Я на тебе, как на войне

Болеющий Джокер — война во плоти. Джек несколько раз глубоко вздыхает, собираясь с мыслями и утихомиривая разбушевавшееся от беспокойства сердце. Перехватывает покрепче поднос и ногой аккуратно толкает дверь, бесшумно входя в комнату, освещённую лишь крошечными огоньками гирлянд. Садится на кровать и щёлкает выключателем, впуская ласковый свет ночника. Мягко проводит рукой по тёмной макушке, выглядывающей из-под кучи одеял, поглаживая мягкие пряди. — Джок, тебе нужно поесть. Джек ко всему готов. К тому, что ворох одеял резко взлетит вверх, открывая взору недовольную рожицу с покрасневшими глазами и потрескавшимися от жара губами, и накроет лавиной его с подносом. Поэтому вовремя отставляет посудину и ныряет в пучину, укрывая нежными объятиями своего ворчуна. — Тебя не было пятнадцать минут! — обиженно тянет Джок, ластясь к сильным рукам и прохладным губам, дарящим мягкие поцелуи. — Думал, сбежал от меня. Надоел! — Да куда я денусь с подводной лодки? — хмурится Джек, а затем тихо хихикает на злые пинки в бок. — Ну всё, всё. Не дерись! Я тебе супчик сварил. Попробуешь? — Куриный? — морщится Джок. — Не буду я пробовать. Не хочу курицу! — Ну хорошо! Чего тогда желаешь? — спокойно спрашивает парень, попутно помешивая дымящийся бульон, чтобы побыстрее остыл. — Газировки! — Джокер смотрит на Джека умоляющими глазами, того гляди заплачет! Но у Джека стальные нервы. — Сначала похлебаешь супа. А потом принесу стаканчик любой газировки. — Не хочу! — Ты не оставляешь мне выбора! — удручённо качает головой Джек. — Придётся вколоть тебе его внутривенно! — и громко хохочет, глядя в широко раскрытые глаза Джока, полные ужаса. Тот практически выхватывает тарелку из рук и нервно орудует ложкой, удивлённо мыча от удовольствия: — Блин, а вкусно! — Ну вот! — радуется Джек, с умилением наблюдая за выпивающим суп прямо через край Джоком. — По-прежнему хочешь газировки? — Нет! — мотает головой он, сыто облизываясь. — Хочу рождественский фильм. И тебя под боком! Джокер умудряется свалиться с температурой в канун новогодних праздников. Первый день болезни Джек не может поступиться к нему, потому что Джок твёрдо решает бороться с заразой сам, дабы не заражать любимого. Но уже к вечеру сворачивается дрожащим от холода комком в горячих руках Джека и тихонько всхлипывает, бормоча что-то о своей бесхребетности. Второй день превращается в бесконечную войну. Джек тщетно пытается заставить Джокера соблюдать постельный режим. Он находит его за ноутбуком, что-то строчащим и попивающим кофе, блять, со льдом. Ловит в момент, когда непослушник разгуливает по дому босиком, молча сажая в кресло и напяливая на ледяные ноги носки. Прерывает кулинарный порыв, спасая их маленькую кухоньку от погрома дьяволёнка. Температура сбита — Джока не остановить! Фонтанирует идеями, сразу появляется стопятьсот неотложных дел, и энергия бьёт ключом. Но к вечеру Джокер снова милый капризулька, просящийся на ручки и ревностно не отпускающий от себя ни на шаг. Джек с облегчением закутывает засыпающего любимого в одеяло и сторожит спокойный сон, тревожно вслушиваясь в тихое сопение. Третий день — 31 декабря. Весь день Джок спит беспробудным сном, изредка просыпаясь по нужде. Джек успевает переделать все насущные дела, привнести в их укромное гнёздышко новогоднее настроение и наготовить всяких вкусностей, прежде чем слышит сонное, взволнованное: — Джек? Ты где? И вот сейчас они удобно устраиваются на кровати. За окном — чудесный вечер. Сияют звёзды в безоблачном небе, молодой месяц улыбается широко и счастливо, силясь облить счастьем весь земной шар. У окна — маленькая ёлочка, усыпанная крохотными расписными шариками и увитая сверкающей разноцветными огнями гирляндой. По всей комнате развешаны милые светильники, наполняющие всё вокруг тёплой, щемящей сердце, атмосферой. Атмосферой