are we too young for this?

Нос защипало от мерзкой свежести перед дождём. Капли казались липкими и обволакивали кожу, делая ресницы тяжелыми, а запах озона, обычно приятный, сегодня почему-то затруднял дыхание, оседая в лёгких хуже сигаретного смога. Но на улице было довольно тепло для ноября, несмотря на то, что тяжелые тучи заволакивали небо. Порывы ветра время от времени срывали сухие листья с деревьев и те путались под ногами, шурша. Рука, обтянутая черной перчаткой тянется вперёд и смахивает с надгробья один упавший лист. Кончики пальцев проводят по надписи «Тачихара Мичизу», затем касаются даты, и парень, выдыхая, позволяет печальной мысли о том, что со смерти его лучшего друга прошло уже целых два года, заполнить его разум. Вторая рука, прижимавшая к груди дорогую шляпу, напряглась. Чуя Накахара приходил сюда несколько раз в неделю, всякий раз когда у него было время. Приходил и просто говорил с ним через этот бездушный кусок камня с выцарапанными на нем буквами в надежде, что лучший друг его услышит. Те, кто был приближен к Чуе не раз спрашивали зачем тому так себя мучить, но он не мог дать им вменяемого ответа, точно так же как не мог прекратить эти визиты. Иначе чувство одиночества поглотило бы его насовсем, выев изнутри. — ... А ещё Ханако недавно сказала, что хочет кота завести. Не знаю, как по мне, собаки лучше и... Чуя поджимает губы. Один человек сказал бы когда-то, что эта девушка права и что грациозные кошки во многом лучше безбашенных собак, за что тут же получил бы пинка. Накахара пытался отогнать эту мысль, но не смог. Он потянул себя за волосы, так сильно, что голова заболела в районе висков. Почему, ну почему его всё ещё не отпускает этот человек, после стольких лет? Хах... А если подумать... Несмотря на то, что после пропажи Дазая прошло на полгода больше, чем после смерти Мичизу, второго Накахара отпустил в разы легче. Хоть он и приходил на его могилу по несколько раз в неделю, это было данью уважения и благодарности, но не болезненной привязанностью. Чего нельзя было сказать о первом. Чуя плохо помнил что именно почувствовал, проснувшись на том складе в полнейшем одиночестве на утро, но прекрасно помнил, как после этого случая он ужасно винил себя, каждую секунду каждого дня. Пока не умер Тачихара, пока он не остался в одиночестве со своей тоской, это было хотя бы немного терпимым. Когда и Мичизу покинул его, осознание собственной никчемности и брошенности заставляло его содрогаться в рыданиях по ночам. Однако он не имел никакого права жалеть себя. В конце концов, он всего лишь монстр, убийца, не имеющий даже права называть себя человеком, не говоря уж о жалости. Так что он стал ненавидеть себя и этого кудрявого червяка за то, что он просто молча ушёл, не сказав ни слова. Не попрощавшись, ничего не сказав после всего, что доверил ему Чуя, абсолютно наплевав на то, что о нём могут переживать. И всё равно ведь... — Я скучаю. Слова срываются с губ Накахары с такой легкостью, что тот не успевает это контролировать. Он убеждает себя, что это тоска по лучшему другу, пока его наконец не прерывают. — Накахара-сан. Нам пора. — из задумчивого ступора его выводит старческий голос. Чуя поднимает голову, распахнув глаза. Свет неба слепит его несмотря на тучи, заставляя морщиться, и это выглядит так, будто он ужасно зол, что его отвлекли. Накахара лёгким, привычным жестом надевает шляпу на голову. Это одно из самых лучших кладбищ в Йокогаме, уж Чуя распорядился, чтобы его лучший друг был похоронен в достойном месте. Он накидывает на плечи пиджак, глядя на отряд Чёрных Ящериц, немного обновившийся со времен его вступления в мафию, и хмыкает. Подросшая малышка Гинни, ещё такая юная, а