Никаких поцелуев

Вообще-то, Салли не планировал ничего из этого. По нему не скажешь, но на самом деле, он заботится о своих планах на жизнь! Закончить школу например, отучиться в целом, найти работу. В его планы не входило то, что в один прекрасный, а ещё странный день, его возьмут за руку, потащат на задний двор, потом вывалят тонну извинений и признание, — в л-люб… блять! — в котором строк, если писать на бумаге, вышло бы минимум пятнадцать. Он в тот момент, был настолько обескуражен, что Трэвису пришлось пощёлкать пальцами, дабы Салли наконец ответил. Кстати говоря, Трэвис, — это вообще, отдельный кадр. Фишер в первые видел, чтобы тот показывал какие-либо эмоции кроме безразличия, злости или раздражения, типа. Тогда, в вечернем свете, у Фелпса были настолько красные щеки, а ещё казалось, трясучка в его теле только нарастала, пока он говорил своим ломким, будто простуженным голосом. Салли было настолько неловко, что у него самого в теле, температура стала выше на градусов пять, а то и пятнадцать — да, с каждой строкой на один градус повышалась, — хотя на улице не так уж и тепло. Ну и из-за этого, понимаете перенервничал, стресс все дела, Фишер согласился с ним встречаться. Но, всегда и везде есть своё «но»! У Сала тоже гордость присутствует, вообще-то. Поэтому, Фэлпс теперь на испытательном сроке. А ещё есть совсем лёгкие правила. Всего три штуки.

***

Первое правило!

— Не ревнуй меня, Трэвис, – правило обоснованно, а ещё плотно переплетается со следующим, но об этом позже. Его «парень» отреагировал нормально, что-то пробормотал, — с чего ты взял, что я ревнивый? — помял рукава и ответил кивком головы. Стоя в коридоре с Ларри, ему меньше всего хотелось чувствовать, — ебучий, — взгляд на затылке.

Ну, что ты за человек такой-то?

Если это увидит ещё и Ларри, то тогда Фишер точно провалится под пол и желательно под землю. Он даже уже это слышит. «Чувак, а чего это, Фелпс так пристально смотрит?» Ему становится вероятно, уже физически некомфортно от прижигания затылка. Салли потеет, дожидается момента когда Ларри отворачивается к шкафчику и поворачивается к своему «сталкеру». Он глазами спотыкается об чужие, темно-ореховые. Трэвис дёргается, почти ударяясь башкой об косяк двери. Тогда Фишер впервые рад, что на нём протез. Потому что, сдержать улыбку в такой ситуации невозможно, а если бы он стоял, улыбаясь и смотрел бы в лицо Фелпсу, — было бы вообще абсурдно. В любом случае, пока он в относительной безопасности, Салли показывает быстрыми жестами, чтобы тот перестал смотреть и вообще, свалил бы, потому что иначе он его убьёт, а после закопает. Трэвис Фелпс хмурит брови, раскрывает рот и разводит руками. Фишер чуть ли не вслух матерится. — Чувак, я сейчас, в туалет отойду, – шипит он нарочито громко и не дожидаясь ответа, направляется в мужскую уборную. Ларри, наверное, думает, нахуя Салли предупреждает меня об этом. В туалете холодно, — кто твою мать, не закрыл форточку? — а ещё просторно. Даже удивительно, обычно не часто застанешь этот толчок в полном одиночестве. Ну, оно и хорошо, хоть поговорить нормально можно будет. У Салли подрагивают руки, когда дверь в туалет открывается. В тяжелом дыхании в нос он узнаёт своего «парня». Но, молчит, ждёт пока тот что-то скажет. — Привет? — Поздоровались уже, – фыркает Фишер, вскидывая голову на Трэвиса, — я же тебе сказал, четко и понятно, вроде… — Я же не… — Да, меня точно никто не пожирал своим взглядом, – кивает, будто подтверждая. — Ты, – у Фелпса вновь начинают «гореть» щеки, пылают красным пламенем, превращая лицо из смуглого, в помидор, — себя накрутил, — выплевывает, подходя ближе. Салли неосознанно отступается, натыкаясь на стену. — Правда? Мне казалось, что ты буквально хочешь дать понять всем, что мы встре… Встречаемся, да, Трэвис Фелпс? Негодник делает невинный вид, простодушно отводя глаза. Фишеру становится вдруг тесно в просторном, одиноком туалете. По шее стекает капля холодного пота и он предельно не знает, что происходит с его телом. — Что мы? – парень продолжает смотреть в пол, когда ставит руки по обе стороны синей макушки. Он внизу что-то изучает, — пытается выучить, вызучить, походу. От такого пристального взгляда, Салли начинает казаться, что они словно в банке закупоренной, закрутка, мать твою. Потому что, воздуха не хватает, хотя Трэвис все ещё на приличном расстоянии, лишь его прямой нос тянется ближе. — Никаких поцелуев, Трэвис. Трэвис Фелпс моргает пару раз, после отстраняясь так быстро, что казалось и не было никого рядом секунду назад. — И ревности тоже.

