Триумвират вечных героев

Основа любого государства — армия, вера, корона.

Герои. Мудрецы. Цари.

Три столпа, на которых держится многоголосый народ, вверяя свои сердца и души в руки великих героев. В эпоху, когда Боги покинули свои некогда любимые земли, а Цари тонули в вечной реке Стикс, на чью же милость оставалось надеяться людям?

∻∻∻

Коринф, Греция, II век до Рождества Христова.

Тихий хрип раненого воина смешался с треском костра, пожирающего чей-то разрушенный дом. Анакса вытер пепел со щеки найденным рядом знаменем, не глядя на цвет почерневшей от золы ткани. Теперь не имело никакого значения, чью великую честь он втоптал в пыль и грязь под своими ногами — победитель уже был определен. С каждым шагом хрип становился громче, вторя ломающимся под ногами обломкам. Безликий воин, обожженный и усыпанный пеплом, оказался совсем рядом. Алая ткань его туники сливалась с кровью, ручьем стекающей на утоптанную землю. Врачевательной теории хватило, чтобы сразу разглядеть мертвеца. — Пожалуйста, — возможно, латинское слово было лишь игрой воображения, услышанной меж предсмертной агонии врага, — пожалуйста. Анакса склонился над незнакомым человеком, протирая пот и кровь с его лица. Тряпица в руке показала свой незапятнанный уголок, признаваясь, что однажды была белой. — Ты можешь изъявить свою последнюю волю, и я клянусь перед небом и землей, что Боги ее услышат, — ни единой эмоции не проступило на лице Анаксы, когда с его губ сорвалась давно заученная фраза. Он никогда не говорил ее с верой в голосе, надеясь, что умирающие смогут простить ему неискренность. Человек перед ним что-то тщетно хрипел. Анакса попытался напоить его остатками воды, прихваченными с собой из лагеря, но несчастного хватило лишь на несколько коротких глотков, украсивших его лицо умиротворенной улыбкой. Последняя молитва Богам не была произнесена, оставшись тихим хрипом на уже не дышащих устах. Анакса позволил себе устало улыбнуться. Лучше так, чем умирать во лжи. Опустошенный сосуд остался на земле, а Анакса продолжил свой путь. Чем дальше он шел, тем чаще встречал синий шелк своих собратьев, и все реже — алый римский. Этот бой был милостив к обеим сторонам, окончившись быстро — наверняка Мидей не насытился битвой и теперь стремился идти дальше, хоть до самого Рима. Нужно поскорее его найти, пока земля не стала черной от пролитой крови. Горящие постройки и потрепанные палатки сменились полем высоких колосьев и воткнутых в землю знамен, смешением красок напоминающих алые татуировки Мидея и голубые глаза Фаенона. Они оба, живые и почти здоровые, нашлись в середине этого пестрого моря, о чем-то шумно спорящие. Анакса отдал короткие приказы, отсылая подальше лишние глаза и уши рядовых солдат, и выдохнул. Они в порядке, они рядом. Опасность позади. — Он умер от моей руки, значит за мной тринадцать, и я победил, — голос Мидея звучал так громко, что ни шаги Анаксы, ни далекие крики раненых не могли отвлечь будущего Царя. — И все же, пронзенный моим мечом, он был мертв еще до твоего бесполезного удара, — улыбался Фаенон, стирая кровь со своего меча. Он стоял ровно, словно спустившийся с небес полубог, даже не запыхавшийся во время тяжелого боя. Грудь Мидея же, напротив, яростно вздымалась. Алые татуировки на его обнаженной коже перекатывались, напоминая дрожащие от ветра языки пламени. Анакса в гневе сжал кулаки, понимая, что Мидей снова рисковал своей жизнью, не нося защиту. — По твоей пустой логике можно считать, что их убили те, кто оставил первую царапину в бою. — От царапин не умирают, считаются только те раны, что смертельны. — Слабаки умирают и от укуса насекомого! — Мой Царь может убивать лишь слабаков, раз так трепетно считает их жизни? — Убийство есть убийство! — Успокойтесь оба, — тихого голоса Анаксы всегда было достаточно, чтобы заткнуть обоих. Мидей набрал в грудь воздуха, желая продолжить спор, но передумал, столкнувшись взглядом с хмурым глазом своего учителя. Фаенон продолжал невинно улыбаться, словно не с его клинка все не могла сойти чужая кровь. — Рад видеть, Анакса, — оторвавшись на мгновение от меча, он поприветствовал друга коротким хлопком