Всë, что происходит во сне, остаëтся там

Яркий свет пробивался сквозь окно вместе с пением птиц. Был уже полдень и на улицах Тингена кипела жизнь, пока, сидя в гостиной на втором этаже охранной компании Терновник, молодой человек вновь спокойно отпил из чашки ароматный чай. В уголках его губ теплился намёк на улыбку, когда дверь беззвучно открылась и в проходе появился красивый мужчина, который облокотился на косяк и наблюдал за распивающим чай коллегой, слегка поджав губы. Клейн делал вид, будто не заметил его, продолжая наслаждаться чаем, будучи погружённым в свои мысли. «Нет, неужели у всех Кошмаров есть дурная привычка — вот так врываться в сон к своим знакомым и бывшим коллегам?» Это был не первый раз, когда Леонард не давал ему выспаться, врываясь посреди сна. Каждый раз, когда он появлялся здесь, пейзаж менялся и Клейн оказывался заключён в одной из комнат Терновника. Несмотря на раздражение, у него было две причины оставить всё как есть. Во-первых, он не хотел, чтобы Леонард узнал о его способности сохранять трезвый рассудок во сне. Дело было даже не доверии, а в существовании способов выбить из его дорого поэта эту информацию. Во-вторых, это была единственная возможность поговорить с ним как Клейн Моретти, коллега Ночной Ястреб, а не авантюрист Герман Спэрроу. По этой же причине он не менял своего облика во сне. Но Леонард подошёл более безалаберно к созданию атмосферы старых времён, появившись в его сне в униформе Красных Перчаток. Посетовав на подобную оплошность, Клейн всё же устал от сверлящего его лицо взгляда и обратился к стоящему в дверях: — Не думал, что бывший Бессонный может выглядеть уставшим. — …Бывают и такие невероятные случаи. Прижавшись головой к косяку, казалось, Леонард и не собирался подходить. Его длинные вьющиеся локоны мягко спадали на лицо, не скрывая отпечатавшейся на лице усталости. Но даже она не смогла затмить его красоту, когда яркий свет падал на длинные ресницы, медленно закрывающиеся и открывающиеся, завораживающие этим своим движением. И эти зелёные пронзительные глаза прямо за ними, которые сейчас смотрели прямо на Клейна, не отрываясь, могли заставить утонуть в них. «Если бы он решил идти по пути Демонессы, мир оказался бы в беде». Наконец Леонард оттолкнулся от косяка двери, проходя в комнату и усаживаясь на диван напротив. Его взгляд привлёк внимание чай в чужой руке и он спросил с лёгкой заминкой: — Это… Розанна приготовила, верно? — М-м. Некоторое время они просто говорили, не обращая внимание на то, что их разговор вышел далеко за рамки их обыденности Ночными Ястребами. Клейн интересовался, всё ли хорошо у Красных Перчаток и церкви Богини Вечной Ночи, а Леонард о делах в море и дальнейших планах, которые, конечно же, Клейн ему бы не рассказал прямо сейчас. Но, может, когда имя Германа Спэрроу вновь окажется в газетах, тот будет первым, кому он всё расскажет в подробностях. Со временем Клейн почувствовал лёгкую усталость и зевнул, тем самым дав намёк Леонарду поскорее покинуть его сон и дать ему поспать хотя бы пару часов. — Почему-то так хочется спать, — Клейн потёр свои глаза, придавая себе более измотанный вид, вызывающий жалость. — Думаю, мне пора вернуться домой… В этот момент неожиданно стало темно. Когда Клейн проморгался и удивлённо задрал голову, встретился со взглядом зелёных глаз, что всё это время не спускали с него внимания. Перебравшись через стол, Леонард навис над ним, беззвучно открывая и закрывая рот. Его ресницы один раз обессиленно хлопнули, когда он закрыл глаза и закусил припухлые губы, словно не мог принять решения. «Выглядит немного знакомо…» На ум сама собой пришла Синтия, обаятельная любовница адмирала Амириуса, что пыталась соблазнить его, мягко приближаясь и маняще заглядывая в глаза, но после неудачи кусала губы в расстройстве. Но почему ему пришло в голову именно это сравнение… Словно ответив на его вопрос, Леонард быстро прижался к его губам. Это было так быстро, что Клейн не успел ничего почувствовать, лишь удивлённо раскрыв рот. Повлиял ли на его сон снова Закованный Бог или же… Спустя короткий миг, будто сорвавшись с цепи, Леонард вновь прижался к Клейну. Это не было похоже на поцелуй, скорее, он облизывал и посасывал его губы, как щеночек, ластящийся к своему хозяину. Удивлённый промелькнувшим сравнением в его голове, Клейн замер на месте, позволяя чмокнуть себя в уголок рта, опуститься к нижней губе и пососать её, заставляя мурашки пробежаться по спине от странного чувства возбуждения, и облизать кончиком языка, добавляя тёплой слюны, которая остыла в тот же момент, когда Леонард отстранился. Клейн открыл покрытый чужой слюной рот, желая хоть что-нибудь сказать и прояснить эту двусмысленную ситуацию, но его вновь опередили. Прижавшись своей щекой к его и не дав увидеть своего лица, Леонард с силой обнял Клейна. Хриплое бормотание вновь и вновь срывался с его губ, пока он тёрся об него: — Прости… Прости меня, Клейн… Можно было предположить, что это был ответ на недавний поцелуй, но подсознательно Клейн понимал, что это не так. Опустив взгляд на подрагивающие плечи и ощутив на своей щеке влажность, он внутренне вздохнул и похлопал по чужой спине. Пусть как Герман Спэрроу он не мог его успокоить, но как Клейн Моретти это казалось его долгом сказать бывшему коллеге: «Всё в порядке. Ты ни в чём не виноват». Медленные успокаивающие хлопки превратились в ласковые поглаживания и просьбы о прощении стихли, но Клейн всё ещё ощущал попадающие ему на лицо слёзы. Сидя вот так, в эфемерном сне, от которого он может в любой момент проснуться, на ум пришла одна из страниц дневника Розуэлла. «Я не ощущал этот мир своим. Словно игра». Если честно, то Клейн тоже не чувствовал этот мир своим родным, помня о его главной цели — вернуться назад, домой. Но пройдя столь длинный путь, он не мог сказать, что считал всех населяющих этот мир простыми персонажами, к чьей судьбе он был безразличен. Вот так, успокаивая своего дорогого поэта, он не чувствовал, что это одна из страниц романа или симулятор жизни. Скорее… Его сердце сковала грусть, и он закрыл глаза, чувствуя, как они покраснели от, казалось, вот-вот пойдущих слёз. Возможно это было то взаимопонимание и поддержка между двумя жертвами одной трагедии, которые оставили за спинами погибших и пошли вперёд на одной тропе мести, а может было что-то ещё, позволившее не ощутить отвращения, когда его губ касались с явным подтекстом. Что бы это ни было, он решил оставить это во сне и проснуться уже со свежей головой.