Твой ответ

- А может ты перестанешь вмешиваться? - почти выплюнул Кавех, еле сдерживаясь, чтоб не ударить по стене кулаком. Аль-Хайтам выглядел как всегда невозмутимым. Его глаза не выражали ничего, что бесило юного архитектора ещё сильнее. Как же сложно, когда не понимаешь что там внутри! Хотя может страшнее обнаружить, что внутри ничего и нет. Наверное, этот страх больше всего и злил Кавеха. - Я бы и рад, - монотонно заметил аль-Хайтам, - Да только ты потом ко мне же и придёшь за безвозмездным долгом. Не проще ли сразу предотвратить лишний труд? Кавех сцепил зубы, зло глядя на этот комок мышц и логики, чувствуя себя полной противоположностью. Нужно сказть только одно слово, одно слово, которое освободит и его, и его соседа, и, может быть, решит все проблемы. Но парень только сильнее сжал челюсти и не поддался порыву благодарности и вины. - Не приду, - упрямо ответил Кавех, - у меня и без тебя достаточно знакомых! - Так а почему ты у них и не живёшь? Кавех замер. Слова аль-Хайтама ударили точно в цель — резко, безжалостно, так, как только он умел. Этот безэмоциональный, всегда уверенный в своей правоте тон мог свести с ума кого угодно, но Кавех особенно остро чувствовал, как под этим тонким слоем рациональности пряталась колючая язвительность. В глазах едва не закипели слёзы унижения. - Тебе так нравится мне напоминать об этом да? - его голос дрогнул от горечи. - В таком случае, мне и на улице будет лучше, чем здесь. Кавех отвернулся, чтобы спрятать лицо. Он ненавидел это ощущение — когда слова Аль-Хайтама подбирались так близко, что разрывали изнутри, оставляя только ощущение пустоты и боли. В груди сжалось, а в горле стоял ком. - Если тебе так тяжело, то почему ты всё ещё здесь? – спокойно повторил Аль-Хайтам. Его голос звучал ровно, но в нём было что-то едва уловимое — не насмешка, не осуждение, а что-то другое, странное, что Кавех не мог понять. - Потому что… - Кавех замялся, стиснув зубы. Ему хотелось крикнуть, сорваться, но вместо этого он сглотнул злость и добавил с горькой усмешкой: - Потому что я слишком глуп, чтобы уйти, да? Он повернулся обратно, глядя на Аль-Хайтама. Его взгляд был полон боли и обиды, но в глубине проскальзывала упрямая решимость. Аль-Хайтам смотрел на него спокойно, не торопясь отвечать. Его серебристо-зелёные глаза будто изучали Кавеха, пытаясь докопаться до чего-то, что было скрыто за этой яростью и болью. - Глупость тут ни при чём, – наконец сказал он. Его голос звучал чуть тише, чем обычно. – Ты не уходишь, так как ты меня знаешь. И знаешь, что я тебя поддерживаю несмотря ни на что. Эти слова задели ещё глубже. Кавех почувствовал, как его пальцы сжались в кулаки. - Поддерживать? – переспросил он, голос сорвался на резкий смешок. – Ты называешь это поддержкой? Постоянные упрёки, твоя холодность? Если это и есть поддержка, то мне лучше и правда быть одному! Аль-Хайтам сделал шаг вперёд, сокращая расстояние между ними. Его взгляд оставался непроницаемым, но в нём было что-то, что заставило Кавеха замолчать. - Если всё и правда так, то ты можешь уйти, – сказал Аль-Хайтам, его голос был низким и твёрдым. – Я никогда тебя не удерживал. Кавех застыл. Эти слова, произнесённые с абсолютной уверенностью, прозвучали так просто и логично, что вызвали внутри него вспышку почти панического протеста. Он сжал кулаки, в голове заплясали обрывки мыслей: "Уйти? Вот так легко? Но тогда что останется? Кто останется?" Ему хотелось крикнуть, спорить, доказать что-то, но вместо этого из горла вырвалось только сдавленное: - А ты бы хотел этого? Чтобы я ушёл? Аль-Хайтам молчал. Его глаза были прикованы к лицу Кавеха, но выражение оставалось непроницаемым, как всегда. - Если ты действительно так думаешь... – Кавех вздохнул, его голос дрогнул. – Тогда я ещё меньше понимаю, почему ты постоянно мне помогаешь. Ты же всё делаешь только ради своего... удобства. А в этом случае... я полная противоположность ему. Аль-Хайтам сделал один шаг, оставив между ними самый минимум пространства. Его взгляд был неподвижным, но в нём мелькнуло что-то едва заметное — как вспышка света в глубине ночного сумерского леса. - Ты правда думаешь, что я помогаю тебе только ради удобства? – тихо спросил он. Кавех чуть отшатнулся, не в силах удержать взгляд. Грудь сдавило, слова застряли в горле. Он хотел ответить, выкрикнуть что-то в свою защиту, но в этот момент Аль-Хайтам поднял руку и коснулся его лица. Неожиданность этого прикосновения сделала кожу сверхчувствительной, и по ней побежали мурашки. Тепло чужой кожи же превратилось в невыносимый жар. - Ты никогда не был для меня неудобством, – сказал Аль-Хайтам, прежде чем наклониться и впиться в его губы, уверенно, твёрдо, как будто именно это было единственно верным ответом на все их споры. Кавех замер. Его разум на мгновение опустел, подавленный теплом губ Аль-Хайтама. Он не сразу понял, что происходит, но его тело ответило быстрее. Все напряжение, накопленное за этот разговор, будто отступило, оставив лишь дрожь, отдающуюся где-то глубоко внутри. Он поднял руки, собираясь оттолкнуть Аль-Хайтама, но вместо этого его пальцы сжались на плечах, притягивая его ближе. Это было неправильно, нелогично, даже абсурдно — и всё же ощущалось так… правильно. Аль-Хайтам не торопился. Его поцелуй был твёрдым, но удивительно нежным, будто он давал Кавеху возможность отступить, оттолкнуть его, прервать это прежде, чем станет слишком поздно. И Кавех должен был этого хотеть. Он хотел этого хотеть. Но не мог заставить себя. Когда они разорвали поцелуй, его дыхание сбилось, а лицо покраснело от волнения и растерянности. Он смотрел на аль-Хайтама, всё ещё чувствуя его тепло, его близость. - Ты… – начал Кавех, но слова словно исчезли. Вместо них остался только вопрос в глазах, наполненных