по плечу. Мидей нахмурился, скрестив руки на груди. — Вы снова считаете убитых? — Я снова победил, — крикнул Мидей, довольно улыбаясь, — просто наш совершенный герой стыдится это признавать. — Удар по лицу кулаком, даже таким, как твой, не считается за убийство, когда человек уже насквозь пронзен моим мечом. — Ублюдок продолжал идти вперед, значит это не имеет значения! Ты не закончил дело до конца, Фаенон. — Потому что был занят конницей, которую, чтобы ты знал, победить сложнее, — он продолжал нагло улыбаться, переворачивая меч второй стороной, что оставалась алой. — Ударить полумертвого человека совсем не то, что сразиться на мечах с конем и всадником. Может, мне стоит считать их за двоих? — Не надейся, конница считается за одного! — взбешенный Мидей схватился за одежду Фаенона, продолжив спорить. Тот даже не сопротивлялся, кидая в ответ все новые аргументы. Анакса потер переносицу пальцами, не понимая, как до сих пор не сошел с ума в такой компании. Если Мидей был настоящим пламенем, пылким и неукротимым, то Фаенон — ветром, что раздувал дух своего будущего Царя до невообразимых масштабов. Порой казалось, что в двух людях переродился сам первозданный огонь, дарованный некогда людям. В бою эта смесь была прекрасной, после сражения же... Обычной головной болью Анаксы. Величайший герой их времени и будущий доблестный Царь порой были настоящими кретинами. И все же, это его кретины, за которых все еще приходилось нести ответственность. — Вас ждут дела, идем, — нетерпящим возражений голосом позвал Анакса, рукой указывая в сторону города. В этот раз битва прошла почти под стенами Коринфа, пугая местных жителей сильнее обычного. Мидей и Фаенон вцепились друг в друга, пытаясь доказать свою незыблемую правоту, словно маленькие дети. Рука, закованная в когтистые перчатки, трепала волосы Фаенона, зажав его голову в крепкий захват. Тот не отставал, пиная локтем чужой живот. Услышав спокойный голос Анаксы, оба удивленно уставились в его сторону, словно вовсе забыли о постороннем присутствии. — Мы победили! Что там еще кому надо? — Ты их правитель, им всем что-то от тебя надо. — Умолкни, проигравший, — Мидей отвесил другу легкий подзатыльник и отпустил, переключая внимание на Анаксу. — Мне снова придется перед кем-то отчитываться? — Люди лишились своих домов, некоторые — жизней. — Аид бы их побрал, мертвых я не воскрешаю. — Людям нужны громкие слова, а не чудеса, мой Царь. — Со словами ты всегда справлялся лучше меня, Анакса. Задобри их чем-нибудь. — Он у нас простой мудрец, а не Царь. Все свои обязанности ты на нас не скинешь, — Фаенон приглаживал свои потрепанные Мидеем волосы, прислушиваясь к разговору. Родившись седым, ему с детства пророчили величие. Порой Анакса жалел, что обладал скудным зрением и не мог в полной степени оценить красоту того, о чем слышал. — Я выиграл им битву, а не Боги. Я! — Мидей ударил себя кулаком по груди, глядя по очереди на своих собеседников. Словно кто-то из них мог облегчить бремя его лаврового венца больше, чем уже это делали. Если Фаенон был ветром, то Анакса видел себя камнем и деревом, что не давали огню затухать даже в самые холодные ночи. — Ты же знаешь свой народ, мой Царь. Важно то, что они услышат, а не то, что было на самом деле. Верить можно не только в богов, — Анакса поправил свою белую, незапятнанную битвой одежду, стараясь не смотреть на убитых людей вокруг себя. Удивительно, как римский алый и греческий белый сливались в одну картину, словно воины были друг другу кровными братьями, а не названными врагами. — Лучше бы битва никогда не заканчивалась, — сдался Мидей, тяжело выдыхая. — Тогда бы ты проиграл с куда большим отрывом, — кажется, Фаенон подмигнул ему, вызывая на второй раунд споров. Мидей взревел, радостно втягиваясь в подсчет, и оба направились в сторону города, горланя на всю округу о своих свершениях. Анакса поплелся следом, улыбаясь. Фаенон всегда так делал, когда Мидея срывало: герой был уверен, что дай волю их будущему Царю, и он весь мир обагрит кровью, списывая все свои деяния на кровь правителей в своих жилах. Пока у него было за что цепляться, Анакса мог спать спокойно.