уже первоклассная убийца, ко всему прочему ещё и красавица каких поискать, хоть и притворяется молодым юношей во время работы, а рядом с ней, будто её отец или даже дед, старик Хироцу, что и окликнул его. Чуя переводит на них взгляд и кривит недовольную морду лица. Странно, что Рюноске нет. Когда-то давно, два с половиной года назад, Чую с Акутагавой-старшим сплотило общее горе, общая боль, и они стали неплохо ладить. Их, наверное, можно было назвать хорошими друзьями. Ему было спокойно уезжать с кладбища именно с Рюноске, и это странно, что его друга не было здесь, хотя Хигучи, везде ходившая за ним по пятам, стояла чуть поодаль. — Гинни, где твой брат? Не помню, что бы у него было задание. — Чуя ещё раз оглядывается на могилу и подходит ближе к Гин. — Ты-то как? Сегодня умница? — Он в машине, Накахара-сан, ожидает. — Гин заметно смущается, отвернув голову, из-за чего стало видно её покрасневшие уши. — Да, я в порядке. Всё закончила. Не стоит беспокоится. — Хорошо. Я в машину. Хироцу-сан, довезите Гин и Хигучи до офиса, я домой с Рю. — Чуя мимолетом, по привычке, погладил Акутагаву-младшую по голове и прошёл к машине. Чёрная машина с затонированными стёклами стоит около входа на кладбище. Не было видно кто сидит внутри, но какой смысл, если он уже это знал? Накахара открывает дверь машины и окидывает взглядом водительское сиденье. Рюноске сидит там, уставившись в телефон. Чёрные очки, сидят на его лбу, забавно забирая передние пряди вверх, а на плечи накинуто пальто. — Рюноске, привет. — кивает ему Чуя. — На выход, дети сегодня машину не ведут. — Я уже давно не ребёнок. — тихо ворчит Рюноске, и по факту он прав, ведь в марте этого года ему исполнилось восемнадцать, но он всё равно выходит и пересаживается на сиденье рядом. А Чуя прыгает на водительское, сжав пальцами уже родной и близкий сердцу руль. — За Гин не переживай, Хироцу-сан довезет её. А я довезу тебя. Вообще ненавижу уезжать с кладбища с кем-то другим, как будто я просто калитку пришёл поставить. — Хорошо, Накахара-сан. — опускает голову Рюноске, надевая очки. — Опускай свои формальности, сколько ещё тебе повторять... Ты закончил на сегодня? Не забудь отдохнуть. И поешь нормально, мясо, а не эту свою... Зелёную фигню. — Чуя отвлекается от дороги, чтобы взглянуть на него ещё раз. — Чего угрюмый? — Я не угрюмый. — несколько секунд они молчат, пока младший не нарушает тишину снова. — Накахара-сан, я нашёл в вашем мотоцикле этот пистолет, когда забирал вещи. Это... Ваш? — Рюноске опускает голову ещё ниже и показывает Чуе чёрный пистолет на вытянутой руке. На боку небольшая царапина. Накахара был слишком хорошо знаком с этим оружием. Он знал, откуда царапина. Знал. Сердце внезапно начинает стучать так, будто это вовсе не сердце, а внутри его грудной клетки работают кузнецы, используя обратную сторону его рёбер вместо наковальни. Зрачки резко сузились, как у дикого зверя перед опасностью, а пальцы вздрогнули и крепче сжали руль. Он давно счёл, что уже пережил предательство, подавил боль, как и все былые тёплые чувства к нему, просто не до конца отпустил человека... Но тогда что это за чувство в груди? Чуя морщит нос и фыркает, слегка нервным движением отмахиваясь от пистолета. — Отдай Ящерицам или забери себе. Понятия не имею чей это пистолет, да это и не важно. — он хочет перевести тему, солгать самому себе, что всё в порядке, просто успокоиться, что угодно... — Не хочешь в бар заехать? — Я обещал Гин сходить в магазин. — тихо отказывает ему Рюноске. — Лучше завтра заедем. — Как скажешь. — Чуя старается звучать бодро. — Мы приехали. Накахара останавливается у высокого здания, которое принадлежало Портовой Мафии. Он до сих пор был верен