Christmas Eve

      Новогодние морозные праздничные деньки сменяются суетливыми буднями. Жизнь входит в привычный рабочий график. На улице всё чаще светит хоть и зимнее, но долгожданное солнце. День будто бы удлиняется. Люди выглядят улыбчивее и открытее.       Или это только в глазах Тэхёна всё преображается? Несмотря на то, что он, как и прежде, максимально загружен: всё та же работа, практика и теория, беготня, мало сна и много кофе, нерегулярное питание и учёба урывками между дежурствами, частенько прямо в ординаторской. И это всё вкупе с тем, что неумолимо приближается конец семестра, а вместе с ним страшное, но неизбежное... Сессия.       Но если бы раньше он уже падал с ног и сетовал на свою нелёгкую долю, то сейчас влюбленный Тэхён не чувствует усталости, он как будто бы стал в два раза более продуктивным. Его силы подпитываются постоянно вибрирующим в кармане медицинского халата телефоном со входящими сообщениями, редкими встречами по вечерам, непродолжительными прогулками, посиделками в кафе с кофе и любимым лавандовым крем-брюле, смехом по поводу и без, а ещё поцелуями...       Поцелуями… с его парнем. Такими разными и такими нужными обоим: быстрыми и мимолётными касаниями губ при встрече в общественном месте вечером; лёгкими чмоками в щёку в парке или едва ощутимыми прикосновениями к пальцам замёрзшей руки; долгими и нежными в момент расставания, стоя перед подъездом в сгустившихся сумерках, когда редким нелюбопытным прохожим видны лишь призрачные тени; а ещё страстными и горячими, когда они после незамысловатого ужина в квартире Тэхёна сидят на диване в поисках фильма или очередной серии дорамы для просмотра.       И в последнее время эти обжигающие губы и дарящие разливающийся жар в низу живота поцелуи становятся всё более несдержанными и откровенными. Но, как будто бы соблюдая какое-то негласное правило, молодые люди не переходят к дальнейшим действиям, хотя оба осознают и чувствуют физически обоюдное горящее желание, откровенно выделяющееся в районе паха и доставляющее дискомфорт обоим.       А ведь, загадывая желание на Рождество, Тэ всего-то лишь мечтал о сексуальном партнёре, дарующем ему долгожданную разрядку и полное отсутствие обязательств. Почему же сейчас он медлит и делает вид, что не замечает плещущихся в глазах напротив искр вожделения?       Страх... Им руководит обычный, ничем не подкреплённый и не обоснованный страх, что случившийся секс вдруг разрушит всё то тонкое и нежное, созданное за эти полтора месяца. То, что задумывалось как мимолётная каникулярная встреча, сразу началось иначе, а сейчас и вовсе стало значить для него намного больше, стало светом в тоннеле бесконечных сумасшедших будней интерна. Он давно уже признался сам себе, что влюблён в этого красивого и такого сексуально парня. Хотя циничный медицинский мозг периодически подкидывает ему фразочки типа: "Ой, да ладно, тебе. Времени нет, сил нет, какие отношения? Просто у тебя спермотоксикоз! Сделай уже дело, и вся "любовь" пройдёт".       Но он медлит... И не только он. Тэхён явственно ощущает сексуальное желание со стороны Чонгука, но тот ни разу не поднимал эту тему в разговоре, довольствуясь лишь поцелуями и незатейливыми ласками его тела. Чон гладил тонкую талию и чувствительную грудь по ткани рубашки или домашней футболки, опускался ладонью на шершавую поверхность джинсов, ведя рукой вниз по округлым ягодицам и накаченным больничными лестничными пролётами мышцам бёдер. Но никогда не заходил дальше. А Тэ и не настаивал. У них, как будто бы, была проведена невидимая черта, за которую оба боялись зайти.       

