Записки Мышонка — принца и волшебника

Заметил это первым, как ни странно, я. Просто понял, что в манере разговора Гарри появилась непривычная уклончивость. А ещё они все втроём перестали делиться планами на вечер. И переглядывались тревожно. — Они во что-то влипли, — объявил Блейз мрачно. — Может… — я покраснел, стыдясь собственного предположения, — им просто не нравится больше с нами дружить? — Пф, Мышонок, не пори дичь. Когда гриффиндорцы с тобой ругаются, пропустить это невозможно. Нет, пари держу, они вляпались в неприятности и не хотят втягивать нас. — Так надо им помочь! Давай спросим, в чём дело, и… — И как тебя на Гриффиндор не отправили? — хмыкнул Блейз. — Всё проще. Они повадились исчезать куда-то после ужина. Вот мы и посмотрим, куда. Следить за друзьями мне не нравилось, но, подумав, я согласился с аргументами Блейза. Если Гарри (а именно он был несомненным лидером среди них троих) решил, что посвящать нас в проблему опасно для нашего же блага, он ни за что не признается. Как назло, у Гарри была мантия-невидимка. А следить за невидимкой — та ещё задача. Трижды мы потеряли их из виду, а потом нам улыбнулась удача. Пошёл дождь, и стало ясно, что дело ребят находится за пределами замка. Мы видели из-за своего стола, как друзья переглядываются и перешёптываются, а после ужина пошли за ними на большом отдалении. Лило как из ведра. Блейз выругался и пообещал непременно выучить водоотталкивающие чары, но пока нам пришлось просто закутаться в мантии и, постукивая зубами от холода, пойти вниз по холму к опушке Запретного леса. — Хагрид! — догадался я, поняв направление. — Они идут к леснику! И я не ошибся. Заросший бородой грозный великан впустил их в хижину, а мы были вынуждены подползти под окно и осторожно заглянуть в щель между плотными занавесками в цветочек. Приводить здесь тираду Блейза я не буду, как минимум, потому что половины слов в свои одиннадцать лет я ещё не знал, а от остальных у меня краснели уши. Но, пожалуй, я был с ним полностью согласен. Если не со способом выражения мысли, то уж с её содержанием — точно. В хижине лесника Хагрида обнаружился дракон. Как любой мальчишка, который в детстве читал «Хоббита», я, конечно, давным-давно перерыл библиотеку в поисках сведений о драконах. Всего прочитанного хватило, чтобы понять: увы, сэр Толкин был неправ. Настоящие драконы не сторожили сокровища, не владели гипнозом и не умели разговаривать. Это были огромные огнедышащие рептилии, хищные и довольно-таки злобные. Их разведение и содержание в домашних условиях было категорически запрещено, и жили драконы только в специальных заповедниках, под контролем опытных драконологов. В общем, никаким образом в хижине хогвартского лесника не должно было быть дракона! Но мы его видели — пока маленького, но уже опасного. Сначала вроде бы спокойный, он внезапно пришёл в ярость, пыхнул огнём так, что у Хагрида загорелась борода, а потом, извернувшись, цапнул Рона за руку. Рон заорал от боли. И я бы тоже заорал, если бы Блейз не зажал мне рот рукой. Мы вернулись в замок мрачные, помылись, высушились и устроились в постепенно пустеющей гостиной. — Они сумасшедшие, да? — спросил Блейз удивительно жалобно. Мы слышали обрывки разговора и более или менее поняли, что случилось. Вопреки всем запретам, Хагрид как-то добыл яйцо и даже вывел его. А теперь категорически не желал расставаться с драконом, хотя ребята пытались его образумить. — Может… — осторожно начал я, — стоит сказать учителям? Это же опасно! Как там рука Рона? Блейз мрачно помотал головой: — Стоило бы, но разведение драконов — это Азкабан, без вариантов. Мне-то этого тупицу не жаль, сам виноват, но наши его любят. Как представлю рыдающую Грейнджер… Брр. Я сжался в комочек в кресле. Ну, почему я такой бесполезный? Перед глазами проносились картинки: то Хагрид, закованный в огромные наручники, то Гермиона в слезах, то Рон с протезом как у капитана Крюка. «Рон! — подумал я. — Он наверняка уже в Больничном крыле!» Блейз скептически покачал головой. До отбоя оставалось двадцать минут, я бы ни за что не успел вернуться. А оказаться в коридоре после отбоя — значит