***

Второе правило.

— Не подходи ко мне на людях, Трэвис, – мы встречаемся, но это только между нами. На это он отреагировал уже не так гладко, пришло подавить на чувство вины, за «мне было так плохо когда ты надо мной издевался, просто отстой чувак, ты ещё и не хочешь извиниться действиями?»; только тогда, он неохотно, но согласился, «как я могу не подходить к тебе, если мы встречаемся?», легко и просто! Сказал Салли и объебался. Спустя неделю-две их отношений, Фишер даже осмыслил это более менее, привык и уже перестал, каждую секунду оглядываться в опасении того, что рядом будет Трэвис. На большой перемене после обеда, они с Эшли, Тоддом и Ларри, как обычно обсуждали всякую фигню, будь то игры, или музыку, или ещё что. Короче, в этот раз темой бурного обсуждения была одна занудная, но почему-то очень популярная игра. В основном диалог вели он и Джонсон, остальные бывало просто что-то вкидывали или добавляли разные факты. И, услышав об одном таком факте Салли разозлился, потому что… — То есть, авторы ещё и сотрудничали, этот плагиат можно увидеть за километр двести, они серьёзно?! Почему её вообще не удалили до сих пор? – жестикулировал он, не замечая, как вокруг все резко замолчали, глядя ему за спину. — Чувак… — Нет! Подожди я договорю, может по школе соберём со всех жалобы на эту игру, и тогда… Неожиданные холодные пальцы забрались в корни волос, заставляя оцепенеть. Сделав массажные движения, руки убрали резинки, распуская хвостики и давая больше места разойтись рукам. Фишер за секунду, — миллисекунду, — понял кто это, но вот только, осознание того, перед кем это происходит пришло позже, отчего-то он почти минуту стоял, не делая ничего. Его мозг просто сосредоточился на руках, которые с каждым движением расслабляли больше.

Блять, абсурд.

Салли резво повернулся, в ступоре смотря на Трэвиса. В немом шоке, оборачивается на друзей, у которых глаза по пять копеек, а после хватает Фелпса за рукав кофты, с силой начиная тащить. На удивление, тот молчит, даже ничего не говоря про ткань, которая вот-вот порвётся, или про странную, абсурдную реакцию Салли. У Фишера в голове один абсурд. «Абсурд, абсурд, абсурд». Он чувствует, что ему невыносимо жарко, на голове касания все ещё горят, а это делает все неловко вдвойне. Они приходят, — можно ли так сказать? — на задний двор, то ли, потому что, там никого нет, то ли, потому, что Салли просто нужно где-то остудится. — Привет? – говорит Трэвис. — Поздоровались уже! – он ёжится, будто от холода, хотя на самом деле от Фелпса, — боже, я же тебе говорил… Салли садиться на скамейку, дабы перевести дыхание. — И что мне теперь говорить им? – озадачено спрашивает у самого себя. — Что мы в отн… — Это был риторический вопрос! Трэвис Фелпс подходит ближе, садиться на скамейку рядом, молчит и дышит, напрягая. Фишер трёт потные руки, в незнании что сказать. Его парень, — он не понимает, что в этом словосочетание смущает больше, «его» или «парень», — ближе двигается. Подкрадывается, словно хитрый волк, нужно бы обернуться, остановить его и убить, желательно. Пока это не сделал он, не съел и не переварил его. Салли кажется, ещё даже не оказался в желудочном соке, а уже растворился и разварился. Он дёргается, когда чужие руки опять залезают в волосы, вроде просто пальцы сунул, а кажется, что так близко, — фраза которую можно сказать и на заднем дворе школы и в сексе, — настолько, что у Фишера мурашки по всему телу, как от тока. Трэвис пряди сначала перебирает просто, а после, заплетает их в хвосты опять, что вызывает желание попросить, — стой, поделай так ещё, чуть-чуть. Но Салли молчит, лишь плечи ниже опускает. Он чувствует дыхание у своей шеи и резко, резво поворачивается к нему лицом. — Никаких поцелуев, Трэвис. Трэвис Фелпс оторопело смотрит на него, густо краснеет, пуще прежнего, а после облизывает губы. — Я не– — И не подходи ко мне на людях, а ещё не ревнуй.