***

      Но любым, даже подпитанным чувственной влюблённостью, сверхсилам рано или поздно приходит конец.       Уставший после суточного дежурства Тэ был встречен вечером Чонгуком возле больницы. Окинув взглядом своего парня, он лишь тихонько вздохнул: "Опять упахался до изнеможения". И они, сплетя кисти рук в кармане куртки Чона, уже так привычно и неторопливо пошли в сторону дома Тэ. Сил на готовку не было вообще. Да и ждать доставку тоже не хотелось, а днём у интерна в очередной раз не было вообще времени на какой-либо приличный перекус, литр кофе и злаковый батончик не считаются. Поэтому, проходя мимо уличных лотков с их витающими в округе пары кварталов ароматами, молодые люди решили не отказывать себе в удовольствии захватить на вынос просто парочку блюд стрит-фуда. Выбор пал на куриные шашлычки, одну шпажку которых Тэ сразу же вытащил из пакета, стаскивая зубами кусочек, обжигаясь, пачкаясь в соусе и вызывая, как бы это ни было странно, прилив безграничной нежности у смотрящего на него полными ласки глазами Чонгука. Жареным гребешкам и яичным булочкам повезло больше — они доехали до дома в целости и сохранности.       Оказавшись в квартире, Тэхён, вымыв по привычке тщательно руки, рухнул на диван в гостиной. Он был выжат. Чонгук, понимая и не осуждая, сам уже привычно ориентируясь в пространстве чужой жилплощади, разложил принесённую еду по тарелкам, заварил свежий зелёный чай и примостился рядом со своим парнем, намереваясь его покормить. Тэхён чувствовал себя сейчас очень неловко, ведь у них и так были такие немногочисленные и непродолжительные встречи ввиду его учёбы и работы обоих. Но он так устал сегодня, что с неимоверной немой благодарностью в глазах позволял подносить ему ко рту палочками кусочки курицы и гребешка, лениво их пережёвывая и прося добавки, как новорожденный птенец. Он хотел было только схватить с тарелки булочку, но и этого ему не дали сделать. Чонгук крепко держал её в руках, а Тэ в итоге постепенно откусывал, пока от неё не осталось практически ничего. Тогда он снова попытался забрать её из рук Чонгука, но тот лишь, нежно смотря на такого милого и разморенного Тэ, мотнул головой. Ким открыл рот пошире, позволяя вложить остатки еды ему в приоткрытые губы, а потом захватил пальцы Чонгука губами, облизывая оставшийся на них соус. Сдержать гулкий выдох Чон не смог. Залипая на этих пухлых, сексуальных, розовых и лоснящихся от масла губах, которые обхватили кончики его пальцев. От этой картины в жар бросило обоих. То напряжение, которое они испытывали на протяжении последнего месяца, кажется, достигло максимально допустимых отметок. Вот-вот и выбьет пробки.       Но Тэхён с невинным видом, а на самом деле, используя всю свою натренированную выдержку, отстранился, облизав губы.       — Спасибо, Чонгук. Ты такой невероятный! Спасибо… за понимание и за заботу. Я реально так устал, что сил нет совсем ни на что. Наверное, не стоило сегодня встречаться, ты только зря потратил своё время на меня.       — В смысле зря?! Мы с тобой отлично, хоть и недолго прогулялись, поужинали вместе, а сейчас я уберусь тут. А тебе советую быстро принять душ и лечь спать, иначе ты вырубишься снова на диване, но твоей спине это не понравится.       — Боже, за что ж мне такое чудо! Спасибо тебе! Ты точно не обижаешься?       — Нет. Пожалуйста, давай ты отдохнешь. Я переживаю за тебя.       — Да ну не стоит! Всё нормально!       — Давай, «всё нормально», — передразнивая, — иди уже у душ, чтобы я, уходя, был спокоен, что ты в кровати и отдыхаешь.       — Хорошо, ползу. — Нехотя поднимается с дивана с помощью заботливо протянутой руки и чмокает Чонгука в щёку.       Спорить и сопротивляться объективно здравым доводам Тэ не хочет и, собирая последние силы, плетётся в душ. Принимает его по-армейски быстро. Во-первых, реально устал, а если ещё и расслабится под струями горячей воды, то до спальни уже не дойдёт. А во-вторых, очень боится, что Чонгук его не дождётся, а ему очень надо ощутить вкус чужих губ перед сном.       