∻∻∻

Бронзовая монетка крутилась на пальцах и жутко раздражала, постоянно падая на деревянный стол. Мидей не поднимал упавшую, заменяя ее новой снова и снова, а люди перед ним все не замолкали. Кажется, эта особенная — двадцатая. Какое везение, что они награбили целые сотни таких монет. Сегодня в Коринфе никто не будет голодать. — Владыка, молю, Римская республика — не единственный наш враг. Если не защитить простых земледельцев, Греция вымрет от голода, а не вражеских клинков! — Так посадите больше? — Мой Царь, — к нему склонился Анакса, шепча, и проклятая монета снова выпала из рук, — на сожженной земле ничего не растет. — Я давно говорил, что нужно обагрить кровью вражеские земли, — зашипел Мидей, прекрасно зная, что даже так его слышал весь огромный зал, — но вы меня остановили. Что сейчас предлагаешь? — Скажи им, что защитишь простых людей и их поля. — Неужели молва толпы о твоей глупости правдива? — понизил голос Мидей, почти соприкасаясь лбами со своим юным учителем. — У нас не хватит людей даже на то, чтобы обезопасить Коринф. — Но им пока об этом знать не обязательно, — Анакса кивнул головой в сторону посетителя и выпрямился, вновь принимая отстраненный от мирского вид. Идеально ровная спина, холодное лицо, успокаивающее всех присутствующих. И тихонько урчащий живот, напоминающий, что последние недели были голодными и жестокими. Анакса всегда отказывал себе в еде, оставляя больше воинам, а его Царь не мог даже украсть ему лишнюю куропатку со двора врага. — В Тартар все, — пробормотал Мидей, поднимаясь, выбросил очередную монету обратно в мешок и попытался выдавить на своем лице улыбку. Из дальнего угла показалась нахальная рожа Фаенона, напомнившая, как однажды тот просил Мидея никогда не улыбаться, если он не хочет напугать людей до смерти. Беловолосый ублюдок. Улыбка сама собой стала шире, наверняка выглядя устрашающе. — Народ мой, я проливаю кровь ваших врагов во имя своей крови и наследия, что мы оставим. Неужели вы не желаете большего, чем высаживать траву в полях? — Опять понесло, — Анакса под боком прикрыл глаза рукой, Фаенон вдалеке постарался скрыть улыбку, отвернувшись в сторону. Два предателя и глупца, утопить бы их обоих в Стиксе. — В Тартар Римскую Республику! В Тартар варваров с южных границ и предателей с соседних городов, отправим их всех на поклон к Персефоне! — Анакса начал собирать бумажки со стола, явно чувствуя, что вскоре зал опустеет. — Я омою кровью их земли и украшу себя их золотом, ибо я, Мидей, ваш вечный Царь! Прошли долгие минуты, полные громких криков и безумного смеха, и все же Фаенон не смог удержаться от собственного хохота. Это остудило пыл самую малость, но этого хватило, чтобы надоевшие люди покинули залу, оставляя их наконец одних. К удивлению, некоторые правда воодушевились, тихо обсуждая что-то друг с другом, спешно уходя. — Вау, просто браво, — Фаенон хлопал в ладоши, спокойно улыбаясь, — теперь все уверены, что ты больной на голову. — В этом все и так давно уверены, — меланхолично согласился Анакса, даже не попытавшийся остановить затянувшуюся речь. — Вы оба предатели и клятвопреступники! — Можешь казнить нас и разбираться с этими "бумажками" сам, — учитель кивнул головой на стопку свитков, что еле помещались в его руках. Запал