и предан этой организации, хоть и не до конца предан Мори, ненавидя его за то, во что он превратил Дазая. В разменную монету, какая мерзость. Из-за денег... Чуя заставлял себя думать о том, что это просто бизнес. Он одергивал себя каждый раз, когда думал об этом как-то иначе. Всё же, это его босс. Ему необходимо уважать этого человека, подчиняясь ему беспрекословно. Таких собак как Чуя не спрашивают, хочет он подчиняться или нет. Именно собак, ведь называть себя человеком он давным-давно перестал. Дазай считал его человеком когда-то. Тачихара тоже. Но где они теперь? Тачихара разлагается в земле, и Осаму, возможно, тоже. Он остался один. Единственное его утешение открывало дверь машины, выходя, но разве можно было взвалить всю его боль на этого потерянного ребёнка, лишь совсем недавно ставшего официально взрослым, которому и самому было больно потерять наставника тогда? Нет. Слабину он не даст, никогда, не имеет права. Когда стало ясно, что Дазай не вернётся, этот ребёнок рядом с ним плакал. Разумеется, не при всех, никому не рассказав, но на следующий день его глаза были припухшими и сильно покраснели. Как и у малышки Гин, но она не скрывала. Коё говорила Чуе об этом. Но сам Чуя... Он не мог позволить себе плакать. Он должен был держаться, ради этих детей, ради самого себя. Ни одна слеза не скатилась по его щекам в их присутствии за последние 2,5 года. Он корил себя за слезы по ночам, ведь такой монстр как он не имел право чувствовать себя плохо, когда причиняет столько боли и страданий другим. Накахара давно это знал. Сейчас он смотрит вслед удаляющейся худощавой фигуре в чёрном плаще и внезапно опускает стекло, чтобы его услышали. — Спасибо!.. — неожиданно для самого себя кричит Чуя и тут же спешит объяснится. — Что каждый раз... едешь со мной, а не с сестрой, Хигучи и Хироцу. Спасибо, Рюноске-сан. Рюноске... Выглядит удивлённым. Его глаза округляются и губы чуть поджимаются. Он всегда поджимал и без того тонкие губы, когда был смущён, сам того не замечая. Акутагава кратко, учтиво кивает и быстро разворачивается, направляясь в офис, где его уже ждала Гин, судя по припаркованной неподалеку машине Хироцу. Чуя готов поклясться, что почувствовал жар его щек, даже не видя их. Подъехав к своему дому он ещё долго сидел в машине. Эта квартира... Он ненавидел себя за знание как именно Дазай добыл её для него. Чуя долго ждал, когда наконец услышит шаги из квартиры сверху, где когда-то жил его бывший напарник. Но, увы. Это приносило ему странное давящее чувство в груди. Ему не нравилось это чувство. Чуя опускает глаза вниз и его взгляд падает на забытый Акутагавой чёрный пистолет. Накахара берёт его, оглаживает ручку, дуло, спусковой курок... Это точно его пистолет, ошибки быть не может. Сердце неприятно сжимают колючие руки скорби по былым временам. Но сейчас-то какой смысл расстраиваться? Дазая уже может давно не быть в живых. Они всё равно никогда больше не пересекутся. Накахара вздыхает, прячет пистолет под жилетку и выходит из машины. Ключ в замке его квартиры поворачивается три раза. Чуя проскальзывает в свою квартиру, разувается и понимает, что... Что-то не так. В коридоре стоит другая пара обуви. На кухне горит свет, оттуда до его ушей доносится какая-то песня. И голос кажется до боли знакомым, но только чей это голос? Есть узнаваемые ноты, но Накахара не хочет этому верить. Чуя осторожно достает чёрный пистолет Дазая из-под своего жилета. Проверяет на наличие патронов и тихо двигается в сторону кухни. Чуя выскальзывает из-за угла в комнату, откуда доносится звук, и его палец уже почти давит на спусковой курок, но... Нет... Нет, он не может выстрелить. Потому что этого. Просто. Не. Может. Быть.