Поэтому через буквально десять минут, Тэхён вываливается из ванной комнаты в одном лишь полотенце, завязанном на бёдрах, и с взъерошенной копной мокрых волос на голове.       Чонгук, только закончивший уборку на кухне, стоит в небольшой прихожей, собираясь на выход.       Они встречаются взглядами, и две пары искрящихся миллионами крошечных звёзд глаз притягиваются, будто сплетаясь воедино, рождая новое созвездие, слова тут совсем ни к чему, лишь одновременный стремительный шаг навстречу друг другу...       Губы сливаются в поцелуе, неистово захватывая одна другую, языки сплетаются, вырисовывая замысловатые движения, будто парящие в элементе под музыку гимнастические ленты. Руки скользят по изгибам тел: Чонгук обхватывает Тэхёна за талию, притягивает к себе, спускается вниз, цепляясь за шершавую ткань полотенца; Тэ, в свою очередь, в противоход ведёт кистями вверх по предплечьям, обтянутым тканью рубашки, по мощным бицепсам, плечам, переходит на шею, чуть сжимая с обеих сторон, вызывая удовлетворённый стон в непрекращающийся поцелуй, вплетает свои тонкие изящные пальцы в волосы на затылке, а большими проводит по точёным линиям скул. В этот момент Чон подхватывает его под ягодицы и закидывает себе на талию. Ким обвивает его шею, перекрещивает лодыжки, распределяя массу тела для поддержания равновесия. Всё это происходит, не прерывая поцелуев. Губы горят огнём, воздуха всё меньше, но отстраниться друг от друга нет никаких сил.       Чонгук несёт свою драгоценную ношу в спальню, старательно огибая косяки. Но всё же пару раз задевает стену и, кажется, шкаф, аккуратно кладёт Тэхёна на кровать, медленно вытаскивая свои руки из-под призывно раздвинутых ног, делает шаг назад, осматривая. В его глазах не просто звёзды сверкают, а, кажется, рождается сверхновая. Полотенце уже давно сбилось, являя взору красивый ровный эрегированный член, сочащийся предэякулятом на махровый кусочек ткани. Тэхён сам правой рукой откидывает этот мешающий и никчёмный элемент, а Чонгук не может сдержать звука сглатываемой слюны в горле.       — Ты такой красивый... — Голос не слушается, звуча на пару тонов ниже, чем обычно, хрипло и сдавленно. — Просто нереальный...       Тэхён краснеет одновременно и от своего раскрытого откровенного положения, и от такого искреннего комплемента полным желания голосом, и от горящих пожирающих его глаз. Жар приливает к щекам, распространяясь на уши, окрашивая их вплоть до самых кончиков алым, и спускаясь пятнами на шею. Ким скользит по ткани одеяла вверх, отползая от самого края назад, сдвигаясь ближе к изголовью, не разрывая зрительного контакта, словно приглашая следовать за ним. Чонгуку дважды намекать не надо, он опускается коленями на кровать, ставя руки по обе стороны от такого податливого и желанного тела перед собой. Нежно целует согнутую ногу в коленку, следует влажными мазками выше, по внутренней стороне бедра, пальцами второй руки поднимается по другой ноге, оглаживая лодыжку, бедро, чуть сжимая упругую ягодицу, переходя на талию, ласкает мягкий нежный живот.       Чонгук отрывается от вылизывания паховой складки и отдаёт всё внимание члену. Помогая себе рукой, обводит языком красную чувствительную головку, щель уретры, слизывая выступившее предсемя, и тут же вбирает почти на всю длину. Ответный стон сверху и прогиб в спине сносят все барьеры в голове, заставляя свой собственный член в который раз дёрнуться в узких, мешающих джинсах. Но до себя ему сейчас нет никакого дела. И Чонгук продолжает, не замечая дискомфорта: активно двигает головой, придерживая у основания, расслабляя горло, чувствуя как плавно головка скользит по нёбу и глубже; свободной рукой изучает обнажённое тело, сжимая грудные мышцы и катая между пальцами чувствительные бусины сосков, переходя то одного к другому, хаотично оглаживает всё, до чего может дотянуться.       