«— Запретный плод и впрямь сладок»

      Стук каблуков раздавался эхом по пустому коридору. Паркинсон ехидно улыбалась, поправляя галстук, который, кажется, сдавливал слегка шею. Она никогда не была благодарна Малфою так, как сейчас. За лёгкую работку она получила желаемое — пароль от ванны для старост, куда, собственно, держит путь сейчас, а ещё карту мародёров, которую Малфой заполучил обманочным путём у Поттера, что тот просто её «потерял». Так что, Паркинсон продумала всё до мелочей и была уверена в своей победе сейчас, как никогда. Она не отдаёт отчёта своим действиям. Более того, она осознаёт, что, возможно, будет жалеть об этом, в особенности, что делает это всё на трезвую голову, а не после тройки стаканчиков огневиски. Но пока не собирается задумываться всерьёз, ведь если есть желание и возможность, то почему бы не воспользоваться? Когда ещё выпадет такой шанс? Девушка проходит статую, оказываясь перед внушительной дверью. Она оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, нет ли кого-то здесь по близости. Картой воспользоваться она точно не может сейчас, иначе больше бы проблем нажила, в случае появления какого-либо нежеланного здесь человека. Произнеся кодовое слово, она толкает дверь, оказываясь внутри просторной, светлой комнаты, что аж глаза режет. Быстро пробегаясь взглядом, Панси тормозит на той, ради которой сюда пришла. Тормозит на той, которая из её головы не выходит уже целые месяцы, появляется даже во снах совсем разных содержаний. На той, на которой взгляд постоянно задерживается на парах зельеварения. На той, которую Панси, кажется, случайно полюбила, явно того не планируя.       Грейнджер, видимо, особо окружающей обстановкой не увлечена, иначе другого объяснения не дать почему она не обернулась и не погнала Паркинсон вон отсюда. Видимо, слишком уверена в том, что никто сюда, кроме старост, пробраться не сможет при всём желании. Только вот, ограничения в Хогвартсе не так сильны, как она думает. Хотя, странно, если она вообще на это надеется, вспоминая, кто её лучший друг и чем он промышляет каждый год. Грейнджер сидела на краю бассейна, опустив ноги в воду, с прикрытыми глазами, явно о чём-то думая. И, по всей видимости, о чём-то хорошем, раз она так несдержанно улыбалась. В самом деле, Гермиона была неотразима: кудри красиво рассыпались по её плечам; идеальная осанка, которой позавидует каждая; соблазнительная фигурка, которую так сильно подчёркивал купальник на ней, от которого бы Паркинсон была не прочь избавиться. Её профиль был самым красивым, который Панси только удавалось увидеть за всю свою недолгую жизнь. Веснушки на её плечах, спине — самое правильное, что может быть. Панси почти уверена, что она сумеет соединить их в различные созвездия, красивые узоры, поцеловать каждую из них, не оставить без своего внимания. Закрыв дверь на задвижку, Панси сделала пару шагов вперёд. Стук каблуков вновь раздался эхом и, Гермиона, явно не ожидавшая нарушения тишины, открыла глаза, с испугом оглядываясь в сторону шума. Паркинсон сложила руки на груди, ухмыляясь, смотря на растерянную девушку, что моментально поднялась со своего места и схватила полотенце, тут же укутываясь в него, будто бы она в самом деле была обнажена перед ней. — Да ладно, Грейнджер, что ты как не своя... — Панси не проходила дальше, а стояла на месте и смотрела на Гермиону, которая то и дело пыталась что-то сообразить, да не могла. А может и не пыталась. Кто её разберёт. Грейнджер нахмурила брови, кажется, потихоньку отходя от эффекта неожиданности и испуга. Изучающим взглядом осмотрев Панси, Гермиона спросила лишь