***

Поезд прибывает на станцию. Тут же поднявшийся от его скорости ветер уносит красно-жёлтые осенние листья прочь от вокзала. Вагон останавливается в положенном месте, и электронный голос из громкоговорителей уведомляет: — Наш экспресс-поезд Шимакадзе прибыл в Йокогаму, префектура Канагава, центральный автовокзал Йокогама, без опозданий, время 13:45. Добро пожаловать! Двери вагона открылись и оттуда хлынули толпы людей. Среди них был один такой, который не выглядел особо торопящимся. Он и вещей-то при себе толком не имел. Он был облачен в бежевое пальто с засученными по локоть рукавами, открывающими бинты, намотанные на запястья, белые джинсы и рубашку с затянутым на ней галстуком-боло. При себе у него были только маленький чемодан, в который поместится, разве что, комплект или два сменной одежды, портсигар в кармане и лучезарная улыбка. Юноша прошёл пару метров вперёд от поезда и хотел было выудить из кармана сигарету, как вдруг услышал звонкий голос, назвавший его по имени: — Вот он. Это Дазай. — шатен повернулся в сторону звука и увидел молодого парня небольшого роста, облаченного в пончо и шляпу шоколадного оттенка, и девушку на каблуках с каре и золотистой заколкой в виде бабочки в волосах. Она наклонилась к своему спутнику, внезапно присевшему на корточки, чтобы разглядеть особенно красивый красный листок на асфальте. — Ранпо, ты уверен? С чего ты взял, что это... — Я же уже сказа-а-ал. — недовольно протянул Ранпо, поправляя кепку и выпрямляясь во весь рост. Внезапно он указал прямо на Осаму, прошёл пару шагов и упер палец прямо тому в грудь. — Ты Дазай Осаму, так? Скажи ей. Дазай пару раз сморгнул, пребывая в лёгком шоке, а после кивнул: — Да. А вы, должно быть, от Фукудзавы-доно? — Ну конечно мы от него, от кого же ещё мы можем быть? — нетерпеливо выпалил Ранпо. — Директор послал нас с Йосано-сан, чтобы мы встретили тебя. — Сразу вас двоих? Чем обязан такой чести? — усмехнулся Осаму. В разговор вступила девушка по имени Йосано. Она подошла к ним, цокая каблуками, и поправила волосы. — Прости, что мы так грубо. Я Акико. Акико Йосано. А тот, кто упер палец в твою грудь, наш лучший детектив, Эдогава Ранпо. И, ты ничем не обязан такой чести, честно говоря. Я лишь не была уверена, что смогу найти тебя без фотографии, в отличие от Ранпо, но если бы Ранпо поехал один, он, вероятно, оказался бы на другом конце планеты вместо нужной станции. Паренёк в кепке нахмурился. — Просто метро слишком сложно устроено. — буркнул он, но его внимание резко переключилось на Осаму. Его зелёные глаза забегали, осматривая одежду, бинты, черты лица и, наконец, остановились на его пустых чёрных глазах. Никто из присутствующих не ожидал, что в следующее мгновение он скажет то, что повергнет всех в шок. — Ты работал на Портовую Мафию? Дазай уронил челюсть. Обычно с виду по нему было не сказать, что он удивлён, но сейчас его глаза максимально распахнулись, а в горле застыл огромный ком. Он знал, что Вооружённое Детективное Агенство хороши собой, но чтобы настолько... — Я не говорил об этом никому, даже Фукудзаве. Так как же ты... — На тебе всё и так написано. — Ранпо неожиданно достал из кармана сосательный леденец и принялся рвать упаковку. Йосано очнулась через пару секунд. — Что? Серьёзно?! Как мы можем принять его к нам в таком случае? Нет никакой гарантии, что... — Есть. — перебил её Эдогава. — Он никогда не вернется туда. Даже если его там ждут. — детектив сверкнул изумрудными глазами. — То, что он знает о мафии, будет нам очень полезно. Дазай лишь кивнул в ответ. Почему-то он быстро успокоился. Чуть погодя он всё же добавил: — Честно сказать, я не думал даже в город этот возвращаться. Не то, что в мафию. — Ой, да ладно тебе. — детектив зажал леденец в зубах и похлопал Осаму по плечу. Дазай тут же сморщился. Он действительно никогда не любил прикосновения к своему телу, но сейчас это напомнило ему похлопывания кое-кого примерно такого же роста... — Не грузись так. Пойдём, тебе ещё нужно со всеми познакомиться. Дазай рассмеялся в ответ. — Занятные вы, однако, ребята. Ладно, пойдём. Ветер от прибывающего следом поезда вновь потревожил кучки осенних листьев на земле, закружив их в воздушном танце.