Мидея моментально стих. — Я рожден править, а не заниматься этим... — Порой мне кажется, что ты рожден для боя, милый Царь, — Фаенон подошел ближе, крадя последние ягоды со стола Мидея, — лучше бы правителем был Анакса. — Исключено, — быстро мотнул он головой, хмуря брови, — бремя правителя не для меня. — Плевать на все, сегодня я хочу праздновать победу и напиться так, что сам Дионис склонит передо мной голову, — Мидей подхватил мешок давно награбленных монет, поднимая его над головой. — Ну, достучимся до Олимпа своим празднеством? Голубые глаза Фаенона переглянулись с неуверенным взглядом Анаксы, словно они могли шептаться о чем-то без слов. Забавно, как самоуверенный Фаенон всегда искал опоры в них двоих, хотя с детства ему пророчили в друзья Богов и вечных героев, но никак не малолетнего ученого и Царя без Царства. Мидей, живой или уже мертвый, никогда не признается, что им правда повезло найти такого верного союзника. — Сочту за честь, пока ты платишь. — Как будто я могу ответить тебе "нет". Даже ответили одновременно. Их слившиеся воедино слова что-то надломили внутри, напоминая, что Мидей не мог предложить своим ближайшим людям ничего кроме пьянства и нескончаемых битв за гроши и крохи с чужих столов. Анакса обернулся, приглашая на выход своего Царя, но Мидей коротко махнул обоим идти, не дожидаясь. Натянутая улыбка пропала вместе со стуком их шагов, сменяясь на озлобленный оскал. Фаенон был прав. Аид его побери, он всегда прав. Мидей рожден для битвы, но не для лаврового венца. Кровь Царей в жилах, как оказалось, ничего не значила: народ ждал мудрости веков, а получил Мидея — простого человека, которому не удалось даже побыть ребенком. Однажды, еще будучи крохотными детьми с деревянными мечами, Фаенон победил его в тренировочном бою, наблюдая, как соперник заливается слезами. Маленький герой не понял, мог ли его удар сделать будущему Царю настолько больно, но Мидей пояснил, что дело не в боли. "Если я буду слабее тебя, то как смогу защитить тебя же от врагов?". Проклятый Фаенон захохотал и пообещал, что всегда будет на равных. Какая жалость, что не все на его землях были подобны Фаенону. Такова уж участь всех героев — одиноко парить в небесах. — Проклятье, — тяжелый кулак ударил по столу. Звук был такой, словно дерево пошло глубокими трещинами. Мидей зарылся пальцами в волосы, болезненно сжав их у корней. У него даже не было лишних денег, чтобы купить себе стол, что не сломается от одного удара. Царь без Царства, народ без еды и герои без шанса на победу. Родители бы посмеялись над тем, каким неудачником он стал после их кончины. Подхватив последние монеты, Мидей выбежал из зала, словно за ним гналась толпа убийц. Люди на улицах Коринфа приветствовали своего будущего Царя, махая вслед руками и белыми знаменами. В голову пришла страшная мысль, что остановись он сейчас, и слезы снова градом польются по щекам, словно он тот же маленький мальчик, проигравший в бою на деревянных мечах. Теперь он силен настолько, что никогда не проиграет. Свиреп достаточно, чтобы окрасить землю в алый, его доблесть граничит с безумием, воспетая в песнях и пересказанная в сказках. И все же, засеять выжженную землю он не сможет. Умирая, мама не говорила, что золотой венец такой тяжелый.

