джену на время потерять связь с реальностью.       А реальность ли весь тот ужас, что она видит сейчас? Быть может, она просто упала и сильно ударилась головой еще тогда, в больнице, когда на нее напал пациент? Или после событий в церкви она впала в кому?       Как же хотелось бы, чтобы все оказалось лишь сном…       Девушка неподвижно сидела за плитой, прижимая к груди кинжал – она слышала каждое слова демона, но не имела ни малейшего представления, что ей делать и как помочь бессмертным.       Внезапно до нее донесся сдавленный женский крик – оценщица едва выглянула из укрытия.       Внутри у нее все похолодело – тени скручивали и сдавливали окровавленные тела, но не с той силой, чтобы убить. То была настоящая пытка. Мужчины старались вести себя тихо, терпя дикую боль от выворачиваемых во все стороны крыльев, но Фелония не могла больше сдерживаться.       Оценщица в абсолютном ужасе глядела на них широко распахнутыми глазами. Она тряслась всем телом, точно в припадке, больше ничего не слыша, не желая осознавать происходящее – рассудок ее помутился.       Неужели на этом все закончится?       Неужели они все сейчас…       – В сердце!, – едва смогла произнести демоница, а следом до девушки донесся хриплый вопль.       Нет!       Они не погибнут сегодня.       Джена больно ударила себя по щеке, заставляя очнуться.       Она встала на колени перед алтарем и посмотрела на мальчика, занесла над ним кинжал, как вдруг:       «В сердце… В сердце? Ударить? Убить?!».       Руки оценщицы ужасно задрожали, по щекам потекли жгучие слезы страха.       Прокусив до крови нижнюю губу, девушка огляделась – бессмертным было не выбраться. Из мальчика вились черные тени – они не давали им даже вздохнуть, а вокруг с каждой секундой множились отродья, чья вонь выжигала девушке глаза.       Сущий ад.       Но в то же время перед ней лежало невинное создание, в чье тело самовольно вселилась трусливая, мерзкая тварь, что предпочла скрывать за личиной ребенка.       Оценщица опустила красные глаза вниз, оглядела мирное, удивительно красивое лицо мальчика, которому не было и десяти лет.       Ее голос внезапно сорвался на отчаянный крик.       – Нет! Я не могу!       Твари резко обернулись в сторону алтаря, откуда донесся крик, и, оставив бессмертных, ринулись к ней, а тени стиснули измученные тела сильнее, почти что ломая пополам.       Послышались сдавленные крики.       Рыдая от страха, злобы и жалости, девушка со всей силы, что у неё осталась, сжала рукоять кинжала и вонзила его в сердце ребенка.       Раздался оглушительный вопль демона.       Мальчик широко распахнул глаза. Жадно схватив ртом воздух, он судорожно задышал. Сдавленным голоском едва промолвил свое последнее слово прежде, чем уснуть навсегда.       – Мама?       Слезы ручьями бежали по ее осунувшимся щекам.       Она хотела было коснуться ребенка, но ее вдруг резко отбросило от его тела невидимой силой.       – Вы привели с собой крысу? Человеческое отродье!, – взревел Аквиэль. – Ты мне не помешаешь!       Влетев спиной в разрушенную колонну, Джена больно ударилась головой.       В глазах потемнело, но сознание она потерять не смогла.       Тени отвратительно шипели и дрожали, не могли обрести форму после смерти сосуда и, наконец, едва ослабили хватку. Этого хватило, чтобы бессмертные из последних сил смогли вырваться.       Властный голос ангела произнес:       – Закройте глаза.       – Нет!       Демон предпринял было последнюю попытку схватить его, но ослепительный белый свет заполнил собой все вокруг, развеивая мглу.       Последний дикий вопль разнесся, казалось, по всей пустыне.       Аквиэль оставил после себя только бездыханное маленькое тело.       Нечисть со смертью своего хозяина бросилась в разные стороны, но бессмертные не дали им уйти.       Регенерация, однако, исключительно полезное качество.       Как жаль, что люди им не обладают.       Сквозь темную пелену перед глазами оценщица видела, как демоны рвут и режут существ на куски, но слышать ничего из-за дикого звона в ушах не могла. То было и к лучшему.       – Джена!       Давид бросился к ней, едва добил последнее отродье.       Он встал перед ней на колени, осматривая ушибленную голову, из которой на все лицо и шею рекой текла кровь. Внимательно оглядев возлюбленную полностью, парень облегченно выдохнул.       – Фух… Какое счастье, что цела… Ничего не сломала, только кожу рассекло.       Но девушка не слушала его, лишь глядела на алтарь.       Ее била сильная дрожь. Не сумев встать на ноги, она на четвереньках подползла к телу мальчика.       Лицо ее, бледное и горестное, было обращено к спокойному лику ребенка. Казалось, он даже не понял, что погиб, а всего лишь на миг очнулся от кошмара. Позвал самого родного человека, которого больше никогда не увидит.       Джена кое-как села за землю, прижала колени к груди. Её сознание отказывалось понимать, что, поклявшись лечить и защищать человеческие тела и души, теперь ей нужно убивать. Убивать по приказу.       Но, даже если бы выхода не было, его могли бы убить другие. Почему пришлось это делать именно ей?       – Если бы тогда… Если бы тогда она меня послушала… Проверь мы окрестности, были бы готовы к отродьям... Вас бы не изматывали, не мучали потом...       Давид присел рядом, взволнованно глядя на девушку, но вскоре он все же перевел взгляд на бездыханное тело и на его лице показалось сожаление.       – Джена…       – Я не могу… Не могу!, – в исступлении закричала она, схватившись за волосы. – Я не хочу больше никого убивать! Я обещала защищать… Обещала направлять людей к жизни, а не забирать её у них…       Оценщица обессиленно опустила голову – виски резко пронзила боль.       Слишком горько плакала…       К ним подошла и Фелония.       Она небрежно вытерла окровавленные руки об себя, поджала губы, осматривая мальчика, что лежал все еще с широко открытыми голубыми глазами, большими и испуганными.       Тяжело вздохнув, брюнетка обратилась к оценщице:       – Сожалею, что это пришлось делать тебе. Но ты должна быть к такому готова. Нас может не оказаться рядом в нужный момент, как сегодня, и тебе придется сделать решительный шаг, чтобы спасти свою или чужую жизнь. Ты сама это понимаешь. Учись убивать, Джена. Это не должно тебе откликаться или тем более нравиться. Достаточно просто уметь. Думай о том, что ты спасаешь десяток или сотню других жизней в обмен на лишь одну.       – А вам нравится?.. Нравится убивать?, – почти не размыкая губ, говорила девушка, чувствуя, как на смену отчаянию и пережитому страху приходит ярость.       Демоны молчали. Рафаил же, приблизившись, задумчиво осматривал тело ребенка.       – Забрать человеческую жизнь без веской на то причины, означает совершить преступление. Убийство – великий грех, и, если суждено взять его на душу, смерть эта должна послужить благой цели. Гибель этого мальчика послужила благой цели, как и ты, Джена. Не кори себя.       Оценщица собиралась ответить, но демоница перебила ее, говоря четко, чеканя каждое слово:       – Мне нравится убивать. Нравится чувствовать, как под моими руками ломаются кости врагов, и слышать их крики. Видеть их отчаяние. Нравится слушать мольбы о пощаде и знать, что они не простятся с близкими. Что их жизнь целиком в моей власти и я могу ее у них легко отобрать. Но невинных убивать радости нет.       Джена ощутила, как в горле комом встала тошнота.       Давид метнул на демоницу совершенно дикий, злобный взгляд, однако та выдержала его, пусть и не без усилий.       – Как благородно, – пробормотала оценщица.       – Не будь сердобольной, такие создания слабы. Ты никогда не сможешь победить, если станешь жалеть каждого убитого комара.       – Комара? По твоей милости я ребенка заколола!       На скулах демоницы заиграли желваки, но голос на миг дрогнул, выдавая ее волнение.       – Милосердие – это непозволительная роскошь для нас, Джена. Можешь жалеть и оплакивать, кого пожелаешь, но выполняй при том свою работу. Иначе рискуешь потерять свою жизнь и жизни тех, кто тебе дорог.       – Но, если бы ты меня послушала и согласилась проверить руины…       – Это бы лишь…       – Нет, молчи! Сейчас я говорю, а ты слушаешь!, – оценщица потеряла самообладание, вскочила на ноги. – Это твоя вина! Из-за тебя мальчик умер, а я стала убийцей! Не послушала… А я была права… Мы все чуть не погибли по твоей вине! Ненавижу… Ненавижу тебя!       В ее глазах пылала истинная ярость.       Она встала лицом к лицу с Фелонией, сжав кулаки с такой силой, что ногти больно впились в ладони, брюнетка же процедила сквозь зубы:       – Не нужно истерик…       – Неужто, демоница? Забавно слышать это от тебя. Ты то себе в этом удовольствии не отказываешь!       