***

Дазай действительно не думал, что когда-либо вернётся туда, где всё началось. Но тем не менее он вернулся. Он был склонен думать, что судьба сыграла с ним злую шутку. А может, наоборот, его судьба просто злится на него в ответ на его шутки про рост и отсутствие души... Глупая мысль. Осаму быстро освоился на новом месте. Он всё так же предпочитал не раскрывать никому лишней информации о себе. Детективное агентство, кто бы мог подумать? В напарники ему поставили блондина-идеалиста по имени Куникида, и Осаму не упускал шанса подшутить над ним. Доппо верил чему угодно, если шатен говорил это с серьёзным лицом, а потом, когда понимал, что Дазай снова прикалывается, ломал ручку прямо в своих пальцах от злости. Но сколько бы подзатыльников не прилетало Осаму, он всё равно думал, что это... Словно не та злость. Где яростные рычащие крики? Где чапалахи со скоростью гравитации? Где «мерзкая скумбрия, ещё слово и я прострелю твою черепушку насквозь»? В конце концов, проработав в агентстве месяц, Дазай решил, что пора напомнить кое-кому о себе. Поздним вечером Осаму направился к главному зданию Портовой Мафии, и, честно, он не думал даже, что один только вид этих панорамных окон разбудит в нем столько чувств, но жизнь никогда не была бережлива и благосклона к тем, в ком она теплится, а потому прямо в следующую секунду из здания вышел... Он. Рыжие волосы не блестели так хорошо, как обычно это бывает на солнце, но в свете фонаря их цвет становился глубже. Руки, обтянутые чёрными перчатками поправили шляпу на голове. Ту самую шляпу, которая... — «Но... Дазай, она же жутко дорогая» — «Конечно она дорогая, это же шелк Малбери. Куча маленьких шелкопрядиков лично занимались изготовлением этой чудной шляпки для тебя» Дазай сморгнул внезапно нахлынувшие на него воспоминания. Они были так юны тогда. Что с них было взять, 17-летние подростки... По-хорошему, в те года они оба должны были переживать об экзаменах и поступлении в университет, а не убивать людей пачками и сбывать наркотики. Но жизнь распорядилась иначе. За эти 2,5 года, что Дазай не видел его, Чуя заметно похорошел. Его стиль в одежде стал более утонченным, походка – увереннее, черты лица – острее, цвет глаз – глубже и сам взгляд – осознаннее. Единственное, что в нем не изменилось, так это рост. Всё тот же гордый метр с кепкой. Дазай, думая об этом пока Накахара шел к своему мотоциклу, не удержался, прыснув со смеху. Чуя тут же повернул голову на звук, но Дазай был хорошо спрятан за высокими вечно-зелёными декоративными кустами. Накахара хмыкнул и завёл мотоцикл, погладив тот рукой по корпусу. — Ну привет, мой мальчик. «Твой мальчик?» — подумал Дазай, еле сдерживая свой смех до тех пор, пока Чуя не уехал. — «Ох я тебе это припомню, чиби» — да, Осаму взвесил все «за» и «против» и окончательно решил, что обязательно даст Накахаре знать о себе. Первым шагом было подкинуть старую продырявленную шляпу Чуи в канал, близ которого проходило его задание. Однако никто не заметил её, когда она проплывала мимо, и ту попросту унесло прочь по течению. Промах. После первой неудачи Дазай решил действовать решительнее. Рискуя быть замеченным он подложил в багажник мотоцикла Чуи свой старый пистолет с царапиной на боку. Хоть Осаму и не пользовался им больше, эту вещь он всё же хранил. Этот Глок 17 видел больше, чем Дазай хотел бы помнить. Да и номер был весьма символичным... Однако и тут его постигла неудача. Надо было видеть его лицо, когда Чуя три дня подряд даже не открывал свой багажник. — Серьёзно? У тебя абсолютно всё на портупею помещается? Ну хоть бутылку воды туда положи, господи! — негодовал шатен, неизменно прячась в кустах. В