Учащённое дыхание и вылетающие, явно сдерживаемые стоны сверху ласкают слух и не дают остановиться ни на секунду, хотя у не совсем опытного в таких делах Чонгука уже сводит челюсть. Но он лишь ускоряется, втягивая щёки и сильнее жмуря глаза.       — Чоооон... — Рука вплетается в смоляные волосы, пытаясь отстранить голову Чонгука. — Стой, я не могу больше... Я сейчас...       Но его не слушаются, хотя всё же выпуская член изо рта, но снова набирая обороты движением руки: резче, быстрее, чётче. Пары движений хватает, и Тэхёна накрывает оргазмом. Сперма толчками брызгает на руку и лицо, каплями попадая на губы, которые горячим частым дыханием опаляют блестящую чувствительную головку, по ней пальцем Чонгук размазывает семя, ещё пару раз проводит, скользя, вверх-вниз, прежде чем выпустить член из мёртвой хватки своей кисти.       Тэхён не шевелится. Его размазало по кровати: руки и ноги вытянуты, грудь вздымается часто-часто, из приоткрытого рта вырываются еле слышные стоны на выдохе, разлепить глаза не представляется возможным — под веками плещутся всё те же сотканные новые созвездия, только сейчас они ещё и мерцают. Чонгук присаживается, чистой рукой стягивает с себя футболку, вытирая лицо и испачканную руку, пододвигается выше и укладывается рядом с обездвиженным телом. Начинает неторопливо поглаживать медовую кожу от бёдер до груди и обратно, видя, как это рождает толпы мурашек. Он откровенно любуется этим невероятным парнем перед собой, наклоняется и оставляет нежный поцелуй на приоткрытых малиновых губах.       Отстраниться ему не позволяют, затягивая в медленный, но влажный и развязный поцелуй. Тэхён пришёл в себя, и, хотя сил на сегодня у него уже не осталось совсем (хотя так он думал и полчаса раньше), он очень хочет сделать своему парню также приятно. Поэтому, несмотря ни на что, перехватывает инициативу, чуть нависая сверху, облокачиваясь на локоть. Не разрывая поцелуй, одной рукой ловкими движениями пальцев расстёгивает молнию и пуговицу на джинсах, чуть стягивая их вместе с бельём вниз, выпуская на долгожданную свободу давно требующий разрядки орган. Головка влажная, но Тэ, нехотя отрываясь от сладких губ, всё равно плюёт на ладонь и возвращает её вниз, двигает пару раз на пробу медленно и аккуратно. Он видит перед собой откинутую назад голову с призывно открытой длинной шеей, прижимается к ней губами, языком ведя по линии челюсти, доходя до уха, рука набирает темп. Чонгук, кажется, не дышит даже, он так долго терпел, что ему сейчас нужна лишь минута. И когда влажный кончик юркого языка касается мочки его уха, проскальзывая в ушную раковину, Чон кончает с протяжным выдохом, пачкая свой живот. И лишь тогда он делает первый глубокий вдох. А на следующем выдохе издаёт стон, отдалённо похожий на звучание любимого имени.       На часах уже за полночь. Они лежат долго, прижавшись друг к другу, сплетясь ногами и слушая размеренное дыхание. Голова Тэхёна покоится на груди Чонгука, тот крутит между пальцами уже высохшие шелковистые прядки волос. Кажется, Тэ начинает проваливаться в сон, поэтому Чон тихонько высвобождается из его объятий, заботливо заворачивая того в одеяло.       — Я люблю тебя, Чонгук... — Еле слышный сонный шёпот, перемежаемый шуршанием постельного белья при попытке улечься поудобнее.       Чонгук замирает над кроватью. Кажется, сердце сейчас выскочит из груди и своим грохотом разбудит задремавшего и такого нуждающегося в отдыхе молодого человека. Ещё пару секунд он любуется длинными чуть подрагивающими ресницами на закрытых веках, пухлыми чуть приоткрытыми губами, по-детски положенной под щёку ладонью, а потом тихонько отходит от кровати.       — Я тоже тебя люблю, Тэхён. С Днём Святого Валентина!