приближающегося чуда. На большом экране — любимый мультфильм Джока «Рождественская история». Джек смотрит его впервые и постепенно начинает понимать, почему он вызывает у любимого так много эмоций. Джок и смеётся, и верещит от негодования, и ругается на главного героя со слезами, и остервенело шепчет «Да», словно молитву. Джок видит собственное путешествие. Только если в фильме оно длится ночь, то для Джокера — это путь, длинною в жизнь. Джек кидает взгляд на часы. До Нового года остаётся полчаса... Джокер под боком ворочается, пытаясь сесть поудобнее. Щёки окрашивает нежный румянец, мягкий, светящийся в тусклом свете. Глаза оживлённо блестят, смотря на Джека с привычным озорством, а губы растягиваются в милой искренней улыбке, от которой сердце ухает в пятки. Джокер идёт на поправку, чему Джек несказанно рад. — Иди сюда! — Джек осторожно приподнимается и перекидывает ногу через кровать, кольцом оплетая замершего Джока. Прижимает спиной к своей груди и обнимает, переплетая их пальцы. Несколько мгновений они молчат, боясь нарушить уютную тишину. Часы тихо тикают, отсчитывая последние секунды уходящего года. Парням есть что вспомнить. Множество незабываемо светлых моментов дарит им Жизнь. Жестокими уроками, причиняющими адскую боль, укрепляет их связь, делая нерушимой и заставляя ценить каждую минуту, проведённую вместе. Они ждут Новый год. Готовы идти только вперёд и никогда не оглядываться назад. Рука об руку. В горе и радости. В болезни и здравии. Обратный отсчёт… Девять… — Джок…, — Джокер изумлённо скашивает глаза, следя за эмоциями на родном лице. Джек смущён. Мучительно подбирает слова. И что-то судорожно сжимает в ладонях. Восемь… — Смелее, — ободряюще усмехается он, поворачиваясь к парню всем телом. Теперь они сидят, переплетаясь ногами. Их лица близко, каждый чувствует на коже чужой неуверенный выдох. Семь… Джек молчит, но смотрит прямо. В глазах исчезают последние тени сомнений. Шесть… Сменяясь любовью, от которой глаза режет, настолько ярко она горит. Пылает, обжигая всепоглощающей нежностью. Пять… — Джок… Моё заветное желание можешь исполнить только ты! — Джек давит нервный смешок, держа серьёзное лицо. Четыре… — Хочу всю оставшуюся жизнь провести с тобой! — Джок хмурится, не до конца понимая, к чему тот клонит. Три… — Будешь моим мужем? — торопливо выпаливает Джек и протягивает коробочку, отчаянно краснея и заклиная не молчать. Два… Джокер не раздумывает. Новогоднее волшебство не терпит промедлений. А поэтому он притягивает Джека к себе за шею и впивается в губы дрожащим поцелуем, лихорадочно сжимая в объятиях и страстно шепча: Один… — Да… За окном гремит салют. Повсюду раздаются оглушительные хлопки. Новый год неспешно наступает, сыпля чудом и надеждой. Кто-то пьёт, желая нажраться в дрова. Кто-то пляшет и поёт, встречая новые дни с радостью и уверенностью в прекрасном завтра. Кто-то спит, так как не с кем делиться праздником. А двое цепляются друг за друга, не в силах отпустить. Смеются сквозь счастливые слёзы, целуются до потери пульса, сжимают в объятиях до хруста костей, жаждая родного тепла. — Хочу тебя! — хрипит Джок между рваными вздохами. — Но сил нет даже двигаться! — По тебе и не скажешь! — шутливо щурится Джек. — Вон как лапищами загрёб! Косточки хрустят! — а сам радуется. Раз шустрость просыпается — значит утром огурчиком будет. — Но двигаться совсем необязательно. Я всё сделаю! — Ненавижу быть бревном! — бурчит Джок, снова набрасываясь на Джека. Целует голодно, вылизывает довольно мычащий рот и пытается стянуть футболку, не разрывая жалящего поцелуя. — Тихо-тихо, ненасытный мой! — Джек отвечает с не меньшим напором, но медленнее, смакуя. Мягко отстраняется под протестующее хныканье, снимая злосчастную футболку и пижамные штаны. Аккуратно подтягивает Джока, укладывая на подушки. Вклинивается между трясущимися от нетерпения коленками