нарваться на большие неприятности. Но я чувствовал, как разгорается надежда. Потому-то казалось, что, если я смогу проведать Рона, всё как-нибудь наладится. Неизвестно как, но обязательно. — Сходить, что ли, с тобой? — пробормотал Блейз, но я быстро помотал головой. Попадёмся вдвоём — ещё хуже будет. — Если что, совру, что у меня сильно заболела голова, — сказал я. — У меня такое бывает. Мистер Рассел говорит, это называется мигрень. — Не убейся, а? — попросил Блейз недовольным тоном и отвернулся к камину. Я попросил не ждать меня и тихо выбрался из гостиной. Отбоя ещё не было, но ещё ни разу я не оказывался в коридорах замка так поздно. Попытался представить, что я дома, проголодался и вздумал спуститься на кухню, за печеньем или бутербродом. Ничего страшного, только лучше не попадаться охране, а то доложат родителям и миссис Томпсон, потом целый день слушать нотации! Но, увы, эта фантазия не работала. Хогвартс ночью пугал. Я не мог отделаться от мысли, что рыцарские доспехи следят за мной. Дважды пришлось вжиматься в стену, потому что я замечал серебристое свечение привидений вдалеке. В подземельях ещё кое-где горели факелы, а выше стало совсем темно. Будь ночь ясной и лунной, света бы хватило. А так — хоть глаз выколи. Я отважился и применил заклинание «Люмос». На кончике волшебной палочки зажёгся тусклый белый огонёк. С ним меня было бы легче заметить, но без него я боялся упасть на лестнице или запнуться о собственную ногу. Вдалеке пробили часы. Десять вечера. С этого момента я стал нарушителем школьных правил, но уже добрался до цели и аккуратно просочился в щель между тяжёлыми дверными створками. В Больничном крыле было тихо и сумрачно, горела только одна лампа в глубине. На первой же кровати нашёлся Рон. Он не спал, а смотрел в потолок. Поверх одеяла лежала рука, замотанная бинтами. — Берти?! — Тшш! Рон ойкнул, но, к счастью, мадам Помфри не вышла из кабинета. Я прокрался к кровати друга, сел на краешек, и тут погасла последняя лампа. — Ты чего? — едва-едва слышно спросил Рон, поднимаясь на подушках. — Как рука? — Откуда ты?.. — Случайно узнал. Ну, как? Рон молчал, у меня мёрзли ноги. — Плохо, — всё же ответил он. — Зелёная и опухла. Я вот думаю, что, если придётся её отрезать? — его слова так совпали с моими страхами, что я охнул и прижал ладонь ко рту. — У папиного знакомого ноги нет. Отрезали. Вдруг мою руку… Я готов был расплакаться от страха и жалости. — Знаешь, как болит? Дёргает! Ну, ладно, — Рон несколько раз сглотнул и заговорил почти спокойно, — значит, отрежут. Я не боюсь! — А я за тебя ужасно боюсь! Мы замолчали, а потом Рон велел: — Прячься! Я нырнул под кровать, там было не пыльно, но совсем уже холодно. Хлопнула дверь, и раздался строгий голос мадам Помфри: — Спите, мистер Уизли! Вам нужен сон, чтобы побороть яд этой… собаки. Доброй ночи. — Да, мэм. Спокойной ночи. Я уже почти сплю. Прошло очень много времени, прежде чем сверху раздалось: — Вылезай! И давай под одеяло! Я охотно послушался, и мы с Роном, немного повозившись, устроились друг напротив друга. — Ну, и ледышка ты! — воскликнул он, случайно задев мою ногу. — Так ты чего пришёл-то? — Узнать, как у тебя дела. Теперь это звучало как-то глупо. Утром бы узнал, в самом деле. Ночью-то зачем? — Ну… — протянул Рон. — Я думаю, меня вылечат. Да? — Конечно! — быстро подтвердил я, хотя ничего не знал про способы лечения драконьих укусов. — Во всяком случае, мы скоро от него избавимся. — От… ты-знаешь-кого? Рон фыркнул: — Так далеко мы не загадывали! — Очень смешно, — буркнул я, вспомнив, что Сам-Знаешь-Кто — это прозвище тёмного волшебника. — Да. Его заберут, и всё. — Слава Богу! Полежав немного, Рон спросил, кто такой этот бог, которого всё время упоминают магглы, и ещё добрый час я шёпотом рассказывал ему про бога и Иисуса. — Наверное, он просто был волшебником, вот и творил чудеса, — задумчиво предположил Рон, когда я закончил. — А на том кресте не умер, а просто притворился, чтобы обмануть охрану. Только странно, почему он не аппарировал оттуда? — Потому что он был не волшебником, а сыном Божьим, — с лёгкой обидой уточнил я. Неверие Рона