смесью гнева, обиды и чего-то ещё, чего он пока боялся признать. - Это был ответ на твой вопрос, – тихо произнёс аль-Хайтам, его голос был низким и ровным, но в нём чудилась неуловимая мягкость. – Он тебя не устроил? Кавех почувствовал, как его сердце пропустило удар, а затем заколотилось ещё быстрее. Его взгляд метнулся куда-то в сторону, к стене, затем к полу, но только не на аль-Хайтама. - Я... – Он замялся, глотая слова. Ему хотелось резко и грубо ответить "нет", оттолкнуть и продолжать играть по прежнему сценарию, но вместо этого его пальцы всё ещё сжимали плечи Аль-Хайтама, будто боялись отпустить. - Ты всегда такой, – наконец пробормотал он, срываясь на едва слышимый шёпот. – Всё делаешь, как будто это так просто. Будто всё очевидно. А для меня... для меня это не так. Аль-Хайтам чуть приподнял бровь, но остался молчаливым. Его взгляд был терпеливым и даже отстранённым, даже в такой момент он оставался просто наблюдателем. - Потому что ты слишком усложняешь и сам создаёшь себе проблемы. Разве не проще просто делать то, что тебе нужно? - прервал молчание он. Обыденная прямолинейность и логичность его соседа на этот раз вызвала непреодолимое желание ударить его. "То, что нужно". А что ему, собственно, нужно? - Делать то, что мне нужно? – Кавех горько усмехнулся, наконец взглянув на аль-Хайтама. – Ты говоришь об этом так, будто это самое простое в мире. Его голос дрогнул, выдавая внутреннюю борьбу. - А если я не знаю, чего хочу? Если я боюсь? Аль-Хайтам в ответ только слегка пожал плечами и молча попытался высвободиться из цепких рук и отойти, не желая мешать своей близостью, но его удержали. Кавех почувствовал, как его пальцы сильнее сжались на плечах аль-Хайтама, будто пытаясь удержать его от ухода, хотя в глубине души он понимал, что его реакция была абсурдной. Он не знал, чего хочет. Он не знал, чего он боится. Но если он отпустит этого человека, то останется только пустота, такая же бесконечная и холодная, как его собственные размышления. Только сейчас, почувствовав тепло, он по настоящему побоялся оставаться на холоде. Казалось, что даже шаг назад разделит их сильнее, чем все ссоры до, а потому он просто не мог позволить. Он поднял лицо, заглядывая прямо в глаза этому странному человеку, но в них не было ответа и не было подбадривания. Ему предстояло сделать выбор самому, и он чувствовался как шаг в бездну. И именно потому он слегка вытянулся и коснулся своими губами чужих. Прикосновение было настолько лёгким и трепетным, будто Кавех боялся очередной грубости, да он и боялся, на самом деле. Но губы аль-Хайтама оказались удивительно податливыми, а руки, соскользнувшие на талию архитектора, до странности нежными. Воздух сгустился вокруг, наполнился напряжением и несказанными словами, и Кавеху на мгновение показалось, что он может дышать только во время поцелуя. Что может быть более унизительным, чем найти покой и тепло в объятиях того, кого поклялся ненавидеть? Но он не чувствовал унижение, только полное ощущение своего места. Их губы разъединились, но руки не отрывались от тел друг друга, а взгляды сплелись крепко, как никогда. - Теперь ты понял? - неизменным тоном уточнил аль-Хайтам, пока его руки, будто живя своей жизнью, прижимали ещё ближе. Кавех не мог ответить сразу. Он просто стоял, ощущая его руки, будто они стали частью его собственного тела. Слова, которые он хотел сказать, запутались в голове, не находя правильной формы. Что-то внутри него переживало смесь сопротивления и странного облегчения, как будто он только что открывал часть себя, которую долго пытался скрывать. - Наверное, да, - выдохнул он. Аль-Хайтам в ответ только кивнул и, стоило объятиям распасться, он развернулся и, не прощаясь, ушёл. Как обычно. Едва дверь захлопнулась, Кавех упал в ближайшее кресло и прижал пальцы к губам, не веря в то, что произошло. * * * Встать ночью и увидеть полоску света из-под двери комнаты его соседа для аль-Хайтама не было чем-то из ряда вон выходящим. Нормальное распределение времени, выполнение только того, что нужно и не более, равнодушие к критике — это всё было не про Кавеха и приводило к тому, к чему приводило. Парень нервно потоптался на месте, удивлённый собственной нерешительностью. Встал за водой — ну и иди за водой, кто тебе не даёт? Но всё-таки что-то не давало. После «того» разговора прошло почти две недели и не изменилось ровным счётом ничего. Они по-прежнему еле перебрасывались парой слов и ссорились при малейшей искре. Впрочем говорить и некогда — очередной проект Кавеха отнимал всё его время и делал архитектора невероятно нервным, вспыльчивым и злым. Поэтому хотел аль-Хайтам поговорить или нет — это дело десятое, но возможности не было. Впрочем, не в правилах секретаря Академии было убиваться о чём-либо. Всё, что нужно, будет в своё время. И, наверное, оно пришло. Аль-Хайтам даже не считал, что его вмешательство будет неуместным — Кавех ещё два дня назад всё доделал, и теперь, в последние дни, загоняется и доводит до неведомого даже малой властительнице Кусанали идеала. Поэтому он просто преодолел это расстояние и негромко постучал в дверь. В ответ наступила короткая тишина, нарушенная шорохом бумаги. Наконец, за дверью раздался голос Кавеха, звучавший устало, но всё равно с привычной ноткой сарказма: — Кто бы ты ни был, тебе нужно пересмотреть свои представления о приличиях. — Это я, — лаконично ответил Аль-Хайтам. — Ну конечно, кто же ещё. Раз уж ты пришёл портить мою ночь, так хоть заходи. И, пожалуйста, закрой за собой дверь. Аль-Хайтам вошёл, безмолвно выполнив просьбу. Он прислонился к косяку двери, наблюдая за тем, как Кавех, мгновенно забыв о его присутствии в пылу увлечения, рассеянно чертил что-то в блокноте. Глаза архитектора выглядели воспаленными от усталости, а