мы встретились в воскресенье или во вторник

you are the knife

i turn inside myself

      Стэн старается не думать о том вечере — слишком много странных событий происходит за всего несколько часов. Он остаётся всё же у Ксено, и даже урывает пару часов немного мутного сна после насыщенного дня. Потом его будит котёнок своим жалобным скулежом, и Стэн не понимает, что конкретно ему надо — будить Уингфилда он не решается, да и особо по квартире без спроса шастать не желает, поэтому думает, что животное просто голодное или хочет пить. Наливает воды из фильтра, накладывает в купленную ночью миску корм, и котёнок набрасывается на еду, словно голодал неделями — что, объективно, вероятный вариант. Стэн мягко улыбается и осторожно проводит по белой шёрстке между ушками, старается не сильно давить, чтобы, не дай бог, не сделать больно. Котёнок облизывается и трётся о палец парня щекой, довольно урча, и у Снайдера биться сердце на мгновение перестаёт — такое беззащитное создание, раненное, пережившее тяжёлые времена и отброшенное даже матерью-кошкой, но всё равно продолжает доверять, будто хочет верить, что её больше не обидят.       Стэн обещает Ксено, что как можно быстрее постарается найти хозяина для котёнка, на что тот только рукой машет, мол, не торопись, меня не напрягает. Снайдер приглашает его в бар, говорит, что нальёт алкоголь за свой счёт — от этого друг не отказывается.       Тогда он не забывает написать Луне и Броуди, что с ним всё в порядке, но дома он ночевать не будет — те, конечно, удивляются, начинают спрашивать, и Стэн обещает всё рассказать наутро. Друзья не возражают и лишь желают доброй ночи.       Бывает иногда, делаешь необдуманное, считаешь в моменте, это правильно, это по-настоящему, воодушевляешься своей гениальности, а затем — осознание обухом по голове и реальность несвежая, траурная, гаденько смеётся в лицо: ты знал, что я вернусь и покорёжу твои планы, ты будешь страдать, а я упиваться этой беспомощностью. Показывает всё с нелицеприятной стороны, отчего начинаешь копаться в себе, в своих мыслях, анализировать, что двигало тобой в тот момент. И не понимаешь сам себя, загоняя дальше и глубже в болото, решающий шаг в которое сделал сам.       Вот и у Стэна приходит запоздалое осознание всей абсурдности последних дней его жизни. Во-первых, котёнок — Луна, конечно, узнав, обещает поговорить с тётей, но надежд не даёт, ведь, как выясняется, кот женщины ждёт потомство от соседской кошки, с которой его водили на случку — породистые, что с них взять, — и она уже планирует забрать одного себе, а с бездомным возиться может не захотеть. Матери Стэн отправляет фотографии и просит поспрашивать, мало ли, кому из её знакомых нужен, на что Энн отвечает согласием попробовать пристроить, Стэн уверяет, что привезёт на любых выходных, если вдруг что.       Во-вторых, тот танец на Хэллоуин. Снайдер не может выкинуть из головы тот образ Чумного доктора, даже если и пытается — их видели первые и вторые курсы, фотографии, как выяснилось, успевает сделать не только Луна, да и сама история передаётся фольклором из уст в уста, и Стэн уверен, что знает уже гораздо больше людей, чем присутствовало в зале в тот вечер. Броуди даже как-то возвращается после пар в их комнату и пересказывает услышанное от каких-то ребят вообще не с их направления — в подробностях и деталях, не происходивших на самом деле. Так что, забыть и отпустить, как пела Эльза, не получается — напоминания льются из каждого угла, а пересланная фотография от Луны спрятана в отдельной папке на ноутбуке, нет-нет, но открывается одинокими ночами с желанием вернуться в тот миг и снова почувствовать себя живым.       В-третьих, Стэна начинает беспокоить Ксено. Или не беспокоить, но мысли о нём появляются в последнее время всё чаще и чаще — он странный, он интересный, у него есть свои загоны и тараканы, о которых друг упрямо молчит, и Стэна корёжит желанием приоткрыть завесу тайны личности Уингфилда. Будто он тоже не целый, сломанный, подходящий Снайдеру как никто другой только из-за их общей бракованности.       И у него почти не остаётся времени вспоминать Эштона.       А когда вспоминает, начинает корить себя — бросил, променял, не оплакал достаточно, чтобы смог простить сам себя. Будто воспоминания наложились одно на другое, а самые старые померкли, потерялись на последних страницах фотоальбома, до которых не долистываешь, потому что устаёшь рассматривать каждое предшествующее.       И должно становиться легче, раз получается отпустить травмирующее — да только закапываешься глубже.