***

Третье правило гласит:

— Никаких поцелуев, Трэвис! – он не заставит его снять протез. Даже не пытайся Фелпс. А ведь за этот период он уже не раз пытался. Но в один из дней, тот нарушает все три правила. Салли был целый день как мышь в колесе. Сходи туда, отдай то, сделай это. Все учителя почему-то в один день хотели его достать по полной, не давая даже минуты свободного времени, на то, чтобы передохнуть и отдышаться. На обеде его загрузили учебниками, сказав их отнести в двести первый кабинет, — даже перед тем, чтобы поесть, нужно что-то делать, какой ужас, — друзья изложили, мол, мы тебя подождём, предложили свою помощь, но Фишер не успел открыть рот, как на плечо сзади легла рука, немного сжимая. — Салли, я помогу, – сказал хриплый голос, рукам стало легче, потому что, кое-кто, забрал половину, — или больше? — учебников, не давая даже подумать. Трэвис Фелпс искоса посмотрел на него. — Чувак…– начал было Ларри. — В двести первый, вы можете идти без меня, я подойду, спасибо, — перебил его парень, наконец-то осмеливаясь посмотреть в негодующие глаза. Бля, какой абсурд. Разворачиваясь на пятках, он старается ретироваться оттуда как можно быстрее, игнорируя краснеющие кончики ушей и Трэвиса Фелпса, который еле за ним поспевает. До кабинета они идут в молчании, ну, если не считать тяжелые вздохи и выдохи Салли, сопровождаемые переглядками. Он открывает кабинет ключами, а дверь практически с ноги, проходя внутрь. С грохотом учебники по математике падают на учительский стол, а сам Салли за стул первой парты. Трэвис за ним ставит учебники и оборачивается. Фишер кидает ему ключи от кабинета. Садится более удобно, откидывает голову, прикрывает глаза. Щелчок, первый, второй. На два то зачем? Слышит тихие шаги, звон ключей, — боже, долбанные ключи, — этот звук раздаётся у него в голове. Фелпс замирает у парты, сердце Салли кажется тоже. Скрип. Судорожный выдох. Холодные пальцы берут его за руку, сложенную до этого на груди, Фишер не сопротивляется, просто протягивает раскрытую ладонь, раскрывает глаза. В руку вкладывают ключи, а после Трэвис каждый палец сгибает, кулак собирает. Салли чувствует себя в детском саду. Фелпс так внимает к своим действиям и делает их с такой аккуратностью, что завораживает. — В карман убери, – шепчет он почему-то, загибая последний, большой палец. Сал Фишер слушается, убирает и после сидит, ожидая чего-то. Вроде не должно быть ничего. На обед идти надо, его друзья ждут. У них вопросов много, наверняка, надо будет отмазку придумать. — Привет, – зачем-то говорит Салли, складывая руки опять. — Поздоровались же? Фишер хмыкает, встаёт со стула, пока Трэвис проницательными глазами следит. На парту садится, лениво разглядывает кабинет. Ничего необычного, — парты, стулья, доска, где записаны уравнения, учительский стол, учебники на нём, Трэвис Фелпс кладущий руку на бедро. Сердце, которое кажется звучит в ушах. Интересно, сколько у него пульс? У него уже началась тахикардия? Стоит вызывать скорую? Салли садится прямо, заглядывает в карие, чарующие глаза. Интимно раздвигает ноги шире, думает, — может сложить их вместе на пояснице Трэвиса? — решает, что это слишком, просто двигается ближе. А куда ещё ближе? Руки ложатся на темно-фиолетовую, задрипанную и потертую временем кофту. Салли ноготками через одежду трогает твердый живот, желает получить разрешение, теребит подол ткани, почти требует, наклоняется ближе. Трэвис Фелпс кусает губы, у него кажется ресницы дрожат, пока он смотрит из под них то на Фишера, то на его руки. Тот выдыхает, Салли тоже, а после все-таки, лезет под одежду пальцами. Кожа такая горячая-горячая, а губы у Фелпса мокрые. На вкус интересно тоже? Но это просто интерес, честно. Трэвис по спине гладит неловкими движениями, наклоняется ближе, ещё и ещё, к шеи открытой, дышит, дыханием мурашки на