волосы растрепаны так, что застрявший за ухом карандаш выглядел как часть образа. Это было обычным его обличием, но сейчас аль-Хайтам будто впервые увидел НАСКОЛЬКО замучен Кавех снаружи и, очевидно, внутри. — Ты ведь понимаешь, что продолжаешь работать на пустом энтузиазме? — наконец проговорил парень негромко, но даже от этого его сосед вздрогнул — А сам ты почему не спишь? Или снова читаешь, как сделать жизнь других чуть менее приятной? — отозвался архитектор язвительно, откинувшись на спинку стула и потерев виски. — Если бы я хотел этим заняться, то не тратил бы своё время на попытки убедить тебя спать хотя бы четыре часа в сутки, — беззлобно заметил аль-Хайтам. — Ты уже всё закончил, зачем эти надрывы? — Потому что, если я это не сделаю, ты потом первым же будешь обсуждать мои ошибки с видом всезнайки, — парировал Кавех, вертя в руках тот самый карандаш. — И, кстати, я заметил, ты последнее время слишком увлечён моими делами. Разве у тебя нет более важных занятий? Аль-Хайтам не ответил сразу. Он прошёл в комнату, осматривая разбросанные чертежи. - Не заставляй меня думать, что ты убиваешься ради моего одобрения. - коротко бросил он. - А впрочем, если для тебя это так важно, тогда я же тебе и помогу. Кавех поднял на него взгляд, полный недоверия и усталой насмешки. — Поможешь? Ты? — с лёгким смешком проговорил он, откладывая карандаш на стол. — Что ты смыслишь в архитектуре? — Какая разница? Если ты продолжишь в том же духе, через пару дней тебя можно будет просто вынести из дома, — сухо отрезал Аль-Хайтам, складывая руки на груди. — А если и нет, то я не намерен потом приносить тебя из таверны. — Вот уж спасибо за заботу, — саркастично бросил Кавех, но не стал спорить дальше. Он лишь развёл руками, указывая на бумаги. — Ладно, смотри. Только не мешай. Без пререканий аль-Хайтам сдвинул бумаги со стула рядом с архитектором и сел. Он внимательно осмотрел чертежи, как если бы ничто в комнате не могло отвлечь его. Кавех же, казалось, больше не мог так сильно сосредоточиться на чертеже. Его глаза немного смягчились, но сарказм и лёгкое раздражение никуда не делись. — Ты же понимаешь, что я не нуждаюсь в помощи, — произнёс он, снова держа карандаш в руках. — Ты просто не знаешь, с чего начать. — Это не имеет значения. — Аль-Хайтам отреагировал на его слова обычным скучающим тоном, продолжая осматривать чертежи, а затем добавил: — Ты хочешь довести до идеала, а я просто скажу тебе своё мнение со стороны. — Я справлюсь и без него, — ответил Кавех, но тон его был не таким уверенным, как он сам хотел бы показать. Молчание. Это был один из тех моментов, когда они оба не могли найти нужных слов. Аль-Хайтам снова сдвинул несколько бумаг, проверяя, что можно поправить, а что — нет. Кавех сидел рядом, чувствуя, как напряжение между ними нарастает, но не знал, как сказать то, что тревожило его больше всего. - Зачем ты пришёл сейчас? После... - Скулы архитектора еле заметно вспыхнули и он оборвал себя. - Ты же в последнюю неделю только и делал, что игнорировал меня. Аль-Хайтам не сразу отреагировал на его слова. Он продолжал смотреть на чертежи, но что-то в голосе Кавеха заставило его на мгновение задуматься. И будто против его воли, взгляд серебристо-зелёных глаз стал мягче. Кавех с удивлением наблюдал за этими метаморфозами, но с ещё большим удивлением почувствовал, как его самого снова охватывает то самое тепло, оставшееся после поцелуя. И надежда, убитая холодом, ссорами и равнодушием, снова подала голос. Но, Архонты, за что именно ЭТОТ человек? — Я не игнорировал тебя, — ответил, наконец, его странный сосед, не отвлекаясь от работы. — Просто слишком много дел. Ты ведь тоже занят. Удовлетворительный, точный и, верно, правдивый ответ. Но сейчас он звучал для Кавеха отмазкой. Истинно романтичная натура, он не мог просто смириться с тем, что после "того" дня аль-Хайтам может быть по-прежнему логичным. Признать это было бы слишком больно, почти так же, как и отъезд матери. — Не верю, — бросил он. — Ты мог бы прийти раньше. Ты же всегда знаешь, когда мне нужно что-то сделать. Почему ты пришёл именно сейчас? Аль-Хайтам отвёл взгляд от чертежей и встретился с ним глазами. От простого действия воздух пропитался напряжением. Ситуацию не улучшала его рука, застывшая на чертеже, рядом с ладонью архитектора. — Потому что сейчас ты уже не сможешь продолжать работать так, как раньше, — сказал он, его голос стал немного тише. — Ты почти на грани. Кавех усмехнулся, но в его усмешке не было привычной язвительности. Только усталость, смешанная с чем-то почти неуловимым — болью, горечью и, может быть, надеждой. — На грани? — повторил он, глядя на Аль-Хайтама так, будто пытаясь понять, что за этим спокойным лицом скрывается. — Ты всегда умудряешься найти самые меткие слова. Снова твой беспристрастный анализ? — Анализ... — протянул тот, будто пробуя слово на вкус, а его взгляд остался сосредоточенным, но в нём появилось что-то новое. Что-то, в разгадке чего Кавех терялся. — Право, на моём месте иной бы сказал, что ты его оскорбляешь. Я же уже дал тебе ответ на твои вопросы. Что тебе ещё непонятно? Кавех почувствовал, как напряжение между ними усиливается. Он мог бы продолжить спорить, продолжать быть саркастичным и пытаться вырвать из аль-Хайтама ещё хоть слово, но что-то внутри его остановило. Может быть, это был до странности мягкий взгляд того, кто привык быть просто стратегической машиной, или его слова, которые, несмотря на свою логичность, ощущались гораздо более личными. Но Кавех не мог этого больше терпеть. Силы, которые сдерживали его все эти дни, начали рушиться, а надежды, созданные тем поцелуем, вырвались на свободу. Потому в ту же секунду, когда молчание стало слишком длинным, Кавех наклонился немного ближе, разрывая