это мир без проблем, это мир без забот

где ты за бортом сознания тонешь

      Стэн лежит на кровати с ноутбуком на животе и пытается написать хотя бы строчку, букву, но всё, что может — бездумно листать вордовский пустой файл. Мистер Роббинсон задаёт написать эссе к экзамену в следующем месяце, озвучивает несуразно-неизвестную Снайдеру тему: "мир — как продукт рефлексии", отправляя в свободное плавание лишь со списком рекомендованной литературы.       Парень открывает вкладку в интернете, начинает вводить автора, закрывает, передумывая, смотрит на соседнюю пустующую кровать, на окно, за которым во всю переживает свой апокалипсис пасмурный город, на телефон, печально молчащий и полуразряженный. Снова открывает гугл, медленно клацает по клавиатуре хаотичные символы, стирает — и мёртвый айфон оживает сообщением.       Стэн открывает обычное текстовое смс с незнакомого номера, мажет взглядом по цифрам и открывает диалог.       "N Washington St       Freedom Trl       Ксено."       Снайдер смотрит на текст, не понимая его смысла. Адрес? От Ксено? Откуда у того вообще номер, если они не обменивались контактами? Много вопросов, но что-то не даёт Стэну покоя. Ксено, конечно, странный, но даже он не стал бы отправлять первое сообщение в таком формате — либо, случилась какая-то беда, либо его проверяют. Проверяют с чем и зачем остаётся вопросом, и Снайдер считает, что так заморачиваться с какими-то непонятными играми в детективов Ксено бы не стал. Значит, парень снова нарвался на неприятности и на этот раз такие, что без сторонней помощи справиться не сможет. Дедукция на высоте, Стэнли Холмс, хмыкает на себя мысленно он и подрывается с кровати, будто времени у него в обрез. Хотя, кто знает.       Таксист учтиво спрашивает, где конкретно остановиться, ведь адрес — мост, рядом с которым лишь парк, да причал. И Стэн, определённо, не знает ответ. Звонит на номер, с которого пришло сообщение, только никто не отвечает, оставляя затянувшиеся гудки разрезать барабанные перепонки.       Вообще, с чего Снайдер так подорвался неизвестно куда, неизвестно зачем? Почему не проигнорировал или хотя бы заранее не позвонил и не выяснил конкретику?       Стэн бьёт себя несильно ладонью по лицу и просит остановиться у парка. Благодарит пожилого мужчину, протягивает смятые купюры и выскакивает из машины, оглядываясь по сторонам. Мелкий моросящий дождь неприятно бьёт по щекам, сильный ветер мгновенно обмораживает до дрожи, Стэн кутается сильнее в джинсовку и пытается хотя бы примерно прикинуть, куда ему надо идти. Старается проанализировать логику Ксено — написал адрес моста, не конкретного места, не парка, значит, надо искать либо на мосту, либо под. И под мостом бьёт до дрожи сильнее, чем погода.       Стэн резко останавливается и смотрит наверх — никто не собирается прыгать. И от этого должно стать легче, но перед глазами уже мелькают картинки летящего вниз тела. Причём, Снайдер даже не может определить, кому именно оно принадлежит. Ей богу, если всё обойдётся, а Ксено окажется в целости и сохранности, Стэн самолично его закопает за свои потраченные остатки нервных клеток. Сжимает кулаки, разминает — не столько от холода, сколько от страха, — бежит под мост, молясь, чтобы всё обошлось.       — Твою мать! — ускоряет бег, замечая привалившегося к бетонной стене друга. — Ксено! — зовёт, но парень не реагирует, продолжает сидеть.       Стэн падает перед ним на колени — плевать, что грязно, отстирает или выбросит джинсы, а содранная кожа заживёт. Ксено полусидит-полулежит с закрытыми глазами, не откликается на зов. Снайдер оглядывает парня, замечает кровь на свитере под пальто и на виске, рука лежит на асфальте, сжимая телефон, вторая на животе неестественно выгнута — сломана, скорее всего, делает мысленную оценку Стэн.       — Уингфилд, христа ради! — шлёпает аккуратно по щекам, надеясь привести в чувство — сколько тут лежит, хрен его знает, что ещё повреждено с одного мутного взгляда определить не выходит.       Стэн чертыхается и набирает номер скорой — сомневается, что стоит самостоятельно везти в больницу, мало ли, Ксено надо аккуратно передвигать.       — Вы позвонили в девять-один-один, что у Вас произошло?       Стэн даже не сразу реагирует на вопрос девушки, продолжая тупо пялиться на Уингфилда. Тот едва дышит через раз, бледнеет на глазах. Страшно, Снайдеру очень страшно.       — Ало? — повторяет оператор, и Стэн отводит взгляд, тряхнув головой.       — Да, тут человек без сознания.       — Что произошло?       — Я... я не знаю. Кровь на голове и рука, вероятно, сломана. Он не реагирует на меня, — выдавливает из себя парень. Он впервые звонит в девять-один-один, он без понятия, какую информацию сообщать. — Просто пришлите скорую, я, боюсь, не смогу его привезти сам.       — Адрес?       — Под мостом Билла Рассела. Со стороны Пол Ревер парка.       — Это Ваш знакомый? — уточняет девушка, клацая по клавиатуре, а Снайдеру кажется, что это лишняя информация вот на конкретно данный момент. Когда приедут врачи, он готов всё рассказать, а не затягивать этот диалог.       — Да.       — Можете продиктовать его данные?       — Можете вызвать скорую? Он может умереть, пока Вы...       — Молодой человек, успокойтесь, — прерывает девушка со вздохом. Стэн готов выбросить телефон к херам со злости. — Скорая уже выехала. Сейчас мне нужна информация о пострадавшем для отчёта. И поверьте, чем раньше я её получу, тем быстрее передам её дежурному врачу, а Вам не придётся этим заниматься в машине, всё внимание врачей будет направлено на Вашего знакомого.       Ладно, это имеет смысл. Снайдер немного успокаивается, но его всё равно трясёт. Он пытается достать пачку сигарет из кармана, роняет, чертыхается — это всё слышит оператор, но тактично молчит, давая Стэну время прийти немного в себя. Он достаёт сигарету, закуривает и только сейчас понимает, что щёки влажные не от дождя.       — Итак, — напоминает о своём присутствии трубка голосом девушки-оператора. — Вы можете назвать имя и фамилию пострадавшего?       — Ксено, — голос дрожит так же, как и его обладатель. — Ксено Уингфилд.       — Дата рождения?       Стэн судорожно пытается посчитать.       — Первое октября тысяча девятьсот девяносто восьмого, — благо, день и месяц он знает.       — Адрес проживания?       — Блять, — тихо ругается, — извините, — только сейчас понимает, что не ориентируется в городе достаточно, чтобы помнить названия улиц. Да, он был у Ксено несколько раз в гостях, но он больше визуально помнит улицу и дом, нежели по названию. — Я не помню, где-то в районе Роксбери.       — Я Вас поняла, — мягко говорит девушка. — Ожидайте, скорая прибудет в течение пятнадцати минут. Следите за состоянием пострадавшего, приведите его в горизонтальное положение и положите что-нибудь под ноги, чтобы обеспечить приток крови к голове.       — Как своевременно, — чертыхается Снайдер и сбрасывает вызов. Укладывает Ксено на асфальт, снимает свою джинсовку, сворачивая, подкладывает под икры. Плевать, если сам заболеет, сейчас надо обеспечить Уингфилду должную помощь.       Ксено продолжает лежать, не двигаясь, сдавленно пытается дышать, а Стэна радует хотя бы факт того, что он может это делать. Смотрит на белое лицо друга, убирает прилипшую ко лбу прядь волос, проводит по щеке ладонью осторожно, слегка задерживая касание. Вспоминает про чужой телефон, вытаскивает из вялой хватки, убирает в свой карман — потом отдаст, если это потом наступит, — берёт Ксено за руку, сжимает его окоченевшие пальцы в своих таких же.       Не вечер, а очередная травма. Это лицо теперь будет преследовать Стэна в кошмарах, будто ему мало их было, будто не достаточно страдает. Что такого в жизни он сделал, почему он натыкается на проблемных людей? Не дружил ни с кем во времена школы, так надо было и продолжать в том же духе — нет, решил социализироваться. И к чему это привело? Одного не смог спасти, и второй вот-вот откинется, а Стэн снова ничего не может сделать. Будто жизнь ему прямым текстом говорит, что он ничему не научился, будто все, кто его окружает — умрут.       Закапывается в свои мысли настолько, продолжая держать мягкую ладонь Ксено в своей, пока не приезжает скорая — даже не замечает, когда врачи отталкивают его от тела друга, начиная какие-то действия, перекладывают на носилки, один из медбратьев что-то говорит Стэну, но он не понимает, не слышит, белым шумом возня, перед глазами лишь смертельно умиротворённое лицо Ксено.       Его уводят под руку, Стэн не сопротивляется, плетётся рядом с мужчиной в синей куртке, будто не здесь, будто очередной кошмар просочился под кожу, сплетаясь с реальностью без шанса на побег. Заталкивают в машину, напротив койки, на которую укладывают Ксено — Снайдер следит, как его подключают к аппарату искусственного дыхания и пульсоксиметру, по ушам набатом отбивает траурный марш раздражающий писк.       — Молодой человек, — обращается к Стэну врач. — Молодой человек!       Стэн вяло переводит пустой взгляд на мужчину — вроде, он меня вёл, — кивает, словно он в порядке и осознаёт сказанное.       Стэн продолжает сидеть безвольной куклой несколько минут, тогда врач поворачивает его лицо на себя и даёт пощёчину, придерживая второй ладонью за щёку. Снайдер мычит, но более осознанно осматривается, стараясь не задевать взглядом друга, смотрит на врачей, которые что-то записывают и вкалывают Ксено.       — Пришёл в себя? — спрашивает мужчина, сидящий рядом.       — Как он? — не отвечает на вопрос врача Снайдер.       — Жить будет. Возможно, сотрясение, но это только в больнице сможем выяснить. Вы знаете, что произошло?       — Нет, я пришёл, когда он уже лежал без сознания.       — Как Вы узнали?       — Он прислал сообщение с адресом. Показать?       — Не стоит, — врач машет головой и делает какие-то пометки на планшете. — Хорошо, что Вы вовремя пришли. Болевой шок вкупе с переохлаждением могли бы плохо повлиять на его состояние, обнаружь его минут на тридцать позже.       Больше со Стэном не разговаривают, довозят до больницы и Ксено укатывают в неизвестном направлении. Стэн идёт за врачами, но его не пускают в кабинет, оставляя ожидать в коридоре — он не возражает, садится на лавочку и бьётся головой о стену. Ему звонит Луна, звонит Броуди — но у Снайдера настолько нет сил сейчас им отвечать, что он просто отключает телефон. Да, они ему потом устроят взбучку за такое, но плевать. Ему надо побыть наедине с собой и переосмыслить ситуацию.       Он успел.       Врач сказал, что он пришёл вовремя.       Смог спасти.       Значит, не всё потеряно? Значит, он, наконец, переиграл штуку под названием жизнь? Можно выдохнуть спокойно? Врач сказал, что с Ксено всё будет в порядке. Просто нужно подождать, пока ему окажут должное лечение. Теперь его показатели смертности друзей пятьдесят на пятьдесят, и это успех. Стэн усмехается своим мыслям — нашёл, чем гордиться, какую статистику вести.       И его прорывает — слёзы стекают по лицу, он размазывает их, утирает, они возвращаются с новой силой. Стэн воет и плевать, что он в больнице, что он не один на этаже, на него смотрят с осуждением и сочувствием, а он продолжает истерично рыдать, зарываясь в ладони лицом. Давит на глаза пальцами и снова всхлипывает, но на лице — улыбка.       Потому что именно сейчас Стэн принимает такую очевидную истину — он никогда не был виноват.       Он не виноват в смерти Эштона, потому что, если бы тот хотел на самом деле быть спасённым, он бы дал Стэну шанс его спасти. Тогда это не было понятно, но сейчас очевидно как день — он хотел умереть. И никакие слова или действия не повлияли бы на его решение. Это изначально было в его голове с пометкой "планы на день", просто не было известно на какой из. И Стэн понимает это только сейчас, в коридоре больницы Бостона, в разгар нервного срыва, переживая за Ксено.       К нему подходит медсестра, что-то спрашивает про состояние и предлагает поставить укол успокоительного, Стэн качает головой и отвечает, что с ним всё в порядке, что ему надо. Надо выплеснуть эмоции, накопившиеся за столько времени застоя, что ему не хочется подавлять их лекарствами, что ему нравится чувствовать. Медсестра смутно понимает его неразборчивые слова сквозь всхлипы, но кивает, слегка улыбаясь, отходит ненадолго и возвращается с кружкой горячего чая, явно не из автомата. Стэн кивает благодарностью, пока слёзы продолжают невольно течь по щекам.       Спустя какое-то неимоверное количество времени, из палаты выходит врач — уже другой мужчина, не тот, что был в скорой, — снимает перчатки и маску, переводит взгляд на сидящего рядом Стэна с опухшим лицом.       — Вы сопровождающий Уингфилда? — учтиво интересуется доктор Байрон, судя по его бейджику.       — Да, — Стэн поднимается на ноги, слегка пошатнувшись.       — С ним всё в порядке, он пришёл в себя. Если хотите, можете зайти, но ненадолго, ему нужен покой.       — Когда его выпишут?       — Пара дней. Анализы придут утром, по ним посмотрим, может, уже завтра к вечеру и выпишем. Ничего серьёзного — перелом руки, сотрясения нет, но то, что его ударили чем-то тяжёлым по голове — очевидно. Не в курсе?       — А он Вам не сказал?       — Говорит, упал, — хмурится мужчина. — Но такие ситуации надо решать через полицию. Утром вызовем, будут разбираться. Предполагаю, нападение. Сейчас он может немного быть не в себе, так как мы ему вкололи обезболивающее, так что сильно не давите вопросами, — Стэн кивает. — Но если Вам он сейчас расскажет, прошу подойти в мой кабинет. Триста десятый на третьем этаже.       — Хорошо.       Доктор Байрон убирает планшет подмышку и удаляется. Стэн выдыхает, проводит ладонью по лицу — будто сможет таким простым действием привести себя в порядок, — и, постучавшись, заходит в палату.       И уж точно не ожидает увидеть Ксено, впопыхах собирающего свои вещи.       — Ты чё делаешь? — прикрывает за собой дверь Снайдер.       — Тихо ты, — шикает на него парень, щеголяя в больничной пижаме. — Надо валить. А с тобой чего? — останавливается резко и окидывает его лицо удивлённым взглядом — Стэн успевает забыть, что только что пережил нервный срыв.       — Ты дурак?       — Ты не понимаешь.       — Так объясни, — Стэн складывает руки на груди и ожидает ответа от успокоившегося в своей беготне по палате друга.       Ксено сжимает в руках свои шмотки и смотрит исподлобья. Будто его не обкололи обезболом, чувствует себя совершенно обычно, не деревянно.       — Не могу, — кусает губу он.       — Почему? — не унимается Стэн. Он слишком много пережил за сегодня, чтобы его вот так опрокидывали с ответами.       Ксено молчит. Стэн прожигает его взглядом.       — Просто помоги мне сбежать, — устало выдыхает Ксено и накидывает пальто на плечи.       — Тебя уже наполовину не видно, — рычит Стэн.       — Откуда?       — Из могилы, которую ты себе копаешь.       — Стэн, правда, я тебе всё объясню, — трёт переносицу двумя пальцами друг. — Но не сейчас. Сейчас мне надо как можно дальше убежать отсюда. Ты же не говорил им мой адрес?       — Что? Нет.       — Отлично, значит, не найдут.       Стэн перестаёт понимать что-либо. Ксено меняет свои больничные тапочки на кроссовки, завязывает шнурки и хлопает ладонью по плечу друга.       — Давай, выйди в коридор и посмотри, есть ли кто.       — Есть, я только оттуда.       — Блять, — ругается и подходит к окну. — Отлично, первый этаж.       — Ты чего удумал? — Снайдер шагает ближе, тянет за край куртки назад.       — Всё окей, я выйду здесь, ты через дверь, встретимся у меня дома.       — Нет.       — Стэн, пожалуйста, — и смотрит своими невозможными чёрными глазами в глаза Стэна. И тот сдаётся — не может противостоять.       — Ладно. Но встретимся у Blunch, кафешка напротив. И не спорь, — выставляет ладонь перед лицом друга. Тот недовольно косится, но кивает. — Хорошо, ладно, — успокаивает-убеждает сам себя.       Стэн следит, чтобы Ксено осторожно вылез в окно — благо, народу на заднем дворе больницы не много, никто не замечает в темноте угла здания сбегающего пациента. Господи, на что подписался? Если заметят, дело может дойти и до полиции. Стэн вздыхает, зачёсывает волосы пальцами на лоб и выходит из палаты, как можно быстрее передвигая ногами, опускает лицо вниз, чтобы не запомнили — на всякий случай.       Ксено уже ждёт у кафе, как и договаривались — машет осторожно не загипсованной рукой, едва улыбается. Стэн подходит с постным лицом, останавливается напротив, и ждёт объяснений.       — Я подрался, — закатывает глаза Уингфилд, хлопая ладонью по карманам пальто.       — Тебя избили, — Стэн протягивает телефон Ксено. Тот удивлённо изгибает бровь, принимая гаджет. Копается с пол минуты, после чего убирает.       — В свою защиту, я тоже немного повредил этого придурка, — кивает в нужном направлении — видимо, смотрел, как дойти до его дома.       — Кого?       — Не важно.       — К-о-г-о? — по букве тянет Стэн сквозь зубы, и Ксено понимает, что друг очень зол. Он молчит с минуту, но после, опустив голову, тихо отвечает.       — Того урода помнишь? У твоего бара, — Снайдер сжимает кулаки. — Джерри. Вернулся-таки, как и грозился.       — Зачем врачу соврал, что упал? — Стэн не может сдерживать свою агрессию, и сейчас она распространяется на всех: на этого Джерри, на Ксено, на себя. — Почему сбежал? Мистер Байрон сказал, что утром приедет полиция. Мог бы написать заявление.       — Нет, — отрезает Ксено и ускоряет шаг — Стэн видит, что тому всё же тяжеловато двигаться, но упорство парня игнорирует этот фактор.       — Почему?       — Потому что тогда меня тоже загребут, — машет рукой Уингвилд, прикрикнув. — Не спрашивай за что. Это мои проблемы, я сам разберусь.       — Я хочу понять.       — Может, я не хочу, чтобы ты понимал.       Стэн останавливается. Ксено делает ещё несколько шагов вперёд и тоже останавливается, заметив отсутствие движения рядом — смотрит на Стэна с сожалением.       — Вот как, — усмехается Снайдер — ну да, а чего он хотел? Да, Стэн понимает, что Ксено не обязан, но понимать — одно, а слышать — совершенно другое. Это больнее, особенно, после пережитого ранее.       — Прости, — Уингфилд делает шаг ближе к Снайдеру, протягивая руку — она так и остаётся висеть в воздухе. Стэн отступает на шаг назад. — У тебя тоже есть вещи, которые ты мне не можешь рассказать. Ты должен понимать, что это сложно.       Стэн понимает. Но всё равно ему неприятно. Может, пережив что-то подобное, он видел бы чувства Ксено чётче, но он пережил свои — и ему тяжело осознавать, что человек, которого он буквально спас, сейчас не может доверить ему причину, по которой тот оказался на грани.       — Стэн, — зовёт Ксено, делая ещё шаг. Стэн снова отходит. Парень опускает лицо, хмыкая. — Я понял.       Разворачивается и понуро идёт дальше, в сторону своего дома. Стэн идёт за ним — молчит, смотрит в спину уходящего. Думает, что эти несколько шагов, что разделяют их, никак не могут сократиться — сколько бы они не проводили времени вместе, какая история их бы не связывала, они всегда будут на расстоянии. Потому что Стэну тяжело обнажить душу, рассказав о своих проблемах, потому что Ксено, оказывается, не легче.       Но как бы Стэну ни было обидно, он не может оставить сейчас парня одного — он сбежал из больницы, у него сломана рука, он идёт с голыми икрами между пальто и кроссовками, с разбитой головой. И Снайдеру важно знать, что с Ксено всё будет в порядке. Хотя бы по пути домой.       Они добираются до дома Уингфилда за двадцать минут — оказывается, эта больница достаточно близко. Ксено поднимается по лестнице, ведущей в подъезд, Стэн прожигает его перебинтованный затылок взглядом — на светлой марле всё ещё виднеются капли крови.       — Мне нужно время, — привлекает к себе внимание Снайдер. Ксено не оборачивается, но и внутрь не заходит, держа дверь открытой. — Не надумывай там себе, что похерил дружбу. Я тебя понимаю, просто дай мне немного времени осмыслить.       Уингфилд стоит спиной несколько секунд и всё же заходит. Стэн закуривает — удивительно, как на протяжение всего этого времени даже не задумывался о сигарете. Стоит перед домом парня, смотрит на окна седьмого этажа — свет загорается, и Стэн уходит.