конце концов он не выдержал. В пятничный вечер после работы он направился прямо в квартиру Накахары. Проследив за ним неделю, Дазай знал достаточно: во-первых, его лучший друг с раком мозга умер, что было неизбежно, и Чуя часто ездил навестить его могилу, а во-вторых, место жительства этот рыжий чубрик не менял. Взломать дверь не стоило Осаму ничего, он с лёгкостью делал это за пару секунд после такого стажа работы в мафии. Войдя, он первым делом плюхнулся на кровать прямо в одежде. Затем открыл морозильник, с радостью найдя там замороженные креветки, порыскал по шкафам и откопал итальянскую пасту и сливки. То, что нужно. За годы своего отсутствия Дазаю приходилось, назовём это так, подрабатывать на кухне у кое-кого, так что он сможет сделать из этого неплохое блюдо. Полтора часа и паста с креветками была почти готова, оставалось лишь перемешать всё вместе, и Чуя должен был вернуться домой с минуты на минуту, так что Осаму достал пару бокалов и открыл шкафчик с вином. Пока он выбирал бутылку, то вспомнил об одной, о которой однажды заходила речь, но не нашёл её здесь. И тогда в памяти всплыл тот диалог: — «Шато Петрюс? Ого, аж 89го года» Чуя фыркнул, шлепнув его по ладони. — «Не трожь ты! Это для особых случаев. Вот когда ты из мафии свалишь и оставишь меня в покое, тогда и открою» Губы Дазая исказились в болезненной улыбке. — Вот как, чиби... Не изменяешь своим словам, да? Он не чувствовал ни обиды, ни злости, ни чего-либо ещё. В действительности Осаму никогда не имел права на все эти чувства. Лишь всепоглощающая всеобъемлющая пустота, пустота холоднее, чем космос, пустота, заключенная в его тёмных, как две чёрные дыры, глазах, всегда была с ним. И сейчас он ощущал это особенно сильно. Тем не менее он нашёл неплохое вино и разлил его по бокалам. Именно в тот момент, когда Осаму слизывал стекающую по горлышку бутылки красную каплю, щёлкнул замок входной двери. Дазай, обычно не испытывавший страха ни перед чем, включая саму смерть, внезапно ощутил, как у него подкашиваются колени. Он вдруг захотел уйти. Спрятаться. Запереться дома и больше никогда оттуда не выходить. Однако он всё же взял в себя в руки, встав у плиты. Послышался взвод курка. Дазай, начавший напевать знакомую мелодию, ухмыльнулся. Знакомый звук. Неужто Чуя нашёл его "подарок"? И наконец, Накахара заходит в комнату. В воздухе тут же виснет напряжённое молчание. Руки Накахары, державшие пистолет, дрожат и медленно опускаются вниз. Дазай улыбается как ни в чем не бывало. Улыбается так, словно они виделись буквально вчера и он не исчезал, не пропадал из его жизни на 2,5 года. И то, что он улыбается, вообще ни на грамм не улучшает эту ситуацию. — Ты... Этого... Не может... Быть... — Солнышко! Я тоже рад тебя видеть. Как прошёл рабочий день? Я приготовил нам пасту! Чуя на секунду мешкается, а потом снова поднимает оружие, направляя прицел на Дазая. Его руки всё так же трясутся. Осаму по своему обыкновению не может остановиться: — Ох, я вижу, ты нашёл мой подарок, золотце. И как тебе? Вызывает ностальгию, скажи? — Ещё хоть слово, чёртов Дазай, и я пристрелю тебя. — Пф. Ты не убьёшь меня в своей квартире. — Тогда я выкину тебя из окна, ебанный ты кусок дерьма, что ты здесь забыл?! — рычит Чуя в гневе, и у Дазая просыпается странное давно забытое тёплое чувство внизу живота. — Ладно-ладно, послушай, мы можем просто... спокойно поговорить? — Спокойно поговорить?! Поговорить?! Ты пропал на ебанных 2,5 года, блять, о чем мы с тобой можем говорить?! — Чуя снова направил пистолет на Дазая. — О том, что я снова здесь, Чуя, и я мог бы вообще не искать тебя после всего, но я нашёл и... — Спасибо за одолжение, идиот! Это