Фелония опасно приблизилась к девушке.       – Может, мне порадовать себя еще немного и заткнуть тебе рот?       – Довольно!       Глаза Давида сверкнули красным огнем – он встал между ними, угрожающе возвышаясь над брюнеткой и устремляя на нее испепеляющий взгляд.       В то же время ладонь ангела мягко легла на дрожащее плечо оценщицы.       – Идём, Джена. Тебе нужно отдохнуть.       Его прикосновение будто немного успокоило, помогло унять дрожь, но тут девушка взволнованно воскликнула:       – А тело?! Ребенок…       – Кассиэль вернет его матери, – спокойно звучал мелодичный голос ангела.       Когда Рафаил готов был взлететь, до оценщицы донесся обрывок диалога двух демонов:       – Мы оба знаем, меня в бою тебе не победить. Одумайся, Фелония. Если будешь угрожать ей, я и не вспомню, что мы были товарищами.       – Да чтобы вы все сгорели в преисподней!       Ангел поднялся в воздух и через несколько секунд Джена уже обессиленно осела в кресле в кабинете Микаэля вместе с остальными коллегами, кроме демоницы.       – Где Фелония?, – строго спросил архангел.       – Сказала, что не намерена сюда возвращаться.       Давид равнодушно пожал плечами.       Руководитель не стал узнавать больше о подчиненной и, выслушав доклад о выполнении миссии, удовлетворенно кивнул.       – Я благодарен вам за за работу. Вы добыли ценные сведения и одержали важную победу. Джена, останьтесь, подлатаем вас и поговорим. Остальных прошу удалиться. Фурию и Сомнусу я обо всем доложу сам. Отдыхайте.       Бессмертные и правда были измотаны, хоть уже и залечили раны.       Покидая кабинет архангела, Давид с беспокойством взглянул на оценщицу, но та только безучастно глядела в пустоту.       Молодой демон был встревожен ее состоянием и твердо решил поговорить с ней обо всем позже.       Оставшись с девушкой вдвоем, Микаэль подставил к креслу, где она сидела, стул, опустился на него, а следом уложил широкую ладонь на раненую голову – исцеление заняло несколько секунд.       – Быть может, хотите мне сами что-то рассказать?       – Вы, должно быть, уже все знаете… Я для вас раскрытая книга, – с совершенно безразличным выражением лица говорила девушка.       Архангел мягко усмехнулся.       – Знаю, но мне хотелось бы услышать, что вы думаете о себе.       – Не хочу больше думать.       – Пока вы думаете, вы живете, Джена.       С губ оценщицы сорвался тяжелый, но тихий вздох.       – Как мне жить теперь, Микаэль. Вы все ведаете, так помогите мне… Я знаю, что убила. Не по своей воле, но убила. И кого? Маленького мальчика...       Она закрыла лицо руками.       Сил на слезы как будто уже не осталось, ей всего-навсего не хотелось видеть.       Видеть саму себя.       Но вскоре прохладные ладони коснулись ее запястий, заставляя открыть лицо, а серые глаза заглянули через ее, опухшие и красные, прямо в истерзанную душу.       – Не могло быть иначе, Джена. К великому сожалению, не могло. Человеческое тело, которым овладевает демон, может сохраниться только в очень редких случаях. И сегодняшний был не из их числа. Аквиэль не дал бы ребенку выжить.       Микаэль очень осторожно подбирал слова.       Он ощущал боль девушки, ее терзания и груз вины.       – Может быть, ты хочешь ему что-нибудь сказать? Посмотри на меня и скажи то, что не успела.       Джена тяжело подняла взор, встречаясь с взглядом архангела.       В его дымчатых глазах густым туманом плыли мысли и чувства, страхи и сомнения, мечты и амбиции.       Души.       Он знал и видел все.       Такая сила, знания внушали трепет и благоговение.       Девушка вдруг задрожала.       – Прости… Прости меня! Мне очень жаль! Я не хотела…       Рыдания сдавили горло.       Больше она не смогла ничего сказать. Замерев, оценщица зажала себе рукой рот, вжалась в спинку кресла, поджав ноги, а Микаэль глядел на нее взором, полным сострадания.       Он привлек к себе, едва ли обнимая, но позволяя в такой тяжелый миг опереться на него. Губ архангела коснулась отеческая улыбка, как только девушка приблизилась, слегка укладывая голову ему на плечо и судорожно всхлипывая.       Прозвучал спокойный, бархатный голос.       – Какие же люди хрупкие.       – Простите… Простите, – прерывисто дыша, говорила девушка, не в силах успокоиться. – И вы, Микаэль, простите, что не могу быть сильнее… Что подвергла опасности ваших людей… Что не оправдываю свое нахождение здесь и доставляю столько неудобств…       – Милостивый Отец, Джена, за что вы извиняетесь? Из-за нас вы вынуждены становиться той, кем быть никогда не хотели, и совершать то, за что очень маловероятно сможете себя простить, как бы не старались.       Он тронул голову девушки в том месте, где кожа была рассечена, проверяя, затянулась ли рана – все было хорошо.       – Это мне должно извиняться перед вами.       Архангел вынул из кармана пиджака платок и протянул его ей, когда оценщица отстранилась.       – Возьмите, утрите слезы. Ступайте к себе и постарайтесь поспать. Для бессмертных он тоже служит лекарством, а для людей тем более.       – Благодарю, Микаэль…       Приняв платок, девушка вытерла мокрые щеки и, покинув кабинет, направилась в свою комнату на негнущихся ногах.       От исповеди ей не стало легче.       Едва она обессиленно опустилась на кровать, даже не включив свет, как в дверь тихо постучали.       – Джена, к тебе можно?, – спросил молодой демон.       Но девушка не спешила отвечать – в голове ее роились беспорядочные мысли, страхи и сомнения; сердце ныло, голова гудела, а глаза уже едва могли видеть – настолько отекли веки.       – Джена?       – Демоны не испытывают таких чувств, да?       Вдруг произнесла оценщица, а парень несмело приоткрыл дверь, пытаясь понять, к нему ли она обращается.       – Вы убивали столько раз, что не сосчитать… Сколько их было, Давид? Сколько-нибудь тебе было жаль?       Он тяжело прошел в комнату, присел рядом с ней, но не касался, только задумчиво глядел в пол.       – Я не лишен эмоций, Джена. Да, мне было жаль, но лишь единицы. Люди в большинстве своем коварные, завистливые, эгоистичные существа. Их принципы с лёгкостью можно усыпить, а совесть купить. Ты права – я демон, но у нас есть понятия чести, долга и справедливости.       Девушка выглядела неестественно – кожа ее будто посинела, глаза, красные и стеклянные, смотрели в пустоту Снова.       Что же ее может утешить?       Давид протянул было к ней руки, желая обнять, но оценщица дрожащим голосом прошептала:       – Не трогай меня…       Сердце парня пропустило удар.       Только не это…       Больше всего на свете он боялся потерять ее. Боялся, что она его оттолкнет, будет презирать или ненавидеть. И, когда девушка попросила его отстраниться, бессмертным овладел неподдельный страх.       Давид резко одернул руку, взволнованно заглянул оценщице в глаза. На красивые черты лица молодого демона легла тяжёлая тень.       Он, неожиданно, дрожащим голосом промолвил:       – Джена, у меня раньше не было той, за кого я готов порвать любого. Не было той, к кому хочется возвращаться. Никого не было. Я чувствую твою боль, ярость, горечь обиды, но не знаю, как должен вести себя. Ради тебя, ради нашего будущего я готов стараться, слушать, чувствовать. Но только умоляю, не бойся меня…       С губ девушки чуть не сорвалось колкое: «Почему?».       Она невероятным усилием воли заставляла себя молчать, не желая задеть возлюбленного.       – Оставь меня… Не хочу видеть никого. Была бы воля, и себя бы не видела. Обещаю, потом мы поговорим.       Парень ничего не ответил. Молча поднявшись, он лишь глубоко кивнул и, не попрощавшись, покинул ее спальню.       Не трудно догадаться, в какую из комнат дома он направился.       Когда же он ушел, Джена медленно сползла с кровати вниз. Отодвинулась в самый дальний и темный угол комнаты, куда не проникал лунный свет, и, свернувшись клубком на холодном полу, заплакала.       Так отчаянно и горько, как не позволяла себе плакать при ком либо. Крича, воя и скуля, она больно тянула себя за волосы, срывая голос и терзая глубокими, судорожными стонами грудь.       Через некоторое время за дверью послышались шаги. В тусклом просвете показалась тень.       – Не хочешь меня видеть? Хорошо. Но я обещал всегда быть рядом, ведьмочка. Одну тебя я ни за что не оставлю, – Давид говорил спокойно, мягко, ласково.       Он сел перед дверью, прислонился к ней спиной, держа в руке бутылку изысканного виски.       Никто в особняке не спал этой ночью, а в саду, в тени статуи Астреи, сидела другая особа, устало опустив голову на руки.       – Проклятие, – произнесла Фелония, до боли стиснув зубы. – Прости меня…