расстояние, и пространство между ними сократилось до минимума. Этого вполне хватило, чтоб даже без прямых прикосновений почувствовать обжигающее тепло чужого… хотя нет, уже не чужого… тела, от чего голова закружилась, а сердце, казалось, увеличилось вдвое. Руки, сжатые на краю стола, дрожали, как и голос, когда Кавех тихо произнёс: — Ты ведь тоже знаешь... Именно ТЫ знаешь, что я далеко не железный. Что мне думать, когда ты меня целуешь, а потом игнорируешь? Я не верю, что ты способен сделать что-то назло не имея выгоды. Так для чего же всё это? Аль-Хайтам замер, услышав эти слова. Ведь именно ради него, Кавеха, он и избегал дальнейших действий, не желая излишне волновать и без того нервного в последнее время парня. Да и что греха таить — секретарь Академии не мог не думать, что не сможет дать возлюбленному всего, чего он хочет и чего заслуживает. Слишком уж романтичная для него натура Кавех. Но теперь он ясно видел, что ничего изменить нельзя. И это принесло неведомое облегчение. Он, наконец, медленно взглянул на архитектора, не скрывая свою уязвимость и бурю чувств внутри. Кавех прав — аль-Хайтам и правда понимал, что он не железный, и он прекрасно понимал как тяжело ему это далось. И именно потому пришло время ответить тоже полной искренностью. Будто притягиваемые незримым магнитом, их тела ещё одним еле заметным движением приблизились, оставляя между лицами расстояние в считанные милиметры, а дыхание сплелось. Аль-Хайтам не мог больше сдерживаться, когда между ними было так много несделанного и несказанного и столько упущенного времени. Испытывая иррациональный страх, что момент может исчезнуть, он решился. — Потому что, — его голос был едва слышен, но уверен, — я тоже не могу больше держать дистанцию. И прежде чем Кавех успел ответить, его губы накрыли губы архитектора. Это было не просто прикосновение, а буря эмоций, как долгожданный разрыв оков, как нужда, которую давно сдерживали. Поцелуй был глубоким, страстным, а их тела инстинктивно искали друг друга, словно теряясь в этом моменте, который не давал ни одного шанса на обратный ход. Тёплый запах чужой кожи, жар дыхания — всё это сводило с ума и в то же время делало предельно ясным положение вещей. Кавех не отстранился, наоборот, его руки мгновенно нашли путь к аль-Хайтаму, оплели его шею, притягивая ещё сильнее, удерживая и момент, и человека. Казалось, что больше не существует ни усталости, ни напряжения, ни того отдаления, которое существовало между ними раньше. Были только руки на его теле и чуть жестковатые серые волосы под собственными пальцами. Поцелуй становился всё более настойчивым, руки секретаря Академии медленно спустились вдоль тела Кавеха, не торопясь, исследуя каждую деталь. Кавех чувствовал, как его собственное тело откликается на это, как его контроль над ситуацией исчезает, как будто он позволял себе быть захваченным этим моментом. Казалось весь жар, что скопился между ними, спустился к нему в район паха. Аль-Хайтам точно чувствовал эту реакцию, да и сам архитектор чувствовал что-то странное при случайных прикосновениях, но ему не было ни капли стыдно. Когда поцелуй прервался, они не отстранились ни на миллиметр, будто боясь, что даже воздух может разлучить их снова, а пальцы Аль-Хайтама всё ещё нежно держали его за талию. Кавех был на грани, его сердце колотилось так сильно, что казалось, оно вот-вот вырвется. Он поднял взгляд на соседа, не в силах сдержать смятение и странную тревогу. — Ты... — его голос был низким, тяжёлым от эмоций, — не могу поверить, что это происходит. Аль-Хайтам не ответил сразу. Его взгляд стал очень глубоким, почти гипнотическим, как бездна. Он снова приблизился, его губы едва коснулись уха Кавеха, и шепот, вызвавший целую волну мурашек, был тем, что окончательно разрушило все оставшиеся барьеры: — Если ты хочешь, чтоб это не повторялось, только скажи. Между ними снова воцарилась тишина, но она была пропитана эмоциями, желаниями, которые давно просились наружу. Глаза Кавеха сверкали слишком ярко, чтоб не увидеть истину за ними. Кавех сглотнул, чувствуя, как слова Аль-Хайтама заполнили всё пространство между ними, стирая последние сомнения. Словно ведомый внутренним порывом, он вновь притянул Аль-Хайтама ближе, их губы встретились, на этот раз с большей настойчивостью. Это был не просто поцелуй, а что-то большее — зов, который они оба слишком долго пытались игнорировать. Аль-Хайтам лишь на мгновение замер, прежде чем его руки уверенно обвили талию архитектора. Их тела прижимались всё плотнее, и Кавех, потерявший контроль, лишь сильнее углубил поцелуй, позволяя себе забыть о всём, кроме человека перед ним. Поцелуй становился всё более жадным, горячим, переходящим в почти болезненное желание. Пальцы Аль-Хайтама скользнули вдоль спины Кавеха, легко надавливая, исследуя каждую линию. Эти прикосновения сводили с ума, заставляя архитектора глухо простонать сквозь поцелуй. Кавех отстранился лишь на мгновение, чтобы вдохнуть воздух, его взгляд затуманился, а щеки вспыхнули от тепла. — Ты понимаешь, что это уже не остановить? — спросил он, голос его был низким, тяжёлым от эмоций и скрытого волнения. Аль-Хайтам ничего не ответил, только вновь накрыл его губы своими, одновременно скользнув ладонью вверх по боку архитектора. Его пальцы на мгновение задержались на тонкой ткани, прежде чем уверенным движением скользнули под неё, обжигая кожу. Горло Кавеха сжалось от избытка чувств, ему хотелось полностью и без остатка раствориться в этих ладонях, может даже умереть от счастья, наконец лишившись своей пучины одиночества. Его собственные пальцы исследовали каждый миллиметр кожи шеи, скользили по железным мышцам груди и будто терялись, желая исследовать всё, до чего он только мог дотянуться. С губ Кавеха прямо в