ты хочешь от меня услышать? — голос Накахары надрывается, граничит между криком и слезами. Дазаю невыносимо это слышать. Невыносимо. Он не думал, что это будет настолько больно. — Чиби, я.. — Не зови! Меня! Так! — Накахара срывается с места и припечатывает Дазая к стене, приставив пистолет к его подбородку снизу. В его глазах читаются смешанные чувства, но сильнейшее из них – ярость, и она ведёт его сейчас. — Почему, черт возьми, ты так уверен, что я не выпущу эту пулю тебе в голову прямо сейчас? Я работаю в гребаной мафии, и ты прекрасно знаешь, что все её члены знают, кому звонить, когда по стенам нашей квартиры размазаны чьи-то мозги, тупоголовая скумбрия! — Ну так давай, убей меня, Чуя. Выпусти эту пулю мне в лоб, и я получу то, чего так страстно желаю. Одно нажатие на курок и все твои проблемы тут же исчезнут, и не на какие-то там 2,5 года, а уже навсегда. — Какие-то... там...? — Чуя вдруг теряется, отпускает Дазая и делает пару шагов назад от него. — Какие-то там 2,5 года... — Чуя... Я не это имел в виду. — Какие-то там 2,5 года? Да ты вообще знаешь, что произошло за это время?! Ты знаешь, что Тачихара умер?! Знаешь, что меня повысили до Исполнителя?! Знаешь, что Мори собирал спецотряды для поиска тебя, и он собирался вернуть тебя в ряды, а не-..? — Чуя запнулся на полуслове, опустил взгляд в пол и указал пистолетом в сторону двери. — Выметайся. — Чуя... — Дазай еле говорил. Ком в горле мешал ему произносить слова. — Пожалуйста... — Я СКАЗАЛ ВЫМЕТАЙСЯ!!! На голубых глазах выступили слёзы, а внутри шатена, кажется, упало нечто очень тяжёлое, тут же разбившись вдребезги. Осаму направился к выходу. Чуя провожал его до коридора, наблюдал как тот обувается. Дазай почти уже ушёл, как вдруг в дверь позвонили. Осаму немедленно прислонился к глазку. Чуя встревожился: — Кто там? — Ох, ну... Я даже не знаю, как это описать... — Чёртова скумбрия, отвечай на мой вопрос! — Чуя вновь навёл на Осаму пистолет. — Там стоит ни больше ни меньше... женская версия меня. — с улыбкой в голосе сказал Дазай, оторвавшись от дверного глазка. Чуя нервно сглотнул и, кажется, сразу понял, о ком идёт речь, а из-за двери послышался голос: — Буся, милый, у тебя гости? Извини, что я без приглашения, но я так соскучилась по тебе! Дазай, прожигающий взглядом входную дверь, обернулся к Накахаре и одними лишь губами насмешливо произнёс «Буся?», начав догадываться, что происходит. Чуя замахал руками, затем показал жест «я перережу тебе горло» и шёпотом прорычал: — Если ты сделаешь хоть что-то не так, я убью тебя на месте, ясно? Когда я впущу её сюда, твоя задача поздороваться, подыграть мне и уйти, ты меня понял? — Да понял я, понял. — поднял обе руки вверх Дазай. И когда Чуя отпер дверь... Осаму думал, что пару мгновений назад, когда он ощутил падение всего своего внутреннего мира, это было максимально хреновое чувство, которое он мог бы испытывать. Но, как оказалось, бывают чувства и похуже. Как, например, то чувство, которое максимально быстро ярким всепоглощающим племенем адской ненависти разгорелось под его рёбрами, когда девушка, внешне действительно очень сильно напоминавшая Дазая, повисла на плечах Накахары и впилась в его губы своими. Осаму смотрел на то, как они целуются и, несмотря на то, что это длилось не очень долго, ему казалось, что ещё секунда и он, наплевав на обещание, данное Чуе, побежит в туалет блевать. Наконец девушка отлипла от него и обратила свое внимание на Осаму: — Бусик, так у тебя всё же гости? Почему ты ничего не сказал мне? Интересная, однако, ситуация. Дазай, опасаясь сболтнуть лишнего, просто в привычной себе манере улыбнулся, ожидая, что же на это ответит Накахара.