Перебинтуй мою глупую любовь

Есенин стоит в коридоре. Есенин в бинтах. И Маяковский не выдерживает это и грубо берет за здоровую руку, уводя парня вдоль коридоров школы. Блондин брыкается, рыпается, пытаясь вырвать из чужой лапищи свою тонкую ручонку, но у него не получается её вытянуть из крепкой ладони мужчины. Уж слишком громоздкий попался ему учитель по изо. Ученик препирается и твердит: оставить его, наконец, в покое. А внутри всё так и трепещет: не отпускайте меня.. Володя бегом добрался до своего кабинета, запихивая внутрь Сергея и себя, закрывая дверь на ключ, не давая свободы. Легко садит Сережу на стул и сам садится напротив, ноги юноши зажимает своими, чтобы тот не рыпался, тем самым ближе придвигаясь к мальчику. Его левую руку он так и не отпускал, удерживая, но сейчас он заключает её в тюрьму, прижимая ту к своему боку и держа под ней свою правую руку, чтобы можно было спокойно рассмотреть двумя другую руку ученика. А сам ученик заключенной рукой бьет по спине учителя, у него текут слёзы, он не хочет, чтобы он видел их. Потом устаёт и просто держится левой рукой за рубашку и сминает её, утыкаясь головой об грудь, поворачивая её на право, чтобы смотреть, что же мужчина будет делать. Тем временем старший аккуратно разбинтовывает правую руку младшего, придерживая её своей правой, разбинтовывая левой. Сергей от безысходности уткнулся в плечо Владимира, мнет его рубашку сильнее в попытках держаться за спину крепче, будто бы сейчас пропадет. Он не хочет. Не хочет, чтобы тот видел эти порезы. Он ни за что не сознается ему, что это всё из-за него. Из-за неразделенной любви. Этой нелепой любви. Слезы Сергея пропадают и тонут в одежде учителя, но она принимает эту влагу, всё впитывая. Маяковский наконец-таки разбинтовал одну из рук Есенина и теперь молча разглядывал розовые порезы, совсем свежие, но не кровоточащие. Он нежно поглаживает запястье ученика, оглаживая каждый сантиметр линий этих ран. И даже не ожидая от самого себя, прикасается губами к изрезанной коже. Ему больно от того, что сделал Есенин с собой. И даже, кажется, с прогорклой горечью догадывается из-за кого они. Юноша вздрагивает и едва дергается, не веря. Не до конца веря в происходящие. Но учитель повторяет это нежное движение снова и снова, и опять.. У мальчика медленно капает вода из бесконечно голубых глаз. И по лицу учителя понимает, что он, скорее всего, догадался, почему он поступил так с собой. Он не чувствует больше боли. Не чувствует того тяжелого камня в груди. Зато прекрасно ощущает вновь этих бабочек. Всё ещё не отнимая от рубашки головы, Сергей пристально наблюдает за действиями учителя. Затем, также внезапно тот берет в свои теплые руки лицо Сережи, а тот не зная, куда отвести взгляд, смотрел в упор на Владимира. В его томные карие глаза. Невинные дорожки из слез рассекают пухлые искусанные губы. Маяковский разглаживает щеки Есенина от соленой воды и невесомо прикасается к его алым губам, накрывая их своими. Мальчик всё так же удивленно и молча смотрит будто в пустоту. Его душу терзали много сомнений. Но чтобы вот так вот Маяковский сам его расцеловывал? Он бы рассмеялся и снова бы изрезался. Чтобы футурист его любил, имажиниста, так где это видано? Но Есенин потихоньку обмякает, чувствуя руки на своих предплечьях, что удерживали его, дабы не упасть. Старший отстраняется, затравлено дышит, ждет чего-то от Сергея. А младший только и держится за его рубашку. Не хочет отпускать, не хочет, чтобы тот уходил. Мальчик тянется за поцелуем, на что тот ему помогает. Но уже проникает внутрь, сплетая их языки. Сергей тихо стонет. Он просто хочет, чтобы Владимир никогда не останавливался. Он хочет быть. Он хочет быть с ним. Не хочет видеть его с Лилей. Хочет того полностью и жадно. Эго хочется всегда большего. На что мужчина только и даёт возможность прижиматься к нему ближе, льня всем своим хрупким телом. Они отстраняются друг от друга, жадно вдыхая воздух. Жар обуял их двоих. Есенин держится за Маяковского. Маяковский держит Есенина. Тот тоже любит. Тот тоже хочет. И тот не хочет, чтобы из-за него кто-нибудь страдал. Маяковский пересаживает Есенина к себе на колени, нежно обнимает Сережу, давая тому успокоиться в его объятиях. — Как ты узнал?.. Как ты догадался?.. — сипло спрашивает ученик у учителя, прижимаясь к нему, утыкаясь куда-то в шею и вдыхая его одеколон. — Тупой ученик, как узнал.. Как узнал.. Да всё на твоей роже написано яркими красками, что ещё нужно, — Маяковский для себя отмечает, что Сережа слишком легок для своего возраста. Мужчина держит его спину, обвивая поперек живота и придерживая мальчишку правой рукой под коленями. Есенин не верит, не хочет верить, совсем нет. — Почему..? — Разве не я должен спрашивать у своего нерадивого ученика, почему тот режет себя из-за какого-то глупого учителя вроде меня? — Значит мы друг друга стоим, — Есенин хрипло смеётся слишком тихо. — Я.. А разве Вы не любите другую? Зачем Вам нужен я? — Не мели чепухи, нет у меня никого. — Но как же Лилия Юрьевна.. Маяк удивленно усмехается. — Если я разговариваю с другими учителями, то это может что-то значить? Есенин себя мысленно материт. Почему же он так легко поддался саморазрушению, неужели только из-за своих глупых догадок? — Простите меня учитель.. Маяковский томно вздыхает. — Не за что мне тебя прощать, Сереж, только лучше бы не травмировал себя понапрасну. А то кого я буду ещё ругать за твою поэзию? Блондин улыбается, он обвивает шею брюнета и смотрит в очи цвета виски. — Чтобы больше никогда так не делал, ты меня понял? — тот тоже внимательно рассматривает юношу в ответ, ожидая понимания в лице младшего на свои слова, чересчур вглядываясь в его чистые, как голубое небо, глаза. Сережа все понимает. Он так больше не будет. Он просто хочет быть ближе. Ещё чуть-чуть. Совсем не долго. Хотя бы так. — Я.. — слова застревают в горле, но учитель всё понимает без слов. — И я тебя тупой ученик, — и чтобы доказать это, мужчина закрепляет их чувства в новый поцелуй.