поцелуй вырвалось имя его невыносимого соседа, прозвучавшее скорее как стон, когда тонкие пальцы беспорядочно заскользили под его одеждой, будто играя на его теле неведомую мелодию. Безумный жар, скопившийся между ними, сжёг окончательно все границы, и единственным, что их разделяло, оставалась только одежда. Аль-Хайтам почувствовал, как его тело откликнулось на этот тихий стон, а в штанах стало ещё теснее. Всё вокруг словно растворилось, оставив только их двоих и тот жар, который становился всё сильнее с каждым мгновением. Его ладони скользнули вдоль спины Кавеха, задерживаясь на линии плеч, а затем вновь возвращаясь вниз, оставляя после себя ощущение обжигающего прикосновения. Он не спешил, но и не останавливался, наслаждаясь каждым мигом, каждым откликом архитектора. Это было как изучение сложной мелодии — одно неверное движение могло бы разрушить магию, но всё происходящее сейчас казалось идеально выверенным. Кавех позволил себе потерять остатки контроля, его руки скользили по телу Аль-Хайтама, замирая на ключицах, словно он пытался запомнить каждый изгиб, каждую деталь. В его взгляде читалось нечто большее, чем простое желание. Он тянулся к Аль-Хайтаму не только телом, но и всей своей истосковавшейся душой. Поцелуи стали прерывистыми, наполненными хриплыми вдохами, когда их губы отрывались друг от друга лишь для того, чтобы вновь встретиться. Кавех почувствовал, как пальцы аль-Хайтама осторожно скользнули ниже, легко пробежали по самому чувствительному месту, что вызвало у архитектора почти болезненный вздох от неожиданного разряда наслаждения. — Ты знаешь, — тихо прошептал Аль-Хайтам, его голос был низким, почти хриплым, — если ты попросишь остановиться, я... уже не смогу. Кавех не стал отвечать словами. Он лишь сильнее прижался к нему, позволяя рукам Аль-Хайтама исследовать его тело дальше. Каждый миг, каждый вздох казались бесконечностью, в которой они терялись друг в друге. Аль-Хайтам на мгновение остановился, словно проверяя, где проходит граница дозволенного. Его дыхание, тяжёлое и глубокое, смешивалось с короткими вздохами Кавеха. Он склонился ближе, оставляя вдоль линии шеи лёгкие, но настойчивые поцелуи, которые вызвали у архитектора новую волну дрожи. Следом за поцелуями, по тому же маршруту скользнул язык, и Кавех вздохнул от неожиданного лёгкого укуса возле ключицы. Кавех зажмурился, отдаваясь этим прикосновениям, которые казались одновременно исцеляющими и сводящими с ума. Его пальцы невольно сжались на плечах Аль-Хайтама, словно пытаясь удержаться за что-то в этом море страсти. — Не... останавливайся, — выдохнул он почти шёпотом, и этих слов стало достаточно. Аль-Хайтам снова впился в чужие губы и, сжав в крепком, неразрывном объятии поднялся, увлекая за собой своего возлюбленного на гораздо более удобное место, собственно на кровать. Мягко и… естественно, они опустились на неё, не разрывая поцелуй. Пальцы секретаря Академии легко находили застёжки на чужой одежде, и вскоре Кавех остался обнажённым выше пояса. Он лишь изредка задерживался, чтобы поймать новую реакцию — вздох, трепет или приглушённый стон. — Ты просто сводишь меня с ума, — прошептал аль-Хайтам, остановившись на мгновение, чтобы прижаться лбом к его лбу. Его голос был низким, насыщенным эмоциями, которые он редко позволял себе показывать. Кавех, ещё тяжело дыша, не выдержал: его руки потянулись к Аль-Хайтаму, задевая его лицо, скользя по линии челюсти и сильным плечам. — И это я по-твоему слишком эмоционален? — с дрожью в голосе спросил он, позволяя лёгкой усмешке тронуть его губы. Аль-Хайтам тихо фыркнул, но не стал отвечать словами. Его ладони спустились к талии Кавеха, чуть сжимая её, в то время как губы вернулись к исследованию его шеи. Каждый поцелуй, каждый лёгкий укус или горячий выдох на коже словно будили скрытую глубину чувств. Кавех выгнулся навстречу, прижимая Аль-Хайтама ближе, отдаваясь и своей, и чужой страсти. — А этих ответов, — пробормотал аль-Хайтам между поцелуями, касаясь губами ключицы архитектора, — тебе достаточно? Кавех хрипло рассмеялся, но смех быстро превратился в глухой вздох, когда язык Аль-Хайтама пробежал по соску. Всё внутри архитектора напряглось, а его руки, уже давно скользнувшие под одежду возлюбленного, судорожно сжались от переполнявшего его невыносимого возбуждения. — Слишком… — едва выдохнул Кавех, его голос сорвался, когда Аль-Хайтам ощутимо прикусил рёбра, — слишком хорошо. При каждом прикосновении его тело реагировало сильнее и сильнее, хотя казалось, что предел уже был перейден. Казалось, что вся его кожа стала одной эрогенной точкой, но причина была не в нём самом. Причина сейчас целовала его живот, неотрывно чуть насмешливо глядя в глаза архитектору снизу вверх. Причина была в ускользающих от его требовательных пальцев плечах и ключицах, в волосах, в которые он цеплялся, не желая разрывать контакт. Каждая разлука вызывала невыносимый холод в ладонях. Причина была не в его теле, а в чувстве полной принадлежности прямо сейчас. Горячий язык скользнул по ямке пупка, а ладони поднялись вверх от коленей по бёдрам и одна из них накрыла выпуклость в районе паха. От неожиданности Кавех вскрикнул и выгнулся, а его глаза широко раскрылись. - Аль-Хайтам, - прошептал он одними губами, - как… ты… Пальцы шевельнулись вновь и вновь. Казалось, секретарь Академии наслаждался «мучениями» своей жертвы, в серебристо-зелёных глазах вспыхивал огонь, а на лице отразилась странная смесь всепоглощающего желания и… любопытства. Кавех судорожно втянул воздух, чувствуя, как остаток одежды раздражает разгорячённую кожу, сдавливает член и кажется просто непреодолимой преградой. Но каждое движение его рук к поясу штанов прерывалось неумолимыми пальцами, беспощадным движением отводящими его