и вжимается всем телом, опаляя настойчивым теплом. — Позволь мне позаботься о тебе, Джок. Не нужно ни о чём волноваться. Просто… люби меня… Джокер кивает. Откидывается на подушки и томно приспускает веки, с интересом наблюдая за действиями Джека. Кажется, температура скачет. Но парень чувствует себя… разнеженным. Желанным… Джек ласково оглаживает губами шею, лишь несильно прихватывая зубами горящую кожу, зная, как Джок любит ощущать на себе отметины, клеймящие трепетной памятью о том, чьё сердце он осмелился украсть. Расписывает красочными засосами грудь под хрипящие вскрики, играя языком с чувствительными горошинами, по очереди вылизывая и мягко лаская губами. Трётся лицом о плоский живот, щекоча длинными волосами покрытую мурашками кожу. Заигрывает кончиком языка с прижатой к животу головкой члена, с утробным урчанием слизывая капельки предзякулята. А потом берёт его в рот, слыша сдавленный стон, и медленно скользит по всему стволу, позволяя упереться в вибрирующие стенки горла. Неторопливо двигает головой, в один миг почти выпускает плоть, держа одними кончиками пухлых губ, и вновь насаживается до упора, языком обволакивая каждый дюйм. Джокер теряется в жаре, охватившем всё его тело. Беспомощно дёргает бёдрами, желая толкнуться глубже, но трясётся от слабости, из последних сил протягивая руку и вплетая пальцы в пряди, нежно перебирая. Не замечает бережных пальцев, что мягко хозяйничают внутри, смазывая узкие стенки и терпеливо разминая. Может только несдержанно стонать и умолять поторопиться. Ведь хочет кончить от ощущения разрывающей в лоскуты наполненности. Такой необходимой и родной. — Джек, пожалуйста! — шепчет Джок и тонет в жадном поцелуе, со стоном прихватывая и прикусывая любимые уста. Пробуя собственный вкус, смешанный с фруктовой сладостью и мятным льдом. Джек не произносит ни слова. Осторожно переворачивает Джокера на бок, фиксируя на месте жаркими объятиями. С трепетом сжимает пальцами чужую ладонь, вцепившуюся в шею в попытке придвинуть ещё ближе, мягко прижимая к коже теснее. Входит мелкими толчками, проникая по сантиметру и замирая на каждом из них, чутко прислушиваясь к тихим стонам. Войдя до конца, застывает, давая время прийти в себя. Беззвучно смеётся на ворчливое: — Чего замер? Я не фарфоровый! И делает первый лёгкий толчок, нащупывая правильную траекторию. Движется плавно, не спеша, не забывая покрывать спину и щёки полными любви поцелуями. Успевает поймать губами протяжный стон удовольствия и увереннее вращает бёдрами, ощущая усилившуюся хватку на шее. Меткими, размеренными ударами вколачивается в льнущее к нему тело, не разрешая елозить цепким захватом и посылая по нему изнуряющие разряды. Упивается громкими стонами всласть, одаривая низким рычанием в ответ. Дышит, дышит судорожными вздохами, разделяя полыхающее желание на двоих. Джок задыхается. От нежности в каждом неистовом движении. От любви в поцелуях, не имеющей края. От объятий столь жарких, что пламенем охвачена душа. И от шёпота, что остаётся под кожей. — Я на тебе, как на войне. Но любовь твоя стоит того, чтобы за неё бороться. Я люблю тебя, мой прекрасный. Это признание… Оно что-то делает с ним. Кажется, переворачивает всё с ног на голову. Джокеру кажется, что рушится мир. Разламывается на две равные половины. А затем срастается обратно, ослепляя яркой полосой света, исходящей от нитей вечности. Джок кончает с глубоким стоном, с именем на губах, слившись в поцелуе со своей Судьбой. Обессиленно роняет голову на заботливо подставленную ладонь. Улыбается одними уголками губ, когда Джек обтирает его тёплым влажным полотенцем, избавляя от следов баловства. Утыкается носом в мерно вздымающуюся грудь, ощущая ощупывающие прикосновения губ ко лбу. И, засыпая под убаюкивающий стук родного сердца, тихо признаётся: — Я так счастлив, Джек. И наконец-то поверил в Новогоднее чудо…