∻∻∻

— Анакса, расскажи сказку, — язык Фаенона заплетался, сражаясь с литрами выпитого за ночь алкоголя. Кубок в руке все наполнялся, словно имел собственную волю, а Солнце все не поднималось, позабытое и сейчас совсем ненужное. — О чем? — спросил намного более трезвый Анакса, на коленях которого удобно расположилась седая голова Фаенона. — О героях! — рявкнул Мидей, опираясь всем телом на плечо Анаксы. Тот хмурился и ворчал, но никого не прогонял, позволяя использовать себя в качестве самой мягкой на свете подушки. — Нет, кошмар, никаких героев, — Фаенон перевернулся на живот, отставляя кубок, и приобнял Анаксу за бедра одной рукой. — Давай про богов. — Боги — это ложь. Их создали люди, чтобы было во что верить. — Какой же ты занудный. Разве сказки не должны быть ложью? Анакса закатил глаза, тяжело вздыхая. Ему только дай волю побубнеть, и он уже не успокоится. Фаенон всегда любил слушать его красивый спокойный голос: будь то нравоучение, сказка, древняя мудрость или обычный упрек. Многие считали его молодость и неверие признаками невежества, но пусть небо свалится им всем на головы, если в мире был хоть один человек умнее Анаксы. — Ладно. Хотите послушать про Икара? — Нет. — Нет! Мидей глупо засмеялся, ответив одновременно с Фаеноном, и сильнее завалился на Анаксу. — Ты меня раздавишь. — Заслуженно, если ты снова собрался говорить про Икара. — Согласен, — Фаенон поднялся, уступая место на коленях Анаксы своему Царю, а сам удобно улегся рядом, подложив руки под голову. — История Икара интересна, но несправедлива. Он ведь был прав, желая большего. — Или просто глуп. Он был бы жив, не полети так высоко к небесному огню. — А толку в такой жизни? — Мидей наконец-то успокоился после битвы, позволяя Анаксе переплетать косу в длинных волосах. Каким погладистым он мог быть после всего пары чаш вина. — Лучше умереть, летая, чем сгинуть в цепях. — Может быть, — Анакса не стал спорить, сосредоточившись на перебирании солнечных волос меж своих пальцев. — Не хотите про Икара, могу рассказать историю о божествах любви с востока. — Только не любовную трагедию, умоляю, — фыркнул Фаенон, вспоминая бесчисленные похождения Мидея в юношестве. Он тащил с собой друзей, в итоге все равно оказываясь пьяным на их плечах. Вот уж правда: наследник Царя жил, словно пламя: если ненавидел — то до самой смерти; если любил — значит до смерти и даже после нее. — Это не трагедия. Легенда гласит, что безымянные божества любви не могли существовать друг без друга даже после смерти, а потому перерождались вновь и вновь лишь для того, чтобы найти друг друга снова. Люди на востоке верят, что обещанные судьбой всегда найдут путь друг к другу. — Глупость, — фыркнул Мидей, потянувшись за новой чашей алкоголя. — А если они родятся на разных концах мира? — Конечно глупость, это же просто сказка. — А мне понравилось, — улыбнулся Фаенон. — Очень романтично. Эй, Мидей, а ты найдешь меня после смерти? — Только чтобы снова добить. — Как грубо. Я вот обязательно найду, когда тебя наконец убьют. — Мечтай! Я собираюсь жить вечно. Оба захохотали, увидев недовольно скорчившееся лицо Анаксы. Под влиянием алкоголя в голову лезли самые странные мысли. Анаксе повезло сохранить хотя бы крохи рассудка, не вступая в ранее придуманный остальными спор. Стоило Мидею притащить бочки с вкуснейшим алкоголем, как Фаенон начал доказывать, что выпьет больше. Еще минута — и Анакса был вынужден наблюдать, как его Царь и сильнейший воин Греции залпом выпивали чашу за чашей, для уверенности скрестив друг с другом руки. На второй у обоих начала кружиться голова; на четвертой речь перестала слушаться разума; а после пятой Мидей объявил себя гордым победителем, скидывая своего соперника на колени трезвого Анаксы. Почему-то спорить не захотелось, и Фаенон признал поражение, уютно укладываясь щекой на теплое бедро. — А ты, Анакса? Найдешь нас? — улыбнулся Фаенон, ехидно прикрыв свой левый глаз. — Загробной жизни не существует,— он удобнее устроился на подушках, допивая свою первую чашу за ночь,— но если бы была, то да. Обязательно. — Видишь, Мидей? Хоть кто-то меня здесь любит. Царь зарычал, и