руки. — Это… невыносимо, — прошептал Кавех срывающимся в стон голосом, извиваясь в попытке прильнуть к мучающей его руке или же избежать её. — Невыносимо? — переспросил Аль-Хайтам, его мягкий голос сквозил лёгкой насмешкой. Он слегка склонил голову, всё ещё не отрывая взгляд от лица архитектора. — Тогда скажи, чтобы я остановился. Эти слова прозвучали вызовом, а движения руки стали лёгкими и поддразнивающими, едва ли могущими удовлетворить желание. Кавех не выдержал, его дыхание стало ещё более сбивчивым, а взгляд потемнел от смешанного чувства раздражения и страсти. Он попытался вырвать свою руку, но хватка усилилась. — Ты… издеваешься, — прохрипел Кавех, его голос был низким и дрожащим. — Ты просто невыносим! Аль-Хайтам усмехнулся, отстраняясь, чем вызвал стон разочарования, который мгновенно выродился в облегчённый, когда он одним движением снял остаток одежды. Кавех задохнулся, когда прохладный воздух коснулся его оголённой кожи. Его тело напряглось, а пальцы невольно вцепились в простыни. Аль-Хайтам, казалось, наслаждался каждой секундой этого зрелища, словно изучал каждую деталь, каждую эмоцию, отражённую на лице архитектора. Его глаза скользили по подтянутому телу, пусть и без явно выраженных мышц, по тонким запястьям творца и стройным ногам. Даже член казался до странности правильным и в форме и в длине. Неожиданно руки Кавеха потянулись, чтоб прикрыться в странном приступе застенчивости, но аль-Хайтам удержал их и прижал к простыням. - Не... нужно, - прерывисто вздохнул секретарь Академии, доведённый до крайности этим зрелищем. Он не был поклонником эстетики и красоты, но здесь... Впрочем, правильнее сказать "до этой минуты". До этой минуты он не был. - Не смотри… так… на меня, - одними губами прошептал архитектор, невольно пряча глаза. Какой интересный потолок. Аль-Хайтам тихо рассмеялся, и от этого звука сердце архитектора вновь замерло то ли от страха, то ли от мелодии этого звука. Секретарь Академии медленно поднялся к его лицу и прикоснулся губами щеки Кавеха, и прошептал прямо на ухо: — Почему же ты избегаешь моего взгляда? Ты всегда хотел, чтоб я смог увидеть красоту. И вот... я её вижу. Эти слова вызвали у Кавеха новую волну смущения. Его сердце забилось ещё сильнее, но теперь к смеси эмоций добавилась странная гордость. Он попытался было ответить, но вместо этого лишь прерывисто выдохнул, когда губы Аль-Хайтама спустились к его шее, а пальцы начали медленно скользить по его запястьям, отпуская их. На обнажённой коже тепло чужого тела казалось ещё более обжигающим и... нужным. Впрочем, теперь аль-Хайтам не собирался повторять тот же долгий путь. Оставив лёгкий укус на шее, его губы и язык нашли новую, абсолютно неожиданную цель для своей ласки. С губ Кавеха сорвался короткий негромкий крик, когда горячее дыхание коснулось головки члена, а язык лёгким, быстрым движением скользнул по ней. Кавех судорожно вдохнул, его тело выгнулось дугой, будто пытаясь одновременно отдалиться от этого непривычного, пугающего ощущения и жадно приблизиться, впитывая каждую волну удовольствия. Впрочем поцелуи, проложившие дорожку по всему стволу, ничуть не помогали, а когда аль-Хайтам обхватил его губами стало вовсе невыносимо — смесь муки и всепоглощающей неги полностью охватило его, оставив ему только способность стонать, повторяя между стонами только одно слово. Точнее, имя. Он чувствовал, как губы скользят вверх и вниз по его члену, а язык не отрывается от головки, посылая новые и новые удары молнии прямо в сердце. Пальцы Кавеха запутались в серых волосах, судорожно сжались, пытаясь хоть как-то взять под контроль своего мучителя. Из его горла вырывался непрерывный поток стонов, а всё его тело дрожало, будто каждая клетка отзывалась на прикосновения Аль-Хайтама, каждое движение которого усиливало огонь, который охватил его изнутри. — Аль-Хайтам... пожалуйста... — голос архитектора был низким, хриплым и почти умоляющим. Ему казалось, что он растворяется в этих чувствах, что весь его мир сужается до одной точки — губ, языка, прикосновений. Аль-Хайтам поднял взгляд, его серебристо-зелёные глаза, в которых смешались страсть и нежность, встретились с глазами Кавеха. В этом взгляде было всё: и удовлетворение, и жажда, и едва уловимая усмешка, как у учёного, который только что сделал своё самое великое открытие. — Ты такой чувствительный, Кавех, — его голос прозвучал низко, бархатно, прежде чем он вновь вернулся к своему занятию, ускоряя ритм, делая движения более глубокими и жадными. Пальцы секретаря Академии, которые и без того скользили по бёдрам, оказались между ягодиц, легко поглаживая тугое колечко мышц. Кавех вздрогнул, его дыхание стало ещё более рваным, а руки, до сих пор сжимающие волосы аль-Хайтама, теперь отчаянно пытались найти опору, цепляясь за простыни. Это прикосновение, столь нежное и осторожное, казалось, взорвало в его теле новую волну ощущений, от которых некуда было деться. Его взгляд, полный стыда и желания, вновь встретился с глазами аль-Хайтама, но архитектор быстро отвернулся, снова находя убежище в изучении потолка. Весь стыд в его душе, казалось, собрался, чтоб уговорить его остановить эти порочные ласки. Но ему совсем не хотелось останавливать и останавливаться. Аль-Хайтам не пытался проникнуть, продолжая свои поверхностные ласки, но и его язык и губы тоже стали менее настойчивыми, будто стараясь оттянуть момент высшего наслаждения по каким-то своим, неведомым причинам. Это вызвало стон разочарования у Кавеха, а его руки вновь дернулись к голове аль-Хайтама, будто стремясь подтолкнуть его к решительным действиям. Однако секретарь, казалось, наслаждался контролем над ситуацией, в то время как Кавех находился на грани, балансируя между отчаянием и восторгом. — Аль-Хайтам... — голос архитектора