      Стэн не видится с Ксено неделю. Целую неделю он думает, анализирует мотивы поступка друга — очевидно, ему есть, что скрывать. Что-то настолько серьёзное, что парень не уверен, готов ли он довериться Стэну. И Снайдер не собирается давить на него и заставлять, просто, ему казалось, что своими поступками он заслужил доверия. Но это субъективное мнение Стэна, Ксено, судя по всему, считает иначе. И его можно понять. Тем более, что Стэн и сам не бежит сломя голову делиться своей жизнью.       Если подумать, они и не знают толком ничего друг о друге — всё их общение завязано на подколах и постоянных вытаскиваниях Ксено из опасных ситуаций. Но Уингфилд приглашал к себе домой на свой день рождения (о котором Стэн не знал), а Стэн чувствует себя комфортно рядом с ним (потому что Ксено не допрашивает о его самочувствии). То есть, даже в таких моментах они не до конца честны друг с другом. О каком доверии тогда вообще речь? Да и вообще дружбе. Они просто хорошие приятели, как Стэн был с Греггом во время школы.       Вот оно как, получается.       Стэн понуро протирает барную стойку, силясь понять, что ему делать с Ксено. Пытаться действительно узнавать друг друга? Тогда и Стэну придётся открыться, скорее всего даже первым, чтобы расположить Уингфилда к разговору. Если тот вообще согласится на это "око за око". И вообще, разве дружба не основывается на взаимном желании открыться друг другу? А не на "я рассказал тебе свой секрет, теперь твоя очередь, чтобы быть на равных".       В баре сегодня не слишком много народа — вторник, час ночи, — осталось два калеки, одиноко попивающих виски в разных концах зала. Стэн начинает протирать стаканы. Ему надо чем-то занять руки, чтобы не провалиться окончательно в себя. Вроде бы ему должно было стать легче, после пришедшего в больнице осознания, но теперь его мысли занимает совершенно другая проблема. Проблема по имени Ксено. И как себя теперь с ним вести. Вроде, обещал Бьякуе подружиться и не бросать, а с другой стороны, сейчас кажется, что и дружбы никакой не получилось в итоге. А как налаживать — хрен его знает. Тяжела ваша эта социальная жизнь.       Дверь открывается, вошедший пропускает за собой мелкие потоки морозного ветерка по полу, и Стэн отвлекается от натирания идеально чистого пивного стакана. Поднимает взгляд, собираясь уже натягивать вежливую улыбку, но не успевает — только кулаки сжимаются на светлой тряпке с силой. Вошедший, кажется, тоже замечает и узнаёт, кто перед ним стоит, отступает на шаг назад, собираясь развернуться и убежать, но не успевает — Стэн в секунду оказывается на расстоянии вытянутой руки и даже сам не понимает, как может двигаться быстрее Соника. Прижимает за шею к стене заведения — пара присутствующих в зале мужчин мельком бросают на него взгляд, но особо не вникают в происходящее, — у Снайдера в глазах чистая ярость, а хватка — сталь.       — Ну привет, — тянет он дрожью агрессии в голосе. — Джерри.       Мужчина дёргается от ледяного тона и сдавленно хрипит перекрытым кислородом.       — Уважаемые, — обращается Снайдер к гостям бара. Те поднимают на него взгляд, но им даже не нужны слова, чтобы понять, что от них требуется в данный момент. — Благодарю.       Стэн даже не смотрит на выходящих из заведения мужчин — его взгляд сосредоточен только на том, кто посмел травмировать Ксено, доводя тем самым Стэна до искр переживания под кожей.       — От-отпусти, — шипит Джерри. Хватка на шее слегка ослабевает, но Стэн не убирает пальцы.       — Поговорим, — Снайдера трясёт от злости, но ему так же нужно знать — за что этот придурок довёл Ксено до такого состояния. — Выметайся.       Толкает в дверь со всей силы, Джерри молча открывает дверь и выходит первым — Стэн за ним, ухватив за капюшон толстовки. Закрывает бар на ключ и тащит мужика в переулок, где встречались уже однажды.       — А теперь, тварь, говори, — прижимает к стене лицом, разбивая при этом лоб. — За что ты так покалечил Уингфилда?       Джерри молчит, а у Стэна терпение не резиновое — он берёт его за затылок и снова ударяет о кирпич. Амбал рычит и чертыхается, но не вырывается — и Стэна бы это удивило, но сейчас он сгусток гнева в человеческом обличии, так что даже факт того, что мужик шире его в плечах, хоть и слегка пониже, не играет роли.       — Не беси меня ещё сильнее, — рычит Стэн ему на ухо — от того неприятно пасёт спиртом, пóтом и марихуаной. Теперь понятно, что у этого Джерри с реакцией.       — Тебя каким боком это ебёт? — речь мужика замедленная, будто тот не до конца вообще понимает, что происходит, но всё ещё пытается дерзить.       — Что. Тебе. Сделал. Уингфилд. — отчеканивает Стэн и разворачивает Джерри к себе лицом — тот явно в своём состоянии не угроза для Снайдера. Ударяет кулаком по щеке и хватает широкое лицо ладонью за подбородок. Смотрит в чёрные глаза — господи, даже радужку не видно, зрачки огромные, сколько он скурил?       — Отпусти меня, — дёргается тот, но Снайдер держит крепко. — Давай поговорим спокойно.       — Ага, давай. Поговорим. С покойным.       Стэн бьёт ещё раз — мужик хватается за живот рукой, будто приходит немного в себя.       — Этот уёбок перестал мне продавать, — шипит сквозь зубы Джерри, не глядя на Стэна. Парень ударяет в нос — тот немного хрустит под костяшками, но не ломается, вероятно. — Да за что? Я же говорю!       — За уёбка, — Снайдер поднимает на себя лицо мужика, но тот упорно пытается не смотреть в глаза. Боится, что Стэн давит не только физически, но и морально. — Что продавать перестал?       — А то ты не знаешь, чем этот пи... Уингфилд занимается.       — На вопросы отвечай, пока я тебе сотрясение не обеспечил.       Телефон в кармане вибрирует сообщением, но Стэн не замечает — он дорвался.       — Наркотой торгует, отпусти, боже! — хватка слегка ослабевает, но не от просьбы — от сказанного. Чего, блять?       — Чего, блять? — озвучивает свою мысль Стэн.       — Ага, твой Уингфилд — мой дилер. Бывший дилер. Вот я его и пытался переубедить.       Теперь всё встаёт на места — то, почему Ксено отказался писать заявление, почему сбежал из больницы. Почему не рассказал. А ведь Стэн даже и не думал, что друг как-то связан с подпольным бизнесом — да и как вообще попал в него? Единственное, что могло бы навести хоть на какие-то мысли — травка, которая оказалась у Ксено дома, когда Стэн приходил к нему. Но, господи, у какого подростка в наше время нет запрятанного косяка? Тем более в Массачусетсе.       — Никогда больше чтоб я тебя не видел ни в этом баре, — снова давит на шею мужика предплечьем Снайдер, слегка навалившись — тот сдавленно хрипит и кивает. — Ни возле Уингфилда тоже. Пальцем тронешь — лёгкими травмами как сейчас не отделаешься — закопаю. Заживо.       — Ты мне затылок пробил о стену!       — Я сказал, это лёгкая травма, — ударяет ещё раз сказанным о сказанное. Для надёжности. — Потерялся! Живо.       Отпускает, отчего Джерри едва ли не падает — наверное, голова кружится. Но берёт себя в руки и уходит, опираясь на стену, прихрамывает — хотя по ногам Стэн и не бил.       Стэн выдыхает, пытается успокоиться — получается скверно. Бьёт себя по карманам джинсов — даже куртку не накинул, выбежал в футболке, но за адреналином не замечает холод, — достаёт сигареты и закуривает. Переваривает полученную информацию. Понимает, что не знает, что с ней теперь делать. Поговорить с Ксено кажется очевидным вариантом — да только, Стэн не уверен, что хочет слышать подтверждение словам мужика.       Снайдер вспоминает о телефоне — чувствовал вибрацию сообщения, достаёт айфон и смотрит плывущим взглядом в экран. Вспомнишь солнышко — вот и лучик, или как там? Нажимает недвигающимися пальцами на экран — замечает содранные костяшки и кровавые разводы.       От Ксено на экране высвечивается огромный текст, и Стэн не уверен, что может его сейчас прочитать. Что бы тот не написал сейчас — не важно. Представляет, как друг вечерами пересекается с мутными личностями, передаёт пакетики с запрещёнными веществами и теряется по тёмным закоулкам.       По открытым участкам кожи пробегают неприятные мурашки, Стэн даже особо не понимает от чего именно — то ли картинки в голове кажутся такими живыми и реальными, то ли наконец чувствует погоду и неприятные щипки-укусы осеннего ветра. Выбрасывает окурок, достаёт ещё одну сигарету. Курит. Думает. Пробегает взглядом по строчкам на экране — выцепляет что-то вроде "прости" и "давай поговорим", и Стэн сдаётся. Смотрит на время — до окончания смены ещё полтора часа. Ищет нужный контакт.       — Никки, привет, — хрипит. — Мне очень хуёво сейчас, можешь прийти на час раньше?       — Не вопрос, — отвечает девушка взволнованно. — Что-то серьёзное? — синдром воспаления хитрости, — думает Стэн.       — Не беспокойся. Завтра отработаю на час дольше. Спасибо.       Не успевает девушка ответить, как Стэн уже сбрасывает звонок и заказывает такси. Запомнил адрес, записал. Садится в подъехавшую машину и не понимает, почему снова бросает всё ради него.       Не хочет понимать, что привязался сильнее, чем думает.       Стэн долго гипнотизирует дверь квартиры Ксено взглядом — будто испаряется весь запал на разговор, пока он едет сюда. Вздыхает, проводит ладонью по волосам, снова вздыхает. Ну, не уходить же, раз уж приехал?       Стучит в дверь трижды, отходит на шаг назад, смотрит в пол. По ту сторону раздаются шаркающие шаги и непонятный бубнёж, после чего появляется замученное лицо Ксено. Снова в своей безразмерной домашней футболке, прикрывающей половину бедра, но в этот раз без штанов — Стэн проводит взглядом по острым коленкам и упругим икрам, смущается, сам не понимая отчего, отводит глаза в сторону.       — Стэн? — удивляется друг, открывая дверь шире и отступая назад.       Снайдер кивает в приветствие и проходит внутрь, раз приглашают — Ксено закрывает за ним дверь и просит подождать в гостиной, пока сам скрывается в спальне. Стэн садится на привычный диван, сгибается в спине, закрывая лицо ладонями. Голова кружится, но терпимо. Ксено возвращается спустя пару минут уже в трениках, садится на противоположную сторону дивана и смотрит на парня со смесью беспокойства и удивления.       — Не думал, что ты придёшь, — теребит свой гипс Уингфилд.       — Я тоже, — Стэн складывает руки на коленях, слегка сжимая. Ксено бросает на них взгляд.       — Что за... что с руками?       Уингфилд не решается дотрагивается, хоть желание имеет — Стэн замечает его оборванный порыв. Говорить сразу правду или, как обычно, уверять, будто всё в порядке?       — Встретил Джерри в баре, — всё же сдаётся сам себе он и следит за реакцией Ксено краем глаза. Тот дёргается, закусывает губу и сжимает пальцами правой — целой — руки штанину.       — Ты в порядке?       — Как видишь.       — Он...       — Где котёнок?       Стэн не знает, почему сам же и переводит тему, если ему нужно знать правду, но почему-то не может заставить себя лезть вот так вот в жизнь Ксено. Ему хочется, чтобы друг сам начал этот разговор, но так же не хочется врать или скрывать, что он в неведении о его делах. Сложно, Стэн пока не понимает, как вылезать из этой ямы.       — Она в стационаре, — тихо говорит Ксено.       — Что? — Снайдер поворачивается корпусом, а сердце начинает биться с помехами.       — Ей было плохо на днях, я отвёз её в клинику. Анализы показали у неё панлейкопению. Я побоялся, что не смогу сам за ней правильно ухаживать и отдал на сохранение профессионалам.       — И не сказал мне?       — Ты не хотел со мной говорить, — тушуется парень и старается смотреть куда угодно, только не на Стэна. Снайдер сжимает кулаки, из-за чего корочка, появившаяся на сбитых костяшках трескается и снова начинает кровоточить — не сильно, но неприятно.       — Но это важная информация! Я ответственный за этого котёнка, хотя бы мог сообщение написать, я бы приехал!       — И что бы ты сделал? — Ксено резко поворачивается и смотрит прямо в глаза Стэна, из-за чего неловко становится уже ему. — Паниковал бы? Сидел в стационаре с ней круглые сутки? Ты не ветеринар, Стэн, прости, конечно, но я доверил это дело профессионалам. У тебя и так есть о чём беспокоиться, я не хотел, чтобы тебе стало ещё хуже.       В этом есть логика, Стэн согласен. Но всё равно, Ксено не имеет права решать за него, что ему надо, а что нет.       — Как она сейчас? — уже более спокойно спрашивает он.       — Лучше. Лечение идёт стабильно, благо, выявили болезнь достаточно рано, так что недели полторы — и она будет дома.       — Хорошо. Но держи в курсе, пожалуйста, — Ксено кивает. — Сколько тебе отдать за процедуры?       — Господи, только не это, — воет Уингфилд, возводя лицо к потолку. — Нисколько. По моему бюджету не ударило, так что оставь свои деньги при себе.       — Это мой котёнок на данный момент, значит и финансовые вопросы на мне.       — Это мой котёнок, — отрезает Ксено и выставляет целую ладонь перед Стэном, чтобы молчал. — Можешь не искать хозяина, я её оставляю. На самом деле, решил это, ещё когда мы её привезли сюда. Просто не знал, как тебе сказать, это неловко.       Стэн молчит — не знает, что сказать. Смотрит на друга, пытается найти подвох, но не видит.       — Прости, — вдруг извиняется Ксено, и Стэн хмыкает.       — За что?       — Что я тебе ничего не рассказываю. Просто для меня это ново — не знаю, как себя правильно вести. Вот и получается, что я пытаюсь сделать что-то хорошее, но в итоге оказывается, что я накосячил.       Стэн не контролирует свой секундный порыв — сгребает Ксено в объятья, прижимает к себе, зарываясь носом в чужие волосы. Уингфилд удивлённо выдыхает куда-то ему в шею, но осторожно кладёт здоровую руку ему на спину и пару раз хлопает по ней.       — Бля, извини, не знаю, что на меня нашло, — отодвигается Снайдер обратно на свою половину дивана. — Расчувствовался.       — Да, неловко, — усмехается Ксено в ответ, почёсывая щёку. — Так... ты чего пришёл? Ещё и так поздно.       — Если честно, я и сам уже не знаю, — вмиг становится серьёзным Снайдер. Знает, просто не может правильно задать интересующий вопрос.       — Могу предположить? — Ксено смотрит с некой опаской, постоянно бросая взгляды на сбитые костяшки и жуя нижнюю губу. Стэн кивает. — Джерри тебе сказал кое-что обо мне?       — Так это правда?       Ксено не отвечает — встаёт с дивана и идёт к холодильнику. Достаёт из него пару бутылок пива, открывает обе и возвращается, протягивая одну Стэну. Снайдер кивает и парни делают несколько глотков, прежде, чем Ксено продолжает говорить.       — Я бы не хотел, чтобы ты узнал... так.       — Но сам же не рассказал, — хмыкает Стэн и откидывается на спинку дивана, глядя в потолок. Перед глазами слегка плывёт, а голова начинает болеть с каждым морганием ещё сильнее, чем прежде, в ушах появляется тихий звон, и Снайдер проклинает выбор таймингов мигреней.       — Да, — сокрушается друг, опуская голову. — Но, пойми, это не так-то просто. Типа, мы только начали хорошо общаться, подружились, а я, оказывается, наркотиками торгую. Мне было страшно.       — Я понимаю, — кивает Стэн и отпивает ещё пива. Мозг потихоньку перестаёт воспринимать информацию, отвлечённый болью. Но подавать вид нельзя — ему тоже страшно, если Ксено узнает о его жизни. — Но теперь я всё равно узнал. И это неприятно.       — Я знаю, никому не нравятся дилеры, кроме наркоманов, — хмыкает парень.       — Неприятно не потому, что ты этим занимаешься. Потому, что я узнал от какого-то левого мудака, а не от своего друга.       Ксено поднимает на него взгляд, и именно в этот момент мигрень Снайдера решает сделать рывок вперёд — посылает вспышку яркой боли, отчего парень не сдерживается и жалобно мычит, едва успев поставить бутылку пива на столик перед собой, чтобы схватиться обеими руками за голову.       — Стэн, — взволнованно зовёт Ксено, но Стэн не слышит — у него в голове ужасный писк, сдавливающий виски в тиски. — Стэн, — парень кладёт руку на его плечо. — Что с тобой?       — Голова...       Это всё, что успевает прохрипеть Стэн, перед тем, как свалиться на колени Ксено, продолжая сжимать голову — будто это уменьшит боль. Уингфилд в панике кладёт ладонь Стэну на лоб — температуры нет.       — Стэн, среагируй, пожалуйста, на мой голос и ответь — это важно. Тошнит?       — Нет, — выдавливает Снайдер — перед глазами плывёт кругами по воде.       — Часто у тебя такое бывает?       — С такой... силой... впервые.       Ксено осторожно перекладывает голову Стэна со своих ног на диван и скрывается в одной из комнат. Снайдер сворачивается в позу эмбриона и пытается дышать ровно.       Уингфилд возвращается к нему через несколько минут с двумя таблетками и стаканом воды в одной руке. Садится перед диваном на колени и старается говорить чётко, но не громко, чтобы не давить звуками на боль Снайдера ещё сильнее.       — Стэн, внимательно слушай. Обычный парацетамол, — показывает белую таблетку, будто Снайдеру есть сейчас дело до внешнего вида. — Должно помочь, но придётся потерпеть минут двадцать-тридцать. Либо, — кладёт на столик прошлую и показывает другую, — трамадол. Поможет через минут пять-десять на сто процентов. Но! Это наркотическое вещество. Как морфин, но раз в десять послабее.       Стэн, естественно, выбирает второй вариант — ему сейчас слишком больно и хочется поскорее снова вдохнуть полной грудью, так что даже предостережения Ксено о наркотических свойствах трамадола его не пугают.       Уингфилд продолжает сидеть на полу перед ним, поглаживая по ноге, пока Стэну не начинает потихоньку становиться легче. Наконец, он открывает глаза и видит мир чётким. Аккуратно приводит себя в сидячее положение, Ксено поднимается с колен и присаживается рядом, внимательно следя за его состоянием.       — Как ты?       — Отпустило.       