коже оставляя. Трэвис Фелпс облизывает губы с таким звуком, что Фишер почти дёргается, дёргается и борется с желанием попросить сделать так ещё раз. Носом он щекочет шею, Сал застыл уже давно, прямо с руками под кофтой и обнимая спину. Никаких поцелуев, — сказал Салли. — Поцелуй, – сказал Салли. И Трэвис целует, сначала мокро. Сначала просто прикасаясь губами. Фишер шею вытягивает по удобнее, пока его парень, — это всё ещё смущает, — спускается ниже, оставляя за собой мокрую полосу. Он чувствует, как тот кожу в рот втягивает и теперь Фелпс целует его будто голодно, вместо обеда видимо, решил перекусить Салли Фишером. И это заставляет невольно выдохнуть, как-то чересчур громко, неловко. Трэвис отстраняется от него не менее с «голодным» звуком, оставляя после себя покрасневший след. Тыльной стороной левой руки он вытирает рот, а второй рукой пробирает в волосы, заставляя прикрыть глаза. Салли тоже вспоминает про свои руки и играет пальцами, словно на гитаре, донимает спину Фелпса, что тот невольно содрогается. — Щекотно? – спрашивает Фишер. — Приятно, – отвечает он. Салли переходит на нежные ласки, — касается только кончиками пальцев, добирается до резинки боксеров, оттягивает её и отпускает, чтобы та с негромким шлепком вернулась назад. Трэвис вздрагивает, краснеет сильнее, — хотя куда ещё больше, — и нечаянно касается пальцами защёлки протеза. Теперь очередь Салли дёргаться. Обычно, во время того, как Фелпс гладит по волосам, он обходит стороной застёжки, теребит хвостики, — когда они появляются, — или остальную часть волос. — Извини… – шепчет он, панически отводя глаза, поджимая губы и кладя руку на плечо. Они дышат в унисон практически, Фишер думает. О красном, мокром остатке на шеи, о руках под кофтой, о сердце, что бешено бьётся. У Трэвиса синяки на теле, о происхождении которых, Сал не знает. Тот вздрагивает и слегка морщиться, если слегка задеть их. У Салли шрамы, — он морщиться, но из-за другой боли. — Хочешь снять? – спрашивает он вдруг, запоздало понимая, о чем он вообще спрашивает, а ещё то, что слишком тихо, спросил. Трэвис смотрит чересчур резко, лбом к протезу прикладывается и глаза его, так близко, но хочется ещё ближе, — вот что, понимает Салли. — Мне разве можно? — А ты когда-то правила мои слушал? Сердце стучит так сильно, что Фишер не удивиться, когда на рентгене скажут: «У вас трещина в области рёбер!».       Руки скользят по голове, проводя по первой застёжке. Нижней. «И сердца нет» — добавит другой врач, потому что, оно кажется сейчас выскочит. Точно.       Трэвис судорожно выдыхает. Протез отходит от лица, после характерного щелчка.       Рука двигается дальше. «Вы вообще не должны были выжить!» — сказали бы врачи вместе, ведь Сал Фишер отчетливо чувствует, как сейчас смерть в лице Трэвиса Фелпса, расскажет ему почему тот должен умереть. На самом деле, и этого не нужно, из него итак сейчас дух выйдет.       Хочется закрыть глаза, но он лишь смотрит вниз и морщится, когда протез слетает вниз. Он падает и после скатывается с парты на пол, со свойственным звуком. К горлу подступает комок, когда тот ничего не говорит. Он собирается открыть рот или хоть как-то пошевелиться, сбежать, поднять протез, открыть дверь, — хорошо, что ключи у него, — он готов обороняться. Готов, просто, пока на это не хватает духа, совсем немного. Трэвис лишь выдыхает и вдыхает опять, дыхание задерживает что-ли? Рвотный позыв? Холодные руки переходят на лицо к гладким рубцам, от этого, от шока, он поднимает ошарашенные глаза, забывая о своём недо-плане, не двигаться. Трэвис Фелпс стоит с открытым ртом, с…восхищением? Разглядывает и изучает его. — Ты… – непонятливо продолжает шептать Салли, хриплым и осипшим голосом. — Можно тебя поцеловать? Сал Фишер понимает, что дрожит, он криво улыбается: — Никаких поцелуев, Трэвис. И целует его сам.