сорвался, смешавшись со стоном, и он попытался извернуться, чтобы избавиться от мучительного ожидания. — Прекрати... играть… Тот усмехнулся и поднял голову, выпустив губы от члена, вызвав разочарованный стон и попытку его вернуть: - Что тебе не нравится, Кавех? Я же… прекратил? - на влажных губах играла лёгкая усмешка. Аль-Хайтам не мог точно сказать, от чего его сердце так сильно бьётся — от собственного возбуждения, от вкуса чужого тела или же от того, насколько Кавех выглядит беззащитным со своими разметавшимися светлыми волосами и невероятно чувствительным телом, вздрагивающим от каждого движения его пальцев и языка. — Ты выглядишь… абсолютно восхитительно, — прошептал Аль-Хайтам, впиваясь взглядом в оставленные им метки на рёбрах, ключицах и шее. — Я мог бы смотреть на тебя вечно, Кавех. Но… я не уверен, что ты этого выдержишь. Эти слова были произнесены с таким хладнокровным спокойствием, что Кавех не смог сдержать тихий вскрик, смешанный с отчаянием. Он резко посмотрел на аль-Хайтама, в глазах читалась смесь гнева, стыда и жгучего желания. — Ты... Ты невозможен! — его голос звучал прерывисто, будто каждое слово давалось с трудом. — Ты всегда должен всё контролировать, даже… Но его слова утонули в новом стоне, когда горячий рот снова вернулся на своё место, но в этот раз его движения были куда более страстными и резкими, а пальцы — куда более настойчивыми, и Кавеху уже и самому хотелось ощутить их внутри себя. И это безумие чувств и подтолкнуло его тело к ещё большему наслаждению, пронзившему его, как разряд молнии. Волна удовольствия захлестнула Кавеха, вынуждая его полностью отдаться этим ощущениям. Его тело напряглось, а из горла вырвался громкий, глубокий крик. Казалось, мир вокруг распался на части, оставив лишь тепло, прикосновения, звук его собственного сердцебиения и долгожданное расслабление в теле. Кавех открыл глаза и протянул руку в нежном порыве, чтобы погладить снова уже такие привычные волосы. Их взгляды встретились, и аль-Хайтам лёгким движением пальцев стёр с губ остатки спермы, а его глаза сверкнули странным удовлетворением. - Тебе достаточно? - спросил с тенью прежнего холода он. - Или… хочешь продолжения? Вместо ответа Кавех, приподнявшись, потянул на себя секретаря Академии, увлекая в ещё более безумный поцелуй. Их языки сталкивались в яростном танце, а руки архитектора бесцеремонно залезли под одежду возлюбленного, испытывая почти благоговейный восторг от ощущения гладкой кожи и стальных мышц под ней. Внезапно его страсть возросла до того, что почти превратилась в злость, и Кавех в поцелуе резко прикусил нижнюю губу возлюбленного, вызвав у того глухой, низкий стон. Оторвавшись от губ, архитектор укусил за шею. А потом за мочку уха. А потом он просто беспорядочно начал кусать, целовать и проводить языком везде, где мог достать, а прерывистое дыхание и стоны над ухом только распаляли его страсть. Аль-Хайтам абсолютно не сопротивлялся, когда Кавех буквально срывал с него одежду, отрывая застёжки и оставляя синяки на обнажающейся коже. Стоило ему потянуться пальцами к паху, как секретарь Академии тут же отстранился. - Ты точно хочешь… большего? - странным для такой ситуации суровым тоном переспросил он. Кавех закатил глаза и зло сжал плечи возлюбленного: - Да хочу я, разве не очевидно? Я хочу тебя! Полностью! - Тогда секунду. Он поднялся и начал быстрыми движениями выворачивать карманы, пока не нашёл то, что нужно. Глаза Кавеха чуть прищурились, а в глазах затанцевали странные искры: - Не заставляй меня думать, что ты готовился. Аль-Хайтам удивлённо обернулся: - Даже если так — это разве дурно? Но не переживай, я просто у аптекаря приобрёл… на всякий случай. Не бойся, - заверил он, - присаживаясь обратно на край кровати, - Я не собирался тебя принуждать ни в какой форме. Но это не значит… не значит, что я не хотел, чтоб всё сложилось именно так. Сердце пропустило удар, а по телу разлилось тепло, вызвавшее на губах Кавеха мягкую, нежную улыбку. Оказалось настолько приятным, когда тебя хотят также… как и ты. Его же возлюбленный протянул руки, отставив пузырёк на прикроватный столик, и прошептал: - Иди ко мне. Не раздумывая, Кавех бросился в объятия и повалил секретаря Академии в постель, оказавшись на этот раз сверху. Он осыпал лицо перед ним тысячами поцелуев, а его руки и ноги крепко обхватывали принадлежащее ему сейчас тело. Восторг от этой близости, счастье от взаимности, настигшее его именно сейчас, страсть и возбуждение — всё это захватило его полностью, и в комнате раздался звонкий смех. Понадобилось пара мгновений, чтоб Кавех понял, что это ЕГО смех. В ответ на это, на губах его возлюбленного тоже мелькнула улыбка, а его глаза будто излучали тепло и нежность. Руки аль-Хайтама беспорядочно шарили по телу — спускались по спине, гладили ноги, скользили по ягодицам и между ними. И теперь он не отстранился, когда чужая ладонь нашла его член и мягко сжала. Он перевозбуждения голова слегка закружилась, но ему хватило выдержки, чтоб, не разжимая объятия, протянуть руки за смазкой и налить на пальцы. Тело Кавеха невольно напряглось от этих приготовлений, но он не выразил ничем страха, хотя бы потому, что его не было. Было нетерпеливое ожидание и напряжение перед неизведанным, которое развеялось, как только пальцы вернулись на своё место. Аль-Хайтам легко прикусил ухо, следом проведя языком по раковине, вызывая невыносимое возбуждение во всём теле, а его палец скользнул внутрь удивительно легко. Это вызвало лёгкое неудобство, тут же заглушённое поцелуями и укусами, которые в этот раз не изучали, но распаляли ещё больше. Кавех откинул голову, подставляя шею и ключицы и не переставая почти инстинктивно двигать рукой, чувствуя как низкие стоны между поцелуями сводят с ума его не меньше, чем