одно: — Кто сказал тебе пароль? Малфой, да? Панси пожала плечами, лишь улыбаясь, отводя взгляд в сторону, потихоньку сдвигаясь с места, направляясь к растерянной Грейнджер. Но та на удивление не уходила, а стояла на месте и с каким-то даже вызовом смотрела на Паркинсон, которая совсем не теряла времени и возможностей. — Думаю, уже нет никакой разницы кто и что мне сказал... Тебе так не кажется, Грейнджер? — Панси остановилась около Гермионы, сохраняя небольшое расстояние между ними. — Я пришла ради тебя. Ради того, чтобы выловить тебя в одиночестве, без твоих назойливых друзей. — В самом деле, ради меня? — Грейнджер внимательно, с интересом смотрела на брюнетку, что выжигала её своими болотно-зелёными глазами, вглядывалась так, будто бы видит перед собой что-то невозможное. — Да, Грейнджер, ради тебя. Иначе зачем ты засела так плотно в моей голове? Зачем приходишь каждую ночь в мои сны и дурманишь мне разум, м? — Панси ухватилась за края полотенца, что висело на Грейнджер, откидывая его, сначала даже не сообразив, как легко она это сделала. Она склонилась над её лицом, сократив расстояние, но так, чтобы было удобно смотреть в глаза. — Мне кажется, этот вопрос стоит тебе задать самой себе, почему же я засела в твоей голове. Я за это никакой ответственности не несу, — облизнув пересохшие губы, Грейнджер смотрела в глаза напротив, чувствуя, как отчего-то сердце стучит сильнее обычного. — В самом деле? — В самом деле. Паркинсон склонилась ближе, обжигая горячим дыханием нежные, чувствительные губы Грейнджер, укладывая руки на её изящную талию, притягивая её к себе. Но всё ещё не целовала. Дразнила. Выпытывала. Совсем осторожно, но при этом с напором, Паркинсон ногтями проводит по нежной коже Гермионы, вызывая тем самым бесконечный счёт мурашек на теле. — Учти, Паркинсон, я не целуюсь со шпионками. — Да? Ухватив за талию посильнее, Панси прижала Грейнджер к себе, теряя терпение, прижимаясь к её губам, утягивая её в поцелуй, который с каждой секундой становился настойчивее, страстнее. Руки Грейнджер обхватили шею Паркинсон, а та и вовсе не противилась. Оторваться от настолько сладких и желанных губ было просто напросто невозможно. Но всё-таки Панси сделала это. Тяжело задышав, она оглядела Гермиону, щёки которой горели ярко-розовым румянцем. Ладони всё ещё бесстыдно лежали на её талии. Кое-как собирая слова воедино, Гермиона так чётко и уверенно выплёвывает ту же фразу, что и до, при этом кое-как с тяжестью дыша: — Я же сказала, что со шпионками не целуюсь. — А может, всё-таки, целуешься? И, может, тебе это даже нравится? — с улыбкой произнесла Панси, ведя одной ладонью ниже, оглаживая бедро Грейнджер, вновь поднимая руку выше, возвращая на талию. И так по кругу. — К моему сожалению, — Гермиона прикрыла глаза, нервно выдыхая, чувствуя, как по телу бегут мурашки, как разливается тепло, наполняя её целиком. — Запретный плод и впрямь сладок.. — последнее, что выдавила из себя Грейнджер, поскольку дальше Панси безжалостно прижалась губами к её шее, оставляя влажные поцелуи вперемешку с укусами. Закусывая губу, чтобы не издать ни звука, Гермиона чувствовала, как голова идёт кругом буквально от всего, что происходит здесь, в этой комнате. В особенности от девушки перед собой. Отрываясь от шеи Гермионы, Панси шепчет ей на ухо: — Завтра в это же время встретимся около общего зала и захвати с собой мантию невидимку, одолжишь у своего дружка на вечер. Пройдём в гостиную слизерина, — отходя на шаг от Гермионы, Панси оглядела её довольным взглядом, посылая ей воздушный поцелуй, после чего подмигнула и пошла из ванной старост на выход.