Ксено кивает.       — Уже можно считать, что ты мой дилер?       — Шутить изволишь? — Ксено порывается дать Стэну ладонью по лбу, но вовремя осекается — только прошло, не стоит пока доводить до нового приступа.       — Нет, вполне серьёзно спрашиваю.       — Обойдёшься.       — А вообще, — Стэн пытается пригладить волосы, но получается не очень продуктивно. — Ты только торгуешь или ещё и...       — Нет, — резко обрывает его Уингфилд. — Не употребляю.       — Почему продавать начал? Если можешь рассказать, — не настаивает Стэн.       — Тут сложно, — машет рукой парень и берёт забытую бутылку пива. Снайдер сначала хочет последовать его примеру, но не решается — мало ли, как пиво с таблеткой сочетаться будет. — Сначала из благих побуждений.       — Как наркотики могут быть "благими побуждениями"?       — Это было ещё в школьные времена, когда мои одноклассники начали баловаться и одна девушка... кхм. От передозировки умерла.       — Пока не улавливаю, — Стэн не знает, чем занять руки, поэтому начинает теребить край футболки.       — Я попытался сделать наркотик без сильного привыкания и побочек, — признаётся Уингфилд, вздыхая. — Чтобы они не изменяли нейропередачу в мозгу, которая в последствии вызывает зависимость и злоупотребление.       — Получилось?       — По началу я думал, что да, — Ксено нервно усмехается и пальцы, держащие бутылку пива, начинают мелко подрагивать. — А потом до меня дошло, что это просто оттягивает неизбежное. Нельзя окончательно избавиться от зависимости, потому что она развивается из психологической потребности чувствовать себя лучше. То есть, да, я смог уменьшить влияние наркотиков на внесение изменений в мозгу, но не избавился окончательно, потому что это невозможно по своей сути.       — Ага, окей, — ни черта не понимает Стэн. — А почему продолжаешь?       — Деньги, — пожимает плечами Ксено, будто это само собой разумеющееся. — Это хороший доход, когда ты студент с мозгами, но без возможности устроиться на достойную работу. Ты думаешь, как я могу себе позволить квартиру в центральном районе Бостона?       — Не знаю, думал, родители оплачивают.       — Нет, — что-то скрывается в надломе на простом слове, что-то щемящее-душащее, но Стэн не заостряет внимания из-за вялости состояния.       — Не думал бросить эту небезопасную работу?       — Пока нет, — Ксено берёт бутылку, из которой пил Стэн и делает глоток. — Типа, пока я не могу её бросить — мне надо как-то жить. Вот закончу универ, устроюсь в НАСА, тогда и закончу эту херню.       — Не боишься, что тебя поймают? Тогда мечты о НАСА пойдут далеко и надолго.       — Наркоманы не сдают своих дилеров — даже бывших. Потому что сами боятся уголовной ответственности. Так что, всё в порядке.       — Несчастные случаи? Как этот с больницей.       — Меня не найдут. Я не прописан здесь, а искать какого-то сбежавшего придурка со сломанной рукой никто не станет без веской на то причины.       Стэн не знает, что чувствовать по этому поводу. С одной стороны — дружить с наркоторговцем не самая хорошая перспектива, плюс, если Луна узнает об этом ходячем триггере для неё — пиздец обоим. Но с другой, а что такого? Человек пытается жить. Да, не лучшим способом зарабатывает на эту самую жизнь, но это его выбор. Плюс, он по-своему помогает начинающим наркоманам не встать на путь зависимости, толкая только ту наркоту, которую синтезирует сам — как Ксено там сказал, оттягивает задатки? Надеется, что человек, купивший его таблетки одумается и бросит, пока не поздно? В общем, Стэн считает, что это не его дело — учить Ксено жить. Главное, чтоб сам не употреблял и не скатывался в яму, в которой и закопают.       — Ладно, я тебя услышал, — кивает Снайдер и встаёт на ноги — те подкашиваются, а Ксено тянет руку, чтоб удержать.       — Ты куда?       — Домой.       — Оставайся. Ты в таком состоянии, господи, ты ж не дойдёшь до общаги, свалишься ещё в коридоре.       — Всё в порядке, — Стэн снова пытается встать, но голова немного кружится, отчего его шатает.       — Я вижу, — фыркает Уингфилд. — Сядь обратно. Или... — запинается он и отводит взгляд, хоть и продолжает держать Стэна за запястье. — Ты прощаешься?       — Губу закатай, — Снайдер садится, хмыкнув. Уингфилд убирает руку. — Мне плевать, чем ты занимаешься, это не моё дело. И оно не влияет на моё отношение к тебе.       — Ты странный, — задумчиво закусывает губу Ксено.       — Ты уже говорил это.       — Держишься на стабильной отметке в моих глазах.       Стэн усмехается, берёт стакан с остатками воды и допивает.       — Типа, это же не очень адекватная реакция, когда тебе говорят, что торгуют наркотиками, которые, на минуточку, убивают людей.       — Людей убивают люди, — отмахивается Стэн. — Ну, и болезни. Всё остальное — лишь орудие.       Ксено ничего не отвечает, встаёт с дивана, поправляя футболку, забирает пустую бутылку, придерживая у груди гипсом, и стакан, относит на кухню. Стэн укладывается на диване, прикрывает глаза — усталость накатывает то ли от тяжёлого дня, то ли из-за влияния трамадола. Уингфилд возвращается с наполненным стаканом, ставит на столик и достаёт из нижнего ящика дивана подушку и плед, кидая другу.       — Спасибо, — говорят в унисон, только по разным причинам.       И если причина Ксено очевидна — спасибо, что принял меня, потому что для меня это нелегко, потому что никто не принимал меня таким раньше, — то Стэн благодарит не только за подушку и плед — спасибо, что доверился мне, потому что для меня необходимо знать, что ты можешь рассказать нечто важное. И плевать, если правда досталась не совсем добровольно, что Стэн узнал раньше, чем Ксено заговорил — суть в том, что он не отступил назад, сделал этот шаг к сближению, хотя мог бы соврать или просто не захотеть говорить.       Этот шаг — не в пропасть, этот шаг — в будущее.

мы с тобою максимально не похожи

холод свяжет нас этой взаимной дрожью

от изнеможения