все ласки его собственного тела. Именно потому он не заметил уже второй палец в нём, а потом и третий. Каждое движение тела под ним возбуждало его член всё больше, и их срывающееся дыхание слилось воедино. - Я… не хочу больше ждать, - выдохнул прямо в ухо Кавех так обессиленно, будто ожидание и правда изматывало его. Аль-Хайтам кивнул и перевернул их, снова оказавшись сверху. Без долгих предисловий, он приставил головку члена ко входу и слегка надавил, проникая. Кавех чуть нахмурился от неудобства, что не ускользнуло от взгляда. - Тебе… больно? - напряжённо спросил секретарь Академии. Тот только помотал головой и тихо добавил: - Просто непривычно. Прошу, продолжай. Он тут же послушался и Кавех почувствовал себя ещё более наполненным, но при этом в нём зародилось странное чувство единения. Казалось, что именно сейчас его душа наконец стала целостной и все вырванные из неё части болезненными событиями вернулись обратно. Поцелуи на его скулах, ушах и шее, рука, ласкающая его пах — всё это давало новый уровень страсти и счастья. Внезапно следующее движение задело что-то внутри него, обострившее все ощущения до предела. - Ещё… раз… - простонал он прямо в губы напротив. - Так? - прошелестел ласковый голос во время очередного движения. - Нет… чуть правее… ах! Кавех откинулся на спину, сводимый с ума безумным наслаждением и голосом у его уха, то стонущим, то шепчущим его собственное имя. Его руки скользнули в серые волосы и притянули для поцелуев — глубоких и в то же время нежных. - Я… люблю тебя, - неожиданно сорвалось с губ архитектора после особенно сильного укуса. В серебристо-зелёных глазах отразилось удивление и почти болезненная радость. Неожиданно для себя Кавех увидел как в них сверкнуло что-то близкое к слезам. - Ты… - только и смог ответить секретарь Академии, восхищённо глядя в зрачки напротив. Кавех не ожидал такого же ответа, на словах, но эти слёзы сказали больше, чем любые красивые фразы. Он положил ладонь на щеку и провёл пальцем под глазами. Движения в его нижней части, неторопливые и чувственные, подводили его к логическому завершению. Ещё одно движение руки на нём, члена внутри — и Кавех, выкрикнув что-то невнятное выгнулся в объятиях, пачкая простыни и собственную кожу. От сжатия стенок аль- Хайтам тоже не выдержал и с низким стоном впился в губы перед ним, вздрагивая от отголосков только что испытанного им оргазма. Легко выскользнув из чужого тела, он всё же не выпустил его из рук, уткнувшись носом в светлые волосы. Дыхание постепенно выровнялось, в комнате воцарилась тишина. Аль-Хайтам откинулся рядом и Кавех, не желая разлучаться, положил голову ему на грудь, слушая замедляющееся сердце. - Я так счастлив, - выдохнул в чужую кожу Кавех, не решаясь поднять глаза, боясь, что встретит снова холод. Аль-Хайтам молча выдохнул, его рука всё ещё лежала на спине Кавеха, мягко поглаживая его. Он не отстранялся, не уходил в свои мысли, а просто оставался здесь, рядом. Казалось, что в его глазах не было ни следа того холодного дистанцирования, которое когда-то могло бы быть. Наоборот, в них читалась тёплая искренность, почти удивление от того, что он сам оказался в этом моменте. - Я тоже, - ответил он, тоном, в котором не было ни малейшего намёка на пренебрежение или отчуждение. – Я тоже. Он поднял руку, чтобы провести ею по волосам Кавеха, как будто это был самый естественный жест. Кавех слегка приподнял голову, встречая его взгляд. - Ты серьёзно? — с осторожной улыбкой спросил он, будто всё ещё не доверяя этой иной личности, которую он никогда раньше не знал. Аль-Хайтам кивнул и, не отпуская его, просто мягко поцеловал в лоб. Его пальцы скользнули по его коже, будто обозначая своё присутствие. - Да, серьёзно. — Он заглянул в глаза Кавеха, как будто пытаясь внушить свою уверенность. — Ты... я с тобой искренне счастлив. Кавех нахмурился, его губы дрогнули, будто он хотел что-то сказать, но передумал. Он просто смотрел в глаза Аль-Хайтама, будто пытаясь найти в них что-то, что тот, возможно, прятал. Но там не было ни следа каких-то скрытных теней, только мягкий свет. - Это так странно, - наконец пробормотал он, легко касаясь пальцами скулы Аль-Хайтама. - Я… никогда не думал, что услышу такие слова от тебя. Секретарь Академии чуть нахмурил брови, но не от возмущения, а скорее от размышлений. - Ты, кажется, всё ещё считаешь меня бесчувственным, - заметил он, слегка наклонив голову. Его губы тронула лёгкая полуулыбка. - Но, возможно, это моя вина. Я слишком часто молчал. Кавех усмехнулся, но улыбка вышла мягкой, почти нежной. - Ну, в этом ты прав. Иногда мне казалось, что тебе вообще всё равно, - признался он, обводя пальцем линию ключицы Аль-Хайтама. - А теперь… я даже не знаю, что делать с твоими словами. - Можешь ничего с ними не делать, - ответил тот просто, легко проводя рукой по спине Кавеха. - Я тебе их просто... дарю. А ты можешь принять, а можешь - нет. Кавех чуть прикрыл глаза, обдумывая услышанное. Эта простота, с которой Аль-Хайтам говорил о таких вещах, заставляла его чувствовать себя одновременно уязвимым и защищённым. - Ты такой… - начал он, но замолчал, пытаясь подобрать подходящее слово. - Прямолинейный, и это иногда сводит меня с ума. Но, похоже, я научился это любить. Аль-Хайтам коротко хмыкнул, легко проводя пальцем вдоль линии челюсти Кавеха. - Это облегчает мне жизнь. Ты знаешь, что ждать от меня. Никаких сюрпризов, только я, таким, какой я есть. Кавех фыркнул, но в его глазах сверкнула тёплая искра. - О, поверь, сюрпризы были. И не скажу, что все они плохие, - поддразнил он, но тут же стал серьёзнее. - Спасибо, что ты… такой. Спасибо, что остаёшься рядом. Аль-Хайтам не ответил сразу. Он лишь притянул Кавеха ближе, чтобы снова обнять его, и тихо сказал: - Куда же я от тебя денусь?