пьяный разум подкинул мысль, что таким разморенным и недовольным он всегда напоминает степного льва. Мидей поднялся с насиженного места выше, укладывая руку на плечо Анаксы. Под затуманенным взглядом Фаенона он прикусил шею учителя, то ли целуя, то ли просто пытаясь оставить след своих зубов. Пространство вокруг стало тягучим и медленным, движения казались заторможенными, словно во сне. Мидей кусал медленно, сдерживаясь, зализывал место укуса самым кончиком языка и ни на мгновение не отрывал взгляда от Фаенона. Анакса еле слышно застонал, подставляя шею. Вызов принят. — Подвинься, — Фаенон принял вертикальное положение, за волосы оттягивая Царя от шеи их друга. Друга ли? Сейчас это было неважно. Мидей позволил себя оттолкнуть, довольно облизнувшись, и продолжал следить за ними своими светящимися в полутьме глазами. Анакса тяжело дышал, словно ему было жарко. Фаенон погладил его по голове и щеке, а когда привлек к себе внимание, впился губами в шею с нетронутой ранее стороны. Тихий стон стал лучшей наградой. Фаенон позволил себе стать смелее, когда почувствовал чужую руку в своих волосах. Удивительно, насколько сладким мог быть человек. Мидей не стал ждать очереди, снова оказавшись у шеи учителя. Поймав его взгляд, Фаенон лишь фыркнул, крепче сжимая зубы. Было ли хоть одно дело в мире, где Мидей согласился бы ему уступить? — Вы оба, прекратите, — Анакса плавился под их лаской, поглаживая обоих по растрепавшимся волосам. Он просил остановиться, но только сильнее прижимал к себе, боясь отпустить. Очаровательно. — Только если признаешь, что я лучше, — Мидей повернул лицо Анаксы к себе, теперь вцепившись зубами в губы. Игра света, возможно, но Фаенон был уверен, что ему нахально улыбались, не разрывая поцелуй. Дождавшись, когда Анакса отстранится в поисках воздуха, Фаенон повернул его голову к себе и нежно поцеловал, ощущая на губах вкус чужого любимого сладкого вина. Мидея потряхивало от восторга и злобы, а дикая улыбка не хотела исчезать. Захотелось стереть ее с лица зубами. Погладив напоследок чужие щеки, Фаенон мягко разорвал поцелуй, наслаждаясь разморенным видом кажется-не-друга. — Ну, я ведь целуюсь лучше? Так все девы говорят. — Идиоты, — на выдохе ответил Анакса, расслабленно улыбаясь. — Не доверяю чужим суждениям. Проверим, — Мидей резко рванул Фаенона к себе, отрывая от чужого внимания, и натурально попытался его сожрать. Это не было похоже на тягучий нежный поцелуй с Анаксой: их зубы сталкивались, вызывая улыбки; дыхания не хватало, губы начинали гореть от борьбы за главенство в поцелуе. В конце концов они оторвались друг от друга одновременно, вынужденные вдохнуть такой ненужный сейчас воздух. — Проверил? — Анакса скептически изогнул свою красивую бровь. В его единственном глазу отражались звезды, не давая правдоподобно напустить на себя отрешенный вид. — Хм, приемлемо,— Мидей стирал следы их поцелуя тыльной стороной ладони,— возможно, девы даже тебя не обманывали. Это был редкий момент, в котором хотелось остаться навсегда. Они были счастливы. Не в глобальном смысле, какая жалость, но здесь и сейчас — да. Фаенон захохотал и склонил обоих к себе, нелепо сталкиваясь лбами. — Вы же никогда меня не оставите, правда? — Если понадобится, вытащу твою наглую рожу с самого дна Стикса. Анакса согласно кивнул, подписываясь под словами Мидея. Возможно, не все герои обречены на одиночество. Остаток ночи они провели в тишине, медленно распивая остатки алкоголя и смотря на яркие звезды. Даже пылкий Мидей наслаждался моментом, удобно уложив голову на живот Анаксы, и плавился от того, как медленно перебирали его волосы. Фаенон же свернулся клубком под боками обоих, наслаждаясь теплом. Все же эти двое лучше любых богов, с которыми ему пророчили дружбу. Тепло. Спокойно. Так можно было провести и весь остаток жизни.

∻∻∻

В 146 году до Рождества Христова Коринф пал.

Римская республика окончательно утвердила свое влияние в Греции, сделав разрушенный город символом своей победы.

Тела Царя Мидея и его свиты никогда не были найдены, что стало причиной слухов и сплетен о вечных героях, которые однажды снова вернутся в мир.