меня не удивило, но слегка задело. Несмотря на это, мы как-то очень хорошо сидели, а потом и лежали на узкой кровати, рассказывая друг другу всякое. И незаметно уснули. Утром мне влетело. Мадам Помфри долго меня отчитывала и грозилась вызвать профессора Снейпа, но потом отпустила «в первый и последний раз». Зато Блейз был в ярости. И ладно бы громкой — это не так страшно. Тихая пугала куда сильнее. Он уже начал говорить что-то о том, где я шлялся. Но я сориентировался и шепнул ему быстро: — Они избавятся от сам-знаешь-чего! Кого… Про этот план я узнал, на самом деле, почти случайно. Но Рон всё же проговорился, что дракона они отправят прочь из Хогвартса, в специальный заповедник. Друзья брата Рона заберут его ночью на Астрономической башне. Хагрид не попадёт в Азкабан, в заповеднике появится лишний дракон, а ребята перестанут рисковать руками и головами, оказываясь в тесной хижине вместе с этой тварью. Изначально дракона нести должны были Гарри и Рон, но Рону предстояло ещё минимум дня два валяться в Больничном крыле, так что на дело собирались Гарри и Гермиона. Я долго мучился сомнениями. Может, подойти, сказать, что я в курсе, и предложить помощь? Не то, чтобы я хотел иметь дело с драконом, но девочек же надо защищать. — Не согласятся, — заметил Блейз, остывая. — Гарри придёт в ярость, ещё с Роном поругается. Да и этому остолопу Хагриду не объяснишь, что ты друг. Гарри и Гермиона весь день ходили мрачные и настороженные. Мы тоже. Да ещё и Драко вёл себя странно. Я даже на минуту задумался: что, если он знает о драконе? Но решил, что это крайне маловероятно. Откуда бы? *** Мы не поняли следующим утром, что случилось. Все баллы, которые зарабатывал факультет, отображались на больших песочных часах в холле. Вместо песка в них были камни, издалека похожие на драгоценные. Когда факультет получал баллы, камешки перемещались из верхней части колбы в нижнюю. И накануне все факультеты шли почти вровень, а теперь у Гриффиндора осталось совсем немного рубинов, да и количество изумрудов Слизерина существенно уменьшилось. Как это получилось, толком никто не знал, но декан вызвал к себе Драко, и тот вышел на завтрак бледно-зелёный. Сплетни ползли по школе. Слово «дракон» не звучало, но рассказывали про какую-то выходку первокурсников. — Рассказывайте, — велел Блейз, когда мы поймали друзей после завтрака. Они оба выглядели понурыми, Гермиона чуть не плакала. Я не имел понятия, как начать разговор, но Гарри меня опередил. Он произнёс: — Рон сказал, ты знаешь. Я виновато кивнул. — Во всяком случае, Хагриду ничего не угрожает, — вздохнул Гарри. — Гриффиндор… — протянул Блейз. — Эй, да ладно! Пройдёт всё. Драко там как оказался? Драко придумал способ отомстить Гарри за то — не знаю что. Узнав о драконе, он выкрал у Рона письмо от друзей-драконологов и рассказал обо всём профессору МакГонагалл. Профессор не поверила. Тогда Драко решил взять дело в свои руки, проследил за ребятами и поднял шум. Досталось всем. Каждый участник авантюры лишился пятидесяти баллов, но на Слизерине отличился один Драко, а с Гриффиндора попались Гарри, Гермиона и, по несчастливой случайности, Невилл — неуклюжий, забывчивый, но добрый паренёк. Их всех ещё ждало наказание, а пока Гриффиндор объявил виновникам бойкот. На Слизерине это, как мне объяснили, было не принято. Провинившегося отчитывали, потом ждали, что он предложит план решения проблемы, которую сам и устроил. И на этом закрывали тему. Драко, старательно сдерживаясь от слёз, в общей гостиной пообещал заниматься все выходные и отвечать на каждом занятии, чтобы до конца мая вернуть потерянные баллы. Гриффиндор — другое дело. Я видел, что Рону и Гермионе всеобщее презрительное молчание давалось тяжело. Но Гарри его едва выносил, и я понимал, почему — слишком резко поменялось отношение окружающих. Только что он был героем, Мальчиком-Который-Выжил и лучшим ловцом команды за многие годы. И вдруг превратился в парию. Я не знал, как его утешить и подбодрить, поэтому просто старался держаться рядом. Сидел с ним в любимой оконной нише или возле озера под раскидистым деревом. Не знаю, помогало ли это.